Институт Философии
Российской Академии Наук




  Счастливцев Р.А. - Гуссерль и Деррида
Главная страница » » Счастливцев Р.А. - Гуссерль и Деррида

Счастливцев Р.А. - Гуссерль и Деррида

Гуссерль и Деррида.
Удвоение интерпретации.
Параллелизм и интерпретация.
 
 
«Параллелизм» - один из многих концептов-метафор в текстах Гуссерля. Встречается он не так часто как «поток», «жизнь» и т. д. Так сказать, понятие второго плана. Однако идея, принцип параллелизма настолько сильно определяет всю композицию гуссерлевской мысли, что и без частого упоминания следы его можно найти в разных уголках феноменологии.   Мы попробуем рассмотреть образ параллелизма используя интерпретацию Ж. Деррида, столь чуткого к слову-мысли Гуссерля. Параллелизм мы находим в основании феноменологии как глубинную метафору различения – усмотрения (образования) сущностей. И прежде всего сущности самого сознания.
 
В данной работе используется метод концептуального удвоения-различения: концепты-двойники, транс-концепты внедряются в текст, преднаходятся в тексте, наделенные размытым (как минимум двойным – авторско-читательским) интерпретативным смыслом, что порождает смысловые сдвиги в текстовой конструкции-среде. В том числе из стилистических соображений   мы используем синонимы-двойники параллелизма: расслоение, удвоение, различение (постструктуралистски нагруженные), поляризации. Некоторые из них есть у самого Гуссерля, некоторые используются Деррида.
Так «параллелизм» вводится как предмет и метод, превращаясь из предмета в метод и обратно.
Параллелизм – это концепт-метафора. Гуссерль в поисках (подчас неявных) нового языка для новой философии обнаруживал новые понятия- образы и долго не мог расстаться с ними как с любимой «одеждой» для своей мысли. При том, что исходные принципы феноменологии подразумевали снятие всех и всяческих «оболочек» с мысли и представление ее в чистом виде.  
Параллелизм – продукт различения, необходимого и постоянного раздваивания, растраивания расслоения присутствия (настоящего, бытия), проблема которого была поставлена еще Платоном и неоплатониками как проблема Единого (одного) и иного (другого). Однако уже для Кузанца единое и многое тождественны. Они сосущетсвуют в диалектическом единстве: внутри чего? Единого или многого? Что первично: различение или тождество? В основе единства единого и многого лежит различение, так как мы их способны различать. С другой стороны это различение самотождественно, так как без единства не было бы различения. 
С другой стороны, идеальность (первичное самотождественное бытие или основа, обеспечиывающая тождество) значения (т.е. единство) по Деррида лучше всего сохраняет жизнь – некое исходное, неопределимое единство. Может быть параллелизм – это не раздвоение, символ, выражение единства во множестве, т.е. жизнь. Параллели, которые разделяет Ничто, т.е. ничто не разделяет не соединяются, но и не разъединяются. Система не распадается, ее что-то держит, возможно это и есть Ничто, которое разделяет параллели.
В конечном итоге параллелизм определяет всю композицию гуссерлевой феноменологии. Сознанию непосредственно (в интуиции, созерцании) дается вещь, предмет, но методологически предмет оказывается недостижимым. Особенно ярко это проявляется в понятии ноэмы. Между предметом и сознанием постоянно пролегают какие-то непреодолимые пустоты. Несомненно предмет и сознание связаны, об этом говорит основное понятие феноменологии – интенциональность. Отношение оазделеннонности-связанности предмета и сознания можно назвать параллелизмом в преимущественном смысле. Все остальные варианты параллелизма, различения внутри сознания (феноменологии и психологии, материи и формы, ноэзиса и ноэмы) являются следствием этого превичного параллелизма.
Тоже можно сказать об отношении единства и среды. Единство предмета определяется средой сознания. И наоборот: целостность сознания (Я или потока) устанавливается по отношению к предметной среде.  
 
«Параллелизм» у Гуссерля мы находим в «Картезианких размышлениях».
«Хотя чистая психология сознания представляет собой точную параллель трансцендентальной феноменологии сознания, их нужно, тем не менее, строго отличать друг от друга; напротив, их смешение характерно для трансцендентального психологизма, лишающего нас возможности прийти к подлинной философии.» 94
Гуссерль поставил довольно сложную цель перевести различные познавательные способности человека – в сущности все его ментальные способности – в объективную логическую сферу. Необходимо было представить всю деятельность человеческого сознания, понимаемую предельно широко в духе Декарта как объективный процесс образования и функционирования логических форм. Сам Декарт не ставил вопрос настолько строго, хотя различение рационализма и эмпиризма Нового времени можно считать преддверием борьбы психологизма и антипсихологизма конца XIX – начала ХХ века. Сам Гуссерль, критикуя психологизм и натурализм постоянно обращался к эмпиристским концепциям (в «Логических исследованиях» и в «Идеях…» этой теме посвящаются отдельные разделы).    
Различение параллелей – феноменологии и психологии действительно чрезвычайно трудно произвести. Проблема здесь заключается в том, что возникающий таким образом «трансцендентальный параллелизм» сам по себе оказывается нередуцируемым основанием феноменологии. Последняя органически нуждалась в том напряжении, которое возникает между «параллелями», которые невозможно ни различить, ни отождествить. Этим объясняется и то, что Гуссерль так и не оставил сколько-нибудь серьезных разработок в области чистой феноменологической психологии.
 
«Чисто дескриптивная психология сознания, хотя ее подлинный методический смысл раскрылся только в новой феноменологии, не есть сама трансцендентальная феноменология в том смысле, в каком мы определили ее как таковую посредством трансцендентально-феноменологической редукции» 94
Точки напряженности трансцендентального параллелизма расположены по всему феноменологическому полю. Это напряженность между эмпирическим и трансцендентальным сознанием – результат более фундаментального параллелизма между сознанием и миром.   
 
Объединяет и разъединяет параллели жизнь: «Всю важность трансцендентальной очевидности ego cogito (понимаемого в самом широком картезианском смысле) мы переносим теперь (оставляя в стороне вопросы области действия ее аподиктичности) с тождественного себе ego на многообразные cogitationes, а следовательно, на поток жизни сознания, в котором живет мое тождественное себе Я, Я размышляющего, чем бы далее ни определялось это последнее выражение. На эту жизнь, к примеру, на свою чувственно воспринимающую и представляющую или на свою производящую высказывания, оценивающую, волящую жизнь оно может в любое время направить свой рефлектирующий взгляд, рассмотреть ее, а затем истолковать и описать ее содержания». 93-94
«Жизнь» и определяет единство-различение психологии и феноменологии. Жизнь оказывается тождественна трансцендентальному параллелизму. Этот мотив различения и опасности смешения виден уже в «Логических исследованиях» (оба тома). Феноменология родилась из первичного различения-редукции, отделившись от психологии. Всю ее «жизнь» феноменология находилась под угрозой смешения, пересечения, «переплетения» (также любимый образ Гуссерля) с психологией. Причем различительный параллелизм требовал и от самой психологии разделится на две «линии»: научную объективную психологию и истинную феноменологическую психологию, стоящую ближе всего к феноменологии, основывающейся на ней, но ей не тождественной.
 
Почему вообще необходимо различать параллели?
 
Трудности тончайшего различения «параллелей» постоянно всплывают в гуссерлевских текстах как невозможность выражения, нехватки языковых средств, что постоянно стимулирует поиск все новых образов. Гуссерль использует уже проверенное в «Идеях» слово «нюанс», смысл которого раскрывается в редукции, отделяющей пропастью феноменологию и психологию, оставляя, правда, некоторые содержательные согласования: «Речь здесь идет об одном из тех будто бы незначительных нюансов, которые решающим образом определяют, правилен или ошибочен наш путь в философии. Следует постоянно иметь в виду, что все трансцендентально-феноменологическое исследование связано с неукоснительным соблюдением трансцендентальной редукции, которую нельзя путать с абстрактным ограничением антропологического исследования одной лишь душевной жизнью. Поэтому смысл психологического исследования сознания отделен глубокой пропастью от смысла исследования трансцендентально-феноменологического, хотя описываемые с той и с другой стороны содержания могут согласоваться друг с другом». 94-95
 
Различение натуралистического сознания, находящегося в мире и феноменологического сознания осуществляется через редукцию. При этом редукция производится как раз феноменологическим трансцендентальным сознанием. Кроме того, надо учитывать, что оба сознания есть сознание одно, а именно то самое человеческое сознание, способное присутствовать и в мире и вне его. «В одном случае мы имеем данные о мире, существование которого предполагается, и понимаем их при этом как составляющие душевной жизни человека, в другом, при параллельных, содержательно идентичных данных, об этом речь не идет, так как при феноменологической установке мир вообще не имеет значимости как действительность, но лишь как феномен действительности». 95
 
Интересны эти «содержательно идентичные данные». Именно по ним согласовываются эти две «параллели»: мир и феномен мира. В сущности в этом различении и состоит смысл феноменологии. Гуссерль не дает точного определения, что такое феномен. Все его труды в основном посвящены разработке и демонстрации (почти ескрипции) феноменологического метода, метода создания феноменов. Ключевым для этого метода является редукция. Именно она разделяет параллели: мир и феномен мира. Феномен ничем почти не отличается от предмета (содержание у них одно). Феномен лишь имеет некоторый прозрачный тонкий слой или форму, покрывающий предмет. Это сознание. Прозрачный слой-форма не является феноменом не существует отдельно от предмета, но полностью его изменяет: «Нельзя упускать из виду, что εποχή в отношении всего, что существует в мире, ничего не меняет в том, что многообразные cogitationes, соотносящиеся с тем, что в нем существует, в самих себе содержат это отношение; что, к примеру, восприятие этого стола теперь, как и прежде, остается именно его восприятием. Так, вообще, каждое протекающее в сознании переживание есть в себе самом сознание о том-то и том-то, как бы ни обстояло дело с правомерностью наделения такого предмета действительной значимостью, и как бы ни воздерживался я, пребывая в трансцендентальной установке, от этой, как и от всякой другой из имеющих для меня силу естественных значимостей. Трансцендентальное ego cogito должно, следовательно, быть дополнено еще одним звеном: каждое cogito, или иначе, каждое протекающее в сознании переживание полагает некий предмет и, таким образом, несет в себе самом, как положенное, то или иное свое cogitatum, причём каждое cogito делает это по-своему. …Осознаваемые переживания называются также интенциональными, причем слово «интенциональность» означает здесь не что иное, как это всеобщее основное свойство сознания — быть сознанием о чем-то, в качестве cogito нести в себе свое cogitatum.»95-96
 
Феномен – это содержательная форма, неотделимая от предмета.  
Феномен – результат сдвига в сознании, при чем этот сдвиг порождается самим сознанием и приводит к нему же – прозрачная сознательная оболочка становится видимой. 
 
Параллелизм дает возможность различать прямые и рефлексивные акты. В последних и дается (создается) модифицированный трансцендентальный опыт, котором описывается трансцендентальное редуцированное cogito (см. 97). Рефлексия преобразует исходное прямое переживание, и «рефлексия делает предметом то, что прежде не было предметным, будучи переживанием» (98). Т.е. рефлексия в процессе трансформации прямого переживания делает видимым в нем то, что и раньше присутствовало, но было недоступно рассмотрению, истолкованию, а главное – дескрипции. Чтобы описывать, нужно видеть. Чтобы видеть, надо изменить само видение (в данном случае естественную установку), изменить бытийный модус и проявится невидимое бытие cogito. Новое видение дает новое интенциональное переживание, в котором осознается «соотнесенность с более ранним переживанием», моменты самого переживания, как текущего переживания, и моменты переживаемого предмета. Так мы переходим в сферу феноменов, «универсум абсолютной беспредпосылочности» (100), в котором осуществляется опытное дескриптивное знание нашей интенциональной жизни (98).   
 
Феноменологическая установка в отличие от целостной естественной расщепляет Я, надстраивая над наивным заинтересованным Я незаитересованное наблюдающее Я (см. 99). Незаинтересованность состоит в отчужденности от бытия мира и вещей, что придает нейтральность самому процессу расщепления Я (как особой вещи, переставшей быть частью мира, т.е. с феноменологической точки зрения не реальной, не существующей). Незаинтересованное, не реальное трансцендентальное Я занимает наиболее удобную позицию в несуществующем месте, точке (зрения) (воздерживаясь от всех точек зрения, «в которых некое сущее оказывается заранее данным»), чтобы видеть и наиболее адекватно описывать (99).
 
«Точнее говоря, я, размышляющий феноменолог, ставлю перед собой универсальную задачу раскрытия самого себя как трансцендентального ego в его полной конкретности, т. е. со всеми заключенными в нем интенциональными коррелятами». 104
 
«Как уже отмечалось, параллелью этому трансцендентальному раскрытию самого себя является раскрытие психологическое, а именно, раскрытие моего чисто психического бытия в моей душевной жизни, которая при этом естественным образом воспринимается как составная часть моей психофизической реальности (с которой я имею дело как одушевленное существо), и, тем самым, как составная часть мира, имеющего для меня естественную значимость. Очевидно, ни трансцендентально-дескриптивная эгология, ни чистая психология внутреннего (которую необходимо развивать как фундаментальную психологическую дисциплину), почерпнутая с помощью описания из внутреннего опыта (и, в действительности, лишь из него одного), не могут иметь никакого другого начала, кроме ego cogito. Это замечание очень важно, если учесть неудачу всех предпринимавшихся в Новое время попыток установить различие между психологическим и философским учением о сознании».