Институт Философии
Российской Академии Наук




  Черняховская О.М. Политические взгляды Сократа у Ксенофонта
Главная страница » Периодические издания » Историко-философский ежегодник » Историко-философский ежегодник. 2008. №2007 » Черняховская О.М. Политические взгляды Сократа у Ксенофонта

Черняховская О.М. Политические взгляды Сократа у Ксенофонта

Черняховская Ольга Михайловна

аспирантка Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова

 

Цитирование (ГОСТ, транслит):

Черняховская О.М. Политические взгляды Сократа у Ксенофонта // Историко-философский ежегодник. 2008. № 2007. С. 5‒30.

Chernyakhovskaya, O.M. "Politicheskie vzglyady Sokrata u Ksenofonta" [Xenophon on Socrates’ political attitudes], Istoriko-filosofskii ezhegodnik [History of philosophy yearbook], Vol. 2007, Moscow, 2008, pp. 5‒30.



ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ СОКРАТА У КСЕНОФОНТА


Аннотация

По убеждению Ксенофонтова Сократа, искусство управления занимает самую верхнюю ступень в иерархии всех tekhnai: задача любого вождя – делать своих подвластных счастливыми. Поэтому правитель должен владеть, во-первых, специальным знанием, благодаря которому он сможет гарантировать обеспеченное и мирное существование всех жителей государства. Как в любом другом ремесле, это необходимое знание приобретается исключительно путем изучения искусства управления. Во-вторых, поскольку счастье заключается в нравственном совершенстве, постольку хорошим правителем может быть только тот, кто способен вести своих подчиненных к добродетели. В сократических сочинениях Ксенофонта на такую роль может претендовать лишь Сократ. В «Киропедии», однако, в образе идеального правителя гармонично сочетаются и те, и другие способности. Даже если у Сократа не было никакой политической программы, то такой эксперимент ставит со своей стороны Ксенофонт: он пробует сочетать сугубо спекулятивную мысль Сократа с практической теорией, результатом поставленного эксперимента и оказывается образ его персидского царя Кира Старшего.

 

Статья (фрагмент, с. 5-10)

 

На первый взгляд Ксенофонтов Сократ может показаться художественной проекцией автобиографических черт самого автора и его воззрений на некий усредненный абстрактный тип добродетельного человека. Это обманчивое впечатление нередко становится виной тому, что авторы связных историй греческой философии и посвященных Сократу монографий общего толка склонны бывают объяснять характер Ксенофонтова Сократа личными способностями и предпочтениями самого автора [1] и рассматривать его героя как упрощенный и переиначенный в спартанском вкусе слепок с платоновского Сократа, а фактически – своего рода идеализированный автопортрет Ксенофонта. Порой доводы хронологии [2], порой убежденность в вообще нефилософском направлении интересов Ксенофонта [3] заставляет ученых в поисках настоящего Сократа если не вовсе пренебрегать свидетельствами нашего автора, то обращаться к ним только во вторую очередь.

 

Между тем любые обоснованные суждения о Сократе и его философии во многом зависят от сравнительной оценки сведений о нем, содержащихся, с одной стороны, в трудах Платона, а с другой – в сочинениях Ксенофонта и в меньшей степени других «сократических» писателей. Всякий ныне пишущий о Сократе, неизбежно столкнувшись с необходимостью выбора между свидетельствами Платона и Ксенофонта, может принять то или иное решение в контексте этого выбора лишь ответив на три взаимосвязанных вопроса: каким Сократ был в действительности, каким он изображается у Платона и каким – у Ксенофонта. Любая попытка дать ответ на каждый из них требует от исследователя если не параллельного решения двух других вопросов, то по крайней мере обладания ясными и достаточно обоснованными взглядами относительно всех трех, требует наличия у него хорошей рабочей гипотезы в том роде, какой Платоном именовался eikos logos. Именно поэтому представляется ошибочным молчаливое принятие той части обозначенной выше триады, которая связана с Ксенофонтом, за самую «спокойную». Даже если умолчать пока о том, что подобный оптимизм, как будет показано в дальнейшем, обманчив, следует сразу признать, что при столь малом числе дошедших до нас свидетельств о Сократе пристального и непредубежденного взгляда заслуживает каждое из них. Прежде чем дать себе право пуститься в рассуждения о так называемом историческом Сократе, необходимо со всей возможной точностью представить себе те немногочисленные образы Сократа, которые дошли до нас в литературных произведениях нескольких авторов. Только тогда мы сможем решать вопрос и о значении свидетельств Ксенофонта для нашего знания о философии Сократа – вопрос еще нерешенный, коль скоро автор одной из недавних работ, посвященных интересующей нас теме и, с своем роде, претендующих на подведений итого, считает уместным ставить перед собой цель «продолжить борьбу за реабилитацию Ксенофонта как надежного источника» для реконструкции сократовской мысли [4]. Чтобы избежать неясного итога, затуманенного невольной путаницей исторических и фиктивных черт, разумно будет последовать совету О. Жигона [5] и рассмотреть сперва все особенности Ксенофонтова Сократа исключительно как литературные факты, т.е. вне какой-либо их связи с тем, что принято считать платоновским или историческим Сократом. Преодолев ставший уже привычным порочный круг, в котором историческая интерпретация основывается на фикции, в свою очередь толкуемой с квазиисторической точки зрения, мы сможем ясно и непредвзято рассмотреть фиктивный образ Сократа, каким его создают сочинения Ксенофонта.

 

Здесь я хочу остановиться только на политических воззрениях Ксенофонтова Сократа, оставив на будущее другую составляющую этого образа, а именно его этические взгляды и моралистические суждения, несмотря на то что в сократических исследованиях именно этике традиционно отводится первое место. Всякий рассуждающий о Сократе с самого начала бывает вынужден признать, что невозможно отделить рассказ о его образе жизни от интерпретации его мировоззрения. Затем, однако, становится ясным и другое – произвольный характер с неизбежностью будет носить и толкование одних его идей изолированно от других. Внешне интеллектуализм Сократа проявляется как раз в том, что все его суждения и черты поведения сводятся в конечном итоге к нескольким фундаментальным утверждениям, без понимания которых все прочие мысли Сократа могут показаться не просто поверхностными, но и банальными. Любой разговор о Сократе неизбежно приходит к проблеме его так называемых парадоксов. Поэтому, если ради практического удобства здесь я коснусь только политических взглядов Ксенофонтова Сократа, нужно помнить, что окончательное объяснение они тем не менее получат лишь тогда, когда будут рассмотрены все стороны интересующего нас литературного образа.

 

Искусство управления (tekhnê tou arkhein, или basilikê tekhnê) Сократ у Кенофонта считает величайшим искусством и мастерством (megistê tekhnê), а задачу любого вождя (aretê agathou hêgemonos) – прекраснейшей (kallistê aretê) [6]. Цель правителя – делать своих подданных счастливыми [7]. Basilikê tekhnê складывается из двух элементов. Если говорить об этической тороне, то истинный правитель, т.е. специалист в искусстве управления, в первую очередь должен обладать воздержным характером (egkrateia – aretês krêpida) [8]. Это качество имеет первостепенное значение, потому что от него зависит успех всего дела; в то время как его противоположность, akrasia, заставляет позабыть то, что относится к практическому содержанию управленческого искусства, – то конкретное знание, которым должен обладать вождь, чем бы он ни управлял, будь то хор, домашнее хозяйство, войско или государство [9].

 

В управлении государством, как и во всяком другом деле, успеха добьется только знающий. Ввиду того, что задача всякого начальника – руководить, большего успеха добьется тот, кому будут скорее подчиняться. В любом деле бозоговорочно слушаются того, кого считают знающим: во время болезни все охотнее подчиняются знающему врачу, на корабле – тому, кого почитают лучшим кормчим, в земледельческих работах – сведущему фермеру [10]. Однако и истинной славы может достигнуть только обладающий знанием, в то время как несведущий, даже если обман его поначалу удастся, вскоре будет разоблачен и принесет вред, а может быть и гибель, не только своим подчиненным, но и самому себе [11]. Чтобы обладать требуемым знанием, необходимо учиться. И поскольку управление государством – megistê tekhnê, постольку и занятия здесь необходимы более продолжительные и интенсивные, нежели для игры на кифаре и флейте или для верховой езды [12].

 

Ксенофонтов Сократ называет царями и правителями тех, кто знает, как управлять (basileis de kai arkhontas ephê tous epistamenous arkhein) [13]: существует определенное знание, необходимое для того, чтобы быть правителем, так же как существует особое знание, необходимое для кормчего, земледельца и врача [14]. И подобно тому как врачом следует считать только того, кто обладает соответствующими знаниями, но никак не того, кого таковым выбрали, или на кого пал жребий, или кто захватил положение обманом и силой, так и правителем может быть только человек сведущий в соответствующих вопросах, а не просто избранный и назначенный таковым. Как никому не придет в голову выбирать врача жребием изо всех граждан, потому что не все обладают знанием медицинского искусства, так нельзя выбирать подобным способом и вождя, ибо не все обладают знанием искусства управления [15]. Те, чей удел составляют так называемые banausikai tekhnai, не могут в то же время обладать ни знанием «царственного искусства», basilikê tekhnê, ни другими качествами, необходимыми для государственного правителя [16]. Во-первых, образ жизни ремесленника ослабляет его физические силы, а это приводит к болезни души. Следовательно, ремесленник не может быть в должной мере воздержным. Во-вторых, ремесло не оставляет свободного времени, не давая таким образом никакой возможности для постижения basilikê tekhnê.

 

В связи с этим более пристального внимания заслуживает то утверждение Ксенофонтова Сократа, которое вначале у читателя может вызвать даже изумление. Убеждая Хармида в том, что ему нечего бояться выступать с речью перед народным собранием, Сократ говорит: «… ты стыдишься говорить перед самыми глупыми и слабыми людьми. Стыдишься ли ты валяльщиков среди них? Или башмачников, или плотников, или кузнецов, или земледельцев, или купцов, или рыночных торговцев, думающих о том, как бы подешевле купить и подороже продать? А ведь это из них состоит народное собрание» [17]. Я не могу согласиться с интерпретацией этого пассажа, предложенной Г. Властосом, по мнению которого Ксенофонтов Сократ говорит о трудовых слоях Афинского общества как о «ничтожнейшей и глупейшей части гражданского организма» [18]. Важно обратить внимание на контекст, в котором звучат эти слова. Хармид опасается выступать с речью при большом стечении народа, Сократ же убеждает его, что ему нечего робеть, потому что, по твердому его убеждению, Хармид «гораздо способнее современных ему политических деятелей» (3.7.1). Это означает, что, с точки зрения Сократа, своими знаниями в политических вопросах Хармид превосходит большинство граждан, без колебаний принимающих активное участие в общественных делах. Прийти к такому заключению Сократа заставили известные ему разговоры Хармида с государственными деятелями: советы его были полезны, а критика справедлива (3.7.3). Сократ противопоставляет Хармида как специалиста в политических вопросах дилетантскому большинству из Народного собрания: «Чем, по-твоему, отличается твое поведение от того, кто, будучи способен победить настоящих атлетов, трусит перед любителями? (3.7.7). В то же время спортсмены-любители могут оказаться хорошими профессионалами в чем-то другом. В политической сфере ремесленники и земледельцы – любители (поэтому истинный знаток не должен испытывать перед ними смущения), в то время как своем деле они могут быть замечательными мастерами [19].

 

Читать полный текст (pdf)

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

 

  1. Brickhouse T.C., Smith N.D. Plato’s Socrates. Oxford, 1994.
  2. Brock R. Xenophon’s Political Imagery // Xenophon and his World. Papers from a conference held in Liverpool in July 1999. Stuttgart, 2004. P. 247ff.
  3. Dodds E.R. Plato’s Gorgias, a revised text with introduction and comm. Oxford, 1959.
  4. Figal G. Sokrates. München, 1995.
  5. Gigon O. Sokrates. Sein Bild in Dichtung und Geschichte. Tübingen; Basel, 1947.
  6. Grote G. Plato and the Other Companions of Sokrates. Vol. I-III. London, 1865 (repr. 1992).
  7. Guthrie W.K.C. Socrates. Cambridge, 1971.
  8. Johnson D.M. Xenophon at his Most Socratic (Mem. 4.2) // Oxford Studies in Ancient Philosophy, Vol. XIX, 2005. P. 44sq.
  9. Maier H. Sokrates: sein Werk und seine geschichtliche Stellung. Tübingen, 1913.
  10. Marchant E.C. Memorabilia and Oeconomicus / Introd., text and translation. London, 1979.
  11. Morkel A. Der politische Sokrates. Würzburg, 2006.
  12. Mueller-Goldingen Ch. Untersuchungen zu Xenophons Kyrupaedie. Stuttgart; Leipzig, 1995.
  13. Pangle T.L. Socrates in the Context of Xenophon’s Political Writings // The Socratic Movement / Ed. Paul A. Vander Waerdt. Ithaca; London, 1994.
  14. Russell B. History of Western Philosophy. New York, 1945.
  15. Stone I.F. The Trial of Socrates. Boston; Toronto, 1988.
  16. Socrates. A source book / Compiled and in part translated by J. Ferguson. Macmillan for the Open univ. press, 1970.
  17. Tecoz H.F. L’arte di Socrate // Rivista di Filosofia, No. 44, 1953. P. 416-423.
  18. Vlastos G. Socrates. Ironist and Moral Philosopher. Cambridge, 1991.
  19. Vlastos G. Socratic Studies / Ed. M. Burnyeat. Cambridge, 1994.
  20. Zeller E. Die Philosophie der Griechen. Leipzig, 1844-1852.
  21. Young G. Socrates and Obedience // Phronesis, Vol. XIX, 1974. P. 1-29.
  22. Waterfield R. Xenophon’s Socratic Mission // Xenophon and his World. Papers from a conference held in Liverpool in July 1999. Stuttgart, 2004.