Школьный учебник и детские книги для чтения XVII - нач. XIX в. о воспитании добродетельного человека: избранные примеры

Данный сюжет возник в результате изучения процессов нравственного реформирования, охвативших все страты общества раннего Нового времени и в которые были вовлечены государственные, церковные и общественные институты. Данные процессы были нацелены на изменение нравственного сознания и поведения людей, что достигалось с помощью многообразных инструментов контроля и дисциплинирования, но также и воспитательно-пропагандистскими методами. Одним из таких инструментов были в том числе школьные учебники и книги для чтения.

В первой части доклада речь идет о том, в каких формах нравственное назидание присутствовало в учебной литературе; вторая часть посвящена анализу конкретного содержания этого назидания или того, что авторы учебников понимали под добродетельным человеком и кого они из детей хотели воспитать. Речь идет только об общеобразовательных учебных пособиях и книгах для чтения.

Основные формы, в которых в учебниках подавался нравственно-назидательный материал:

(1) Подборки религиозно-нравственных и поучительных сентенций. Первоначально они состояли преимущественно из ветхозаветных фрагментов, группировались как по тематическому, так и по алфавитному принципу. Данный раздел учебника получает распространение в первую очередь в протестантских регионах. Со временем материал сентенций тематически упорядочивается, дополняется высказываниями мыслителей разных эпох, крылатыми выражениями и поговорками; увеличивается удельный вес светских изречений, в том числе и из философских произведений. Со временем данный раздел отчасти эмансипируется от элементарных учебников, превращаясь в своего рода руководство по устроению повседневной жизни.

(2) Перечни обязанностей. Данный раздел проникает в учебную литературу главным образом под влиянием т.н. «домашней таблицы» в «Кратком катехизисе» Мартина Лютера. Перечни составлялись исключительно из новозаветных фрагментов, задавая, таким образом, основные принципы именно христианского этоса – не случайно они зачастую именовались также зерцалами христианской жизни. Мог использоваться и иной принцип группировки обязанностей, а именно – обязанности по отношению к Богу, к ближнему и самому себе. Тройственная схема спорадически встречается в отдельных английских и немецких учебниках начала XVI в.; к концу столетия присутствует преимущественно в протестантских школьных изданиях, впоследствии становится самой распространенной. Обязанности по отношению к самому себе распадались на две группы: совершенствование души и забота о теле. Вторая из них могла со временем эмансипироваться и выделяться в качестве самостоятельного раздела в составе учебной литературы, в котором излагались правила поведения, нормы этикета и общения.

(3) Правила приличия и этикета. Данный раздел в законченном виде формируется лишь в XVIII в. Двумя столетиями раньше обязанности по отношению к собственному телу описывались лаконично с помощью библейских сентенций или максим типа: «не люби спать» (Прит. 20), «сдерживай уста» (Прит. 10), «труди свои руки» (1Фес 4: 11), др., которые задавали границы этоса добропорядочного христианина. На немецкоязычных территориях такие подборки максим именовались зачастую «правилами приличия» (Anstandsregeln); они встречались не только в учебных изданиях, но и в сочинениях других жанров, даже в форме листовок.

(4) Поучительные рассказы. Данный раздел уже в конце XVII в. эмансипируется в самостоятельный жанр книг для чтения. Рассказы чаще выстраивались как типовые сценки из повседневной жизни; встречались биографические или стилизованные под биографии рассказы. Назидательные сценки для самых маленьких облекались зачастую в форму стишка или песенки.

(5) Назидательным потенциалом обладал и иллюстративный материал учебных пособий – он дублировал содержание текста, делал нравоучение более наглядным, выступал своего рода мнемотехническим средством для лучшего запоминания содержания. Книги эмблем были не очень многочисленны в общем объеме детской литературы; иногда эмблематические издания возникали как переделки детских книг для чтения. Так случилось, например, со сборником назидательных стихов для детей английского баптистского проповедника и писателя Джона Баньяна, который с 1707 г. был дополнен гравюрным рядом и на протяжении XVIII и отчасти XIX в. был одним из наиболее популярных в Европе эмблематических сборников. Известны также эмблематические пособия об обязанностях девочек – одним из них было популярное нидерландское издание 1618 г. поэта и дипломата Якоба Катса (1577–1660), ставшее впоследствии образцом для многих немецких и английских книг данного жанра.

Содержание нравственного назидания в учебниках.

На протяжении всего анализируемого периода не утрачивала своего значения форма абстрактных постулатов и императивов как в негативной форме («не лги», «не бери чужого», «не играй с плохими детьми»), так и в виде позитивных предписаний («будь боязливым», «слушай родителей и наставников», «помогай сверстникам»). В популярном почти на протяжении полутора столетий британском букваре, составленном в 1690 г. для американских колоний, подобного рода назидания оформлены в лаконичных и легко запоминающихся стишках, например: «Общайся с немногими / Дружи с одним / Поступай справедливо со всеми / Не говори ни о ком дурного».

По мере все более широкого распространения в учебной литературе поучительных рассказов, начинает доминировать ситуативный анализ проявлений добродетели и порока, или своего рода нравственные кэйсы. Считалось, что абстрактные правила воспринимаются детьми плохо; они усваиваются гораздо лучше тогда, когда подаются в форме наглядных поучительных примеров.

И поскольку поведение ребенка выстраивается зачастую по принципу подражания, то детские поучительные рассказы создавались как собрание «идеальных» поведенческих моделей почти на все случаи жизни; детям оставалось лишь копировать эти модели в конкретных житейских ситуациях. Лучшему усвоению помогала и однозначность оценки описываемых сценок из повседневной жизни, которая проговаривалась уже в названиях: «невнимательный ребенок», «упрямый ребенок», «ребенок, который знает свои обязанности по отношению к братьям и сестрам», «правдолюбивый ребенок».

Простого описания добродетельных и порочных поступков было, конечно, недостаточно для того, чтобы дети стали копировать правильные модели поведения. В качестве главного мотивирующего средства выступала неотвратимость последствий любых поступков, которые могли быть как сиюминутными, так и отложенными во времени и даже перенесенными в относительно далекое будущее. За дурное поведение ребенок неминуемо расплачивается наказанием, которое может выражаться в форме причинения себе вреда; порицания со стороны и взрослых, и сверстников; лишения провинившегося определенных прав (на десерт, игры, прогулки, общение со сверстниками); в различных формах психологического давления. В отдаленной перспективе даже единожды совершенный дурной поступок может привести к плохой репутации, к исключению из общества из-за ставшей чертой характера лживости и нежелания повиноваться, к нищете, которая выступает прямым следствием лени.

За хорошими поступками с такой же неотвратимостью следует вознаграждение в форме личного удовлетворения от исполненных обязанностей, обоснованной гордости, общественного признания – как со стороны взрослых, так и сверстников; в будущем такие приобретенные в детстве качества, как трудолюбие и усердие вознаграждаются возможностью найти достойное место службы, материальным достатком, а для девочек – удачным замужеством.

При этом, как следует из приведенных примеров, и поощрение, и наказание настигают ребенка уже в настоящей жизни. Религиозный мотив потустороннего воздаяния за пороки и добродетели хотя и продолжает присутствовать в учебной литературе даже в эпоху Просвещения, но постепенно отходит на второй план. Подобное смещение акцентов заметно, в частности, в появлении в книжках для детей темы счастья, стремление к которому также могло предлагается в качестве одного из мотивов предпочесть именно добродетельное поведение.

На протяжении XVII в. в учебных пособиях постепенно формируются два важных тематических блока. Речь идет о темах порядок и обязанности.

Под порядком понималось правильное или соразмерное с требованиями разума обустройство личного пространства ребенка и организация общественного пространства. В первом случае речь шла, например, об аккуратности и чистоплотности; но также и об умении благоразумно выстроить распорядок дня, правильно распределяя время между учебой, выполнением обязанностей по дому и досугом.

Другая важная тема – это тема обязанностей. Благом для человека является исполнение им своих обязанностей; пренебрежение ими – величайшее зло. В учебниках для совсем маленьких детей бесполезно искать каких-либо теоретических рассуждений на эту тему. Но обращает на себя внимание частое употребление слов «обязанность» и «долг». Отношения детей с родителями и сверстниками характеризуются не столько с помощью понятия «любовь», сколько «обязанность»: так, например, послушание – это первичная обязанность ребенка по отношению к родителям. То есть добродетельный ребенок – это такой ребенок, который знает и выполняет свои обязанности.

Для детей постарше и подростков обязанности выступают структурообразующими единицами соответствующих разделов в учебниках и самостоятельных изданий под названием «Нравственная наука», которые становятся одной из визитных карточек учебной литературы эпохи Просвещения.

Независимо от конфессиональной принадлежности, данные разделы или учебные пособия выстраиваются по схеме тройственных обязанностей – по отношению к Богу, самому себе и ближнему. Это справедливо и для учебников, создававшихся только для девочек.

Во многих сборниках поучительных историй обязанности рассматриваются преимущественно через призму конкретных ситуаций или своего рода нравственных кэйсов. Так поступает, например, составитель книги для чтения для учеников сельских школ фон Рохов. Обширную подборку примеров из повседневной жизни он обобщает замечанием, что обязанности по отношению к себе состоят в стяжании добродетелей, а по отношению к другим – в стремлении сделать людей счастливыми или, по крайней мере, в стремлении делать все возможное, чтобы не причинять им вреда.

Как и в учебных пособиях XVI в., обязанности по отношению к самому себе состоят в совершенствовании души и заботе о теле. В XVIII в. к ним добавляется обязанность достижения т. н. внешнего благополучия. Поскольку душа состоит из разума и воли, то обязанности к ней распадаются на две группы. По отношению к совершенствованию разума первичной обязанностью выступает познание самого себя (своей природы, склонностей, слабостей и сильных сторон, талантов) и познание всего того, что важно и полезно для достойной человеческой жизни (например, получение общего образования или специальных профессиональных знаний). Совершенствование воли означает научиться любить себя. Любовь к самому себе понимается как стремление к счастью, но лишь такое стремление, которое руководствуется принципом благоразумия. Воля совершенствуется также целенаправленным формированием положительных склонностей и черт характера.

Забота о теле подразумевает заботу о жизни (например, избегание излишних опасностей) и о здоровье, разумное удовлетворение потребностей тела в питании, тепле, физических нагрузках, отдыхе. Здесь же рассматриваются нормы цивилизованного поведения не только в обществе других людей, но и наедине с самим собою.

Достижение внешнего благополучия было естественной составляющей стремления к достижению счастью уже в этой – посюсторонней жизни. Речь шла в первую очередь о овладении достойной профессией, о совершенствовании специальных или полезных в повседневной жизни навыков, о принципах экономного и благоразумного ведения домашнего хозяйства, о выборе достойных друзей и круга общения.

Структура обязанностей по отношению к ближнему повторяла структуру обязанностей по отношению к самому себе. Забота о теле включала защиту жизни и здоровья другого; совершенствование души подразумевало познание мира и других людей – их природы, склонностей и потребностей, а также императив возлюбить ближнего или научиться уважать достоинство другого человека и способствовать его жизненному благополучию.

Содержательному анализу того, что значит способствовать благополучию другого, уделялось зачастую значительное внимание. Это означало в первую очередь не причинять ущерба его правам, репутации и имуществу (провозглашается, например, неприкосновенность частной собственности, поскольку именно такое отношение соответствует справедливости). Апелляция именно к справедливости объясняет появление в контексте обязанностей по отношению к ближнему пространных рассуждений о формах и условиях возмещения ущерба. Но способствовать благополучию другого означало и стремление по возможности улучшить условия его жизни, помочь в преодолении материальных трудностей – иными словами отнестись к ближнему милосердно. И в поучительных рассказах для самых маленьких милосердное отношение к другим (в том числе и к домашним животным) трактовалось в первую очередь как одно из проявлений справедливости.

С темой обязанностей была тесно связана и тема социального измерения индивидуальных пороков и добродетелей. Ребенок предстает не просто индивидом, но частью социального целого; его счастье неотделимо от благополучия других, и он в определенной степени несет ответственность за общее благо. Как бесполезно практиковать добродетель в одиночестве, так и дурные склонности и пороки вредят не только самому человеку, но имеют и социальное измерение – они способны разрушить социальное общежитие. Даже пренебрежение обязанностями по отношению к самому себе способно нанести урон общему благу: и силы, и здоровье человека являются общественным достоянием, поскольку только здоровый человек может быть полезен другим.

Помимо новых тематических блоков, в учебной литературе эпохи Просвещения начинает акцентироваться ряд добродетелей, которые раньше или отсутствовали, или занимали далеко не центральное место. Речь идет, в частности, о гражданских добродетелях. В учебниках, построенных по модели «Spruchbuch», они помещались среди прочих назидательных сентенций, или обособлялись в самостоятельных разделах под названием «Гражданское начальное учение». Акцентирующие гражданские добродетели поучительные рассказы встречались чаще всего в литературе для мальчиков. Одним из критериев истинного гражданина (равно как и критерием добродетельного человека) является выполнение им своих гражданских обязанностей.

Формирующееся буржуазное общество активно пропагандировало определенный набор ценностей, которые находили свое отражение и в детской учебной литературе: бытовой аскетизм (умеренность в пище и бытовых удобствах), самоконтроль и самодисциплина (благоразумное распределение внимания между играми и помощью взрослым по хозяйству), рациональное использование времени. Значительное внимание уделялось трудолюбию, и положительные герои в нравоучительных рассказах всегда заняты какой-то работой – как физической, так и умственной. Труд обладает значительной нравственной ценностью. Сподвигнуть детей к труду авторы учебной литературы пытались с помощью идеи неотвратимости воздаяния в будущей – взрослой жизни, но и убеждением, что труд ценен сам по себе, он «делает жизнь приятной», а человека – счастливым. Не последним аргументом в пользу ценности трудолюбия была возможность избежать нищенского состояния, которое в ту эпоху считалось позором, но также и возможность быть полезным другим людям – помогать нуждающимся.

Перечисленные выше качества встречались, конечно же, и в детской литературе предыдущей эпохи, но с кон. XVII в. они начинают акцентироваться особо.

Выводы: одной из главных тенденций, характерных для нравственного назидания в учебной литературе раннего Нового времени, был постепенный отказ от преобладания нравственно-негативного (то есть черт характера, которые надо было искоренить и поступков, которых надлежало избегать). В организованных по алфавитному принципу перечнях наиболее типичных пороков и добродетелей долгое время безусловно доминировали первые. Постепенное выравнивание акцентов с порочного на добродетельное происходит в эпоху Пиетизма, когда в поучительных историях для детей заметен рост положительных качеств характера и образцов поведении, поскольку именно в их усвоении состояла суть нравственного воспитания. В XVIII в. появляются даже книги для чтения, состоящие исключительно из нравственно-достойных примеров. Схожие процессы были характерны также для разнообразных по жанру религиозно-поучительных сочинений, многообразных малых печатных форм, выполнявших воспитательно-дисциплинирующие функции – брошюр и листовок. Эти перемены были связаны в том числе с постепенным отказом от пессимистической антропологии или представления о неискоренимой греховности человеческой природы, которую нельзя было преодолеть, но только ограничить, и утверждением идеи, что ребенка можно научить хорошему – через постоянное практикование добродетели с раннего детства, дисциплинирование и контроль.

Из общих тенденций можно отметить также постепенный процесс ресакрализации и секуляризации школьного учебника. Это проявляется, например, в том, что доминировавшая до конца XVII в. религиозная мотивация добродетельного поведения (вера, страх Божий), дополняется на протяжении XVIII в. мотивацией вне-религиозной. Помимо упомянутой выше идеи ответственности каждого за общее благо, страха утраты чести и доброго имени, неотвратимости поощрения за добродетельное поведение и наказания за порочное, в учебниках и книгах для чтения все чаще появляется тема совести: она (наряду с Богом) становится важной контролирующей инстанцией и от ее осуждающего голоса невозможно спрятаться. Угрызения совести называются в ряду прочих неотвратимых последствий дурных поступков и предстают не менее разрушительными для человека, чем телесные невзгоды, материальные затруднения, утрата доброго имени и т. п., а чистая совесть предстает одной из значимых ценностей. Апелляция к совести присутствует и в обосновании норм достойного поведения, которым надлежит следовать не только в обществе других людей, но и наедине с самим собою.

Описанные выше особенности, а также изменения в содержании нравственного назидания в учебной литературе были навеяны эпохой Просвещения, стали отражением философской и общественной мысли той эпохи. Схожие процессы были характерны также и для других разновидностей детской литературы и в первую очередь – для периодических изданий, но и для многочисленной и разножанровой книжной продукции, распространявшейся в Европе в рамках движения народного Просвещения (нем. Volksaufklärung), также для нравоучительной литературы в России XVIII в.

Литература:

Добряк И.В. Нравоучительная литература в России рубежа XVII–XVIII вв. СПб.: Изд-во СПбГМТУ, 2019.

Кошелева О.Е. Светские и религиозные компоненты в российской учебной литературе эпохи Просвещения // Западноевропейская и российская учебная литература XVI – начала XX вв. (конфессиональный аспект) / Ред. Л.В. Мошкова, В.Г. Безрогов. М.: Издат. Центр ИЭТ, 2013. С. 191–216.

Кудрявцева Е.Б. Для сердца и разума: Детская литература в России XVIII в. СПб.: Нестор-История, 2010.

Школьные пособия раннего Нового времени: от Часослова к Orbis sensualium pictus. Коллективная монография / Ред. К.А. Левинсон, Ю.Г. Куровская, В.Г. Безрогов. М.: Памятники исторической мысли, 2017.

Alderson B., de Marez Oyens F. Be Merry and Wise. Origins of Children’s Book Publishing in England, 1650–1850. New Castle: OAK Knoll Press, 2006.

Alzheimer-Haller H. Handbuch zur narrative Volksaufklärung. Moralische Geschichten 1780–1848. Berlin; New York: Walter de Gruyter, 2004.

Barth S. Jungfrauenzucht: Literaturwissenschaftliche und pädagogische Studien zur Mädchenerziehungsliteratur zwischen 1200 und 1600. Stuttgart: M. & P. Verlag, 1994.

Helmers H. Geschichte des deutschen Lesebuchs in Grundzügen. Stuttgart: Ernst Klett Verlag, 1970.

Kuhn A. Tugend und Arbeit. Zur Sozialisation durch Kinder- und Jugendliteratur im 18. Jahrhundert. Berlin: Basis, 1975.

Martens W. Die Botschaft der Tugend. Die Aufklärung im Spiegel der Deutschen moralischen Wochenschriften. Stuttgart: J.B. Metzler, 1968.

Moore C.N. “Gottseliges Bezeugen und frommer Lebenswandel”. Das Exempelbuch als pietistische Kinderlektüre // Das Kind in Pietismus und Aufklärung / Hrsg. von J.N. Neumann, U. Sträter. Halle: Verlag der Franckeschen Stiftungen; Tübingen: Max Niemeyer Verlag, 2000.

Moore C.N. The Maiden’s Mirror. Reading Material for German Girls in the Sixteenth and Seventeenth Centuries. Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1987.

Uphaus-Wehmeier A. Zum Nutzen und Vergnügen – Jugendzeitschriften des 18. Jahrhunderts. Ein Beitrag zur Kommunikationsgeschichte. München; New York; London; Paris: K.G. Saur, 1984.