Грета Георгиевна Соловьёва

(докторант сектора в 1987 – 1992 гг.)

ФИЛОСОФИЯ НА ПЕРЕЛОМЕ ЭПОХ:АЛМА-АТА-МОСКВА-АЛМАТЫ

Научную деятельность я начала в Алма-Ате, в Институте философии и права Казахской ССР. В середине шестидесятых здесь сформировалась философская школа диалектической логики, ставшая вскоре известной и в Советском Союзе, и за его пределами. Молодые ученые, свободные от навязчивых догм и карьерных амбиций, создали сообщество, в котором только и может вольно дышать и жить философия. То, чем они занимались, оказалось недоступным ограниченным умам партийных контролеров: теория материалистической диалектики. Было высказано много вдохновляющих идей, были дискуссии на семинарах и споры до хрипоты в коридоре. Выходили книги, созывались всесоюзные Симпозиумы, попасть на которые стремились все, для кого философия была делом всей жизни. Значимым итогом стала коллективная «Диалектическая логика» в четырех томах, за которую была присуждена государственная премия Казахской ССР. Удалось ли молодым первопроходцам осуществить свой грандиозный замысел? Что-то важное и существенное было, конечно, сделано – приблизиться к созданию подлинно творческой, открытой философской теории, позволяющей совершенствовать человека и его мир. Алма-Ата стала одним из центров на философской карте страны.

Мне удалось – с немалыми усилиями – влиться в мужской элитарный коллектив. Для кандидатской диссертации  выбрала необычную и даже настораживающую ухо бдительного цензора тему: «О роли сомнения в познании». Видимо, по недосмотру, тему утвердили. Я принялась изучать тексты античных скептиков – все, что сумела разыскать в наших библиотеках (Интернета, напоминаю, не было и в помине!). Что такое скептицизм? Какова его роль в истории философии? Смогли или нет философы ответить на коварные тропы скептиков и отстоять право на познание объективной истины? Труды мои завершились защитой кандидатской диссертации в 1974 году, а чуть позже была издана книга «О роли сомнения в познании» (Алма-Ата, 1976).

Этот выбор определил траекторию моей философской биографии. Во второй том «Диалектической логики» был включен мой раздел «Отрицание отрицания». И тему докторской я выбрала соответствующую: «Негативная диалектика Теодора Адорно». Из Москвы прислали ксерокопию самой знаменитой книги одного из самых «темных» философских писателей XX века и я с усердием принялась ее штудировать. Мне хотелось обогатить философскую школу исследованием новых типов диалектики.

С почти готовой (как мне казалось) диссертацией я прибыла в сентябре 1987 года в Москву – на стажировку в Институт философии Академии наук СССР, в сектор критики современной буржуазной философии. И сразу попала в электромагнитное поле высочайшего напряжения: Институт философии, овеянный славой, магическим очарованием философских имен, чьи книги мы у себя в Казахстане читали и перечитывали. И вот они здесь, их можно слушать, задавать вопросы, понимать и не понимать!

Это было время перестройки, когда появились новые надежды, слегка приоткрылись окна в прежде запрещенные философские миры. И предстояло осваивать философский опыт целого столетия, вступать в диалоги, обдумывать, как марксизм может встроиться в современный философский дискурс. Пионером в этом направлении стал сектор критики современной буржуазной философии под руководством доктора философских наук Бориса Тиграновича Григоряна. Под прикрытием идеологически благопристойной вывески сотрудники сектора много лет исследовали современные философские теории и раскрывали их смысл и научную значимость. Перестройка дала возможности для беспристрастного, освобожденного от идеологического прессинга, исследования современной мировой философии, так что вскоре название сектора было приведено в соответствие с направленностью и содержанием его деятельности: «Сектор современной западной философии».

Научная жизнь в секторе и в Институте бурлила: доклады, дискуссии, круглые столы. Чаще всего, предстоял нелегкий выбор: куда все же пойти – на семинар Владимира Бибихина или Владимира Библера, на доклад Вадима Межуева или Эриха Соловьева? После докладов были приняты обсуждения в секторе за дружеским чаем. Высказывались различные суждения, находились точки расхождения и примирения. Мысль работала четко и напряженно. У меня, к счастью, сохранились драгоценные тетради - философские дневники, где записаны не только тезисы докладов и выступлений, но также вопросы и развернутые вокруг них дискуссии. Мне даже хотелось опубликовать дневники под девизом «Московская философская весна». Потому что это было время взлета, необычайной интеллектуальной радостности и философских открытий.

Мой казахстанский апломб быстро улетучился. Оказалось, что у меня нет никакой докторской диссертации, а есть только наброски, черновые фрагменты. После годичной стажировки я еще почти пять лет продолжала бргансаать приступом негативную диалектику и прилетала в родной сектор так часто, как мне это удавалось.

Избранная тема оказалось в средоточии тогдашних философских поисков. Франкфуртская школа считалась неомарксистской, и мне предстояло выяснить, каким образом марксизм мог бы войти в современное философское пространство. В имеющихся исследованиях франкфуртская концепция была представлена, по преимуществу, как «критическая теория общества» без глубинного анализа ее философских оснований, особого метода и взаимодействия с самыми влиятельным направлениями постклассики – феноменологией Эдмунда Гуссерля, фундаментальной онтологией Мартина Хайдеггера, современной философской герменевтикой Ганса-Георга Гадамера, экзистенциализмом Жана-Поля Сартра. Предстояло нырнуть в эту глубину с риском быть ею поглощенной. Франкфуртская школа и философская галера Теодора Адорно оказались много сложнее, чем их изображение в советской литературе.

Адорно во многом сформировал духовный климат эпохи. Выдающаяся личность, музыкант, композитор, социолог, методолог, позволивший услышать в философских текстах стоны замученных и сожженных в Освенциме. Философ с трагической судьбой, предавший учеников и преданный ими. Хотелось изучить историю франкфуртской школы, судьбы ее участников в их переплетении, личностном общении, переписке, взаимных симпатиях и контроверзах… 

В Москву в то время прилетела ученица Юргена Хабермаса, американский профессор Сьюзен Бак-Морс, долго и упорно изучавшая творчество Теодора Адорно. Она выступила с докладом в нашем секторе, а также в Институте мировой литературы. Ее особенно интересовали дебаты Теодора Адорно и Вальтера Беньямина о соотношении элитарного и массового искусства. Она почувствовала во мне единомышленницу и подарила свою книгу «The Origin of Negative Dialectics».

Наш сектор по традиции выступал инициативным координатором философских исследований на обширной территории – союзные республики и страны народной демократии. Так что границы философского взаимодействия постоянно расширялись и появлялись новые люди с новыми идеями и вопросами.

Больше всего было аспирантов и докторантов из союзных республик. Они набирались знаний и, в свою очередь, делились национальным философским опытом. Запомнился разговор с литовцем Винцентом. Он говорил, что литовский язык – один из самых древних на земле. Сегодня его преподают филологам во многих университетах США и западной Европы. И напоминал, что в скором времени в Вильнюсе состоится международная конференция по «Критике практического разума» И. Канта. Сам он собирался принять участие в московском координационном совещании по этике.

Второй регион, активно вовлекаемый в орбиту влияния сектора – страны народной демократии. Помню, как со стажером из Болгарии мы обсуждали тему его диссертации «Соотношение рационального и иррационального в механизме идеологии». Учился он в Берлине, слушал лекции во многих университетах ФРГ. В связи со своей темой интересовался, как отмечается столетие со дня смерти Маркса и убедился, что интерес к марксизму в Европе на нуле. Студенты не выбирают эти курсы, издатели не издают Маркса. Напомню, что разговор состоялся в сентябре 1987 года, когда марксизм в СССР еще не сдал своих позиций. Но в Европе уже наметилась тенденция замалчивания Маркса. Через несколько лет ситуация поменяется. Когда Жак Деррида в Московском университете (1991 год) рассказывал о своей книге «Призраки Маркса», в зале поднялся возмущенный гул. Маркс уже был сброшен с пьедестала. Но на Западе, как сказал удивленный неожиданной реакций МЭТР, марксистская традиция остается важной составляющей европейского культурного движения.

Дорогое время в Москве я делила между Библиотекой иностранной литературы, библиотекой ИНИОН  и Институтом философии. В библиотеках я изучала тексты Адорно и обширную философскую литературу, посвященную его творчеству. А в Институте не теряла времени ни минуты: доклады, дискуссии, семинары. Все это позволяло по-новому взглянуть на алма-атинские фрагменты и всерьёз взяться за сложнейшую философскую тему. Казахстанская школа дала немало, но Москва есть Москва. И этим все сказано.

Моим фактическим научным консультантом стала Ирена Сергеевна Вдовина. Ее слово было для меня очень значимым. В своем проблемном докладе на заседании сектора она выделила три типа анализа современной зарубежной философии. Первый – изначальная нацеленность на критику и опровержение. Второй – компетентное усвоение текстов, но вне критериев, предъявляемых к историко-философским трудам. Наконец, третий тип, к которому мы все тяготеем: непредвзято, объективно исследовать материал в историко-философском ключе. Следуя Полю Рикёру, надо мыслить вслед за текстом, но в известном смысле и вопреки ему. Это означает: выявлять скрытые интенции, то, что хотел бы сказать автор, но не сказал. Так можно заставить текст жить в современном контексте.

Я не только слушала доклады Ирены Сергеевны, но и, проявляя неугомонность, задавала ей множество вопросов, главным образом, о методах историко-философского исследования. И она не уставала повторять: задача такого исследования – не критика, а включение данного концепта в историко-философский процесс.  Из каких истоков оно проистекает и куда и во что выльется, каково его влияние на современную мысль. Эта была новая по тем временам ориентация, другой подход к философскому разговору. Ведь в то время в названии сектора все еще значилось «критика современной буржуазной философии». Смена мировоззренческой оптики позволила мне иначе выстраивать позиции в отношении негативной диалектики.

О многом поразмыслить побудило обсуждение в секторе содержательного доклада Зои Алексеевны Заритовской о теологии освобождения. Это было как бы предвестие современных жгучих философских и одновременно политических проблем: сосуществование, диалог, возможность согласия различных культур и цивилизаций, толерантность и ее пределы.

Основная проблема теологии освобождения – осмыслить с христианских позиций современные реалии и помочь латиноамериканцам осознать их самобытный путь сравнительно с западной культурой.

В обсуждении были высказаны различные позиции. Некоторые утверждали, что латиноамериканцам никуда не уйти от Запада с его торжествующей технократией. Были и возражения. Для осознания западной культуры нужен взгляд со стороны, пусть это будет взгляд латиноамериканца, с утверждением права на различие. Все это помогло осмыслить франкфуртскую концепцию истории, которая «течет многими прядями» и где «прошлое всегда подвешено в будущее».

Для моего исследования важным стал также доклад в секторе Михаила Кузнецова по современной философской герменевтике Ганса-Георга Гадамера. Докладчик говорил о том, что новая философская парадигма сталкивает нас с текстами, требующими другого, нежели классический, режима чтения. Такие тексты провоцируют читателя, побуждают его стать мыслителем. Современная модель интерпретации, предложенная Гадамером – модель сценического представления и театральной инсценировки. Философ противопоставляет традиционному Vorstellung (представление) – Darstellung (изображение мысли). Если в классической парадигме признается только субъект, от лица которого ведется речь, то в новой предполагается перевоплощение в другого. Только в случае игровой ситуации становится возможным понимание.

Исследовательское поле сектора постоянно расширялось, поскольку он составлял живую частицу философского целого – Института. Я старалась попасть на проблемные доклады и круглые столы, где выступали самые-самые и те, кто еще только начинал. Значимость таких дискуссий многократно усиливалась, потому что заканчиваясь, они не заканчивались, но продолжались в секторе уже в неофициальной, дружеской обстановке. Это было время поисков философией своего мировоззренческого кредо. С уходом с научной сцены официально марксизма и утратой Институтом идеологического статуса, остро встала проблема: каков мировоззренческий курс Института при дозволительности различных философских подходов? Какова миссия философии в изменившихся социально-экономических координатах? Появилась возможность говорить и дискутировать о том, что прежде было табуировано. Говоря словами Бердяева, начался «философский ледоход». Семинары Владимира Библера, Вениамина Бибихина, Феликса Михайлова, лекции Алексея Руткевича собирали аудиторию – молодых и заинтересованных, чей ум еще не увял под гнетом идеологических догм. А семинары Валерия Подороги, на которые могли попасть далеко не все желающие! Валерий Александрович развернул дискуссию о новых типах рациональности, не сводимых к декартовскому опыту, о философской практике постмодернизма.

Если писать об этом, то наверняка текст получится недопустимо объемным. Упомяну только два проблемных доклада, оказавших на меня особое влияние. 1987 год, 1 декабря, Красный зал, 16⁰⁰. Выступает Мераб Мамардашвили: «Проблема сознания и призвание философии». Философский эксперимент, шантаж, думание вслух. Вот что я поняла и записала: надо помнить открытие Фихте, который отказался от вербальной философии и призывал: «делай (думай) как я». Но надо идти и дальше: важен не опыт рефлексии, а непосредственный прорыв сознания в иномирие. Доклад вызвал общее воодушевление, хотя некоторые не смогли простить, что подобный опыт им явно недоступен и пытались себя оправдать: докладчик-де, ничего не доказал, не обосновал.

И еще об одном проблемном докладе хочу вспомнить. 15 декабря 1987 года. Тот же Красный зал. Вадим Межуев выступает на тему: «Философия в системе социального знания». Он говорит о том, что должны быть решительно изменены формы институализации философии: философское образование, научная работа, их взаимодействие. А главное – надо преодолеть государственную монополию на истину. У нас философия стала государственной службой, организовалась как «полурелигиозный институт» со своими «писанием» и «пророками». Но философия, по своей сути, является индивидуальным творчеством, где очень важна личность автора.

Немало лет прошло с тех пор, как прозвучали эти слова. Но что изменилось в статусе философии? Не забывает ли она и сегодня своего предназначения – быть искусством прекрасной, праведной жизни, способствовать одухотворению человека и мира?

И, конечно, не могу умолчать о крупных международных Конгрессах, на которых мне удалось побывать. Это, прежде всего, Конгресс, посвященный 100-летию со дня рождения Мартина Хайдеггера – октябрь 1989 года. Мне бесконечно повезло, потому что удалось послушать ученых из многих стран мира, знатоков и переводчиков трудов философского мастера.

Но ярче всех иностранцев, к их великому изумлению, выступили советские философы: Н.В. Мотрошилова, А.В. Михайлов, А.А. Михайлов, В.А. Подорога, В.И. Молчанов, В.В. Бибихин. Вот несколько высказываний наших гостей:

- «У нас больше спорят о связи Хайдеггера с наци, чем занимаются теоретическим исследованием его трудов».

- «Я удивлен. Это лучший конгресс в моей жизни».

- «Если бы несколько лет назад мне сказали, что скоро мы будем обсуждать тему Хайдеггера в Москве, я бы не поверил».

А кому еще из казахстанских философов посчастливилось несколько раз слушать московские лекции Жака Деррида и развернувшиеся вокруг них дискуссии (февраль-март 1990 года, Институт философии, МГУ)? На первой встрече в лаборатории Валерия Подороги Деррида признался: «Во французской культуре послевоенных лет всегда содержалась некоторая отсылка к таким понятиям, как Москва, Русская революция. Все, что я делал до сих пор, – это ответ на марксизм: деконструкция того, что называется метафизикой марксизма». Мэтр сожалел, что происшедшее в России внесло смятение в ряды французских интеллектуалов.

Для моей работы с адорновскими текстами и для дальнейших научных изысканий наиболее важным стал акцент деконструкции на различие языков и культур. Деконструкция, сказал Деррида, – это несколько языков в игре различий. Задача деконструкции во многом родственна задаче перевода: риск, прорыв в пространство возможного и невозможного. Эти лекции побудили меня к размышлениями о соотношении негативной диалектики и постмодернизма. Ведь в теории Адорно уже намечены основные пункты постмодернистских изысков.

При сегодняшнем чтении давних записей я обратила внимание на критические высказывания в адрес деконструкции, и довольно резкие. Так, профессор Хёсле  сожалел, что молодежь увлеклась ныне постмодернизмом, в котором утрачена общая основа коммуникации. Но я убедилась, что это не совсем верно, поскольку некоторые молодые не скрывали своего возмущения: Деррида снял-де все бинарные оппозиции, все смешалось. А где же точка опоры?

Счастливые дни и годы в Москве позволили подготовить к защите докторскую диссертацию «Негативная диалектика Теодора Адорно и ее интерпретации в современной западной философии». Защита состоялась 23 апреля 1992 года. Оппонентами выступили доктора философских наук В.У. Бабушкин, А.Ф. Зотов, В.Г. Федотова.

Было высказано мнение, что диссертантке удалось представить новую интерпретацию концепта методолога Франкфуртской школы, что обогатило современную палитру историко-философских исследований. Основные результаты работы были изложены мной в монографии «Негативная диалектика. Два образа критической теории Т.В. Адорно» (Алма-Ата: «Гылым», 1990).

Особого интереса к негативной диалектике в среде российских интеллектуалов того времени не наблюдалось. Её концепт рассматривали как критическую теорию общества в ключе неомарксизма, т.е. Маркса, прочитанного глазами молодого Лукача, чрезмерно сблизившего Маркса с Гегелем. Адорно, согласно такой позиции, не вышел за рамки означенной традиции, а его негативная диалектика обнаружила тенденцию к абстрактному отрицанию. Все это привело к тому, что его теория стала одной из составляющих идеологии бунтарства, леворадикального движения «новых левых». Таков первый образ «негативной диалектики», превратившийся в устойчивый стереотип.

Второй образ мне удалось создать благодаря «оправданию» Адорно в западной философии, новому блистательному появлению негативной диалектики на философской авансцене в 80-е годы XX века. Публикуется множество работ, авторы которых обнаруживают, что теория Адорно не столь однозначна и примитивна, что в ней содержатся глубокие идеи, созвучные запросам эпохи. Изучая эти труды, я пришла к выводу: неомарксистская позиция была характерна для Франкфуртской школы только на первом этапе ее становления. Второй этап, начиная с совместного труда Адорно и Хоркхаймера «Диалектика просвещения», знаменует собой переход к новой позиции: не только критика социально-экономических характеристик общества, но фундаментальное исследование причин трагической катастрофы западной цивилизации, ее закономерного следования к «отрицательному абсолюту», Освенциму. Третий этап характеризуется проектированием различных вариантов, новых типов рациональности. Хоркхаймер склоняется к «негативной теологии», Хабермас – к коммуникативной рациональности, Адорно – к эстетическому, констеллятивному мышлению.

Теория Адорно, с этих позиций, способствует переходу к неклассическому философствованию, к изменению природы философского знания. Адорно – в одном ряду с такими мыслителями, как Эдмунд Гуссерль и Мартин Хайдеггер. Его замысел – выразить страдание на языке понятия, сказать несказанное, выразить невыразимое. Обращаясь к опыту искусства модерн, он находит философские средства, позволяющие осуществить «сизифов труд»: поэтическая логика, несистематическая теория, констелляция и паратаксис. Философский смысл такого усилия заключается в стремлении создать возможности для утверждения различия культур и цивилизаций с определением путей их единства и согласия. Задача номер один в современной повестке дня.

Вернувшись в Казахстан, я не оставила занятий, связанных с франкфурской школой и ее методологом. Написала ряд статей в московские издания: «Современный Сократ» (с приложением перевода статьи Адорно «Актуальность философии»)» // Путь в философию. Антология. М., 2001; «Негативная диалектика: новый тип философствования» // Историко-философский ежегодник. М.: Наука, 1991; «Хайдеггер и Адорно: философема нетождественности» // Историко-философский ежегодник. М.: Наука, 1993; «Хоркхаймер; Франкфуртская школа; Диалектика просвещения» // Современная западная философия. Словарь. М.: Политиздат, 1991. 

Через несколько лет опубликовала книгу «Философия страдания и надежды», куда включила фрагменты перевода книги «Minima moralia» (Алматы, 2010).

Но ситуация в те времена радикально изменилась. Я жила в другой стране, в другой социально-экономической и мировоззренческой эпохе. Произошла та самая реальная деконструкция, которую Жак Деррида на встрече в лаборатории Валерия Подороги назвал «ужасной». Было разрушено единое научное пространство, и ни о каких командировках в Москву не могло быть и речи.

Но что оставалась? Очень многое: знания, научный потенциал, обретенный за несколько лет в Институте философии, в Секторе современной западной философии. Эти знания теперь работали во славу науки независимого Казахстана. Требования к ученым трудам у нас были совсем особые, далекие от желанного академизма. Казахстан стал единственной на постсоветском пространстве республикой, где Академия наук перестала существовать, и гуманитарные институты оказались в ведомстве Министерства науки и образования. Финансирование проектов определялось дотошными чиновниками от науки. Адорно и его «негативная диалектика» оказались не у дел. Выдвинулись другие задачи, и позже я поняла, что это расширило философские горизонты, побуждая к вторжению в актуальные «темы дня». Прежде всего – восточная философия. Несколько лет я была заведующей отделом фарабиеведения и мировой философии. Мы выполнили ряд проектов, среди которых – «Мир ценностей аль-Фараби и аксиология XXI века» (Алматы, 2006).

Взгляд с Востока позволил осуществить исследование современной западной философии. В 2010 году была издана монография «Современная западная философия. От Серена Кьеркегора до Жака Деррида», а в 2013 появился двухтомник «Современная западная философия. Компаративистские исследования».

Еще одно направление исследований – диаспорология, очень важное в ключе казахстанских реалий. Мои теоретические разделы о соотношении гражданской и этнической идентичности, дополненные аналитикой социологического материала, вошли в две коллективные монографии, вызвавшие широкий отклик научной общественности республики.

Много усилий я приложила для разработки в Казахстане философии гендера, активно сотрудничая с Институтом социальных и гендерных исследований. Многочисленные публикации на эту тему в научных журналах, участие в круглых столах и конференциях, публикация монографии «Гендерная политика Республики Казахстан. Международный опыт и национальная модель» (Алматы, 2008) выдвинули мое имя в ряды республиканских теоретиков гендера. Актуальная проблематика нашла свое продолжение в реализации руководимого мною философско-социологического проекта «Институт семьи как фактор стабильности казахстанского общества» (2012-2014 гг.), по результатам которого были изданы две монографии.

Придется признаться, что этим дело не кончилось. Я была вовлечена и в евразийскую эпопею и стала со-руководителем проекта «Евразийство в XXI веке: проблемы и перспективы» с последующим изданием цикла статей и одноименной коллективной монографии (Алматы, 2009).

Особые страницы моих научных изысканий – участие в крупномасштабной национальной программе «Культурное наследие», инициированной Президентом страны Н.А. Назарбаевым. Задача ставилась глобально: ввести в казахское культурное пространство сокровища, накопленные мировым философским опытом, познакомить казахского читателя с Платоном, Гегелем, Адорно, заговорившими на его родном языке. Я была составителем и автором вступительных статей к трем томам: «Русская философия», «Современная западная философия» и «Постмодернизм». Все труды изданы в прекрасных переплетах и размещены в Интернете. Кроме того, фрагменты некоторых моих монографий были переведены на казахский язык и включены в труды по истории казахстанской философии. Тогда же было издано на казахском языке учебное пособие «Батыс философиясы» («Западная философия») в соавторстве с академиком А.Н. Нысанбаевым (Алматы, 2009).

Последние три года я работала в отделе религиоведения и была руководителем проекта «Знание и вера в культурно-исторических концептах Востока и Запада» (Алматы, 2014). Такой поворот событий не был для меня случайным. Я двигалась по жизненной и философской траектории «скептицизм, сомнение, отрицание отрицания – негативная диалектика – истина, достоверность, вера». В 2016 году вышла в свет моя двухтомная работа «О человеке, его вере, любви, справедливости, богатстве, счастье» (Алматы, 2016). Первый том посвящен соотношению знания и веры в истории философии. Во втором я размышляю о ценностях человеческой жизни и предлагаю читателю философские интервью, которые я брала в течение многих лет у выдающихся мыслителей современности: Бонифатий Кедров, Эвальд Ильенков, Жабайхан Абдильдин, Абдусалам Гусейнов, Андрей Смирнов.

Из многочисленных Конгрессов и конференций назову только XXIII Всемирный философский конгресс в Афинах (2013 год). Наша небольшая делегация подготовила к этому событию подарок – мою книгу «Античные странички», изданную на русском и на английском языках (Алматы, 2013).

В последние годы творческие контакты с Институтом философии РАН начинают возобновляться. На Первом Конгрессе философов Казахстана выступили с докладами академики В.А. Лекторский и А.А. Гусейнов (2013 г.), а на втором – А.В. Смирнов (2016 г.). Кроме того, появилась возможность присутствовать на московских семинарах и дискуссиях благодаря видеозаписям в Интернете. Но нет еще командировок и стажировок в Москву, нет желанного научного общения и совместных проектов. Евразийское научное пространство только создается, и тут важны совместные личностные усилия.

Сегодня казахстанские гуманитарии с энтузиазмом обсуждают программную статью Президента Н.А. Назарбаева «Взгляд в будущее: модернизация общественного сознания» и размышляют над своим возможным вкладом в решение этой проблемы.