Императивно-ценностная динамика морали

Р.Г. Апресян

Грант РГНФ, 200-2002. Проект № 01-03-00054а

Исследование было направлено на реконструкцию исторической и этической динамики регулятивных форм и императивно-ценностного содержания морали на основе сравнительного анализа талиона, золотого правила и заповеди любви. Такая реконструкция позволяет предложить не только новое понимание нормативно-ценностной специфики названных фундаментальных нравственных императивов, но и новое понимание природы морали как ансамбля актуально сосуществующих императивно-ценностных систем.

1. Исходная проблема исследования была обусловлена антитезой, сложившейся в понимании морали. С одной стороны, развитие морали трактуется исторически линейно: в функциональном плане - от простого к сложному (например, от приоритета внешнего регулирования к приоритету внутреннего регулирования поведения, в частности, от доминирующих механизмов страха и стыда к доминирующему механизму совести), в содержательном (ценностном) - от коллективных ценностей к ценностям личности (в частности, от авторитета группы к авторитету автономной личности). С другой стороны, в нравственном развитии человечества признается сосуществование различных по типу моралей, при том, что исторически они, действительно, могли возникать последовательно и отражать возрастающее усложнение условий социальной жизни и требований, предъявляемых к индивиду. Первый подход проходит через всю классическую философию от Аристотеля до Г.В.Ф.Гегеля и К.Маркса; распространен он и в современных телеологических и телеологически ориентированных концепциях. Второй подход получает развитие в постклассической философии, от Ф.Ницше и М.Шелера до М.Фуко и Э.Баумана; но косвенно встречается он и в рамках классического философствования (Н.Макиавелли, Б.Мандевиль, его можно вычитать и у Гегеля). В русской философии первый подход представлен у В.С.Соловьева, второй - легко просматривается у В.В.Розанова. В частности, различие двух подходов обнаруживается при сопоставлении фундаментальных нравственных императивов - талиона, золотого правила и заповеди любви (или их концептуально иначе выраженных аналогов).

2. Талион и золотое правило обычно рассматриваются как выражение исторически последовательных ступеней в развитии нравственности. Устоявшееся мнение заключается в том, что талион - это доморальная форма социальной регламентации, соответствующая довольно ранней стадии развития человеческих сообществ, и он преодолевается с развитием более развитых форм нормативной регуляции поведения. Однако, как показывает опыт, с развитием нравственности поступки по логике талиона не только сохраняются, но и продолжают составлять важную часть поведения цивилизованного, в том числе современного, человека, и отнюдь не только в форме "пережитка".

Анализ разнообразной литературы и нормативно-этическое и нормативно-логическое переосмысление талиона и золотого правила позволили сделать выводы, показывающие, что: а) этическое содержание талиона и золотого правила может быть уточнено и специфицировано при условии расширения их нормативного контекста; б) в частности, при условии их более определенного соотнесения с христианской заповедью любви; в) золотое правило представляет собой обобщение как талиона, так и ветхозаветной заповеди любви к ближнему; г) талион и в своей изначальной форме может рассматриваться не только как непосредственно предшествующий нравственности, но и как по существу нравственный регулятив; д) талион, точнее, "пост" и "пара-талионные" императивные формы продолжают играть важную и незаменимую позитивную роль и на высоких ступенях ее развития.

В современной нормативной культуре и талион, и золотое правило, в том числе в своей более развитой и содержательно определенной форме заповеди любви функционируют в различных взаимонакладывающихся императивно-ценностных контекстах. Талион вопреки осуществленной этико-философской и морализирующей критике то и дело оказывается востребованным в практических отношениях людей как насущный регулятивный, конфликто-разрешающий и сдерживающий избыточную, деструктивную агрессивность нормативный инструмент.

Это правило (право), которое действует в наименее благоприятных и наименее человечных, но тем не менее постоянно встречающихся в жизни людей и обществ ситуациях. Это не значит, что талион является наименее человечным правилом взаимоотношений между людьми. - Наоборот, он дан (сформировался) и сохраняется как принцип, гарантирующий пусть жестокий, но порядок в неблагоприятных и бесчеловечных условиях жизни, когда нравы в упадке, мораль бессильна, а государство не способно проявить волю и могущество для принуждения всех своих граждан подчиниться закону.

3. Как основа исторически определенного регулятивного порядка талион обобщенно выражается в формулировке: "В ответ на нанесенный ущерб поступай по отношению к окружающим (чужим) так, как они поступают по отношению к тебе и твоим сородичам", и характеризуется следующими признаками: а) талион - это правило, регулирующее реактивные действия; в отличие от исторически близкой ему заповеди любви, он ничего не говорит о том, какими должны быть инициативные действия; б) регулируемые талионом ответные действия направлены на наказание нарушителя справедливости, либо на тех, кто вправе отвечать за нарушителя (в более поздних интерпретациях талиона наказание может выражаться не в нанесении равного физического ущерба обидчику или тем, кто отвечает за него, а во взимании компенсации за нанесенный ущерб, причем размер компенсации устанавливается на основе переговоров между пострадавшей стороной и стороной нарушителя (обидчика) и является результатом компромисса); в) по своему содержанию действия, регулируемые талионом, обращаемы, или взаимны; посредством обращаемости, или взаимности утверждается равенство; г) талион не только направлен на восстанавление попранной справедливости, он требует соблюдения справедливости и в наказании нарушителя; при этом требуя возмездия, талион ограничивает меру возмездного действия критерием адекватности преступлению и нанесенному ущербу; указывая на непременность ответных действий в случае нарушения справедливости, он предполагает и наказуемость несправедливости в наказании; д) самим фактом своего существования талион угрожает, и в угрозе заключается его основная санкция; е) стандарт справедливости, предполагаемый талионом, - ситуативен в своем приложении, однако как принцип действия он надсубъективен и универсален.

Анализ Ветхого Завета свидетельствует о внутренней эволюции талиона - от обуздания стихии мести и разгневанной силы (Быт. 4:14-15, 24; 9:5-6; 21:12-37) до великодушной и почти прощающей снисходительности к нарушителю порядка (Лев. 19:18; Пр. 24:29; 26:27), тем более к случайному нарушителю. Закономерность такой динамики подтверждается аналогичной эволюцией талиона в Коране (2:178-179,194; 4:92; 5:45; 16:126; 17:33; 22:60; 42:40-43).

4. В древних текстах талион существует в формулировках, указывающих на необходимость конкретных действий в ответ на конкретные действия (Исх. 21:23-25; Лев. 24:20, Втор. 19:21). Встречающиеся в современной литературе обобщенные формулировки талиона, в особенности те, что представляют собой усеченный вариант по сравнению с приведенной выше, а именно: "Поступай по отношению к окружающим (чужим) так, как они поступают по отношению к тебе и твоим сородичам", - являются результатом философского обобщения и специального нормативного конструирования. Строго говоря, эта приведенная формулировка включает в себя как талион, так и благодарность, с той разницей, что в талионе ограничивались действия, превышающие меру, необходимую для восстановления формального равенства; а в благодарности ограничению подвергались действия, занижающие меру, необходимую для восстановления формального равенства.

В рамках ранних нормативно-ценностных систем талион был правилом, в котором конкретизировался более общий принцип - принцип равного воздаяния, равного ответного действия. Иными словами, талион был типичным, но не парадигмальным правилом нормативно-ценностной системы позднеродовой эпохи; он может восприниматься в качестве парадигмального лишь при возведении к более общему принципу.

5. Неправомерно рассмотрение талиона как основополагающего правила для исторически определенной (ранней) системы норм, называемой "этикой воздаяния"; во всяком случае, этика воздаяния содержала в себе как правило возмездия (наказания), а именно, талион, так и правило благодарности.

6. Сопоставительный анализ эволюции талиона в Библии (от Ветхого Завета к Новому Завету) и в Коране позволяет сделать выводы о том, что: а) как в историческом, так и нормативном плане талион в своем реальном функционировании со временем претерпевает изменения; вектор этих изменений направлен в сторону все большего смягчения санкций талиона: после Пятикнижия, в других книгах Ветхого Завета очевидно прослеживается постепенное ослабление жестокости предполагавшихся талионом санкций; в Новом Завете этот процесс нарастающего ослабления жестокости талиона обращается в полный его запрет; б) эта тенденция получает развитие в Книге Притчей Соломоновых, в которой мы находим этику, которую уже никак нельзя назвать этикой воздаяния; в) христианская этика терпения, прощения и милосердия явилась результатом той эволюции, которая уже произошла в моральном мышлении и учениях Пророков; однако христианскую этику отличает от этики Ветхого Завета однозначное неприятие талиона как пусть и ограниченного, упорядоченного, но проявления силы; г) в Коране прослеживается та же динамика во внутреннем нормативном содержании талиона, что и в Ветхом Завете от Пятикнижия к Книгам Пророков; д) в Коране, как и в Нагорной проповеди, при первом упоминании правила талиона производится отсылка к уже известному закону и затем дается наставление; однако собственно кораническое наставление не противопоставляется Моисеевому, но только сопоставляется с ним; в талионе выделяется - требование строгого равенства возмездия и преступления; е) вместе с тем косвенно рекомендуется и прощение; ж) талион раскрывается и конкретизируется в соотнесении с ситуациями войны, или острого и ожесточенного противостояния; з) в отличие от христианства, в Коране утверждается, что по отношению к врагу, тем более неверному, надо быть великодушным, но не снисходительным; на обиду надо отвечать обидой; защищающийся вправе применять силу; и) в Коране, в отличие от Нового Завета, талион не отвергается решительно; лишь в одном месте содержится констатация предпочтительности полного прощения возмездия; талион ограничивается, однако, в отличие от Ветхого Завета, это ограничение сопровождается предложением и наставлением иных подходов в морали - прощения, терпения, снисходительности, в том числе, ради будущего спасения.

7. Содержательным и глубоким источником для понимания талиона и его действительной роли в социальной жизни является трактат Г.Гроция "О праве войны и мира" (1625). Хотя в этом трактате Гроций упоминает само слово "талион" лишь однажды, он более широко относится к соответствующей исторически-правовой практике и квалифицирует базовое условие для применение правила талиона как такое, при котором нет возможности в ситуации конфликта обращаться к "общим судьям" и к установленным судам. Поскольку наиболее распространено это условие в ситуации войны, то право войны - это как раз та область, в которой применение и использование талиона наиболее уместно. И поскольку Гроций исследует право войны он, независимо от своих исследовательских намерений, приходит к наблюдениям и выводам, имеющим непосредственное отношение к функционированию правила талиона, разъясняющим это правило и позволяющим существенно обогатить наше понимание его правового и этического содержания.

Примечательно, что Гроций рассматривает сопряженную с талионом практику, во-первых, в контексте христианской этики, а, во-вторых, под углом зрения соблюдения справедливости и права; справедливость и право обеспечивают сохранность жизни и собственности человека.

Гроций развивает свои рассуждения в трех плоскостях: а) традиции естественного права; б) божественного закона как он дан в Ветхом Завете; в) закона Христа. Демонстрируя свою приверженность евангельской этике, Гроций одновременно переосмысливает ее в духе естественного права и Ветхого Завета и тем самым стремится сблизить эти три качественно различные способа нормативного мышления. Говоря же об источниках и видах права Гроций указывает и на введенные людьми установления, будь то внутригосударственное право или право народов (международное право), которые основаны на естественном праве и божественном законе.

Анализ аргументов Гроция позволяет сделать определенный вывод о том, что для Гроция право талиона сохраняет свою силу и после Нагорной проповеди, причем не в отрицание ее, а в совмещении с ней. В трактате Гроция новая этика не противопоставляется старой, а сопоставляется с ней. Соответственно определяется у Гроция место тому способу нормативного мышления, который свойствен талиону.

8. Принято считать, что золотое правило существует в двух формах - негативной ("Не делай другим того, чего себе желаешь") и позитивной ("Поступай по отношению к другим так, как ты желал бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе"). Также принято считать, что существенным отличием золотого правила (именно в его позитивной формулировке) от талиона является то, что золотое правило апеллирует к чувству и намерению человека; талион как будто апеллирует к сложившейся ситуации, к действию, совершенному другим. Золотое правило предполагает, таким образом, инициативное действие, т.е. оно определяет, как (и с чем) следует вступать в отношение с другим. Талион же предполагает ответное, или реактивное действие, т.е. он указывает, как следует поступать в отношениях, заданных другими. Если принять точку зрения, что талионом и золотым правилом конституируются различные нормативные системы, а исторически так оно и было, то здесь возникает существенный вопрос: как истолковать такую их разноориентированность? Как так получается, что в одном случае приоритет отдается реактивному действию, а в другом - инициативному? Можно допустить, что для нормативно-ценностной системы, основанной на талионе, как исторически ранней, инициативное действие было безразлично. Но как объяснить невнимание к реактивному действию в нормативно-ценностной системе, основанной на золотом правиле, - системе, которая вполне обоснованно квалифицируется как нравственная?

Казалось бы, этика равного воздаяния действительно сориентирована лишь на ответные действия (слово "воздаяние" именно на это и указывает). Однако на основе правила равного воздаяния, более того, на основе талиона как такового мы можем реконструировать принцип инициативного действия. Талион в строгом смысле мог бы быть сформулирован так: "В ответ на совершенное тебе зло отвечай соразмерно". Отсюда можно вывести следующую сентенцию: "Помни, что ответное действие должно быть соразмерным: какое зло ты совершишь людям, таким же и тебе ответят". Стало быть, - и здесь оформляется правило инициативного действия - "Чего не хочешь получить от других [в ответ], того и сам другим не делай", или "Не делай другим того, чего не хочешь, чтобы они делали тебе". Но таким образом мы приходим к отрицательной формулировка самого золотого правила. Золотое правило в своей негативной формулировке является непосредственным выводом из талиона, результатом переосмысления, а может быть всего лишь переформулировки талиона в терминах инициативного действия. "Утонченным" и "развитым" по сравнению с талионом золотое правило делает, во-первых, его позитивная формулировка, а во-вторых, в еще большей степени - изменившийся нормативный контекст.

Если взять другую составляющую правила воздаяния, а именно, требование благодарности, то его трансформация в правило инициативного действия также приведет в золотому правилу. В отличие от талиона, который ограничивает карающие действия, превышающие действия преступные, правило благодарности, побуждая к ответным действиям на совершенное добро, предупреждает от занижения меры воздаяния. Так что нормативные трансформации будут иметь здесь следующий вид: из правила благодарности вытекает такая сентенция (очевидно, скорее, пруденциально-эгоисти-ческая, чем нравственная): "Помни, что люди в ответ на твое доброе дело, могут ответить тебе добром". Стало быть, - и здесь оформляется другая формула инициативного действия - "Желая добра от людей, делай им добро", или "Делай другим то, что ты хочешь, чтобы они делали тебе". Перед нами, как и можно было ожидать, - позитивная формулировка золотого правила, правда, в слабой (неуниверсальной) версии.

9. Возможен ли непосредственный переход от золотого правила (обраща-ющего к инициативному действию) к талиону (как правилу реактивного действия)? Возвратных ходов здесь несколько, и однозначного возвращения к талиону не получается. Формула талиона может быть получена лишь при выборе одного из возможных путей преобразования. Это связано с тем, что в формуле золотого правила есть существенный момент, напрочь отсутствующий в формуле талиона. Взятое само по себе, золотое правило допускает различные индивидуальные цели деяния, что и задается словами: "как ты (не) желаешь". Золотое правило реактивного действия могло бы звучать следующим образом: "Отвечай на чужие действия так, как бы ты желал, чтобы отвечали на твои действия". Ответные действия могут совершаться из мести, из чувства справедливости, по великодушию (снисхождению). Здравый смысл или еще чувство самосохранения может подсказывать, чтобы мы не желали, чтобы нам мстили. Исходя из беспристрастного чувства правды или определенных убеждений, мы хотим справедливости; так особую философию, по которой получение справедливого наказания есть условие спасения, развивает в платоновском "Горгии" Сократ. Наконец, мы можем желать, а скорее, надеяться, на прощение. Только в первом варианте мы возвращаемся к талиону в специфической (не обсуждающейся обычно) негативной формулировке: "Отве-чая на зло, совершенное в отношении тебя, не превышай зла, причиненного тебе". В последнем варианте мы обращаемся к предполагаемой заповедью любви заповеди прощения. Во втором же варианте обращение к справедливости может предполагать талион; но при развитых системах права мы в своих ожиданиях справедливости можем уповать и на право, позитивное право, а не на талион как правило соразмерного воздаяния. Таким образом, именно потому, что в золотом правиле ключевыми являются слова "как бы ты желал", от него нельзя однозначно перейти к талиону.

10. Сопоставление талиона и золотого правила оказывается неполным при упущении еще одной фундаментальной для морали нормативной формулы - заповеди любви. Имеется несколько подходов к решению вопроса о статусе заповеди любви в соотнесении с талионом и золотым правилом. Довольно распространенной является точка зрения, согласно которой заповедь любви является частным выражением или иным названием золотого правила. Другая точка зрения заключается в том, что заповедь любви является не столько частным, сколько высшим выражением золотого правила. Согласно еще одной точке зрения, заповедь любви является высшим нравственным требованием, формирующимся на основе золотого правила, но отчасти и преодолевающим его, аналогично тому, как золотое правило формулируется на основе талиона и исторически преодолевает его. Эта точка зрения предполагается той линией в истории морально-философских идей (концептуализировавшихся различным образом), которая представляет справедливость и милосердие в качестве двух фундаментальных добродетелей, или начал нравственности.

Во всех этих подходах с золотым правилом соотносится христианская, а не ветхозаветная заповедь любви. Особенность христианской заповеди любви заключается в том, что она носит комплексный характер, в ней объединены две, данные в Пятикнижии заповеди, а именно - заповедь любви к Богу (Втор. 6:5) и заповедь любви к ближнему. Заповедь любви к ближним дана в Книге Левита в двух контекстах, причем столь различных, что можно говорить о двух версиях заповеди. В одной заповедуется доброжелательность к ближним как соплеменникам, и она однозначно противопоставляется правилу талиона (Лев.19:18); в другой заповедуется благоволение к чужакам (Лев. 19:33-34). Речь здесь еще не идет о любви к врагам, - но о любви к несоплеменникам, чужакам, становящимся соседями или домочадцами. Заслуживает внимание факт, что наставления любить ближнего и чужака даны в одной главе Книги Левита и в этой же главе упоминается правило равного воздаяния (Лев. 19:21).

Судя по источникам, заповедь любви как заповедь любви к ближнему не так древня как талион (она противопоставляется талиону), но она древнее золотого правила. Иными словами, ветхозаветная этика не исчерпывается этикой талиона, - она содержит в себе и этику любви. Правда, это - этика любви как любви к ближнему в ветхозаветном смысле этого слова. Заповедь любви еще никак не акцентирована в Ветхом завете; она дана в ряду разнообразных других, житейски-пруденци-альных, обычно-пра-вовых, хозяйственных, ритуальных наставлений и рекомендаций. Только ретроспективно, в свете позднейших этических новаций, мы обращаем особое внимание на наличие заповеди любви в Ветхом завете.

Этот потенциально особый характер заповеди любви проявляется и в золотом правиле. Принято считать, что золотое правило взрастает на основе талиона и в порядке трансформирования и обобщения (от возмездия - к воздаянию) талиона. Но одновременно можно сказать, что в своей позитивной формулировке золотое правило представляет собой обобщение и заповеди любви к ближнему. Динамика от "Люби ближнего, как самого себя" к золотому правилу в его позитивной формулировке опосредствована такими императивами, как: "Относись к другому, как к самому себе", "Относись у другому так, чтобы он любил тебя".

Таким образом, ветхозаветная этика содержит талион как правило ответного действия на злые действия чужих и заповедь любви как правило инициативного действия по отношению к своим. Такое положение было присуще не только ветхозаветной этике. Такой была и античная классическая этика вплоть до стоиков. Так, сократовский принцип благоволения к друзьям сродни ветхозаветной заповеди любви к ближним как близким.

11. При том, что и талион, и заповедь любви к ближнему обобщаются в золотом правиле, отношения внутри этой тройки императивов не сбалансированы: обобщая талион, золотое правило противостоит ему, и, напротив, обобщая заповедь любви, золотое правило закрепля-ет ее. Более того, в оппозиции талиону золотое правило и заповедь любви к ближнему сливаются. Конечно, оппозиция талиону золотого правила отличается от оппозиции заповеди любви, причем существенно. Настолько существенно, что в свете последовательно развитой этики любви золотое правило по некоторым своим характеристикам начинает сливаться с талионом: и талион, и золотое правило предполагают взаимность, и талион, и золотое правило предполагают равенство. Но ни взаимность, ни равенство не непременны для заповеди любви. Что обнаруживается в принципиальной сопряженности заповеди любви к ближнему с заповедью любви к Богу - сопряженности, которая устанавливается только в христианской этике.

12. В целом же характеристики золотого правила и заповеди любви почти полностью противоположны тем, что обнаруживаются в талионе: а) они устанавливают стандарт инициативного действия; б) требуемые, а фактически, рекомендуемые ими действия направлены на поощрение другого, заботу и милосердное попечение о нем; в) они не предполагают взаимности или равенства; заботливое отношение к другому принципиально бескорыстно и не ориентируется на возможную благодарность или компенсацию; г) золотое правило, как и заповедь любви, с которой оно и по смыслу, и контекстуально соотнесено в Новом Завете, в отношении к другому настаивает на прощении, милосердии, а в случае творимого зла - и на непротивлении ему; д) при этом в функциональной характеристике золотое правило и заповедь любви совпадают с талионом: задаваемый ими стандарт отношения к другому ситуативен, но тем не менее надсубъективен.

13. Переосмысление нормативно-этического содержания талиона по критериям развитой нравственности (в континууме, задаваемом добродетелями-"категориями" справедливость - человеколюбие) дает основания реабилитации талиона в качестве именно нравственного (не пранравственного) правила. Талион является нравственным правилом по формально-функциональным критериям, хотя бы в той ограниченной мере, в какой он, во-первых, надситуативен, универсален и, во-вторых, апеллирует к самому действующему индивиду (пусть и как к члену некоего более широкого сообщества); в какой ему присуща безусловная долженствовательность. Но этическая реабилитация талиона не ограничивается установлением его соответствия формально-функциональным характеристикам морали. Более того, это соответствие не существенно за рамками строгого формально-функционального подхода к морали. Собственно реабилитация талиона должна состоять в установлении действительного места талиона в пространстве нравственности. Принимая во внимание двумерный характер морали, ее разделенность на этику справедливости и этику милосердия (человеколюбия), а также традиционную ассоциацию золотого правила с этикой справедливости и заповеди любви с этикой милосердия, - талион следует отнести именно к этике справедливости. Здесь он выступает одновременно противовесом золотого правила и гарантом его действенности. Талион это исторически первая форма справедливости. Но это и определенная форма справедливости - репрессивной справедливости по отношению к тем, кто не желает принять и разделить предлагаемые золотым правилом равенство и взаимность (взаиморасположенность) или предлагаемые заповедью любви великодушие, щедрость, открытость. Талион зарезервирован для общения с теми, кто как бы полагает, что "мораль - это бессилие в действии", что "мораль - это ухищрение слабых". На этой теоретической и нормативно-этической основе становится возможной этическая реинтерпретация отдельных положений теории справедливой войны и этики противостояния, в том числе ненасильственного, злу.

14. В прикладной части исследования были проанализированы проблемы насилия и ненасилия, войны, смертной казни и благотворительности - в свете фундаментальных нравственных императивов (талиона, золотого правила и заповеди любви):

Насилие и ненасилие. Эти феномены были рассмотрены в контексте соотношения этики Моисея и этики Христа, антитетичность которых в социально-коммуникативном аспекте обнаруживается в понимании человеческой общности как основанной на внутренней разъединенности людей (Моисей) и принципиальной внутренней соединенности (Иисус), а в этическом - как социальная этика - этика коммунального и экстра-коммунального обустройства (Моисей) и этика перфекционистская, если не сказать, исключительно перфекционистская (Иисус). Понятно, что современный мир, в том числе его христианский ареал, - это мир, живущий по модели "этики Моисея", т.е. мир частных, обособленных интересов, находящихся в постоянных противостояниях и конкуренции, но никак не "соборный", не всечеловеческий мир. Это накладывает определенные ограничения на принцип ненасилия и требует внимания как к принципам противостояния злу и градациям нравственных ограничений сопротивления злу при условии, что действительно приоритетным, т.е. абсолютным является требование противостояния и сопротивления злу.

15. Принципы справедливой войны. Отдельно проводившийся анализ концепции и принципов справедливой войны позволил сформулировать вывод о метанормативном содержании принципов справедливой войны. В методологическом плане, установление метанормативной основы принципов справедливой войны основывалось на аналитическом сопоставлении их обобщенных признаков с нормативно-регулятивными характеристиками этических позиций, задаваемых талионом, золотым правилом и заповедью любви. В метанормативном плане принципы справедливой войны по существу представляют собой экспликацию этики равного воздаяния и их нормативным архетипом является правило талиона.

16. Смертная казнь. Анализ известных аргументов за и против смертной казни позволяет предположить, что за противоположными подходами лежат этически определенные позиции. Сторонники смертной казни делятся на радикальных и на умеренных. Первые руководствуются "этикой" мщения, вторые - этикой талиона. Сторонники отказа от смертной казни руководствуются мягкой версией талиона. В то же время, апелляции к милосердию в дискуссиях о смертной казни неуместны, коль скоро речь идет не об освобождении злодея от наказания, а о недопустимости смертного наказания. Этическое содержание дискуссий о смертной казни нуждается в дополнительном прояснении, исключающем морализирование.

17. Благотворительность. Если логика наказания так или иначе всегда базируется на этике талиона, то логика благотворительности - на этике золотого правила и заповеди любви. Однако в той мере, в какой филантропия (в отличие от милостыни) является социальной по существу и социально значимой деятельностью, он должна основываться на принципах рациональности, что требует спецификации критериев эффективности благотворительности.

Для этого необходимо: а) понять благотворительность в ряду иных более или менее близких феноменов, таких как милостыня, помощь, социальная (коммунитарная) помощь (социальная защита), социальное партнерство, государственные социальные программы; б) осознавать своеобразие благотворительности в сравнении с внешне похожими, и, возможно, имеющими аналогичные социально-практические результаты, но по существу инородными действиями; в) прояснить различия между индивидуальной и корпоративной благотворительностью, а также между благотворительностью и спонсорством или благотворительностью и меценатством; г) прояснить социальные функции благотворительности, равно как и феноменологию дисфункций благотворительности.

Результаты исследования отражены в следующих работах автора:

1. Талион: его восприятие и видоизменения в христианстве и исламе // Моральная философия в плюралистическом культурном контексте: Материалы Первой Московской международной конференции по компаративистской философии / Под ред. М.Т.Степанянц. - (в производстве).

2. Jus Talionis в трактате Гуго Гроция "О праве войны и мира" // Этическая мысль. Вып. 3 / Отв. ред. А.А.Гусейнов. М.: ИФРАН, 2002. С. 139-165.

3. Нравственные ограничения войны: Проблемы и примеры / Под ред. Б.Коппитерса, Н.Фоушина, Р.Апресяна. М.: Гардарики, 2002.

4. Метанормативное содержание принципов справедливой войны // Полис, 2002, № 3. С. 57-71.

5. Определения благотворительности - разнообразие исследовательских задач

6. Ресентимент и историческая динамика морали // Этическая мысль. Вып. 2 / Отв. ред. А.А.Гусейнов. М.: ИФРАН, 2001. С. 28-39.

7. Талион и золотое правило: критический анализ сопряженных контекстов // Вопросы философии, 2001, № 3. С. 72–84