Часть 1. Глава 3.

КООПЕРАЦИЯ В ПЕРВЫЕ ПОСЛЕОКТЯБРЬСКИЕ ГОДЫ

 

 

 

"...Мы — партия, которая осуществляет

союз рабочих с крестьянами, которая говорит

крестья­нам, что переход к свободной торговле

есть воз­врат к капитализму".

   

В. И. Ленин. "Политический доклад

Цент­рального Комитета 2 декабря" 1919 года.

 

 

Теперь, в 1921 году, "при местном хозяйст­венном

обороте кооперация, которая у нас в сос­тоянии

чрезмерного задушения, нам нужна".

 

В. И. Ленин. "Отчет о политической

деятель­ности ЦК РКП (б) 8 марта" 1921 г.

 

  

 

Существенным вопросом аграрной политики партии боль­шевиков после Октября было отношение к кооперации. Надо сказать, что кооперация в России с середины XIX и в особен­ности с начала XX века развивалась высокими темпами. К 1917 году в деревне действовала 31 тысяча сельских по­требительских обществ, членами которых были 7,5 миллио­на человек, 25,6 тысячи сельскохозяйственных и кустарно-промышленных кооперативов разного типа, в которые вхо­дило 11 миллионов членов [46, с. 58—59]. По оценке В. П. Данилова, все формы кооперации объединяли к 1917 году не менее половины крестьянских хозяйств и соот­ветственно сельского населения [96, с. 190]. В условиях пос­леоктябрьской национализации промышленности и ликвида­ции частноторгового аппарата потребительская кооперация усилилась настолько, что к концу 1918 года обслуживала уже три четверти населения страны [96, с. 191]. До 90 % коопе­ративных обществ было сельскими. Если принять, что каждая семья состояла из 5 человек, то окажется, что сельская коопе­рация обслуживала перед мировой войной 94 миллиона, или 82,5 % населения деревни [46, с. 59].

 

Данные о численном составе позволяют видеть, что коопе­рация была далека от положения, при котором ее можно бы­ло бы обвинять в оторванности от масс, их интересов. О ее Широком демократизме говорят также данные о социальном Уставе кредитной кооперации: в ней преобладали средние Хозяйства с тенденцией к росту. В 1911 году на один двор такого хозяйства приходилось: рогатого скота — 2,47 голо­вы,  молочного  —  1,9 головы, посева — 9,4 десятины. "К 1917 году, — пишет В. В. Кабанов, - в кредитной коопе­рации состояло 10 миллионов хозяйств. Учитывая, что кулаков в стране было всего около 2 миллионов, надо признать, что рост кредитной коопераций происходил преимуществен­но за счет средних слоев" [46, с. 97, 99]. Если согласиться с очевидным, отмечавшимся современниками положением, что степень зажиточности хозяйства обычно соответствовала и многочисленности членов семьи, то число крестьян, участву­ющих прямо или косвенно в кредитной кооперации, намного превысит цифру 50 миллионов человек, то есть даст полови­ну или более населения деревни.

 

Приведем основные количественные характеристики кре­дитной кооперации.

  

Годы	Число товариществ	Число членов, в тыс.	Сумма вкладов  в млн. руб.
1900	783	300	15,5
1913	13 015	8261	363,1
1916	16 261	10 478	682,3 [46, с. 55]

 

 Кроме того, по состоянию на 1915 год при сельскохозяй­ственных обществах насчитывалось 1454 прокатных пункта, 1260 библиотек, 1223 случных пункта, 1030 зерноочистных пунктов и т. д. [46, с. 42-43]. По оценке В. И. Ленина, коо­перация сделала для социализма громадное дело, подготовив материально-техническую базу и организационные силы, раз­вив кооперативную самодеятельность и вырабатывая навыки грамотного хозяйствования.

 

Существовавшие объективно после Октября тенденции развития экономики сельского хозяйства способствовали дальнейшему прогрессу кооперации. Но и здесь, как и в дру­гих аспектах аграрной политики партии большевиков, про­изошло столкновение логики экономической жизни и субъ­ективных устремлений, основывавшихся на определенны/ теоретических представлениях о будущем.

 

В соответствии с подсчетами А. Хрящевой, к 1919— 1920 годам в деревне утвердилось уравнительное положение более ²/₃ крестьянских хозяйств с площадью посева от 1 до 8 десятин при подушном наделении землей [87, с. 34]. Это привело к фактическому уничтожению кулацких элементов, "сильно уменьшился пролетарский слой и увеличились группы мелких и средних земледельцев. Следовательно, революция ознаменовалась фактом огромной социальной важности — ослабления характера классового строения кресть­янства, сопровождающегося более рациональным соотношением отдельных элементов крестьянского хозяйства" [87, с. 42—43]. Возникли предпосылки для нормального экономи­ческого развития деревни, установления равноправных от­ношений с пролетарским городом. Значительную, а во многих отношениях и определяющую роль в этом процессе должна была сыграть кооперация.

 

Главной  формой  экономических отношений мелких, преимущественно натуральных хозяйств с промышленностью был рынок. Однако отдельное хозяйство неизбежно несло бы убытки или даже разорилось, если бы вздумало само органи­зовывать эту связь. Обособленные единоличные хозяйства в первую очередь объединялись в совместной деятельности именно в сферах торгового обращения, которые обеспечи­вались торговой и кредитной кооперацией. "Объединяя ры­ночные связи отдельных хозяйств, кооперация вносила в хо­зяйственную деятельность крестьянина-единоличника элемен­ты коллективизма, экономически связывала его личные ма­териальные интересы с интересами других крестьян, всего об­щества, пробивала первую брешь в его индивидуалистической психологии. Важно подчеркнуть, что кооперирование сбыто­вых, снабженческих и кредитных операций не требовало от крестьянина отказа от единоличного хозяйства и даже спо­собствовало его развитию. Это обстоятельство в огромной степени облегчало возможность объединения крестьянских единоличных хозяйств в сбыто-снабженческую и кредитную кооперацию" [27, с. 205—206]. Кооперация надежно защи­щала своих членов от атак торгового и ростовщического ка­питала. В дальнейшем, призывая коммунистов к коренному пересмотру взглядов на социализм, В. И. Ленин писал о том, что в условиях пролетарской власти над средствами произ­водства и землей кооперация представляет собой "все необ­ходимое и достаточное" для построения социализма, так как открывает возможность "перехода к новым порядкам путем, возможно более простым, легким и доступным для кресть­янина" [3, т. 45, с. 370]. Однако это стало понято лишь в 1923 году. Непосредственно после победы Октября цели и замысел были иные.

 

Опыт огосударствления промышленности, торговли и банков предполагалось применить в отношении кооперации. "Одним указом пролетарского правительства, — писал Ленин непосредственно перед Октябрем, — этих служащих (в том числе и кооперативного аппарата — С. И.) можно и должно перевести на положение государственных служащих... "Ого­сударствление" массы служащих... вещь вполне осуществимая и технически (благодаря предварительной работе, вы­полненной для нас капитализмом и финансовым капитализ­мом) , и политически, при условии контроля и надзора Со­ветов" [3, т. 34, с. 308]. Поэтому сопротивление коопера­тивного аппарата должно быть сломлено, а производство пре­вратиться в общенародную собственность.

 

Эти идеи развиваются в набросках "Проекта декрета о потребительских коммунах". Ленин пишет о принудитель­ном поголовном объединении населения в потребительские общества с целью единообразной постановки дела снабже­ния. "Ячейкой должны быть потребительно-производительные (лучше закупочно-торговые) волостные союзы, играющие роль и комитетов снабжения и органов сбыта. Границы волостей могут быть изменяемы в случае надобности". "В го­родах, может быть, подобное место заняли бы комитеты по кварталам или по частям улиц", что позволило бы, в конеч­ном счете, организовать снабжение населения в "общегосудар­ственном масштабе" [3, т. 35, с. 206].

 

Экономические ячейки государства — каждая фабрика, деревня и т. п. — должны были организовываться на прин­ципах "принудительного объединения всего населения в по-требительско-производительные коммуны" и немедленного введения "всеобщей трудовой повинности" с постепенным ее распространением на "мелкое, живущее своим хозяйст­вом без наемного труда крестьянство" [3, т. 36, с. 74].

 

В марте 1918 года согласно ленинскому замыслу пробле­ма продовольствия должна была быть решена следующим образом: Россия должна быть разделена на отдельные ком­муны, снабжение которых поручается рабочим кооперати­вам. Города делятся на участки, во главе каждого становят­ся кооперативы, которым поручается все дело снабжения и распределения предметов потребления. Организуются гу­бернские, уездные и волостные ячейки, ведающие делом распределения продуктов. Частные учреждения этого рода упраздняются. Кооперативные же организации будут суб­сидироваться правительством. Снабженческие кооперативы должны объединяться в союзы — "снабсбыткомы", между которыми возможна регулируемая государством торговля. Индивидуальная продажа не допускается, а в дальнейшем вместо торговли вводится прямой продуктообмен между предприятиями, между городом и деревней. Возникает "государство коммуны" [3, т. 36, с. 264] .

 

В соответствии с планами была начата разработка проек­та закона о потребительных коммунах. Приведенные выше идеи легли в его основу, широко обсуждались и пропаганди­ровались на местах. Результаты не замедлили сказаться: с мест последовали сигналы о "решительных" действиях против "отжившей свой век" кооперации. Так, в журнале "Кооперативная жизнь" читаем о случаях революционного насилия над кооперативами уже в силу их, так сказать, непро­летарской природы. Обратимся к одной из наиболее ранних публикаций, в которой сообщается о множестве форм неза­конных экспроприации и прочих акций.

 

"Прежде всего, теперешняя власть, — пишет автор статьи А. Меркулов, — бьет кооперацию рублем, облагая ее тя­желой данью или захватывая помещения и имущество кооперативных учреждений. Так, постановлением Вельского уездного совета рабочих и солдатских депутатов (Смоленск, губ.) все кооперативы города и уезда обложены единовре­менным налогом в размере всех собственных капиталов (?!) и чистой прибыли за 1917 г.".

 

"В Николаевском уезде (Самарск. г.) издан приказ об отчислении 50 % однодневной выручки всех торговых и про­мышленных заведений в пользу исполнительного комитета".

 

"Затем советы очень охотно забирают то или иное имущество кооперативов, особенно типографии и бу­магу. В Бежице (Орл. г.) помещение местного кооператива захвачено анархистами-коммунистами, социал-демократами-большевиками и левыми социалистами-революционерами. Боровичский совет раб. деп. (Новгор. г.) опечатал кассу Боровичско-Валдайского кустарного и с.-х. товарищества и произвел выемку с текущего счета в Боровичском казна­чействе и в городском банке в размере 16 152 р." [57, с. 7].

 

Другая форма революционного воздействия — "целый ряд случаев закрытия органов кооперативной печати. Еще 27 ноября в Челябинске (Оренб. г.) во­енно-революционным комитетом предложено было изменить направление газеты "Союзная Мысль", издававшейся союзом кред. и ссудо-сбер. т-в; газета предпочла закрыться. В Твери закрыта газета "Тверской Край" (орган Тверского Посреднич. Т-ва к-вов)" [57, с. 8].

 

Обширную группу составляют факты насилия над личностью кооператоров. Так, в Боровичах (Новгородская губерния) 14 февраля "был арестован видный деятель местной кооперации, председатель правления Боровичско-Валдайского кустарникового и с.-х. т-ва В. В. Румянцев; причина — невыдача оружия (которого не имелось); кроме того, было предъявлено обвинение в призыве служащих не повиноваться советской власти. 23 февраля арестованный для чего-то был отправлен в Кронштадт в Морскую следственную тюрь­му" [57, с 8].

 

"Впрочем, — продолжает А. Меркулов, — власть очень за­ботится о процветании кооперативов. С этой целью издаются декреты принудительного оздоровления... потр. о-в, вроде любопытного "приказа № 6"... Декрет этот, изданный Советом народных комиссаров Западной области и фронта, предписывает кооперативам немедленно созвать общие собра­ния и... изменить устав согласно "нормальному уставу". Устав составлен невежественными, общественно и кооператив но безграмотными людьми. Последний § 23 устава взят и прежних министерских: "Общество может быть закрыто народным правительством" [57, с. 9]. Во многих местах распускаются правления. Комитеты сами назначают комиссии для производства выборов, смещают прежних руководителей и требуют избрания новых, причем иногда даже указывают, кто должен быть избран.

 

"Полное разрушение кооперации, ее уничтожение — венец кооперативной политики теперешней власти. Подготовкою почвы служит при этом травля кооперации. Московский гу­бернский совет раб. и крест, деп. призывает население "при­няться за объединение потребилок, кредитных товариществ" и проч. "под руководством хозяйского глаза советского" и натравливает на сторонников самостоятельности коопера­ции, обвиняя их во всяких буржуазных преступлениях" [57, с. 9-10].

 

К концу марта 1918 года, когда между Советской властью и руководством кооперации наметилась возмож­ность переговоров, госорганами были предприняты некото­рые меры по прекращению насилий на местах. Наркомтруд разослал циркуляры с "категорическим предложением" "совдепам не разрушать кооперативных организаций и не вмешиваться в их работу. Всякие неосторожные самочинные действия в указанном направлении впредь до издания общегосударственного декрета вредят интересам революции и не должны иметь места" [46, с. 147].

 

21 марта 1918 года начались переговоры советского правительства в составе В. И. Ленина, А. И. Рыкова, А. В. Луначарского, Ю. Ларина и других и представителей кооперации. Требования правительства сводились к установлению государственного контроля за руководством и деятельностью кооперации, в поголовном включении в нее всего население в превращении ее в распределительную систему.

 

Руководство кооперации отстаивало независимость от государства, принцип добровольного, а не обязательного вступления, сохранения прежних норм организации и веде­ния дела. В итоге было достигнуто компромиссное решение. Советская власть отказалась от принципа бесплатного и по­головного вступления в кооператив и пошла на некоторые другие уступки. Кооператоры согласились выполнять зада­ния государства под его контролем и руководством. "Если бы пролетариат, — писал Ленин, — действуя через Советскую власть, успел наладить учет и контроль в общегосударствен­ном масштабе или хотя бы основы такого контроля, то на­добности в подобных компромиссах не было бы. Через про­довольственные отделы Советов, через органы снабжения при Советах мы объединили бы население в единый, проле­тарски руководимый кооператив без содействия буржуаз­ных кооперативов"  [3, т. 36, с. 186]. Компромисс был вынужденным: сил на все сразу не хватало.

 

То, что это было именно так, видно из позднейших рас­суждений Н. И. Бухарина. Его мысли на этот счет стоит привес­ти до того, как мы обратимся к вопросу о дальнейших реаль­ных отношениях государства и кооперации: в пору "военно­го коммунизма", когда "революционные мечты" незамедли­тельно воплощались в жизнь, или, как говорил М. Н. Покров­ский, политика безраздельно господствовала над экономи­кой, теоретические воззрения приобретали особую значи­мость. Так вот, Бухарин в своей концепции переходного пе­риода от капитализма к коммунизму формулирует следую­щее. Пока нет изобилия средств для производственной коопе­рации (прежде всего коммун, товариществ и артелей), мел­кие производители в новую производственную структуру должны входить через сферу обращения — как это и было раньше. Но уже сейчас стоит вопрос об организациях кресть­янства — прежде всего сельскохозяйственной кооперации и ее аппарате. Ведь мелкое производство в процессе распада капитализма все же устояло: как оно будет трансформиро­ваться в коммунистическое, крупное?

 

Решение проблемы, согласно Бухарину, лежит в сфере борьбы пролетарского государства с крестьянством по воп­росу о плановой регулируемой экономике и, следовательно, государственном распределении и рынке. Это борьба между обобществленным трудом и товарной анархией, между капи­тализмом и коммунизмом.

 

Возможны разные пути. При победе государственного на­чала кооперативный аппарат атрофируется. Он может быть разрушен "при перевесе в деревне кулаков и при обострен­ной борьбе между ними и пролетариатом". Или же "он может быть всосан в общесоциалистическую организацию распреде­ления и постепенно перестроен (при возобновлении реально­го процесса продуктообмена и решающем экономиче­ском влиянии городов) " [18, с 86-87]. При этом задача Советской власти состоит в том, чтобы "бороться со всеми попытками мелкого капитала окопаться" в кооперативных объединениях и противостоять становлению в деревне круп­ного социалистического хозяйства [19, с. 170].

 

Вот этот-то настрой, который в данном случае выразил Бухарин, — с одной стороны, "всосать" кооперацию, подчинив ее решению практической задачи продовольственного снабже­ния армии и городов, а с другой — на следующем этапе отторгнуть и перейти "непосредственно к социализму", в тео­ретической форме отражал соответствующее законодатель­ное творчество в кооперативной сфере, реальную практику фактического разрушения кооперации.

 

Заместитель наркома продовольствия в первые послеоктябрьские годы М. И. Фрумкин так оценивает действия власти в отношении кооперации в годы гражданской войны. Это было стремление превратить ее "в небольшой придаток к государственному организму", на долю которого отводилось почти исключительно распределение продуктов [98, с. 77]. В 1920 году IX съезд РКП (б) принял резолюцию, "оставлявшую кооперации призрачное существование, угасание изо дня в день.

 

Пишущий эти строки, — продолжает Фрумкин, — не склонен усматривать в нашей деятельности периода "военного коммунизма" одни только ошибки, но в данном случае мы должны откровенно признать, что по отношению к коопера­ции мы совершили крупнейшую ошибку. (Здесь и далее выделено мной. — С. Н.) Наши ведомства — хозяйственные комиссариаты — увлеклись великолепием своих аппаратов, забывая о социально-политической стороне вопроса. Мы забыли, что при всех успехах компрода в выполнении разверст­ки осталось значительное количество продуктов в распоряжении крестьянских хозяйств. Прежде всего разверстка по целому ряду продуктов (масло, яйца, птица, все сырье и мясо) фактически проводилась в виде небольшого налога, обложения определенным количеством продуктов с головы скота или десятины посева. Излишки не извлекались государством, а поступали на рынок. Лишив кооперацию права заготовок, лишив ее средств, возможности добывать себе оборотный капитал и дав ей взамен этого рабкриновские путы, расчетные правила и т. п., мы толкнули крестьянина, правда, с незначительным количеством продуктов, в объя­тия мелкого торговца, действовавшего более или менее ус­пешно даже при всех наших строгостях.

 

Мы "изживали" кооперацию с такой поспешностью, слов­но изживание мелкобуржуазных настроений и интересов деревни приходило уже к концу. Нужно отметить, что мы действовали так без особой нужды, только во имя голой схемы. Некоторые коммунисты увлекались тем, что в коопе­ративных организациях находили себе приют многие пред­ставители контрреволюционного лагеря, которых следует ли­шить теплых местечек. В настоящий момент нетрудно уста­новить, что урезанная в правах кооперация, жившая за счет государства, имела более многочисленный аппарат, чем это требуется даже при расширении всех операций кооператив­ных органов даже в настоящее время. С переходом коопера­ции на существование за счет своих собственных средств (т. е. с августа—сентября месяца) началось усиленное сокра­щение штатов" {98, с. 78].

 

Мы привели столь длинную выписку для того, чтобы вос­пользоваться редкой возможностью — показать как бы из­нутри, через сознание одного из непосредственных органи­заторов, смысл и последствия совершавшегося. Смысл — ломку ради "революционной мечты" налаженного сильного самостоятельно действующего производственного и общест­венного механизма. Последствия, о которых в приведенной цитате сказано ничтожно мало, — значительный рост парази­тирующих управленческих элементов складывающейся под вывеской пролетарского государства административно-бюро­кратической системы. (Говорим, что сказано ничтожно мало, потому, что, чтобы дать продовольствие большим обществен­ным группам, — вспомним недоумение А. Вышинского о цифре 22 миллиона, - у значительно большего числа людей это продовольственное обеспечение надо было отобрать и тем подрубить интерес этих людей производить избыток продо­вольствия в дальнейшем.)

 

Какие же меры в отношении кооперации принимались ре­волюционными властями с начала 1918 и до 1921 года, после заключения компромиссного соглашения между правительством и кооперацией, которое касалось сотрудничества в деле Распределения (постановление ВЦИК и СНК "О потреби­тельских кооперативных организациях" от 11 апреля 1918 года)?

 

По мнению советских исследователей, тактика партии большевиков, сводившаяся до весны 1918 года к "лобовой атаке" с целью захвата кооперативного аппарата, весной ста­ла сочетаться с тактикой компромисса и обуздания чрезмер­ной революционной активности на местах, а с осени вновь на­чала перерастать в курс на "обезвреживание руководящей верхушки кооперации и занятие командных постов в коопе­рации представителями большевиков и рабочего класса" [46, с. 172]. Ставилась задача превращения кооперации в хо­зяйственно-распределительный аппарат. Часть кооперативных организаций и аппарата Декретом СНК от 21 ноября 1918 го­да "Об организации снабжения" передавалась в ведение или переходила под контроль Наркомпрода. К осени нужда в компромиссе для правительства в значительной мере отпала, тактика стала меняться. Уже в январе 1919 года на заседании СНК обсуждался вопрос о мерах перехода от "буржуазной кооперации" к "потребительско-производственному объеди­нению всего населения" [46, с. 193]. С целью ликвидации буржуазных принципов организации кооперативного дела В. И. Ленин ставит задачу выработать "систему   практич­ных мер перехода от старой кооперации (по необхо­димости буржуазной, поскольку выделяется слой пайщи­ков, составляющих меньшинство населения, а также по дру­гим причинам) к новой и настоящей коммуне, — мер перехо­да от буржуазно-кооперативного к пролетарски-коммунисти­ческому снабжению и распределению" [3, т. 37, с. 471-472].

 

Эволюция тактики в отношении кооперации дополнялась соответствующими "разъяснениями" руководителей и теоре­тиков. Так, в ответ на высказывания осенью 1918 года Ю. Ла­рина о необходимости, как он считал, полной национализации торговли с мест стали поступать сведения о выполнении это­го "указания".

 

Такая реакция "с превышением" следовала с мест и на публикуемые декреты. В этом случае "революционный ро­мантизм" руководителей на местах оказывался сильнее, чем в центре, а желание немедленно "учредить" коммунизм выглядело грубее и безыскуснее. В ответ на Декрет СНК от 21 ноября 1918 года "Об организации снабжения" отдель­ные части кооперативного аппарата не только стали переда­вать Наркомпроду, но и полностью национализировать коо­перативы. Так было в Орле, Перми, Пензе, Воронеже, Ви­тебске, Твери и т. д. В особенности напор и разрушение коо­перации в деревне начались с лета 1918 года — с организации комбедов. Комбеды разгоняли правления, обкладывали их огромными денежными штрафами, реквизировали кассы и товары, запрещали созывы общих собраний, требовали избра­ния в правления исключительно коммунистов, захватывали продукты первой необходимости и т. п. Кооперация, ее вы­шестоящие органы не могли остановить эту волну насилия на местах. Комбеды не признавали регулятивных норм.

 

В цитируемой нами работе В. В. Кабанова на этот счет имеется следующее замечание: "Некоторые лидеры коопера­ции искали мотивы действий комбедов и не могли их найти. А линия комбедов была совершенно четкой — классовая борьба бедноты против деревенской буржуазии" [46, с. 165]. В наши намерения не входит полемика с автором, издавав­шим работу в 1973 году, когда сама мысль о критическом анализе аграрной политики партии большевиков после Ок­тября, попытки обнаружения ошибок этой политики (даже тех, о которых говорил сам Ленин) расценивались как иск­лючительно крамольные.

 

К весне 1919 года в развитии сельского хозяйства в усло­виях продразвестки начал намечаться кризис. Хлебные рекви­зиции, по оценкам руководителей партии, постоянно приво­дили к восстаниям, что подливало масла в огонь и без того широко полыхавшей гражданской войны. По оценкам руко­водителей кооперации — С. Л. Маслова, И. В. Мозжухина, А. В. Чаянова, Н. П. Макарова и других, "крестьянство утра­чивает интерес к хозяйству, не имея к его развитию побуди­тельных стимулов. Твердые цены и реквизиции привели к сокращению посевов до 30 и даже 45 % и уничтожению скота, и все это обернулось катастрофой для продовольственного состояния страны" [20, с. 29].

 

На состоявшемся по этому поводу заседании кооператив­ного комитета Наркомзема представители ВСНХ Ю. Ларин, Наркомпрода М. И. Фрумкин и другие заявили, что, во-пер­вых, опасения эти "на 90 % преувеличены" и что, во-вторых, "Компрод вел и будет вести свою политику классового дав­ления рабочих и беднейших крестьян на производящие слои Деревни". Ю. Ларин все беды списал на мировую войну и от­метил, что перед Советской властью остается только один путь "организованного понижения культуры" с целью за­держать полный упадок народного хозяйства [46, с. 182].

 

Не найдя понимания у власти, кооператоры подготовили "особую докладную записку" с целью "программного давле­ния" на правительство. В ней они требовали отмены твердых цен, введения свободы торговли, пересмотра аграрной поли­вки и т. д. Кроме уже существующих бед, писали они, "еще большую опасность несет крестьянскому хозяйству только что утвержденный декрет о социалистическом землеустрой­стве в той его части, которая относится к общественной об­работке земли". Руководители кооперации считали, что на местах "органы Советской власти будут пытаться проводить его в принудительном порядке", что способно уничтожить для крестьян "самый смысл хозяйственной деятельности" [46, с. 184].

 

В заключение предлагалось прекратить вмешательство местных властей в хозяйственную жизнь крестьян, не реор­ганизовывать принудительно их хозяйства, согласовывать сельскохозяйственную политику правительства с реальными условиями производства, прекратить давление и преследова­ние кооперации. По некоторым причинам этот документ не был подан в правительство, хотя, без сомнения, стал ему из­вестен.

 

Политика правительства по отношению к кооперации, между тем, продолжала становиться все более жесткой. В соответствии с положением Программы РКП (б) об орга­низации всего населения в "производственно-потребитель­ские коммуны" 20 марта 1919 года был принят Декрет СНК "О потребительских коммунах". На невыполнимость замыс­ла "всеобщего учета и контроля" над распределением сов­ременники указывали еще в 1918 году при обсуждении проекта этого закона. Так, например, отмечалось, что поми­мо замены казенных и частных лавочек государственными распределительными складами власти придется создать "гус­тую сеть новых чиновничьих аппаратов в виде бесчислен­ных местных (Декретом преобразовывались 25 000 первич­ных местных кооперативных ячеек. — С. Н.) отделений на­родного (государственного) банка с весьма сложной канце­лярской волокитой, обязанной обслуживать миллионы теку­щих счетов на пяток яиц, принесенных злополучной бабой, на блюдечко земляники, собранной деревенской девчонкой накануне праздника, на десяток пирожков с лотка горе­мычной торговки" [15, с. 201-202].

 

Обоснованно критиковалась также идея государствен­ного финансирования потребительских коммун. Во-первых, оценивался как неприемлемый пункт об уничтожении и ма­териальной независимости кооперативов. Во-вторых, если даже признать это положение, то государству, чтобы только сохранить прежний оборот кооперации, понадобилось бы не менее 5—10 миллиардов рублей, при том условии, что деньги не будут расхищаться. Но сумма значительно возрастала при переводе на язык финансов идеи охватить снабжением все население, что требовало также значительных расходов не только на аппараты, но и на склады, помещения, заводы, транспорт и т. д. и т. п.[1] Эти средства, напротив, изыскива­лись бы самими людьми в том случае, если бы кооперация по-прежнему оставалась самодеятельной свободной организа­цией, действующей у всех на виду, подконтрольной пайщи­кам. В заключение делался следующий вывод: "Декретом со­вершенно уничтожается потребительская кооперация и унич­тожается в такой момент, когда ей суждено оставаться един­ственно организованной общественной силой... Устранение кооперации с арены экономической борьбы окажет гибель­ные последствия в ближайшем же будущем" [15, с. 202].

 

По разным причинам замысел непосредственного социа­листического распределения осуществить не удалось. Но в этом направлении был сделан еще один шаг. Декретом СНК от 27 января 1920 года "Объединение всех видов кооператив­ных организаций" "в развитие пути, начатого в отношении потребительской кооперации 20 марта 1919 года", предпи­сывалось объединение кредитных товариществ и ссудосберегательных кооперативов и их союзов с потребительскими об­ществами и их союзами. Закупка, сбыт и посредничество возлагались на потребительские общества. Общее руководст­во должен был осуществлять организуемый при Наркомпроде главный комитет по кооперативным делам. Одновременно СНК издал постановление "О ликвидации Советов Коопера­тивных Съездов". Их функции, имущество и капиталы под­лежало передать Всероссийскому центральному союзу потре­бительских обществ и Губсоюзам. На основании этого поста­новления Главный Комитет по кооперативным делам при Наркомпроде деятельность Всероссийского Совета Коопера­тивных Съездов прекратил.

 

Опубликовав тексты этих документов, орган Совета Всероссийских Кооперативных Съездов — журнал "Коопе­ративная Жизнь" — заявил о своем закрытии, поместив в по­следнем номере ряд материалов в ответ на акцию правитель­ства. Среди них - статья А. В. Чаянова "Государственный коллективизм и крестьянская кооперация". Термином "го­сударственный коллективизм" Чаянов называл ту форму со­циализма, к которой, по его мнению, ближе всего теперешнее социалистическое строительство. "Наладив кое-как на части экспроприированных помещичьих земель нечто вроде "фаб­рик зерна", в виде советских хозяйств, мы стоим в полном недоумении, что такое социалистическое можно сделать с миллионами крестьянских хозяйств.

 

Перед нами, в сущности, говоря, два возможных выхода.

 

Или, отложив в сторону Маркса и его учение о закономер­ном развитии народного хозяйства, силою государственного принуждения отменить крестьянское хозяйство, экспропри­ировать его землю и средства производства и приписать пролетаризировавшееся таким образом крестьянство ко вновь организуемым "фабрикам зерна".

 

Или же признать систему крестьянского хозяйства в зем­леделии сосуществующей системе государственного коллек­тивизма в промышленности и, строя общую дуалистическую систему народного хозяйства, исходить из этого положения, укрепляя производственную мощь крестьянского хозяйства ему присущими методами" [89, с. 9].

 

Попытки партии большевиков и социалистической госу­дарственной власти сохранить, поставить на службу государ­ству технический аппарат кооперации, заменив ее выборные органы государственным назначенством, Чаянов оценивает как глубоко ошибочные. Кооперация — не только техниче­ский аппарат. Она — социальное движение. Властью "...упус­калось из виду, что кооперация есть крестьянская самодея­тельность, многообразно проявляемая в формах, вытекаю­щих из ее внутренней природы, и работающая свойственными ей методами...

 

Крестьянская кооперация лишена головы и втянута в Прокрустово ложе Главков и Центров, мертва есть, и кон­вульсии, ее сотрясающие, нельзя принимать за жизнь" [89, с. 12] . Отношение к кооперации только как к посредниче­скому звену, которое может быть огосударствлено, — губи­тельно для нее. Работа крестьянской кооперации лежит "исключительно в области организации производства... Мы при помощи посредничества организуем производство" [89, с. 12].

 

Слова эти, написанные в начале 1920 года, оказались про­роческими. Путь к социализму для миллионов крестьянских хозяйств лежал через самодеятельное кооперативное социаль­ное движение, глубоко наметившееся, как об этом уже гово­рилось, с начала века, Однако понимание этого в 1920 году в силу ряда причин не было определяющим. Не последнее место в системе доводов за продолжение попыток "непосредственно­го социалистического строительства" занимали идеи международного положения РСФСР и перспективы ожидаемой миро­вой революции[2].

 

Признание того, что в 1918—1919 годах кооперация ока­залась "в состоянии чрезмерного задушения" и "частью по ошибке, частью по военной нужде" в значительной мере была разрушена [3, т. 43, с. 64], пришло позднее. Пока на очереди была попытка организации социалистического хозяйства по­средством "милитаризации труда".

  

*         *

  

*

 

 

"... Нет, друг, всякая власть есть царство, тот же синклит и монархия, — я много передумал.

 — А что же надо? — озадачился собеседник.

 — Имущество надо унизить, — открыл Захар Павло­вич. — А людей оставить без призора — к лучшему обой­дется, ей-богу, правда!"

                                                       

                                                     А. П. Платонов. "Чевенгур".