Лекции по античной и средневековой философии в рамках курса "История философии" 2018 год 24 акад. часа, 12 лекций
Вопросы к экзаменту по дисциплине "История философии" (на сайте "Научно-образовательного центра Института философии РАН см. вкладки: Аспирантура - Обучение в аспирантуре - Экзамен "История философии")
ЛЕКЦИИ 1 и 2 16.10.2018 Ранняя греческая философия. Хронологические границы. Периодизация. Основные представители и школы. Значение слова "философия" и ранние контексты его употребления. Термины "доксография", "досократики". Античная история философии, доксографы и биографы. Первые философские учения, проблемы и тексты.
Литература: Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс, 2008. Фрагменты ранних греческих философов / Издание подготовил А.В. Лебедев. М.: Наука, 1989.
Ссылки на статьи из энциклопедического словаря "Античная философия": Античная философия. Введение ; Семь мудрецов; Милетская школа ; Фалес ; Анаксимандр ; Апейрон ; Анаксимен ; Пифагор ; Алкмеон ; Филолай; Гераклит ; Элейская школа ; Парменид ; Зенон Элейский ; Эмпедокл ; Анаксагор ; Демокрит ; Атомизм ; Элементы
Ссылки на главы из «Фрагментов ранних греческих философов»: Пифагор ; Алкмеон ; Гераклит ; Парменид; Эмпедокл ; Анаксагор .
Избранные цитаты: Надпись на колонне храма Аполлона в Дельфах «Познай самого себя» С о л о н «Седмицы человеческой жизни» Маленький мальчик, еще неразумный и слабый, теряет, С е м ь м у д р е ц о в «Ничего слишком» (Солон) «Мера – наилучшее» (Клеобул) «Что возмущает тебя в ближнем – того не делай сам» (Питтак) «Наслаждения смертны, добродетели бессмертны» (Периандр) Рассказывают, что некие ионийские отроки [заранее] купили у милетских рыбаков улов с одной закидки невода. Когда же был вытащен треножник, то возник спор, покуда милетцы не послали в Дельфы, и бог ответил так: Потомок Милета, ты спрашиваешь Феба о треножнике? Посему дают Фалесу, Фалес — другому [из семи мудрецов], тот — третьему и т. д. вплоть до Солона, а Солон сказал, что первый в мудрости — бог, и отослал [треножник] в Дельфы (Диоген Лаэртский, О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Кн. 1) Ф а л е с Все произошло из воды «Все полно богов» Магнит (также янтарь) «имеет душу», т. к. «движет железо» А н а к с и м а н д р «Вещи уничтожаются в те же самые элементы, из которых они возникли, согласно предназначению: они выплачивают (им) законную компенсацию ущерба в установленный срок времени» (Анаксимандр, Β 1 DK). К с е н о ф а н «Боги не все открыли людям с самого начала, но люди сами постепенно находят все более совершенное» (Ксенофан, B 18 DK) Г е р а к л и т «Этот Логос (Речь) сущий вечно люди не понимают и прежде, чем выслушать, и выслушав однажды. Ибо, хотя все сталкиваются напрямую с этим Логосом (Речью), они подобны незнающим, даром что узнают на опыте [точно] такие слова и вещи, какие описываю я, разделяя согласно природе и высказывая [их] так, как они есть. Что ж касается остальных людей, то они не осознают того, что делают наяву, подобно тому как этого не помнят спящие» (Геркалит, B 1 DK) [Аристотель. Риторика III, 1407b11–20: «Расставить знаки препинания в произведениях Гераклита – большой труд, потому что неясно, что к чему относится: к последующему или предыдущему, как например в начале произведения, где он говорит: этот Логос сущий вечно люди не понимают».] «На входящих в те же самые реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды» (Геркалит, B 12) «Этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий» (Геркалит, B 30) «Душам смерть — воды рожденье, воде смерть — земли рожденье, из земли вода рождается, из воды — душа» (Геркалит, B 36) «Многознание уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем» (Геркалит, B 40) «Границ души тебе не отыскать, по какому бы пути [=в каком бы направлении] ты ни пошел: столь глубока ее мера» (Геркалит, B 45) «Выслушав не мою, но эту-вот Речь (Логос), должно признать: мудрость в том, чтобы знать все как одно» (Геркалит, B 50) «Они не понимают, как враждебное находится в согласии с собой: перевернутое соединение (гармония), как лука и лиры» (Геркалит, B 51) «Война — отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других — людьми, одних творит рабами, других—свободными» (Геркалит, B 53) «Тайная гармония лучше явной» (Геркалит, B 54) «Море — вода чистейшая и грязнейшая: рыбам — питьевая и спасительная, людям — негодная для питья и губительная» (Геркалит, B 61) «Владыка, чье прорицалище в Дельфах, и не говорит, и не утаивает, а подает знаки» (Геркалит, B 93) «Природа любит прятаться» (B 123) «Человек — свет в ночи: вспыхивает утром, угаснув вечером. Он вспыхивает к жизни, умерев, словно как вспыхивает к бодрствованию, уснув» (Геркалит, B 26) «Сухая душа — мудрейшая и наилучшая» (Геркалит, B 118) П а р м е н и д «Мыслить и быть – одно и то же» (Парменид, B 3), «Одно и то же мышление и то, о чем мысль» (Парменид, B 8) «То, чего нет, нельзя ни познать, ни высказать» (Парменид, B 2 DK) З е н о н Э л е й с к и й «Cамый быстрый бегун никогда не догонит самого медленного, т. к. необходимо, чтобы догоняющий прежде достиг места, откуда начал двигаться убегающий, поэтому бегущий более медленно по необходимости всегда должен быть чуть впереди» (Зенон Элейский, fr. A 26 DK) А н а к с а г о р «О рождении и гибели эллины думают неправильно: на самом деле ничто не рождается и не гибнет, но соединяется из вещей, которые есть, и разделяется» (Анаксагор, fr. B 17 DK). «Чего в каждой вещи больше всего содержится, тем она с наибольшей ясноразличимостью была и есть» (Анаксагор, fr. B 12) «Явления – видимое обнаружение невидимого» (Анаксагор, fr. B 21a). Ум-Нус безграничен, самодержавен, ни с чем не смешан, и в то время как прочие вещи участвуют во всеобщей смеси, он один пребывает сам по себе; он есть нечто «самое тонкое и чистое»; знает все обо всем; обладает «великою силой»; властвует во всех одушевленных существах; Ум – причина всеобщего природного круговращения; ему известно и что находится в смеси, и что выделилось из нее; Ум все упорядочил, все бывшее, ныне сущее и будущее; он тот же во всех вещах, как великих, так и малых (описание Анаксагорова Ума согласно Симпликию, Simpl. In Phys. 164, 24– 165, 4 = fr. B 12). «Всякое ощущение сопровождается болью» (Анаксагор, fr. B 32) Падающие звезды Анаксагор сравнивал с искрами, которые сыплются с неба от движения небосвода (Анаксагор, fr. A 42). Г и п п о к р а т (род. 460) «Жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай скороприходящ, опыт обманчив, суждение трудно» (Гиппократ. Афоризмы, 1) «Для врача самое лучшее – позаботиться о способности предвидения. В самом деле, когда он будет предузнавать и предсказывать у больных и настоящее, и прошедшее, и будущее, и все то, что больные опускают при своем рассказе, то, конечно, ему будут верить, что он больше знает дела больных, так что с большею доверчивостью люди будут решаться вручать себя врачу. А задача лечения наилучше будет совершаться, если он из настоящих страданий предузнает будущие. Да и в самом деле, сделать всех здоровыми невозможно; конечно, это последнее далеко было бы превосходнее, чем предузнавать последствия будущего. Но так как люди умирают одни прежде, чем пригласят врача, по причине силы болезни, а другие вскоре после приглашения – одни прожив один день, другие несколько дольше, – прежде чем врач благодаря своему искусству мог бы воспротивиться каждой болезни, то должно врачу узнавать природу таких страданий, именно насколько они преодолевают телесные силы (а вместе с тем, если есть что в болезнях божественного), и научаться предвидению этого. Этим именно способом он по заслуге приобретет себе уважение и будет хорошим врачом, ибо тех больных, которые могут побороть болезнь, он, конечно, сможет уберечь гораздо лучше, задолго предусматривая каждый отдельный случай, а, предузнавая и предсказывая, кто из больных умрет, кто останется в живых, поставит себя вне всякого нарекания». Д е м о к р и т (род. 460) «По обычаю сладость, по обычаю горечь, по обычаю холод, цвет, теплота, на самом же деле – атомы и пустота» (Демокрит, fr. 90; 55) «Истина – в глубине» (Демокрит, fr. 51) «Человек – то, что всем известно» (Демокрит, fr. 165) Он говорит, что «Малый диакосмос» был написан им в 730 году после взятия Трои (Демокрит, A 1 DK)
ЛЕКЦИИ 3 и 4 23.10.2018 3. Софисты. 4. Сократ. - Платон как ученик Сократа. - Другие ученики Сократа и их произведения.
Литература: Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс, 2008.
Ссылки на статьи из энциклопедического словаря "Античная философия": Софисты ; Протагор ; Гиппий ; Горгий; "Двоякие речи"; Продик ; Сократ ; Сократические школы; Киники; Антисфен Афинский; Диоген Синопский; Мегарская школа; Евклид Мегарский; Федон из Элиды.
Избранное:
П р о т а г о р (род. 480) «Человек есть мера всех вещей: существующих – что они есть, несуществующих, что их нет. Каковым мне представляется нечто, таково оно для меня. Каковым оно представляется тебе, таково для тебя» (Протагор, = Платон. Теэтет, 152a, ср. более кратко: Кратил, 385ef; ср.: A 14).
Г о р г и й (род. 470) Ничего нет; а если бы даже нечто и было, то оно было бы непознаваемо; даже если бы оно было познаваемо, его невозможно было бы высказать в слове и истолковать другому.
"Д в о я к и е р е ч и" 1. О добре и зле (1) Двоякие речи говорятся в Элладе философствующими о добре и зле. А именно, одни говорят, что добро и зло отличны друг от друга; по мнению же других, (добро и зло) одно и то же, и то, что благо для одних, для других есть зло, и для одного и того же человека (то же самое) бывает иногда благом, иногда - злом. (2) К мнению последних присоединяюсь и я сам. Я возьму примеры из человеческой жизни, потребностями которой являются еда, питье и половая потребность. В самом деле, эти (вещи) для больного (человека) могут быть злом, для здорового же и нуждающегося в них являются благом. (3) И излишество в этих (вещах) имеет дурные последствия для предающихся ему, для тех же, которые ради удовлетворения этих (потребностей) трудятся и зарабатывают (деньги), (эти вещи) являются благом. Болезнь есть зло для больных, для врачей же - благо. Смерть есть зло для умирающих, а для продавцов вещей, нужных для похорон, и для могильщиков - благо. (4) Богатый урожай хлебов для земледельцев - благо, а для торговцев - зло. То, что корабли изнашиваются и терпят бедствие, это для владельца корабля зло, для кораблестроителей же благо. (5) Далее, то, что железо ржавеет, притупляется и стирается, для прочих это зло, для кузнеца же благо. Что глиняная посуда бьется, для остальных это зло, для гончаров же благо. Что обувь изнашивается и рвется, для прочих это зло, для сапожника же благо. (6) В гимнастических и музыкальных состязаниях, - взять хотя бы для примера бег взапуски, - а также на войне, победа для победителя есть благо, для побежденных же зло.
С о к р а т (469-399) Я знаю, что ничего не знаю
Текст обвинения Сократа, 399 г. (Ксенофонт, Воспоминания о Сократе. Кн. 1) «Сократ виновен в том, что не почитает богов, почитаемых государством, а вводит другие, новые божества; виновен также в том, что развращает молодежь».
И с о к р а т (род. 436) «Против софистов» (390 г.)
(1) Если бы те, кто берется воспитывать других, старались говорить правду и воздерживались от обещаний, выходящих за пределы того, что они в состоянии исполнить, то, конечно, они не пользовались бы дурной славой. Теперь же смелость, с которой некоторые лица предаются необдуманному хвастовству, привела к тому, что действия тех, кто предпочитает нисколько не заботиться о своем образовании, кажутся исполненными большего смысла, чем поступки людей, специально занимающихся философией. И прежде всего кто не проникнется одновременно ненавистью и презрением к тем, кто наставляет других в искусстве спора? Они делают вид, что стремятся к истине, а между тем уже в самом начале своих обещаний начинают лгать. (2) Я думаю, для всех совершенно очевидно, что предвидеть будущее не свойственно нашей натуре; наоборот, мы настолько далеки от того, чтобы обладать такими способностями, что даже Гомер, который снискал величайшую славу за свою мудрость, изобразил в ряде случаев, как сами боги совещаются о будущем, — не потому, что он знал об их замыслах, но тугому, что хотел показать нам, что для людей эта область — одна из недоступных. (3) [Наглость софистов]: они пытаются убедить молодых людей в том, что если они станут их слушателями, то будут знать, что надо делать, и благодаря этому знанию станут счастливыми. Выдавая себя за учителей и хозяев столь великих благ, они не стыдятся просить за них всего лишь по три-четыре мины. (4) [Недорого ценят самые важные вещи]: Оценивая так недорого добродетель и счастье человека, они выдают себя за разумных людей и претендуют на то, чтобы быть учителями других. При этом они заявляют, что ничуть не нуждаются в деньгах, с презрением называя богатство «серебришком» и «золотишком», а сами ради весьма небольшой прибыли обещают сделать своих учеников разве что не бессмертными. (5) [Софисты противоречат себе]: Ученикам, от которых они должны получить плату, сами же они не доверяют (apistoysi), хотя они собираются их учить справедливости (dikaiosyne). Наоборот, тех, чьими учителями они никогда и не были, — тех они заставляют ручаться за выплату денег, которые им будут должны ученики. Конечно, с их стороны это весьма предусмотрительно, однако выходит, дела их противоречат их речам (toi d’epaggelmati tanantia prattontes). (6) Разве не нелепо то, что люди, внушающие другим понятие о добродетели и скромности, не доверяют прежде всего своим собственным ученикам? Ведь надо думать, что те, кто покажет себя людьми высокой нравственности и порядочности в отношениях с другими, никак уж не погрешат против тех, благодаря кому они стали такими людьми. (7) [Софисты обманщики и болтуны]: те, кто учит мудрости (sophian didaskontas) и наделяет счастьем (eydaimonian paradidontas), 1) сами во многом нуждаются и от учеников своих получают жалкую плату, 2) выискивают противоречия в словах, а в своих делах их не замечают, и 3) претендуют на знание будущего, но о настоящем не могут ни сказать, ни посоветовать ничего дельного. Напротив, те, кто руководствуется общепринятыми мнениями, более согласны друг с другом и чаще добиваются успеха, чем те, кто провозглашает себя знающими, — тогда вполне естественно, на мой взгляд, что эти люди проникаются презрением к такого рода занятиям и считают их праздной и пустой болтовней, а не заботой о душе.
К с е н о ф о н т (род. ок. 430 г.) Воспоминания о Сократе, книга 1, глава 1 Что касается первого пункта обвинения, будто он не признает богов, признаваемых государством, какое доказательство этого они привели? Жертвы он приносил часто как дома, так и на общих государственных алтарях: это все видали; к гаданиям прибегал: это тоже ни для кого не было тайной. По всему городу шли толки о рассказах Сократа, что божественный голос дает ему указания: это-то, мне кажется, и послужило главным основанием для обвинения его в том, что он вводит новые божества. На самом же деле он так же мало вводит нового, как и все прочие люди, признающие искусство узнавать будущее, которые делают это по птицам, голосам, приметам и жертвам: они предполагают, что не птицы и не встречные люди знают, что полезно для гадающих, но что боги через них указывают это; и Сократ думал так же. Кто изучает дела человеческие, надеется осуществлять то, чему научится, как для себя, так и для других, для кого захочет. Но думают ли исследователи божеских дел, что они, познав, по каким законам происходят небесные явления, сделают, когда захотят, ветер, дождь, времена года и тому подобное, что им понадобится, или же они ни на что подобное и не надеются, а им кажется достаточным только познать, как совершается каждое явление такого рода? (16) Вот как он говорил о людях, занимающихся этими вопросами, а сам всегда вел беседы о делах человеческих: он исследовал, что благочестиво и что нечестиво, что прекрасно и что безобразно, что справедливо и что несправедливо, что благоразумие и что неблагоразумие, что храбрость и что трусость, что государство и что государственный муж, что власть над людьми и что человек, способный властвовать над людьми, и т. д.: кто знает это, тот, думал он, человек благородный, а кто не знает, по справедливости заслуживает названия раба. глава 2 Удивительным кажется мне также и то, что некоторые поверили, будто Сократ развращает молодежь, — Сократ, который, кроме упомянутых качеств, прежде всего был всех на свете воздержаннее в любовных наслаждениях и в употреблении пищи, затем лучше всех переносил холод, жару и всякого рода труды и к тому же был воспитан в такой умеренности в потребностях, что, при совершенно ничтожных средствах, обладал всем ему необходимым. Он говорил еще то, что, по исходе души, в которой только и происходит мышление, тело самого близкого человека поскорее выносят и хоронят. «Даже и при жизни, — говорил он, — всякий хоть и любит себя более всего, но сам отнимает от своего собственного тела все ненужное и бесполезное и другим поручает это делать. Так, например, люди сами у себя обрезывают ногти, волосы, мозоли, и врачам предоставляют отрезать и выжигать [у себя больные части тела] со страданием и болью, да еще считают себя обязанными за это платить им; слюну выплевывают изо рта как можно дальше, потому что, оставаясь во рту, пользы она не приносит им никакой, а гораздо скорее приносит вред». Книга 4, глава 2 (24) Тут Сократ спросил: —Скажи мне, Эвтидем, в Дельфы ты когда-нибудь ходил? —Даже два раза, клянусь Зевсом, — отвечал Эвтидем. —Заметил ты на храме где-то надпись: «Познай самого себя»? —Да. —Что же, к этой надписи ты отнесся безразлично, или обратил на нее внимание и попробовал наблюдать, что ты собою представляешь? —Конечно нет, клянусь Зевсом: я воображал, что это-то уж вполне знаю; едва ли я знал бы что-нибудь еще, если бы не знал даже самого себя. — Как ты думаешь, кто знает себя, — тот ли, кто знает только имя свое, или тот, кто узнал свои способности, делая наблюдения над собой, какими он обладает качествами как человек, подобно тому, как при покупке лошадей покупатель только тогда считает себя знающим лошадь, которую он хочет узнать, когда произведет наблюдения над ней, — смирная она, или с норовом, сильная или слабая, быстрая или медленная и вообще каковы ее положительные и отрицательные свойства как лошади? Таким образом, кажется мне, кто не знает своих слабостей, не знает себя. А то разве не очевидно, — продолжал Сократ, — что знание себя дает людям очень много благ, а заблуждение относительно себя — очень много несчастий. Кто знает себя, тот знает, что для него полезно, и ясно понимает, что он может и чего он не может. Занимаясь тем, что знает, он удовлетворяет свои нужды и живет счастливо, а не берясь за то, чего не знает, не делает ошибок и избегает несчастий. Благодаря этому он может определить ценность также и других людей и, пользуясь также ими, извлекает пользу и оберегает себя от несчастий. Напротив, кто не знает себя и имеет ошибочное представление о своих способностях, тот находится в таком же положении и по отношению ко всем людям и ко всем человеческим делам: он не знает своих нужд, не понимает, что делает, не знает людей, с которыми имеет дело, а обо всем этом имеет превратное понятие и чрез это не получает пользы и впадает в несчастья. ЛЕКЦИИ 5-6 30.10.2018 5. ПЛАТОН (428/7—347). Биография Платона. Платон и Сократ. Период странствий Платона после казни Сократа. 1-я Сицилийская поездка. — Основание Академии. — Корпус Платоновских сочинений: общая характеристика. — Как цитировать сочинения Платона; издание Анри Этьена (Стефана). — Особенности жанра сократического диалога у Платона. Пересказанные и прямые диалоги, с литературной рамкой и без рамки. — Периодизация творчества. — Доказательства бессмертия души у Платона («Федон», «Федр»). Знание и мнение. Учение об идеях. Бог, космос и человек («Тимей»). Социально-политические взгляды Платона («Государство»).
Литература: Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс, 2008. Статьи: Платон ; «Федон»; «Федр»; «Государство» ; «Парменид» ; «Тимей».
К вопросу об античных изданиях сочинений Платона.
Аристофан Александрийский. Издание по трилогиям.
Фрасилл. Издание по тетралогиям
1. Какова должна быть жизнь философа: "Евтифрон, или О благочестии", "Апология", "Критон", "Федон, или О душе".
Многие принимают за начало «Апологию Сократа».
Некоторые начинают с «Государства», некоторые – с «Алкивиада», некоторые – с «Феага», иные – с «Евтифрона», иные – с «Клитофонта», иные – с «Тимея»…
(Диоген Лаэртский, «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, книга 3)
К вопросу о жанровой особенности диалогов Платона: 1. Начало диалога «Лисид»: «Я направился из Академии прямо в Ликей дорогой, которая окаймляет городскую стену снаружи и тесно к ней примыкает. Когда я оказался у небольшого входа – того, что расположен у Панопова источника, – я встретил там Гиппотала, сына Гиеронима, Ктесиппа из Пэании и других толпившихся вокруг них молодых людей»
«Хармид»: «Вернулся я вчера вечером из лагеря под Потидеей, и так как я долго отсутствовал, то с радостью пошел к привычным местам бесед. Зашел я также в палестру Посейдона Таврия, что напротив царского храма, и застал там много народу – некоторые из них были мне незнакомы, большинство же известны»
«Государство»: «Вчера я ходил в Пирей вместе с Главконом, сыном Аристона, помолиться богине, а кроме того, мне хотелось посмотреть, каким образом справят там ее праздник, – ведь делается это теперь впервые. Прекрасно было, по-моему, торжественное шествие местных жителей, однако не хуже оказалось и шествие фракийцев. Мы помолились, насмотрелись и пошли обратно в город». 2. «Феаг»: Д е м о д о к. Мне необходимо было бы поговорить с тобой наедине, мой Сократ, если у тебя есть время; и если ты не слишком занят, то ради меня удели время беседе. С о к р а т. Но я и так свободен, в особенности же если я тебе нужен. И если ты хочешь мне что-то сказать, ничто этому не препятствует. «Горгий»: К а л л и к л. На войну и на битву, как уверяют, долгие сборы, Сократ! С о к р а т. А что, разве мы, так сказать, опоздали к празднику? К а л л и к л. Да еще к какому изысканному празднику! Только что Горгий так блеснул перед нами своим искусством!
Тимей С о к р а т. Один, два, три – а где же четвертый из тех, что вчера были нашими гостями, любезный Тимей, а сегодня взялись нам устраивать трапезу? Т и м е й. С ним приключилась, Сократ, какая-то хворь, уж по доброй воле он ни за что не отказался бы от нашей беседы. С о к р а т. Если так, не на тебя ли и вот на них ложится долг восполнить и его долю? Т и м е й. О, разумеется, и мы сделаем все, что в наших силах! После того как вчера ты как подобает исполнил по отношению к нам долг гостеприимства, с нашей стороны было бы просто нечестно не приложить усердия, чтобы отплатить тебе тем же. С о к р а т. Так. Но помните ли вы, сколько предметов и какие именно я предложил вам для рассуждения? Т и м е й. Кое-что помним, а если что и забыли, ты здесь, чтобы напомнить нам; а еще лучше, если это тебя не затруднит, повтори вкратце все с самого начала, чтобы оно тверже укрепилось у нас в памяти. 3. «ПИР» (Аполлодор и его друг) «К вашим расспросам я, по-моему, достаточно подготовлен. На днях, когда я шел в город из дому, из Фалера, один мой знакомый увидел меня и сзади шутливо откликнул издали. - Эй, крикнул он, Аполлодор, фалерский житель, погоди-ка! Я остановился и подождал. - Аполлодор, - сказал он, - а ведь я как раз искал тебя, чтобы расспросить о том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад и другие, и узнать, что же это за речи там велись о любви. Один человек рассказывал мне о них со слов Феникса, сына Филиппа, и сказал, что ты тоже все это знаешь. Но сам он ничего толком не мог сообщить, а потому расскажи-ка мне обо всем этом ты – ведь тебе больше всех пристало передавать речи твоего друга. Но сначала скажи мне, присутствовал ли ты сам при этой беседе или нет? И я ответил ему: Видимо, тот, кто тебе рассказывал, и впрямь не рассказал тебе ничего толком, если ты думаешь, будто ьеседа, о которой ты расспрашиваешь, происходила недавно, так что я мог там присутствовать. - Да, именно так я и думал, - отвечал он. - Да что ты, Главкон! - воскликнул я. - Разве ты не знаешь, что Агафон уже много лет здесь не живет? А с тех пор как я стал проводить время с Сократом и взял за правило ежедневно примечать все, что он говорит и делает, не прошло и трех лет. Дотоле я бродил где придется, воображая, что занимаюсь чем-то стоящим, а был жалок, как любой из вас, - к примеру, как ты теперь, если ты думаешь, что лучше заниматься чем угодно, только не философией.» «Кто же рассказывал об этом тебе, не сам ли Сократ? – Нет, не Сократ, а тот же, кто и Фениксу, – некий Аристодем из Кидафин, маленький такой, всегда босоногий; он присутствовал при этой беседе, потому что был тогда, кажется, одним из самых пылких почитателей Сократа. Впрочем, и самого Сократа я кое о чем расспрашивал, и тот подтвердил мне его рассказ.»
«ПАРМЕНИД» Кефал (рассказывает)
Кефал. Когда мы прибыли в Афины из нашего родного города Клазомены, мы встретились на площади с Адимантом и Главконом. Адимант, взяв меня за руку, сказал: — Здравствуй, Кефал! Если тебе здесь что-нибудь нужно, скажи, и мы сделаем, что в наших силах. — Затем-то я и прибыл, — ответил я, — чтобы обратиться к вам с просьбой. — Скажи же, что тебе нужно, — сказал он. Тогда я спросил: — Как было имя вашего единоутробного брата? Сам я не помню: он был еще ребенком, когда я прежде приезжал сюда из Клазомен. С той поры, однако, прошло много времени. Отца его звали, кажется, Пирилампом. — Совершенно верно. — А его самого? — Антифонтом. Но к чему, собственно, ты об этом спрашиваешь? — Вот эти мои сограждане, — объяснил я, — большие почитатели мудрости; они слышали, что этот вот самый Антифонт часто встречался с приятелем Зенона, неким Пифодором, и знает на память ту беседу, которую вели однажды Сократ, Зенон и Парменид, так как часто слышал от Пифодора ее пересказ. — Ты говоришь совершенно верно, — сказал Адимант. — Вот ее-то, — попросил я, — мы и хотели бы прослушать. — Это не трудно устроить, — ответил Адимант, — потому что Антифонт в юности основательно ее усвоил, хотя теперь-то он, по примеру своего деда и тезки, занимается главным образом лошадьми. Но, если надо, пойдемте к нему: он только что ушел отсюда домой, а живет близко, в Мелите. После этого разговора мы пошли к Антифонту и застали его дома; он отдавал кузнецу в починку уздечку. Когда он того отпустил, братья сообщили ему о цели нашего прихода; он узнал меня, помня по моему прежнему приезду сюда, и приветствовал. А когда мы стали просить его пересказать ту беседу, он сначала отказывался, говоря, что дело это трудное, но потом стал рассказывать.
«ФЕДОН» 105 d-e – Что должно появиться в теле, чтобы оно было живым? – Душа, – сказал Кебет. – И так бывает всегда. – А как может быть иначе? – спросил тот. – Значит, чем бы душа ни овладела, она всегда привносит в это жизнь? – Да, верно. – А есть ли что-нибудь противоположное жизни или нет? – Есть. – Что же это? – Смерть. – Но – в этом мы уже согласились – душа никогда не примет противоположного тому, что всегда привносит сама? – Без всякого сомнения! – отвечал Кебет. – Что же выходит? Как мы сейчас назвали то, что не принимает идеи четного? – Нечетным. – А не принимающее справедливости и то, что никогда не примет искусности? – Одно – неискусным, другое – несправедливым. – Прекрасно. А то, что не примет смерти, как мы назовем? – Бессмертным. – Но ведь душа не принимает смерти? – Нет. – Значит, душа бессмертна? – Бессмертна, – сказал Кебет. – Прекрасно. Будем считать, что это доказано? Или как по-твоему? – Доказано, Сократ, и к тому же вполне достаточно. 107 d «Если душа бессмертна, она требует заботы (epimeleia) не только на нынешнее время, которое мы называем своей жизнью, но на все времена, и, если кто не заботится о своей душе, впредь мы будем считать это грозной опасностью. Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для дурных людей: скончавшись, они разом избавлялись бы и от тела, и – вместе с душой – от собственной порочности. Но на самом-то деле, раз выяснилось, что душа бессмертна, для нее нет, видно, иного прибежища и спасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее. Ведь душа не уносит с собою в Аид ничего, кроме воспитания (paideia) и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала его пути в загробный мир». «ФЕДР» 245 с-d-е «Всякая душа бессмертна. Ведь вечнодвижущееся бессмертно. А у того, что сообщает движение другому и приводится в движение другим, это движение прерывается, а значит, прерывается и жизнь. Только то, что движет само себя, раз оно не убывает, никогда не перестает и двигаться, и служить источником и началом движения для всего остального, что движется. Начало же не имеет возникновения. Из начала необходимо возникает все возникающее, а само оно ни из чего не возникает. Если бы начало возникло из чего-либо, оно уже не было бы началом. Так как оно не имеет возникновения, то, конечно, оно и неуничтожимо. Если бы погибло начало, оно никогда не могло бы возникнуть из чего-либо, да и другое из него, так как все должно возникать из начала. Значит, начало движения - это то, что движет само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть, иначе бы все небо и вся Земля, обрушившись, остановились и уже неоткуда было бы взяться тому, что, придав им движение, привело бы к их новому возникновению. Раз выяснилось, что бессмертно все движимое самим собою, всякий без колебания скажет то же самое о сущности и понятии души. Ведь каждое тело, движимое извне, - неодушевлено, а движимое изнутри, из самого себя, - одушевлено, потому что такова природа души. Если это так и то, что движет само себя, есть не что иное, как душа, из этого необходимо следует, что душа непорождаема и бессмертна». 246 a-b «Уподобим душу соединенной силе крылатой парной упряжки и возничего. У богов и кони и возничие все благородные и происходят из благородных, а у остальных они смешанного происхождения. Во-первых, это наш повелитель правит упряжкой, а затем, и кони-то у него - один прекрасен, благороден и рожден от таких же коней, а другой конь - его противоположность и предки его - иные. Неизбежно, что править нами - дело тяжкое и докучное». 247 с «Занебесную область не воспел никто из здешних поэтов, да никогда и не воспоет по достоинству. Она же вот какова (ведь надо наконец осмелиться сказать истину, особенно когда говоришь об истине): эту область занимает бесцветная, без очертаний, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души - уму; на нее-то и направлен истинный род знания». 248 c-d-e «Но ради чего так стараются узреть поле истины, увидеть, где оно? Да ведь как раз там, на лугах, пастбище для лучшей стороны души, а природа крыла, поднимающего душу, этим и питается. Закон же Адрастеи таков: душа, ставшая спутницей бога и увидевшая хоть частицу истины, будет благополучна вплоть до следующего кругооборота, и, если она в состоянии совершать это всегда, она всегда будет невредимой. Когда же она не будет в силах сопутствовать и видеть, но, постигнутая какой-нибудь случайностью, исполнится забвения и зла и отяжелеет, а отяжелев, утратит крылья и падет на землю, тогда есть закон, чтобы при первом рождении не вселялась она ни в какое животное. Душа, видевшая всего больше, попадает в плод будущего поклонника мудрости и красоты или человека, преданного Музам и любви; вторая за ней – в плод царя, соблюдающего законы, в человека воинственного или способного управлять; третья – в плод государственного деятеля, хозяина, добытчика; четвертая – в плод человека, усердно занимающегося упражнением или врачеванием тела; пятая по порядку будет вести жизнь прорицателя или человека, причастного к таинствам; шестой пристанет подвизаться в поэзии или другой какой-либо области подражания; седьмой – быть ремесленником или земледельцем; восьмая будет софистом или демагогом; девятая – тираном. Во всех этих призваниях тот, кто проживет, соблюдая справедливость, получит лучшую долю, а кто ее нарушит – худшую.
Но туда, откуда она пришла, никакая душа не возвращается в продолжение десяти тысяч лет – ведь она не окрылится раньше этого срока, за исключением души человека, искренне возлюбившего мудрость или сочетавшего любовь к ней с влюбленностью в юношей: эти души окрыляются за три тысячелетних круговорота, если три раза подряд изберут для себя такой образ жизни, и на трехтысячный год отходят». «ГОСУДАРСТВО» Книга седьмая, 514b-517b – После этого, – сказал я, – ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию... посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. bЛюди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная – глянь-ка – невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол. – Это я себе представляю. – Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, 515 и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат. – Странный ты рисуешь образ и странных узников! – Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры? b – Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно? – А предметы, которые проносят там, за стеной; Не то же ли самое происходит и с ними? – То есть? – Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят? – Непременно так. – Далее. Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени? – Клянусь Зевсом, я этого не думаю. c – Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов. – Это совершенно неизбежно. – Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное. Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше.d И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь? – Конечно, он так подумает. e – А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают? – Да, это так. – Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием?516 А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят. – Да, так сразу он этого бы не смог. – Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем – на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом – на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и, его свет. b – Несомненно. – И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах. – Конечно, ему это станет доступно. – И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере. c – Ясно, что он придет к такому выводу после тех наблюдений. – Так как же? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей? – И даже очень. – А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, d что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен? Или он испытывал бы то, о чем говорит Гомер, то есть сильнейшим образом желал бы как поденщик, работая в поле, и скорее терпеть что угодно, только бы не разделять представлений узников и не жить так, как они? e – Я-то думаю, он предпочтет вытерпеть все что угодно, чем жить так. – Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца? – Конечно. – А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут – а на это потребовалось бы немалое время, – разве не казался бы он смешон?517 О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки? – Непременно убили бы. – Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. b Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, – это подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль – коль скоро ты стремишься ее узнать, – а уж богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага – это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она – причина всего правильного и прекрасного. c В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама – владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни. «ТИМЕЙ» 29e-31b Т и м е й . Рассмотрим же, по какой причине устроил возникновение и эту Вселенную тот, кто их устроил. Он был благ, а тот, кто благ, никогда и ни в каком деле не испытывает зависти. e Будучи чужд зависти, он пожелал, чтобы все вещи стали как можно более подобны ему самому. Усмотреть в этом вслед за разумными мужами подлинное и наиглавнейшее начало рождения и космоса было бы, пожалуй, вернее всего. Итак, пожелавши, чтобы все было хорошо и чтобы ничто по возможности не было дурно, бог позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении; он привел их из беспорядка в порядок, полагая, что второе, безусловно, лучше первого. Невозможно ныне и было невозможно издревле, чтобы тот, кто есть высшее благо, произвел нечто, что не было бы прекраснейшим; между тем размышление явило ему, что из всех вещей, по природе своей видимых, ни одно творение, лишенное ума, не может быть прекраснее такого, которое наделено умом, если сравнивать то и другое как целое; а ум отдельно от души ни в ком обитать не может. Руководясь этим рассуждением, он устроил ум в душе, а душу в теле и таким образом построил Вселенную, имея в виду создать творение прекраснейшее и по природе своей наилучшее. Итак, согласно правдоподобному рассуждению, следует признать, что наш космос есть живое существо, наделенное душой и умом, и родился он поистине с помощью божественного провидения.
Коль скоро это так, мы сейчас же должны поставить другой вопрос: что же это за живое существо, по образцу которого устроитель устроил космос? Мы не должны унижать космос, полагая, что дело идет о существе некоего частного вида, ибо подражание неполному никоим образом не может быть прекрасным. Но предположим, что было такое [живое существо], которое объемлет все остальное живое по особям и родам как свои части, и что оно было тем образцом, которому более всего уподобляется космос, ведь как оно вмещает в себе все умопостигаемые живые существа, так космос дает в себе место нам и всем прочим видимым существам. Ведь бог, пожелавши возможно более уподобить мир прекраснейшему и вполне совершенному среди мыслимых предметов, устроил его как единое видимое живое существо, содержащее все сродные ему по природе живые существа в себе самом.
Однако правы ли мы, говоря об одном небе, или вернее было бы говорить о многих, пожалуй, даже неисчислимо многих? Нет, оно одно, коль скоро оно создано в соответствии с первообразом. Ведь то, что объемлет все умопостигаемые живые существа, не допускает рядом с собою иного; в противном случае потребовалось бы еще одно существо, которое охватывало бы эти два и частями которого бы они оказались, и уже не их, но его, их вместившего, вернее было бы считать образцом для космоса. Итак, дабы произведение было подобно всесовершенному живому существу в его единственности, творящий не сотворил ни двух, ни бесчисленного множества космосов, лишь одно это единородное небо, возникши, пребывает и будет пребывать. СЕДЬМОЕ ПИСЬМО Таким людям надо показать, что из себя представляет философия в целом, какие сложности она с собой несет и какой требует затраты труда. И такой человек, если он подлинно философ, достойный этого имени и одаренный от бога, услыхав это, считает, что слышит об удивительной открывающейся перед ним дороге и что теперь ему нужно напрячь все силы, а если он не будет так делать, то не к чему и жить. После этого, сам собравшись с силами, он побуждает и того, кто его ведет, и не отпускает до тех пор, пока либо во всем не дойдет до конца, либо не получит способность один, без вожатого нащупать правильный путь. таким образом и с такими мыслями живет такой человек. Какими бы делами он ни занимался, он продолжает их делать, но вместе с тем твердо держится философии. 6. АРИСТОТЕЛЬ (384—322). Биография Аристотеля. Аристотель и Платон. Академические сочинения Аристотеля. Годы странствий Аристотеля после смерти Платона. Воспитание Александра Македонского. Основание философской школы в Афинах.
Литература: Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс, 2008. Статьи: Аристотель ; «Категории» ; «Метафизика» ; «О душе» ; «Никомахова этика» ; Энтелехия ; Перипатетическая школа. Лекции 7-8 06.11.2018 7. Аристотель. Корпус Аристотелевских сочинений (общая характеристика). Сочинения эзотерические и экзотерические. Аристотель о разделении наук на теретические и практические. Логика. Физика. Метафизика. Этика. Политика. Логика: ее новизна как философской дисциплины. Категории. Силлогизмы Физика: Учение об элементах (сравнение с предшественниками), квинтээсенция (пятый элемент, эфир). Учение о четырех причинах. Природа и искусство как движущие причины. Перводвигатель. Учение о душе. Три части души. Душа как энтелехия. Бессмертный божественный ум. Метафизика (первая философия): Учение о сущности. Бог = ум, мыслящий сам себя. Этика. Учение о добродетелях. Сравнение с Платоном (три части души – четыре основные добродетели). Два вида добродетелей. Учение о добродетели как середине между избытком и недостатком (пороками). Счастье. Сравнение этики Платона и Аристотеля. Политика. Человек – животное политическое (толкование). Типы государственных устройств (принцип классификации).
8. Эллинистическая философия (общая характеристика). Скептицизм.
Избранное
«Приобретение мудрости доставляет удовольствие. Все люди чувствуют себя дома в философии и стремятся проводить свою жизнь в изучении ее, оставив все другие заботы. Философам не нужно ни орудий, ни оборудованного места для работы: где бы ни размышлял во всем свете кто-нибудь, повсюду он окружен присутствием истины» (Аристотель. Протрептик, фр. 5)
«Надо ли философствовать? Чтобы решить, надо или не надо, надо философствовать, следовательно, в любом случае надо» (Аристотель. Протрептик).
«Если бы существовали бы люди, которые всегда жили бы под землей в хороших пышных покоях, украшенных изваяниями и картинами, и снабженных всем тем, что находится в изобилии у людей, почитаемых счастливыми, но которые никогда бы не выходили на земную поверхность, они только понаслышке знали бы о существовании божества и божественной силы. Если бы затем когда нибудь разверзлись земные недра и они могли вырваться и выйти из своих потаенных жилищ в те места, которые мы населяем, и внезапно увидели землю, моря и небо, постигли величину облаков и силу ветров, узрели и постигли солнце, его величину, красоту и действие, узнав, что оно порождает день, разливая свет по всему небу, а когда ночь омрачает землю, они созерцали бы небо, целиком усеянное и украшенное звездами, и переменчивость света луны, то возрастающей, то убывающей, и восход и закат всех светил, и вовеки размеренный неизменный бег их, если бы все это они увидели, то, конечно, признали бы, что существуют боги и что эти столь великие творения – дело богов”» (Аристотель. «О философии», fr. 37 = Цицерон. О природе богов, кн. II).
Лекции 9-10 13.11.2018 9. Эллинистическая философия (продолжение). Платонизм. 10. Неоплатонизм. Патристика.
Лекции 11-12 20.11.2018 11. Схоластика. 12. Философия Возрождения.
Зачет по итогам курса: 27.11.2018 |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|