назад
ПЕРСПЕКТИВЫ АПК, СЕЛЬСКОЙ ОБЩНОСТИ И ПРОДОВОЛЬСТВЕННОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ СТРАНЫ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XXIВЕКАПытаться обрисовать ситуацию на четверть века вперед в какой-либо сфере общественной жизни – занятие почти ненаучное. Однако в отношении сельскохозяйственной сферы и того, что с ней тесно связано, сделать это, с известными оговорками, можно. Объясняется это тремя обстоятельствами. Во-первых, гигантскими количественными параметрами социально-природной системы «сельский житель -природа», которые не позволяют быстро набрать силу как негативным, так и позитивным процессам. Во-вторых, их в высшей степени инерционным характером. В-третьих – традиционным эксплуататорским или потребительским отношением к этой системе со стороны прежде царя и помещиков, а затем советских и российских властей, для изменения которого до сих пор не видно ни предпосылок, ни личностей.
Но даже если вообразить ситуацию быстрого, радикального и рационального изменения третьего фактора (отношения власти), то для того, чтобы всего лишь несколько затормозить процесс деградации системы, который усугубился с начала девяностых годов, потребовался бы минимальный срок в 5 – 7 лет.
Таким образом, в попытке заглянуть в будущее с учетом исторических и современных реалий, я исхожу из достаточно пессимистического прогноза, который, впрочем, не исключает попытки дать свое видение варианта постепенного смягчения кризиса с последующим его преодолением.
1. Прежде чем перейти к анализу российской аграрной системы конца XX века, обращу внимание на вполне сформировавшуюся в последние тридцать лет общемировую закономерность, состоящую в том, что теперь, наряду со всепланетарным биогеоценотическим единством (то есть, единством неорганической природы, животного и растительного мира), сложилось и постоянно прогрессирует общепланетарное социально-экономическое единство, состоящее во все более глубоком международном взаимодействии субъектов хозяйствования и потребления, действующих как в режиме свободного самоопределения, так и политико-экономического принуждения. Согласно этой закономерности, любая хозяйственная потребность (инициированная и осознанная персонально или коллективно) будет искать, социализироваться и обязательно отыщет возможности для своей реализации вначале в локальном, а затем в региональном, страновом и мировом масштабах.
Этому способствуют общемировые механизмы – международные экономические, финансовые и торговые организации типа Всемирного банка, Международного банка реконструкции и развития, Всемирной торговой организации. На это же направлена работа неправительственных объединений и групп, а также интегративная деятельность международных и национальных компаний. Приведу два примера.
С середины восьмидесятых годов в Европе (прежде всего – в Швейцарии и Германии) перестали быть принадлежностью кружков и все больше стали завоевывать массового потребителя идеи так называемого биодинамического земледелия. Деятельность фермеров и их организаций, основывающаяся на философских воззрениях Рудольфа Штайнера, постепенно сформировали устойчивый отзыв в потребительском сознании европейцев. В итоге, к настоящему времени рынок продовольствия ряда европейских стран уже примерно на 5% заполнен продукцией «биодинамических» хозяйств, причем в их числе значительное место занимают продукты, произведенные без использования химических ингредиентов не только в Европе, но и на других континентах.
Классическим примером высокого уровня протекционистской поддержки собственных сельскохозяйственных производителей до недавнего времени была аграрная политика Японии. Однако со второй половины восьмидесятых годов в ней произошли существенные перемены. В частности, не имея возможности в условиях малоземелья и мелкого крестьянского хозяйства решить проблему продовольственного самообеспечения и создания аграрного сектора, конкурентоспособного по мировым меркам, страна перешла к модели международной диверсификации производства продовольственных товаров, пользующихся в стране устойчивым спросом. Путем создания совместных предприятий, крупномасштабных инвестиций и внедрения новых технологий в аграрный сектор ряда зарубежных стран (прежде всего – бывшего «третьего мира»), страна достигла уровня гарантированного продовольственного самообеспечения, по многим параметрам существенно снизив свою продовольственную чувствительность к меняющейся конъюнктуре мировых рынков.
Нет нужды подробно говорить о рекламе и скорости информационного внедрения (своеобразной формы интервенции) продовольственных товаров из стран, обладающих передовыми технологиями в производстве и переработке сельскохозяйственной продукции, на все продовольственные рынки, способные эту интервенцию воспринять. Важно отметить другое: аграрный космополитизм потребителей продовольствия при широкой возможности выбора уничтожает имевшую место в прошлом жесткую гарантированную привязку национального потребителя к национальному продукту. В этих условиях, если не рассматривать в принципе бесперспективный в долгосрочном плане вариант продовольственного изоляционизма (своеобразного варианта «железного занавеса»), у отстающего (догоняющего) АПК, каковым, в частности, и является аграрный сектор России сегодня, не остается иного пути, кроме как рационально реформироваться и модернизироваться. Однако не смотря на эту достаточно очевидную истину, в действительности мы почти не наблюдаем этих процессов. В аграрном секторе по-прежнему преобладает регрессивная тенденция.
2. Анализ современной ситуации в агросекторе и вероятных перспектив ее развития в будущей двадцатипятилетней перспективе логично начать с основного средства производства в сельском хозяйстве – земли, которое, к тому же, наиболее инерционно и предсказуемо. Имеющиеся в моем распоряжении сведения о состоянии земель сельскохозяйственного назначения начиная с 1965 года, то есть за срок, превышающий будущую перспективу, позволяет предполагать, что при сохранении современной аграрной политики в неизменном виде, результат предыдущих тридцати лет может быть экстраполирован на будущий период.
Согласно данным государственного учета земель, на 1 января 1997 года сельскохозяйственные угодья во всех категориях землепользователей занимали 221,6 млн. га, их доля в структуре земельного фонда составляла 13,0%, в том числе пашне отводится 7,5%, кормовым угодьям 5,1%, а многолетним насаждениям и залежам менее 0,2%. Среди всех сельхозугодий на земли сельхозпредприятий, организаций и граждан приходилось 83,1%, в том числе 93,1% пашни. Более 44 млн. га (34%) пашни относятся к категории дефляционно опасных земель. Среди естественных кормовых угодий более 20% сенокосов и 11% пастбищ представляют собой заросшие кустарником и заболоченные земли. Значительная часть пастбищ страдает от дигрессии, сопровождаемой эрозией и дефляцией.
Широкое вовлечение в сельскохозяйственный оборот неблагополучных земель является результатом экстенсивного хозяйствования, следствием крайне неэффективного использования лучших земель страны (черноземы, серые лесные почвы и др.), производительность которых могла бы быть увеличена в полтора-три раза при использовании современных технологий возделывания сельскохозяйственных культур. Между тем состояние этих земель постоянно ухудшается.
Как костатируют авторы «Концепции аграрного развития России в 1997 – 2000 годах», «причины разрушения почвенного покрова определяются прежде всего порочностью хозяйственного механизма, последствиями директивного землепользования и экстенсивной технологической политикой, в результате которой на значительной территории земледелие не соответствует природным условиям. Одной из наиболее крупных исторических ошибок стало смещение его в засушливые области страны. При административной системе положение усугублялось тем, что хозяйствам «сверху» определялись посевные площади, в ходу была «зерновая экспансия». Погоня за расширением посевов зерновых культур, сопряженных с большой долей пара, обусловила резкое увеличение площади зерно-парового клина.
Искусственное смещение границы рискованного земледелия на юг подорвало местное животноводство, осложнило природную обстановку. Распашка солонцовых, засоленных, различных литогенных и других неблагоприятных для земледелия почв сопровождалась не только экономическими издержками, но и ухудшением их свойств, иногда необратимым. Освоение целинных земель на юге и востоке страны привело к тому, что были заброшены миллионы гектаров пашни в Нечерноземье и других регионах Центральной России.
Обойденные инвестициями лесостепные районы понесли значительный ущерб вследствие развития водной эрозии, особенно после сплошной распашки присетевых земель, сведения лесов. Между тем, только за счет интенсификации земледелия в равнинной лесостепной полосе черноземов, особенно на Урале и в Сибири, можно было бы решить вопросы производства товарного зерна. Диспропорция между зерновым хозяйством и кормопроизводством, при котором искусственно созданный недостаток кормов перекрывался зерном, предопределила разрушение лугопастбищного хозяйства на большей части территории России.
Непродуманная технологическая политика в животноводстве с акцентом на крупные животноводческие комплексы усугубила и без того сложную проблему утилизации отходов животноводства, в результате чего навоз (при всей значимости его как основного удобрения) превратился в источник загрязнения окружающей среды. Экстенсивной системе хозяйствования свойственны и иные экологические издержки: несовершенство структуры посевных площадей, нерациональное размещение сельскохозяйственных культур в агроландшафтах, шаблонная организация территории и севооборотов, технологическая отсталость, разрушающее воздействие на почву тяжелой техники и т.д.
Чтобы вырваться из технологических противоречий экстенсивного земледелия, необходимо расширить применение мелиорантов, удобрений и других средств интенсификации для безопасного использования эрозионных, солонцовых, засоленных, переувлажненных и других неблагополучных пахотных земель, либо вывести часть их из активного сельскохозяйственного оборота за счет более интенсивного использования лучших земель. Таким образом, экологизация земледелия в известной мере невозможна без химизации.»1
С 1990 года за счет передачи сельхозугодий в земли запаса, в ведение сельских органов власти, гражданам для садоводства, огородничества, животноводства и сенокошения, для несельскохозяйственных нужд, а также потерь в результате зарастания лесом и кустарником площадь сельхозугодий в сельскохозяйственных предприятиях сократилась на 28,1 млн.га, в том числе пашня – на 11,4 млн. га. Для сравнения: за предыдущие двадцать пять лет площадь сельхозугодий сократилась на 34,8 млн. га, в том числе пашня – на 10,5 млн. га. Таким образом, темпы сокращения площадей сельхозугодий в последние восемь лет увеличились примерно в 2,4 раза, а для пашни – в 3,3 раза.
Сразу нужно отметить, что само по себе увеличение темпов сокращения площадей нельзя расценивать как однозначно-отрицательное явление. Россия относится к странам с пониженной биологической продуктивностью сельскохозяйственных земель, которая определяется как ее географическим положением, так и постоянно ухудшающимся состоянием земельного фонда. В целом по стране «наилучшие условия складываются для сельскохозяйственных угодий Краснодарского края и Республики Адыгея (> 80 баллов), весьма благоприятны условия для сельскохозяйстенных земель Северного Кавказа и Центрально-Черноземных областей. В большинстве субъектов Российской Федерации, расположенных в Поволжье, нечерноземной зоне Европейской части России, а также в Республике Калмыкия, Новосибирской области, Алтайском и Приморском краях, сельскохозяйственные условия характеризуются менее благоприятными условиями увлажнения, термическими ресурсами и солнечной радиацией (примерно 66 – 70 баллов), но позволяющими успешно вести сельскохозяйственное производство.
...На эффективность использования сельскохозяйственных угодий в России отрицательно влияют неблагоприятные агроклиматические условия (засухи, суховеи, высокие температуры, заморозки, низкие зимние температуры и т.д.). В большей или меньшей степени под воздействием этих явлений находятся сельскохозяйственные угодья почти всех субъектов Российской Федерации. По обобщенной оценке различных групп неблагоприятных агроклиматических явлений, с вероятностью более 20% (приносимый ущерб существенен) наблюдаются засушливые условия на территории 17 и заморозки – на территории 10 субъектов российской Федерации.
...В целом, большая часть территории России находится в зоне рискованного земледелия (Выделено мной. – С.Н.)»2.
Учитывая эти объективные параметры, следует признать, что для определенных районов и видов почв сокращение сельскохозяйственных площадей можно было бы считать благом. Однако проблема заключается в том, что в условиях переживаемого кризиса сокращение идет не с учетом названных негативных для ведения сельскохозяйственного производства природных параметров, не планово, а по экономическим причинам, в соответствии с логикой развивающегося кризиса. То есть, сокращение происходит и в тех регионах и хозяйствах, которые, независимо от своего расположения (пусть даже самого благоприятного) не способны обрабатывать земли в прежних масштабах. Таким образом, из сельскохозяйственного оборота выводятся не только худшие земли, расположенные в неблагоприятных природно-климатических условиях, но и средние, и даже хорошие в геоморфологическом отношении почвы, имеющие благоприятный природно-климатический режим. «В целом, несмотря на значительно более низкий биоклиматический потенциал по сравнению с западноевропейскими странами, Россия при оптимальном обеспечении АПК агрохимическими и техническими средствами, не говоря уже о возможностях, связанных с оросительными и осушительными мелиорациями, способна удвоить производство сельскохозяйственной продукции по сравнению с объемами, производимыми в лучшие годы. Для этого необходима более глубокая дифференциация земледелия и животноводства применительно к природным и социально-экономическим условиям регионов.»3
Если предположить, что в ближайшие четверть века аграрная политика последних лет не претерпит существенных изменений в отношении почв, то посредством экстраполяции ее результатов на будущее с временным коэффициентом три, получим следующее. К 2025 году из сельскохозяйственного оборота хаотично, то есть в том числе и в благоприятных для ведения сельского хозяйства районах, будет выведено из оборота еще 84,3 млн. га сельхозугодий, включая 31,5 млн. га пашни, а общее количество сельскохозяйственных земель у всех категорий землепользователей может сократиться с нынешних 221,6 до 137,3 млн. га. Соответственно, с уменьшением площади сельскохозяйственных угодий и пашни, сокращается их площадь на одного жителя России. Так, если в 1965 году площадь пашни на одного россиянина составляла 1,06 га, к 1990 году уменьшилась до 0,89 га, а к 1996 году – до 0,88 га, то в 2025 году этот показатель составит приблизительно 0,85 га.
Впрочем, и эту перспективу можно было бы считать не слишком угрожающей, если бы речь шла об интенсивном аграрном производстве. В России же в подавляющем большинстве регионов сложилось экстенсивное хозяйство, которое не только не обнаруживает тенденции к интенсификации, но, как будет показано далее, быстрыми темпами деградирует в технико-технологическом отношении. В этих условиях сокращение больших площадей, занятых под сельскохозяйственные культуры, означает неизбежный спад объемов производства.
Еще одна характеристика земель сельскохозяйственного назначения, которая с большой долей достоверности может быть проанализирована в долгосрочной перспективе – почвенное плодородие. Низкое плодородие почв традиционно наблюдается на значительных площадях сельскохозяйственных угодий страны. Так, почти треть сельхозземель занимают кислые почвы. (В том числе, их количество за последние шесть лет увеличилось на 14%). Значительны площади сельхозугодий с низким содержанием основных питательных веществ. Низкое содержание фосфора наблюдается на 22% площадей, а низким содержанием обменного калия характеризуется 9% сельхозугодий.
Особую тревогу вызывает постоянное снижение запасов гумуса – основного показателя плодородия почв. В целом по стране за последние двадцать пять лет запасы гумуса уменьшаются ежегодно на 0,62 т/га. Наибольшие потери гумуса были в 1967 -1971 и в 1995, а наименьшие – за период 1981 – 1990, что связано с разным уровнем внесения органических и минеральных удобрений. Так, в целом по России на 1 га пашни было внесено органических удобрений в 1967 – 1971 годах – 16 ц.; в 1981 – 1985 годах – 34 ц.; в 1986 – 1990 – 36 ц.; в 1995 – 14 ц., а минеральных азотных удобрений, соответственно – 0,11; 0,30; 0,35 и 0,08 ц/га.
В целом, по оценкам Минсельхозпрода России, на 1 января 1997 года в результате постоянного недовосполнения выноса питательных веществ на пашне страны сохраняется их отрицательный баланс – 97 кг/га. В результате, по заключениям специалистов, в рассматриваемой двадцатипятилетней перспективе деградация почв может принять необратимый характер.
3. Не менее сложная ситуация складывается с другим важнейшим элементом производительных сил – самими сельскими производителями. Сельское население Российской Федерации на 1 января 1996 г. составляло 39 520 тыс. человек или примерно 30% населения страны. Зафиксированная в 1991-1992 г. тенденция роста его численности прервалась, хотя к естественному фактору добавился приток русскоязычного населения из стран Ближнего Зарубежья. (Следует учитывать, что из примерно 4 миллионов беженцев и переселенцев, вернувшихся в Россию с конца 80-х годов, не менее половины осело в деревне. Это означает, что при отсутствии этого притока за девяностые годы сельское население сократилось примерно на 4-5%).
Обращает на себя внимание неблагоприятная половозрастная структура современного сельского населения. Продолжительность жизни селян с 1987 г. сократилась почти на 6 лет и, например, в 1994 г. составила соответственно 56,9 лет для мужчин и 70,9 – для женщин.
Как известно, главной отраслью занятости в стране является промышленность -30% занятых. В сельском хозяйстве занятность примерно 13%. В свою очередь, в сельской местности большинство занятых – до 53% – работает именно в сельском хозяйстве. В промышленности занято 11% сельских жителей, в непроизводственной сфере – 21%. Оставшиеся 15% работают в других отраслях – строительство, транспорт, заготовки.
Доля занятого в сельском хозяйстве сельского населения в последние годы увеличилась. Произошло это за счет значительного сокращения на селе других сфер занятости. В этих условиях сельское хозяйство оказалось наиболее устойчивой отраслью экономики на селе. Производство здесь сократилось в меньшей степени, чем в других отраслях. Занятость при этом сократилась еще в меньшей степени, чем производство (но это за счет значительного снижения производительности труда, которая и в прошлом была очень низкой). При этом важно отметить, что занятость в общественном сельском хозяйстве (колхозы, акционерные общества и т.д.) в настоящее время уже перестала играть роль основного источника существования работников. Зарплата в сельском хозяйстве на протяжении всего периода реформ остается самой низкой по сравнению с другими отраслями хозяйства, причем выплаты нерегулярны. Там же, где зарплата выплачивается, это происходит, как правило, со значительными задержками. В этой ситуации главным для населения все более становится личное подсобное хозяйство.
В условиях девяностых годов в социально-экономической структуре аграрного сектора России произошли существенные изменения. Так, если в 1990 году на долю населения (личные подсобные хозяйства, главным образом селян, а также садово-огородные участки, в основном горожан) приходилось 24% валовой продукции сельского хозяйства, то в 1997 году – уже примерно 50% (причем без крестьянских (фермерских) хозяйств, удельный вес которых в валовой продукции не превышает 2%). В 1997 году в хозяйствах населения было произведено 90% картофеля, 73% овощей, 77% плодов и ягод, 55% мяса скота и птицы (в убойной массе), 47% молока, 51% шерсти, 30% яиц, 74% меда и много другой продукции.
Следует отметить, что за счет хозяйств населения удалось полностью возместить падение производства картофеля и овощей в крупных сельскохозяйственных предприятиях. Кроме того, хозяйства населения имеют не только большое экономическое, но и социальное значение. Так, сегодня в стране приусадебными хозяйствами, садово-огородными и дачными участками располагают 44 миллиона из 50 миллионов семей и одиноких граждан-домохозяев. Сельскохозяйственное производство на них в целях самообеспечения стало необходимым условием выживания для подавляющего большинства в первую очередь малообеспеченных семей. В большинстве районов страны люди продолжают работать в общественном хозяйстве только потому, что это дает преимущества при ведении личного хозяйства.
В сравнении с городским населением, сельское сегодня по-прежнему отличается более низким уровнем образования и квалификации. Причем самый низкий уровень среди занятых – именно в сельском хозяйстве. В общественном сельском хозяйстве он даже снизился в последние годы за счет ухода в фермерство более образованных и квалифицированных работников.
В профессиональной структуре сельского населения за последние годы также существенно уменьшилась доля занятых на работах «индустриального» типа -животноводческих комплексах, птицефабриках, промышленных и ремонтных предприятиях. Кроме того, рост значения личного подсобного хозяйства ведет к большей занятости тяжелым физическим трудом всех слоев сельского населения. Таким образом, сложность труда и требуемая для него квалификация в целом для сельского населения снижаются.
Высвобождение сельских жителей, занятых в промышленности, непроизводственной сфере и других отраслях хозяйства, способствовало формированию рынка труда в сельской местности. Однако имеющиеся на нем в небольшом количестве рабочие места, требующие неквалифицированной рабочей силы, абсолютно непривлекательны для городских безработных, переселенцев и беженцев из стран СНГ, да и самих безработных сельчан. Значительная часть последних регистрируется на бирже в качестве безработных – таких, по состоянию на 1997 год, было примерно 500 тысяч. В целом, уровень сельской безработицы, начиная с 1994 года, из года в год стабильно превышает этот показатель для городского населения страны.
Проблемы занятости различны в разных типах сельских регионов России. По комплексу демографических, социальных, географических, экономических признаков специалистами на уровне субъектов Российской Федерации выделяются восемь типов регионов. Так, например, в сильно урбанизированной сельской местности – Московская и Ленинградская области – проблемы занятости в первую очередь связаны со спадом производства в наиболее капиталоемких и технически вооруженных отраслях (птицефабрики, крупные откормочные комплексы, теплицы и др.), отводом земель для горожан, притоком мигрантов. Вместе с тем, в этом типе сельских регионов проблема занятости смягчается близостью столичных, а также и других больших городов в которых могут появиться новые рабочие места.
В русских аграрных трудоизбыточных сельских регионах (Ростовская область, регионы Центрально-Черноземного и Поволжского районов, Брянская и Орловская области в Центральном районе, Нижегородская область) условия для развития сельского хозяйства благоприятны по российским меркам. Будучи в конце 80-х гг. «трудообеспеченными» регионами с примерным соответствием спроса и предложения рабочей силы, с началом реформ эти регионы перешли в более проблемную группу. Это связано и с некоторым сокращением числа рабочих мест в сельской местности, и с притоком мигрантов из ближнего зарубежья. В принципе в этих регионах существуют большие возможности для создания новых рабочих мест в сельской местности. Здесь возможно создание промышленных предприятий (в основном по переработке местной сельхозпродукции), развитие непроизводственной сферы, общее социальное развитие села (строительство дорог и прокладка других коммуникаций, газификация, благоустройство населенных пунктов и другое). Но эти меры потребуют больших капитальных вложений, малореальных в рассматриваемой двадцатипятилетней перспективе.
В представлениях современного общества о российской деревне прочно утвердился приоритет сельскохозяйственной функции как основного вида деятельности в сельской местности. Однако мировой опыт показывает, что в развитых странах сельская местность становится все более многофункциональной, в чем состоит залог ее устойчивого развития. Так, помимо очевидной необходимости развития переработки сельскохозяйственного сырья, все более значимую роль играют непроизводственные функции, обеспечивающие социальное воспроизводство сельского населения и рекреационное использование сельской местности. Процесс диверсификации функциональной структуры стал заметным еще в 80-е годы, особенно в Нечерноземной зоне России, заселенной достаточно плотно, но имеющей не слишком благоприятные условия для ведения сельского хозяйства. Кризис 90-х годов в чем-то усилил, а в чем-то исказил эти тенденции: наряду с ускорившимся свертыванием производства в сельскохозяйственных предприятиях трансформировалась рекреационная деятельность горожан, которая по существу превратилась в натуральное сельскохозяйственное производство на садово-огородных и приусадебных участках, обеспечивающее выживание низкодоходных групп населения.
В то же время остро встал вопрос о сохранении социально-воспроизводственной функции сельской местности, поскольку немалая часть учреждений и предприятий сферы услуг лишилась финансовой поддержки сельхозпредприятий. Передача учреждений сферы обслуживания в ведение местных властей – неизбежный шаг. Однако в результате (из-за финансовых проблем) ускорился процесс свертывания их сети. Издержки этого крайне велики: население не обеспечивается самыми необходимыми услугами, в сельской местности сокращаются рабочие места.
Мировой опыт показывает, что более низкий платежеспособный спрос сельских жителей и узкая клиентская база не позволяют (за исключением густонаселенных пригородных районов) добиться окупаемости большинства видов обслуживания. Это приводит к почти повсеместной дотационности сельской сферы услуг. Необходимость, даже неизбежность государственной поддержки требуется четко понимать. Государственные органы и местные власти, исходя из своих возможностей, должны вырабатывать стратегию поддержки сферы услуг с учетом территориальной доступности учреждений обслуживания и необходимого набора видов услуг. Очевидно, что приоритетными являются услуги первой необходимости, финансируемые из бюджета – образование, здравоохранение, социальное обслуживание престарелых, доля которых в сельской местности, например, центральных областей достигает почти 40% населения. Но и платные услуги на селе, особенно торговля, пассажирский транспорт и бытовое обслуживание нуждаются в продуманной системе государственной поддержки.
Эта стратегия должна иметь территориальные различия. Так, в развитых аграрных районах черноземного юга, где сельскохозяйственные предприятия еще способны частично поддерживать сельскую сферу услуг, «тяжесть ноши» необходимо разделить между ними и органами местной власти. В нечерноземных районах Центра государство должно само финансировать минимум необходимых социально-воспроизводственных функций, исходя из принципа стратегического выживания староосвоенных территорий или даже консервации их до лучших времен. Именно в этих урбанизированных районах аграрное производство будет замещаться рекреацией, которая по мере роста доходов населения все меньше будет выглядеть как вторичная занятость горожан в натуральном личном подсобном хозяйстве. В более отдаленной перспективе, вслед за рекреацией в нечерноземном селе появятся и новые функции постиндустриального типа. Но пока социальная инфраструктура должна обеспечить хотя бы минимально необходимый уровень воспроизводства и социальную защиту престарелых в сельской местности. В пригородных районах дополнительным источником выживания может стать финансовая поддержка городских рекреантов, заинтересованных в инфраструктурном обустройстве территории. Развитие социальной инфраструктуры обеспечивает повышение качества населения – оно становится более здоровым, образованным, социально мобильным, то есть способным адаптироваться к нововведениям.
Традиционно принято считать, что сначала нужно «поднять» сельское хозяйство, а затем из полученных доходов направить средства на социальное развитие села, повышение качества населения. Но многолетний мировой опыт показал, что такие представления ошибочны: не умеющее работать сельское население «топит» все реформы в сельскохозяйственном производстве. С другой стороны, отсутствие средств не позволяет начать реформы с социальной сферы, поскольку отдача этих вложений станет заметной лишь через годы. Следовательно, единственно возможный путь -одновременное реформирование производства и социальной инфраструктуры, требующее четкой координации и выбора ограниченного числа объектов (районов, локальных сельских территорий), где оно может быть наиболее эффективным.
Особая роль в этих процессах принадлежит органам управления. В новых условиях жесткая управленческая вертикаль государственных органов в сельской местности показала низкую эффективность. В то же время процесс формирования органов местного самоуправления, названный приоритетным, идет крайне медленно, во многом из-за искусственного конструирования его основ. Очевидно, что в деревне, где интенсивность и плотность контактов местных жителей намного выше, чем в городах, ускорить формирование органов местного самоуправления значительно легче. Для их создания уже сложились объективные условия: прежде всего – сформировались локальные территориальные общности людей, проживающих в одном месте и тесно связанных между собой. Как правило, в сельской местности на уровне отдельных поселений, сельских администраций (бывших сельсоветов) территориальные общности уже имеют сложившуюся социальную стратификацию, своих формальных и неформальных лидеров. Но местное самоуправление в деревне будет тенью государственных органов (сельских администраций) до тех пор, пока не будут законодательно определены полномочия этих структур, а также источники финансирования их деятельности.
В то же время существующая социальная стратификация деревни создает немало проблем в начальной стадии формирования органов местного самоуправления. Необходимо учитывать, что до 30-40% сельских жителей трудоспособного возраста в результате «противоестественного отбора» в девяностых годах превратились в люмпенов, практически не имеющих и не стремящихся иметь собственность, за которую нужно нести ответственность. Почти столь же велика в некоторых регионах и доля престарелых, мнением которых легко манипулировать, поэтому зрелого выбора лидеров местного самоуправления и проводимой территориальным сообществом местной политики может и не получиться. Следовательно, необходимо делать ставку на наиболее социально активные и подготовленные группы сельского социума -интеллигенцию и мигрантов из ближнего зарубежья. В свою очередь, сельская интеллигенция и наиболее авторитетные представители мигрантов, могут справиться с ролью организатора местного самоуправления только при условии повышения их социального статуса, хотя это и проблематично в кризисный период. Однако в этом случае нужно выбирать приоритеты: либо государство поддерживает тех, кто сохранит генофонд села и организует сельское самоуправление, либо мы получим еще один вариант беспомощной или криминализованно-клановой управленческой структуры.
Таким образом, обозначенные тенденции в рассматриваемой перспективе скорее всего приведут к следующим изменениям в качестве работников, занятых в сельскохозяйственном производстве и сельских жителей. Во-первых, и далее будут происходить перемены в их составе. С одной стороны, за счет естественного сокращения – в том числе вымирания коренного деревенского населения, с другой – за счет прихода в сельские районы мигрантов из бывших республик СССР, из депрессивных или деиндустриализирующихся регионов России, включая районы Дальнего Востока и Крайнего Севера, из сокращающихся вооруженных сил. Если политика правительства не будет переориентирована в расчете на рациональное использование образовательного, квалификационного и демографического потенциала мигрантов, который чаще всего выше потенциалов коренного сельского населения, то происходящие сегодня в селе вялотекущие деградационные процессы останутся преобладающими.
В среде сельских жителей (и это второй вывод) будут усиливаться наметившиеся с середины девяностых годов тенденции социальной дифференциации. Некоторым специалистам (и мне, в том числе) это дало повод несколько лет назад говорить о новом резком социальном расслоении в аграрном секторе – между сельскими регионами, районами, хозяйствами на «новых сильных» и «новых слабых» (по аналогии с использовавшимися в российской истории, например, П. Столыпиным и В. Лениным, определениями «сильных» и «слабых» хозяев). К первым можно отнести перспективные аграрные регионы и районы страны, 19% хозяйств, рентабельных по состоянию на 1 января 1998 года, товарные фермерские (крестьянские) хозяйства. В категорию «новых слабых», естественно, относится остальная часть сельхозпроизводителей и, что особенно тревожно, практически все категории работников сельской социальной сферы.
Приведенные доводы за необходимость первоочередного, с помощью государства, возрождения социальной сферы села могут быть усилены еще одним тезисом: без предлагаемых, а также иных мер поддержки процесс деградации в ближайшее десятилетие усилится не менее, чем на порядок и в двадцатипятилетней перспективе страна гарантированно получит не только загнивающую в основной своей части сельскую общность, но и задыхающиеся от ее криминальных выбросов города. Примеры разложения латиноамериканской или африканской деревни в ходе радикальных капиталистических перестроек аграрного сектора этих стран в полной мере показательны и для России.
В производственном секторе аграрной сферы, в-третьих, продолжатся и усилятся процессы натурализации производства. Все большее число хозяйств будут относиться к категории не товарного, а натурально-потребительского типа. К этому предрасполагает и тенденция все более активной эксплуатации населением личных подсобных хозяйств, садово-огородных и дачных участков.
Рост валового сельскохозяйственного продукта, произведенного в личных хозяйствах с 24% в 1990 году до 51% в 1997 году показывает скорость и масштабность этого процесса. К сожалению, не могут сбыться благие надежды некоторых отечественных аграрных экономистов и политиков, которые не видят большой беды в процессах деиндустриализации и натурализации аграрного производства. Их расчеты на то, что спад в крупном производстве индустриального типа может быть компенсирован тем же количеством продукции, произведенной на индивидуальных подворьях, сродни надеждам китайцев, в свое время рассчитывавших производить нужное стране количество чугуна и стали путем организации мини-домен в крестьянских дворах. Создаваемая на индивидуальных подворьях продукция, например, мясная, некондиционна и бракуется крупными переработчиками: в ней много кровоподтеков, в одном случае преобладает «тощак», а в другом – мясо с избытком жира. Мясникам же, работающим на современных технологиях, требуется «однородное», «промышленное» сырье со строго соблюдаемыми параметрами по категории, соотношению мяса – жира, запаху, цвету, весу каждого куска и т.д. Вот почему в тех странах, где на откорме КРС преобладает или даже господствует мелкое фермерское производство (например, в Швейцарии или Ирландии), жестко контролируются задаваемые мясопереработчиками стандарты выращивания скота. Это, однако, достигается высокой ценой – значительными инвестициями, выработанной десятилетиями привычкой к культурному труду, постоянным государственным и корпоративным контролем – и стоит государству существенно больше, чем преобладающая, например, в США, система откорма на огромных – в тысячи голов -специализированных фермах.
4. Переходя к следующему элементу средств производства – технологиям и технике в АПК, я должен сделать замечание, относящееся к проблеме технологий в земледелии.
В отечественной аграрной науке, точнее – в науках о земле, сегодня существует явное противостояние позиций. С одной стороны, «традиционалисты»-аграрники оперируют терминами «система земледелия», «плодородие почвы», «мелиорация», «химизация», а технологиями называют лишь «технологические карты». В центре их парадигмального подхода – «земля, почва вообще», которой нужно заниматься, приспосабливая к ней растение.
С другой стороны, все более укрепляется позиция, представленная прежде всего работами академика РАСХН В.И. Кирюшина, согласно которой, в центре внимания земледельца должно быть растение, в соответствии с продуктивными свойствами которого необходимо изменять почву. Вместо определения В.Р.Вильямса, определявшего систему земледелия как комплекс агротехнических предприятий, направленных на восстановление, поддержание и повышение плодородия почвы, согласно В.И. Кирюшину, следует восстановить понимание системы земледелия, которое имелось у А.С. Ермолова и Д.Н. Прянишникова, – как способа использования земли для возделывания определенных культур.
За этой сменой парадигм в контексте проблематики земледелия стоит переход «от зональных систем земледелия к ландшафтным», при котором необходимо решать задачи «агроэкологической оценки сельскохозяйственных культур и отвечающих им местообитаний, агроэкологической типизации земель, оптимизации агроландшафтов с учетом их структурно-функциональной иерархии и проектирования систем земледелия»4. Соответственно, именно с ориентацией на технологии возделывания растения, его экологические потребности должен строиться и механизм хозяйствования.
«В отличие от традиционной ориентации агропромышленного производства на унифицированные технологические схемы и стандартные наборы машин, сущность новой технологической политики заключается в том, чтобы содействовать товаропроизводителю в принятии самостоятельного хозяйственного решения на основе предоставленных ему пакетов технологий и набора технических средств с ориентацией на приоритет использования новейших достижений научно-технического прогресса. Государственная технологическая политика должна основываться на следующих принципах. Первый – экологизация технологий возделывания сельскохозяйственных культур, дифференциация их в соответствии с конкретными категориями агроландшафтов в системах адаптивно-ландшафтного земледелия. Второй – адаптация технологий применительно к различным уровням интенсификации промышленного производства, производственно-ресурсному потенциалу товаропроизводителя. Третий – адаптация технологий применительно к многоукладности хозяйствования, различным формам организации труда (индивидуальным, семейным, коллективным). Четвертый – альтернативность, возможность выбора вариантов из пакетов технологий, построенных по принципу последовательного преодоления природных факторов, лимитирующих возделывание сельскохозяйственных культур.
В последнее время проведена определенная работа по обобщению опыта разработки и освоения технологий производства агропромышленной продукции, в частности, составлен федеральный регистр технологий, представляющий собой свод типизированных базовых технологий и технологических модулей, зарегистрированных в определенном порядке на федеральном уровне на основе их производственной проверки и сертификационной оценки. В федеральные регистры включены три категории технологий по уровню интенсивности: высокие (А), интенсивные (Б) и нормальные (В). Базовые технологии определяются наиболее благоприятными условиями возделывания данной культуры. Приспособление (адаптация базовых технологий к различным природным и производственным условиям) осуществляется с помощью наборов соответствующих адаптеров. Частные технологические адаптеры представляют собой наборы способов выполнения технологических операций по возделыванию конкретной культуры. С их помощью осуществляется дифференциация (привязка) базовых технологий к конкретным условиям агроландшафта, а также изменяющимся во времени условиям увлажнения, уплотнения почв, фитосанитарной ситуации и т.д. Технологии, включенные в государственный регистр, должны пользоваться государственной поддержкой (льготным кредитованием, льготным налогообложением, государственным финансированием и т.д.).
Механизм реализации системы, в свою очередь, предусматривает:
- создание системы стимулирования освоения перспективных технологий и машин;
- создание государственной системы сертификации технологий и машин отечественного и зарубежного производства и государственного технологического контроля (надзора);
- организацию консультационно-информационного обеспечения потребителей технологий сельскохозяйственного производства;
- подготовку и реализацию предложений по развитию регионального машиностроения, созданию совместных предприятий с ведущими зарубежными фирмами и др.» 5
Вопрос о технологиях в других отраслях сельского хозяйства тесно связан с их естественным продолжением – технологиями в перерабатывающей промышленности. Однако здесь прежде всего следует принять во внимание отраслевые экономические условия. Так, за девяностые годы производство основных видов продукции перерабатывающей промышленности значительно уменьшилось. Общее падение производства к уровню 1990 г. составило в 1997 году более 60%, в том числе: мяса и мясопродуктов – в 2,5 раза, масла животного – в 2 раза, маргариновой продукции – в 4 раза, растительного масла – на 50%, консервов – в 3,3 раза, хлеба и хлебобулочных изделий – в 1,6 раза, кондитерских изделий – в 2,1 раза. Технический уровень большинства предприятий не соответствует современным требованиям. Износ основных промышленно-производственных фондов в целом по отрасли составляет более 40%, а на отдельных предприятиях достигает 60-70%. Инвестиции не позволяют нормально обеспечить даже простое воспроизводство. Практически прекратилось новое строительство. Для значительного числа предприятий стало фактом их вытеснение с продовольственного рынка иностранными производителями.
Как неоднократно отмечали отечественные ученые, выход из сложившегося положения состоит в гибком сочетании ограничительных мер на импорт с модернизацией и стимулированием внутреннего производства. Необходима государственная (с привязкой к региональным особенностям) программа стабилизации перерабатывающей промышленности, доведение продукции отечественных предприятий до конкурентоспособного уровня. Широкомасштабная модернизация ведущих отечественных предприятий может, например, начаться, если российское правительство создаст условия для заключения соглашений с ведущими иностранными фирмами по производству оборудования и предоставит им определенные права и гарантии деятельности на российской территории.
Определение приоритетов государственной поддержки предприятий перерабатывающей промышленности при осуществлении ими текущих операций и капиталовложений является прикладной, хотя и очень важной задачей, для решения которой целесообразно использование специальной методики с целью выявления среди субъектов АПК предприятий-интеграторов первичного сельхозпроизводства и «точек роста». Принятие решений должно осуществляться в режиме экспертной оценки предоставляемой предприятиями-соискателями проектной документации (бизнес-план компании, бизнес-план проекта и т.д.) при информационной поддержке со стороны экспертно-статистической системы, в которой бы анализировались следующие группы факторов:
Может быть самым «провальным» вопросом о технико-технологической базе в отечественном АПК является вопрос о сельскохозяйственных машинах – тракторах, комбайнах, агрегатах по уборке и доработке зерновых культур, аппаратах и механизмах для животноводства и других отраслей сельского хозяйства. Неконкурентоспособность большинства из них в сравнении с зарубежными образцами, прежде всего по позициям энерго- и материалоемкости, производительности, надежности, соответствия требованиям экологии и охраны здоровья работающих на них специалистов, хорошо известна. То же самое можно сказать и о сервисной инфраструктуре, которая в девяностые годы либо законсервировалась в отдельных своих звеньях, так и не приспособившись к складывающимся условиям, либо распалась и перешла на уровень хозяйственных ремонтных служб.
Не менее серьезно стоит вопрос и о техническом обеспечении послеуборочной обработки и хранении зерна. Так, по оценкам специалистов, в условиях России первичную обработку собранного урожая зерновых необходимо производить уже на токах в 90% случаев: очищать требуется практически все зерно, высушивать – до 70% урожая. Также не отвечает технологическим требованиям техническая база хранения и подготовки семян к севу.
По экспертным оценкам, ежегодный недобор урожая из-за неудовлетворительного качества семян составляет не менее 10 – 15 млн.т. Так, например, в Северо-Кавказском регионе, в котором наблюдается самая высокая доля пшеницы в валовом сборе зерновых страны (до 60%), хозяйства обеспечены оборудованием для очистки продовольственного и фуражного зерна в среднем лишь на 46%, а семяочистительными машинами на 50%, в то время как в целом по России – на 74% и 62% соответственно. (Данные приведены по состоянию на 1 января 1991 года. В справочники Минсельхозпрода, в том числе и в последний – «Производственно-экономические показатели развития агропромышленного комплекса России в 1997 году» эти сведения не вошли. Скорее всего за восемь лет кризиса эти показатели существенно ухудшились).
Недавно специалистами в области сельскохозяйственного машиностроения была произведена оценка потерь урожая зерна, согласно которой: от 0,4 до 0,6 млн.т. теряется при транспортировке от поля до хозяйства или до зернообрабатывающего предприятия; еще 4,0 млн.т. – на токах в ожидании обработки; еще 2,1 млн.т. – при сушке; еще 1,0 млн.т. – при чистке; еще 2,8 млн.т. – при хранении из-за несоблюдения режима; еще 4,5 млн.т. – из-за необеспеченности хранилищами. Итого примерные ежегодные средние потери составляют 14,9 млн.т.6
Не лучшим образом обеспечено сельское хозяйство и основными видами техники. Чтобы представить динамику этого параметра, обратимся к статистике. Так, с 1965 по 1985 годы шло наращивание тракторного парка – с 840 до 1426 тысяч штук. С 1986 по 1997 их число сократилось до 916 тысяч штук. Парк зерноуборочных комбайнов также устойчиво возрастал до середины восьмидесятых годов (с 320 до 511 тысяч штук), а в последующие годы столь же устойчиво сокращался – до 248 тысяч штук в 1997 году. Количество грузовых автомобилей росло в первый рассматриваемый период (с 460 до 926 тысяч штук) и падало в последующие годы, достигнув 533 тысяч в 1997 году. Очевидно, что при сокращении аграрного производства в целом, если оно продолжится в следующее двадцатипятилетие, будет происходить и сокращение парка техники.
Вместе с тем, в последние годы здесь наметились следующие две тенденции. Первая связана с созданием в ряде регионов машинно-технологических станций в основном с государственной формой собственности, перед которыми ставятся задачи обслуживания хозяйств сельхозпроизводителей. Вторая обнаруживает четкую переориентацию руководства ряда регионов на постепенную смену отечественного парка зерноуборочных комбайнов на более производительные американские и европейские образцы. Учитывая то, что отечественные комбайностроители (прежде всего – Ростсельхозмаш) за последние годы не сумели осуществить принципиальных перестроек своей деятельности и создать конкурентоспособные виды отечественных сельскохозяйственных машин, тенденция дальнейшего проникновения иностранной техники в российское сельское хозяйство будет продолжаться.
В этом варианте развития событий (при определенном условии) не было бы вреда для сельского хозяйства. В конце концов, большинство стран с развитым аграрным сектором не имеет собственного сельскохозяйственного машиностроения, в том числе Канада, один из крупнейших производителей зерна. Однако в этом вопросе государству следует четко определиться: либо неконкурентоспособные предприятия – гиганты отечественного сельхозмашиностроения перепрофилируются и тогда в отношении иностранной сельхозтехники проводится если не протекционистская, то по крайней мере не дискриминационная политика; либо ставится цель сделать отечественное сельхозмашиностроение конкурентоспособным, что определяет протекционизм в отношении отечественного производителя техники и высокую степень таможенной защиты.
На мой взгляд, оба варианта маловероятны по уже определенной ранее причине -отсутствия во власти идей и людей, то есть того, что иногда называется дефицитом политической воли. Значит, по-прежнему будет проводиться в жизнь сегодняшняя линия: российские сельхозмашиностроители будут делать неконкурентоспособную продукцию и неэкономическими путями (бартер, взаимозачеты и т.п.) сбывать ее определенным регионам. Другие регионы, способные проводить самостоятельную аграрную политику, будут продолжать ориентироваться на иностранную технику. Тем самым, разрыв между «сильными» и «слабыми» в аграрном отношении регионами будет углубляться. Глобальная дифференциация в АПК страны с выживанием одних и деградацией других продолжится.
5. Рассмотрение темы продовольственного обеспечения населения естественно начать с вопроса о продовольственной безопасности. Ее острота в современной России определяется несколькими причинами.
Первая – экономическое положение аграрной отрасли. Кризис в АПК, как я старался показать это в предыдущих разделах, глубок и снятия остроты проблемы продовольственной безопасности в ближайшей и отдаленной перспективе не сулит.
Вторая – экономическое положение населения. Согласно оценкам правительства (которое находится под постоянным огнем его критиков и которое, естественно, можно было бы заподозрить в склонности несколько преуменьшить неприятные для него цифры, нежели их преувеличить), доходы ниже прожиточного минимума в России в начале 1995 года имели 30 – 35% населения. Оценка на вторую половину 1997 года – от 22 до 25%. Соответственно, речь идет примерно о 50 и 38 миллионах человек. Логично предположить, что в 1993 – 1994 годах, когда в стране была более сложная экономическая ситуация, это число было существенно больше.
Третья – российский менталитет. В умонастроениях значительных слоев российского общества все еще доминируют представления, согласно которым, преодоление состояния продовольственной небезопасности возможно в форме возврата к тем временам, когда за счет иных, в основном, сырьевых отраслей хозяйства страны шла подпитка в целом неэффективного агропромышленного комплекса. Эта установка, в свою очередь, определяет очень малую степень готовности значительной части сельхозтоваропроизводителей к глубинному реформированию сельского хозяйства, равно как и готовность к этому работников других отраслей АПК.
Впервые публично проблема продовольственной безопасности в России стала обсуждаться и приобрела политический характер примерно в 1993 году. В это время существенный спад в производстве основных видов продукции в сельском хозяйстве и перерабатывающих отраслях стал отчетливо виден. Продолжало снижаться потребление. Начали интенсивно расти объемы импортируемого в страну продовольствия. В подтверждение приведу некоторые статистические показатели (таблицы 1 – 5), взятые из Доклада Центра экономической конъюнктуры при Правительстве Российской Федерации «Перспективы продовольственного обеспечения населения Российской Федерации в 1998 году». М., 1998.
Таблица 1
Производство основных продуктов питания
(промышленная переработка)
Таблица 2.
Потребление основных продуктов питания на душу населения
(по балансовым расчетам, кг/год)
Таблица 3.
Импорт продовольственных товаров и сырья для их производства
(в фактически действовавших ценах, млрд. дол. США)
Таблица 4.
Доля импорта в формировании продовольственных ресурсов
(в % ко всем ресурсам)
Таблица 5. Покупательная способность денежных доходов населения (среднедушевой доход в месяц, деленный на цену конкретного продукта , в кг)
Приведенные данные показывают, что кризис в продовольственном обеспечении населения страны прогрессирует и никак не может считаться кратковременным, в особенности, если принять во внимание события в финансовой системе и на финансовых рынках России весной 1998 года. В особенности тревожной представляется тенденция продолжающегося снижения отечественного производства продуктов питания и все увеличивающейся доли импорта в формировании двух основных товарных продовольственных групп – мясной и молочной, что связано с глубоким кризисом животноводческой отрасли сельского хозяйства страны. Так, согласно данным Минсельхозпрода, по итогам 1997 года животноводство оказалось убыточным с учетом дотаций и компенсаций – на 31,7% , а без дотаций и компенсаций – на 39,2%. Учитывая долговременный характер восстановительного периода этой отрасли, если бы он, например, начался уже в этом году, негативная тенденция будет иметь место по крайней мере еще десять – пятнадцать лет. (Определяя восстановительный временной период, следует иметь ввиду, что потребуется не только восстанавливать поголовье, фермы, луга и сенокосы, равно как и квалифицированные кадры животноводов, но и противостоять все более усиливающемуся давлению иностранного производителя, для которого все острее стоит вопрос сбыта излишков высококачественной и сравнительно дешевой продукции).
По вопросу о продовольственной безопасности в среде специалистов нет единой позиции. Одни полагают, что снижение объемов производства отечественной продукции является признаком угрозы или даже потери продовольственной безопасности и требуют усилить меры поддержки российским сельхозпроизводителям, усложнив возможности поставок импортного продовольствия. Другие придерживаются точки зрения, согласно которой продовольственная безопасность есть поддержание снабжения продовольствием на уровне, достаточном для обеспечения здорового питания населения. При этом неважно, какую долю занимает отечественная и импортируемая продовольственная продукция.
Среди сторонников первой позиции велика доля радикалов, считавших бы благом полное удовлетворение потребностей отечественных производителей, невзирая на непомерно высокие издержки их деятельности при полной изоляции от конкурентного воздействия иностранных производителей. (Например, консервативное крыло коммунистов и аграрной партии). Радикалы – сторонники второй позиции, напротив, полагают, что все протекционистские внутрироссийские меры должны быть сняты в угоду конкуренции с ничем не стесненной свободой для импортеров продовольствия. (Некоторые отечественные приверженцы и американские консультанты – сторонники курса «шоковой терапии» для сельского хозяйства. См., например, материалы в журнале «Круглый стол по вопросам продовольственной и аграрной политики», № 1, май/июнь 1996).
На мой взгляд, проблема продовольственной безопасности является в первую очередь объединенным результатом регрессивных тенденций развития всех звеньев АПК, освоенной крестьянином природы, а также жизни сельского сообщества. Продовольствие – не просто предмет потребления, который, при нехватке на внутреннем рынке, с успехом может быть завезен извне. Продукт, выражаясь философским языком, чья-то опредмеченная деятельность. И если его нет, то это означает, что нет не просто предмета потребления, а что прервалась, прекратилась чья-то человеческая деятельность (шире – жизнедеятельность). Что кто-то индивидуальный или коллективный хозяйствующий субъект – прекратили свое бытие. Поэтому продовольственная безопасность – только звено в цепи безопасного (нормального) существования социума. И укрепить отдельно это звено, не укрепив всей цепи, нельзя.
С учетом сказанного, сделаю вывод: с большой долей допускаю, что кардинальных перемен к лучшему в области продовольственного обеспечения населения России в ближайшие двадцать пять лет не предвидится. Напротив, вполне вероятно ухудшение современной ситуации.
6. Отсутствие у правительства радикал-реформаторов продуманной, целостной и предсказуемой аграрной политики способствовало возникновению благоприятных условий для криминализации аграрного сектора экономики, что, в свою очередь, еще более осложнило решение насущных проблем рационального аграрного реформирования, структурной перестройки АПК страны. О том, что данные характеристики аграрной политики справедливы, свидетельствует и то, что за прошедшие годы проблема защиты экономических интересов сельских товаропроизводителей от преступных посягательств не только ни разу не рассматривалась властями, но даже не упоминалась как сколько-нибудь значимая.
Среди факторов, определяющих глубокую криминализацию аграрного сектора экономики, необходимо выделить несколько групп. К первой относится проведение государством антиаграрной политики, в значительной мере предопределившей общий спад сельскохозяйственного производства, включающий снижение абсолютных объемов производимой сельскохозяйственной продукции, выбытие основных производственных фондов, рост масштабов явной и скрытой безработицы и другое.
Невостребованность значительной части продукта и самой деятельности отечественного крестьянина, выдвижение на его место иностранного производителя, что имело место в особенности в 1993 – 1995 годах – коренная причина начавшейся профессиональной и личностной деградации российского производителя, усиления внимания к нему со стороны криминального мира, а также его личной предрасположенности к нарушению закона в той или иной форме. Следствием такой политики для потребительского рынка стала высокая степень его криминализации в формах незаконного завышения цен, обмана покупателей, торговли фальсифицированными товарами и других.
Так, доля неконтролируемого импорта дешевых потребительских товаров (чаще всего – некачественных) в розничном товарообороте в 1996 году составила 46%. В сфере производства и торговой сети оборачивается огромное количество необлагаемых налогами спирта и фальсифицированной водки, доходы от торговли которой у криминальных структур в 1997 году составляли ежемесячно порядка 2 трлн. руб.
Вторая группа причин криминализации АПК – нерациональность реформаторских действий, в одних случаях проявляемые властью поспешность и нажим, а в других – медлительность и непоследовательность. Специалистами отмечается следующая закономерность: чем ниже уровень рациональности проводимых реформ, тем выше темпы распространения и масштабы теневой экономики и криминализации АПК.
Поскольку в результате такой политики власти разумное и законосоответственное ведение сельского хозяйства либо требует от производителей огромных усилий (поскольку приходится работать не благодаря, а вопреки обстоятельствам), либо экономически нецелесообразно, возникают большие возможности для криминальных действий. Так, по оценкам специалистов, только прямые потери государства от нерационального проведения приватизации в АПК в одном 1995 году составили примерно 10 трлн. руб.
Третья группа причин, определяющих усиление криминализации сельского хозяйства и АПК, связана с уходом государства не только из сферы производства и управления, но и его полной бездеятельностью в деле создания необходимой рыночной инфраструктуры, равно как и устранения от выполнения своей социальной функции – поддержания хотя бы на минимальном уровне социально-культурной сферы жизни сельского производителя. Все усиливающееся социальное расслоение в деревне, появление противостоящих друг другу социальных слоев, включая обозначенных как «новые сильные» и «новые слабые», связано с тем, что государство инициировало бесконтрольный передел средств производства, вновь поставило деревню в неравные отношения с городом, возобновило перекачку ресурсов из АПК в другие сектора экономики, лишило нуждающихся значительной части прежних форм социальной защиты. Естественно, что капиталы «новых сильных» наживаются в короткие сроки только одним – преступным – путем.
Так, одной из самых криминализированных отраслей АПК является рыболовство и, прежде всего, экспорт рыбы и морепродуктов. Объем «дикого» экспорта в 1996 году составлял примерно 1,5-2 млн.т. при том, что рыба и морепродукты продавались за границу по ценам на порядок ниже мировых, а оплата производилась наличными. Только одна операция органов МВД и таможни «Путина» позволила предотвратить хищение рыбы и морепродуктов на сумму около 200 млн. долларов США. Однако масштабы преступной деятельности продолжают возрастать. На Каспийском и Азовском морях, Нижней Волге, Севере и Дальнем Востоке рыбное браконьерство приняло промышленный размах.
Наконец, четвертая группа причин усиления криминализации АПК заключается в слабой разработке нормативно-правовой и законодательной базы, недостаточности реально действующих механизмов для предохранения от преступных посягательств на хозяйствующих субъектов, занятых в производстве, переработке и сбыте сельскохозяйственной продукции.
Всего в течение 1996 года в АПК страны было выявлено порядка 20 тысяч преступлений экономической направленности, что составило примерно 25% всех зарегистрированных преступлений в сфере экономики, а материальный ущерб по ним превысил 580 млрд. руб. (В 1997 году эти цифры выросли еще). При этом следует иметь ввиду, что фактические темпы роста экономических преступлений значительно превышают динамику их выявления, а латентность таких видов преступлений как хищения (прежде всего самими работниками АПК) и взяточничество колеблются, по оценкам специалистов, от 50 до 95%.
В то же время, коррупционная деятельность является одной из самых важных для преступного мира: на взятки и поддержание связей с коррумпированными чиновниками, по оценкам специалистов, криминальные структуры тратят от 30 до 50% своих доходов. В коррумпированные отношения вовлечены не менее 40% предпринимателей и до двух третей коммерческих структур, при этом наблюдается тенденция смены технологии: от «разовой» взятки к длительному сотрудничеству.
С начала 90-х годов с переходом на рыночные отношения в АПК к «традиционным» преступлениям прибавились новые. Среди них – легализация («отмывание») средств, добытых преступным путем; незаконное предпринимательство или лжепредпринимательство; незаконные сделки с участием зарубежных предпринимателей и фирм; незаконные операции с недвижимостью и, особенно, с землей и другие. Серьезное беспокойство вызывают факты изъятия из сельскохозяйственного оборота пахотных земель и их передачи лицам, непосредственно не занимающимся сельскохозяйственным трудом, в том числе -представителям различного рода властных и управленческих структур, равно как и факты использования ими для ведения частных хозяйств материально-технических и людских ресурсов коллективных предприятий.
Широкое распространение получили хищения бюджетных средств, выделяемых на развитие АПК и поддержку фермерских хозяйств, для чего прибегают к следующим способам: подделывают доверенности, платежные и иные документы; прибегают к незаконной организации крестьянского (фермерского) хозяйства без намерения осуществлять хозяйственную деятельность, а также с целью совершения мошенничества; дают взятки должностным лицам из числа работников банков, глав местных администраций за выделение целевых кредитов; предоставляют банку и иным кредиторам ложные сведения о хозяйственном и финансовом состоянии хозяйствующего субъекта, либо ложные данные с целью получения кредита на льготных условиях; не по назначению используют государственные целевые средства; скрывают доходы (прибыль) от налогообложения.
Среди устойчивых тенденций последних лет – увеличение доли организованной преступности в общей картине преступлений и быстрый рост ее распространения в экономике страны (в ближайшие годы «теневой» капитал может контролировать уже до 40% валового внутреннего продукта); сосуществование «зрелой» и «молодой» частей преступного мира (до 40% крупных дельцов «теневой» экономики ранее занимались нелегальным бизнесом, каждый пятый привлекался к уголовной ответственности, а каждый четвертый продолжает поддерживать связи с криминалитетом) с тенденцией к «омоложению»; увеличение процента примитивных и даже вульгарных преступлений; сращивание расхитителей с общеуголовной преступностью, с одной стороны, и с «теневой» экономикой, с другой; высокая степень приспособляемости преступников к защитным механизмам государства; интенсивная преступная перекачка средств и недвижимости из коллективных форм в частные; «смещение» наиболее прибыльных отраслей АПК (хлебопекарное производство, спиртовая, ликеро-водочная и винодельческая промышленность, рыбное хозяйство) на «теневые» принципы функционирования и некоторые другие.
На основе анализа развития негативных факторов в АПК можно предполагать, что криминогенная ситуация и в дальнейшем будет обостряться. К числу основных причин следует отнести нестабильность и разбалансированность в аграрном секторе экономики; общий спад производства; диспаритет цен; усиливающуюся дифференциацию и поляризацию сельского населения по уровню благосостояния; падение жизненного уровня значительной части граждан страны; сокращение расходов на социальные программы.
Коренные преобразования отношений собственности в агросфере, протекающие хаотично при практически полном отказе государства от контролирующих функций, определяют новую, характерную для большого количества людей социально-психологическую мотивацию – «урвать» для себя любой ценой как можно больше материальных благ.
С другой стороны, существующая бесхозяйственность и практически полное разрушение системы контроля за сохранностью материально-технических ценностей открывают большие возможности как для противоправного «перелива» государственного имущества в частные формы, так и прямых хищений. Правовой нигилизм, повседневно поощряемое современными условиями чувство вседозволенности усиливают вероятность негативной оценки криминогенной ситуации в АПК.
Существенный вклад в криминогенную ситуацию в агросфере вносит и имеющееся определенное недоверие к деятельности правоохранительных органов. Так, согласно данным социологических опросов, почти половина сельских товаропроизводителей не надеется на то, что правоохранительные органы сумеют обеспечить им защиту от преступных посягательств. Такой оценке не в последнюю очередь способствует кризисное положение, в котором пребывают органы правопорядка.
Крайне отрицательное влияние на социальную ситуацию и криминогенную ситуацию окажет снижение занятости и сокращение рабочих мест на предприятиях АПК. Согласно оценкам зарубежных криминологов, рост числа безработных в аграрном производстве обычно влечет рост преступности на 3 – 5%. А высвобождение из сферы занятости управленцев и специалистов обычно способствует «интеллектуализации» преступности.
Если поставить вопрос о преодолении обозначенных негативных тенденций, то главным направлением преодоления криминализации АПК в двадцатипятилетней перспективе является успешное развитие процесса аграрного реформирования, создание условий для эффективного производства и повышения уровня благосостояния крестьян, сельских жителей, всего общества. Вместе с тем, среди первоочередных мер преодоления криминализации АПК необходимо выделить следующие.
Прежде всего, необходимо незамедлительно добиться интенсификации процесса разработки нормативно-правовой базы и принятия законов, относящихся к сфере АПК, в том числе – в области земельного законодательства, в котором должна быть четко проведена линия на перераспределение (движение) сельскохозяйственных угодий от неэффективного производителя к эффективному.
В организационно-правовой сфере необходима разработка механизмов санации и банкротства неперспективных предприятий (естественно, с учетом последствий ошибок аграрной политики правительства в последние годы), проведение рациональных внутрихозяйственных реформ.
Должна быть радикально ускорена разработка и реализация новой кредитно-финансовой политики государства, которая бы, с одной стороны, позволила развиваться перспективным и прилагающим к этому соответствующие усилия предприятиям АПК, а, с другой, лишила бы неперспективные субъекты хозяйствования возможности поддерживаться за счет бюджета и, в конечном счете, за счет эффективных производителей.
Реформирование системы налогообложения должно быть произведено таким образом, чтобы она побуждала сельских товаропроизводителей не стремиться уйти от налогов (прежде всего – занижая объемы производимой продукции), а легально наращивать их.
С помощью правоохранительных и контролирующих органов необходимо активное вытеснение из сферы аграрной экономики юридических и физических лиц, осуществляющих противоправную деятельность, в том числе – легализующих денежные средства, полученные незаконным путем, получающих доход от незаконного ввоза и реализации недоброкачественных и опасных для здоровья продуктов, осуществляющих деятельность, наносящую ущерб национальным и государственным интересам.
Все эти мероприятия возможны и могут иметь смысл лишь тогда, когда в аграрном секторе начнутся реальные реформаторские преобразования, отвечающие долговременным интересам сельских товаропроизводителей, всех слоев сельского общества, работников других сфер АПК, когда они не просто будут предложены «сверху», а встретят активную поддержку и заинтересованные действия «снизу».
7. В заключение – некоторые мысли о современной аграрной политике России. Радикальная либерализация экономики в 1991 – 1992 годах и неоправданно быстрый уход из нее государства, демонтаж, а не конструктивная замена старой управленческой, финансовой, кредитной, ценовой, налоговой и других систем привели к обострению старых и появлению новых проблем, в частности, в АПК. Радикальной реформе сопутствовали двухкратный спад производства и реальных доходов населения. В результате возник глубокий (пятикратный) цен на сельскохозяйственную продукцию и продукцию промышленности для села.
За счет этого фактора в сочетании с массированным импортом продовольствия удалось сохранить приемлемый для горожан уровень потребления. Однако в очередной раз в истории страны доход сельского хозяйства перераспределяется в другие отрасли и сектора. Это долгосрочный фактор, действие которого прекратится лишь тогда, когда экономика войдет в стадию уверенного роста. Для села это означает сохранение теперешних условий хозяйствования как минимум еще на пять – семь лет. Без сомнения, в случае самопроизвольного развития ситуации число «выживших» предприятий не превысит сегодняшнего числа.
Ответственное осознание реального положения и очевидных перспектив АПК определяет вывод: стране необходима новая аграрная политика. На мой взгляд, это должна быть система финансово-инвестиционных, материально-технических и организационно-управленческих мер и мероприятий, избирательно осуществляемых или поддерживаемых государством по отношению к тем предприятиям и организациям АПК, которые показали свою устойчивость в условиях кризиса последних лет, представляют особую значимость для будущего аграрного сектора или расположены в перспективных в природном отношении регионах. Ее цель – заменить хаотичную поддержку разбросанных по стране в основном отдельных, технологически и экономически не связанных между собой предприятий научно обоснованной деятельностью, осуществляемой федеральными и региональными властями совместно с производителями, а также финансовым и аграрным бизнесом.
Формирование политики на федеральном и региональном уровнях, включая отбор производителей, должно осуществляться на основе целого ряда научно разработанных критериев, представленных доказательно и гласно. Учитывая, что в последние годы многие регионы активно проводят свою собственную аграрную политику, при утверждении мер новой политики федерального уровня следует учитывать и этот параметр (например, принимать в расчет факт состоявшейся региональной поддержки или обязательство региона в сочетании с федеральными мерами в будущем осуществлять меры по развитию АПК). Аграрная политика как отбор, естественно, не может быть популярной. Тем не менее, это вынужденная в условиях кризиса мера.
К разным вариантам и элементам селективной политики прибегали многие страны, в которых в реформировании или модернизации АПК активно участвовало государство. Вполне нормально, что общество в лице государства, субсидируя АПК, желает провести в нем преобразования таким способом, при котором результат будет наилучшим.
Так, одним из центральных пунктов институциональных преобразований в послевоенной японской деревне, когда земля перешла в собственность крестьян, стало развитие кооперации. Правительство не согласилось с идеями свободного самоопределения мелких собственников, которые предлагали американские советники и начало объединение производителей в кооперативы. Как и во всем мире, члены кооператива избирали органы управления, общим голосованием решали вопросы его деятельности. Однако государство оставило себе серьезные возможности для влияния. Освобождая кооперативы от уплаты некоторых видов налогов и выделяя средства для их развития, оно решало вопросы их создания, роспуска, слияния, разделения, изменения уставов. Государственные органы могли получать сведения о работе кооперативов, проводить перевыборы должностных лиц.
В середине 80-х годов произошли новые корректировки курса аграрной политики страны. При этом, если раньше большая экономическая помощь оказывалась всем без исключения крестьянам, то теперь – сравнительно крупным высокорентабельным хозяйствам. Ставилась цель их быстрого превращения в эффективные производства, конкурентоспособные как на либерализованном внутреннем, так и на мировом рынках.
Свою модель селективной политики применяла Италия в ходе земельной реформы 50-х годов. Тогда в стране «создавали нового производителя», заменяя экстенсивные помещичьи хозяйства («образцовые» не трогали) интенсивными крестьянскими производствами. Помещики получали денежную компенсацию, а крестьяне – землю, становясь ее собственниками после выплаты стоимости с рассрочкой до 30 лет. Крестьянин, покупавший землю, кроме требования иметь профессиональные знания и опыт, получал от государства трехгодичный испытательный срок, в течение которого договор с ним мог быть расторгнут. Он также должен был принять категорическое требование в течение 20 лет состоять членом организуемых государством кооперативов, которые в добровольно-принудительной форме оказывали ему техническое и экономико-финансовое содействие. Он, кроме того, в течение 30 лет был лишен права сдавать в аренду или продавать свой участок кому-либо, кроме государственного органа, предоставившего землю. Отдельные параметры реформы варьировались в зависимости от региона.
Принцип селективного подхода широко применяется и в практике успешных экономических реформ в Китае, что, кстати, ставят в заслугу китайским экономистам авторы последнего отчета Мирового банка «Китай – 2020» .
В частности, столкнувшись с отставанием в экономическом развитии предприятий государственного сектора, правительство в последнее время сосредоточилось на тщательном реформировании всего лишь одной тысячи из ста тысяч государственных промышленных предприятий, которые в недалекой перспективе должны составить ядро современной индустрии страны.
Разработка научно обоснованных критериев отбора и поддержки сильных производителей, предприятий, представляющих особую значимость для будущего аграрного сектора или расположенных в перспективных в природном отношении регионах – специальная работа, которая по инициативе и под руководством созданных для этой цели государственных органов должна выполняться учеными, практиками, бизнесменами и финансистами. При определении избираемых объектов предстоит учитывать следующие параметры: климатические условия региона; состояние земельных ресурсов; наличие кадастра и степень рыночной «продвинутости» вопроса о земле; развитость и состояние инфраструктур региона, района и рассматриваемого объекта; развитость в регионе рыночной инфраструктуры; уровень разработки региональной нормативно-правовой базы; наличие или готовность региональной власти создать благоприятные экономические условия; глубина реформ, проведенных в хозяйстве, предприятии или организации; финансовое состояние и рентабельность; технико-технологический потенциал; конкурентоспособность на внутреннем и внешнем рынках планируемых к производству продуктов и сырья; социальная инфраструктура объекта, района, региона; состав и качество работников и других сельских жителей.
В заключение – о слабых в АПК. При сложившихся условиях государство не может оказать им прямую помощь. Возможно проведение их реорганизации с целью выделения жизнеспособных хозяйственных формирований. И, конечно, многое зависит от их собственной активности. 1 Концепция аграрной политики России в 1997 – 2000 годах. Под редакцией Е.С. Строева. М, 1997, с. 92-93.
2 Государственный (национальный) доклад о состоянии и использовании земель Российской Федерации
за 1996 год. М., РУССЛИТ, 1997, с. 17.
3 Там же, с. 95.
4 В.И. Кирюшин. Методика разработки адаптивно-ландшафтных систем земледелия и технологий возделывания сельскохозяйственных культур». М., 1995, с. 3.
5 Концепция аграрной политики России в 1997 – 2000 годах. М., 1997, с. 122 -123.
6 Концепция развития технического обеспечения послеуборочной обработки и хранения зерна и семян до
2005 г. М., 1994, с. 36.
7 См.: China 2020. Development Challenges in the New Century. The World Bank, Washington D. C., 1997.
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
 |
|
    |
|
