Одежда и жилище абхазов

Источник публикации: Советская этнография 1984 № 5 с. 166-168

Е. М. Малия, Л. Х. Акаба. Одежда и жилище абхазов. Материалы для историко-этнографического атласа Грузии. Тбилиси: Мецниереба, 1982, 212 с.

Хотя исследование таких важнейших сторон материальной культуры народов Кав­каза, как одежда и жилище, можно считать достаточно продвинутым, здесь еще сохра­нилось большое поле деятельности для ученых. Дело, конечно, и в том, что этнический состав Кавказа и история его народов необычайно сложны. Но не только. Как известно, Кавказ входил в зону древнейших очагов производящего хозяйства и металлургии, в связи с чем здесь рано развились оригинальные формы домостроительства, одежды, включая украшения, виды пищи, формы питания и т. д. К кавказскому материалу целе­сообразно обращаться при выяснении генезиса многих вещей, бытующих даже на уда­ленных от Кавказа территориях. Не следует забывать и то, что этот регион располо­жен на стыке культурных взаимодействий Европы, Передней Азии, Средней Азии и полосы евразийских степей. Думается, что фиксирование даже редких, нетипичных яв­лений в культуре народов Кавказа будет полезно и этнографам различных профилей, и историкам культур вообще.

Рецензируемая работа, написанная двумя известными специалистами-абхазоведами, удачно отражает уровень научных знаний по рассматриваемым проблемам. После про­чтения книги у нас возник ряд вопросов и соображений, которыми хотелось бы поде­литься в данной рецензии.

Заслугой Е. М. Малия являются глубокие разработки в области изучения абхаз­ской одежды, фиксирование ею ныне исчезнувших элементов. Особое внимание она обращает на функционирование одежды, ее роль как отличительного возрастного, по­лового, социального и ритуального знака ¹. Такой же подход характерен и для рецензи­руемой книги. Е. М. Малия в написанной ею части удалось не просто зафиксировать, а научно восстановить комплекс абхазского костюма, и не только его общие черты, но и хозяйственные, повседневные, праздничные, ритуальные и погребальные комплексы одежды мужчин и женщин. Не освещена, пожалуй, одна, но существенная, на наш взгляд, сторона – локальная дифференциация одежды. То огромное разнообразие форм головных уборов у абхазов, которое так прекрасно обрисовала Е. М. Малия, не могло не отражать локального районирования костюма. Между тем эта проблема чрезвычайно важна для изучения этнографических групп абхазов.

Локальные варианты этнографических явлений со сходными функциями в этногра­фических атласах принято выделять в виде типов; однако вопросы типологии в данном издании оказались недоработанными. Тем не менее выделение Е. М. Малия комплексов одежды, различающихся по функции применения, следует отметить как большой успех автора. Представляется, что на материале абхазской одежды можно поставить еще ряц важных для этнографов вопросов. Так, ношение абхазами одеяния как явление необходимо, на наш взгляд, соотнести с их строгим отношением к наготе, многообразно отразившемся в быту, фольклоре и даже литературе; стоит вспомнить рассказы М. Ла­кербая «Аламыс», «Сильнее смерти» и др. ² Существует абхазская максима: «В воду пока не войдешь, не обнажайся!» ³. Безусловно, такое отношение не является чем-то исключительным для абхазов. То же самое было известно в далеком прошлом, напри­мер, у русских. Все говорит за то, что абхазское правило купаться в горах под буркой следует считать формой высокоритуализированного поведения, наложившего отпечаток и на костюм. В плане оппозиции одежда – нагота нужно рассматривать стремление прикрыть одеждой как можно большую поверхность тела, работать даже в жару с рукавами, застегнутыми на пуговицы, и т. п.

Еще одна черта абхазского костюма заслуживает особого внимания; речь идет о тесном прилегании одеждык телу. В рецензируемой книге это отмечено несколько раз, но как-то мимоходом. И. А. Аджинджал считал, что прилегающая одежда делает че­ловека ловким и гибким ⁴, имея, очевидно, в виду одежду воина. Но, как пишет Е. М. Малия, эта черта свойственна и женской одежде (с. 67, 70, 82). Действительно, чего стоит один только айлак – традиционный абхазский корсет! По-видимому, перед нами особая структурная доминанта мужской и женской одежды, которая находится в оппозиции к просторной одежде мужчин – бурке. Названная оппозиция просторная одежда – прилегающая одежда выступает частью более широкой оппозиции нагота – одежда. Кстати, тесная одежда абхазов повлияла и на их обувь; ее виды хорошо представлены в рецензируемой книге (с. 56–60). Возможно, в связи с тем, что тесная одежда ограничивала движения тела, в прошлом у женщин были распространены деревянные подошвы – ходули.

Одна нз интересных проблем абхазской этнографии заключается в том, что тра­диционный женский костюм исчезает быстрее, чем традиционный костюм мужчин. Конечно, это объясняется рядом исторических и социальных факторов. На нам хоте­лось бы отметить еще и очевидную неразвитость головных украшений у женщин, что согласуется с ранним исчезновением у абхазок подвесок (с. 92), с одной стороны, и длительное сохранение пояса, снабженного атрибутами воинского наряда у мужчин, – с другой. У последних пояс до сих пор играет большую знаковую роль, оставаясь обяза­тельной частью выходного костюма. В старинных воззрениях абхазов пояс имел еще значение вещи, символизирующей вообще уровень обитаемого мироздания: «мы живем в среднем мире и поэтому пояс носим посередине». Ритуальное значение имели также учкуры – плетеные пояса с кисточками, тщательно убиравшиеся под одежду. Все го­ворит за то, что именно пояс способствовал устойчивости традиционного мужского костюма. Причины исчезновения многих элементов женской одежды не совсем ясны. Это интересный вопрос, ибо у многих народов мира обычно дольше сохраняется не мужская, а именно женская одежда.

В рецензируемой части книги приведены интересные наблюдения относительно по­кроя одежды, роли декоративных швов (с. 100). Заслуживает особого внимания сооб­щение о звенящих украшениях на ногах невесты (с. 88); происхождение этого обычая скорее всего связано с избеганием: звенящие украшения предупреждают старших о приближении молодой женщины.

Вторая часть книги, посвященная жилищу, написана Л. Х. Акаба. Этим в свое время занимался такай прекрасный знаток абхазского быта, как И. А. Аджинджал. Нелегко провести новое оригинальное исследование по той же теме. Между тем Л. Х. Акаба эта удалась.

Можно сказать, что задачей Л. Х. Акаба прежде всего был поиск внутренних фак­торов эволюции абхазского жилища. В итоге автор создает типологию деревянного каркасного жилища, в которой выделенные типы по существу выступают этапами исто­рического развития: 1 – акуацэ, 2 – апацха или амасар-тдзы со срубным вариантом дджаргуал и 3 – акуаскя (с. 189).

Л. Х. Акаба аргументирует положение, что развитие жилища на территории Абха­зии, если оставить в стороне древнейшие пещерные формы, протекало в формах дере­вянного домостроительства. Судя по цебельдинским и другим раскопкам, древнейшей техникой была плетневая с использованием глиняной обмазки (с. 139). Возраст сруб­ной техники нам пока не известен, но описание колхидского дома Марком Витрувием свидетельствует о том, что она была хорошо известна в начале нашей эры. Обращение к истории жилищ Абхазии и соседних причерноморских областей, анализ развитых спо­собов деревообработки, существование различных приемов сочленения деревянных ча­стей, в частности в шип и с использованием прожженных отверстий и т. п., даже обычай сева специальной кровельной травы, необходимой для устройства скатной крыши, – все это и многое другое говорит за то, что в Восточном Причерноморье существовала устойчивая зона древнейшего деревянного строительства наземных каркасных домов со скатной крышей. Ареально и типологически эта зона противостоит зоне жилищ, стены которых были врыты в землю, а крыша несла мощную земляную кровлю. Стабилизация жилищ последнего типа осуществляется прежде всего весом тяжелой крыши, опираю­щейся на толстые горизонтальные балки, консоли и вертикальные столбы типа грузин­ских дедабодзu. В наземном каркасном жилище проблема устойчивости его решается иначе. Здесь приходится всячески укреплять стены, и это делают в Абхазии, как и у адыгов, с помощью ряда внешних сталбов ⁵. Надо думать, что круглая постройка, ухо­дящая корнями в очамчирскую и куро-аракскую культуры, устойчивая к внешним воз­действиям лучше, чем прямоугольная в плане, имела все основания сохраняться в тече­ние столь длительного периода.

С каркасной техникой абхазов связан ряд частных, но интересных вопросов. К ним относятся наличие в древности обмазки в Цебельде и ее отсутствие в этнографически бытовавшем жилище (с. 139). Чисто технологически последнее может быть объяснсно стремлением к лучшей аэрации. Но, очевидно, этого объяснения недостаточно. Обра­щает на себя внимание сходство некоторых конструктивных приемов постройки абхаз­ского жилища с мегрело-лазскими, а также с техникой построения жилищ у аборигенов Крыма, если судить по известной работе Б. А. Куфтина ⁶.

Как бы то ни было, факт повсеместного господства дерева как строительного ма­териала позволил Л. Х. Акаба сосредоточиться на других аспектах эволюции жилища в Абхазии. Бросающаяся в глаза типологическая подвижность абхазского жилища все­сторонне учтена автором. Хорошо показана смена структурообразующих элементов различных типов: если в более ранних жилищах в этой роли выступает очаг, то в позд­нейших его место занимают два помещения – балкон и гостевая комната (с. 177, 184–185, 187–189). Так на конкретном абхазском материале появилась общая закономер­ность развития основных функций жилища – от первоначальной функции защиты огня к созданию максимальных удобств для человека. Весьма примечательно, что в этой теплой зоне жилище прошло путь развития от замкнутого объема конусообразной хи­жины до прямоугольной постройки с развитыми открытыми помещениями (навесом, галереей, балконом).

Нам представляется, чта эволюция типов жилища к акуаске, а также некоторые другие черты культуры абхазского жилища объясняются стремлением к открытости как фактору комфорта. Эта касается и размещения построек на территории двора, которое в противоположность мнению Е. М. Шиллинга ⁷ свидетельствует вовсе не об изолиро­ванности жилища от внешнего мира, а скорее, напротив, о связи с людьми, поскольку широкий чистый двор – важнейший атрибут института абхазского гостеприимства.

Одно из важных положений, выдвигаемых Л. Х. Акаба, касается так называемого «длинного дома». Характерно, что по-абхазски он называется аганвны, т. е. «дом в ширину», а не «в длину», другое название – апсуавны «абхазский дом» (с. 168). Обра­щаясь к генезису такого дома, автор убедительно показывает, что аганвны пришел на смену многим амхара – жилищам брачных пар, а не на смену апацхе. Л. Х. Акаба зафиксирована архаическая в смысле техники постройка типа аганвны (с. Гвада – с. 169). Показательно, что, по мнению информаторов, именно аганвны был распро­страненным видом жилища в прошлом (с. 168). Быт в таком длинном доме с несколь­кими комнатами и одним центральным помещением с навесом с фасадной стороны хо­рошо представлен в книге Ш. Д. Инал-ипа ⁸.

Нужно сказать, что внимание к социальным и семейно-бытовым аспектам жилища делает обоснованными и многие интересные выводы Л. Х. Акаба, например положение о том, что в планировке развитого жилища в трансформированном виде выступает план прежней усадьбы. Стоило бы более последовательно держаться принципа социальной детерминации жилища. Так, отказ от длинных домов у абхазов, несомненно, был про­диктован переходом к хуторскому типу поселений. Следовало бы также обратить осо­бое внимание на феодальную регламентацию типов жилищ в дореволюционной Абха­зии. Известно, что феодалы запрещали крестьянам строить жилища с тремя помеще­ниями, с несколькими дверями, короче, похожие на их собственные ⁹. Хотелось бы больше узнать об интерьере (ведь он также влияет на типологию жилища) и особенно об обрядах и поверьях, связанных с домом. Мы должны также отметить, что в этой части, как и в части, написанной Е. М. Малия, не рассматриваются локальные формы. Незначительность локальных вариантов в конструкциях жилищ отмечал уже И. А. Ад­жинджал. Есть все основания думать, что единообразие в абхазской материальной культуре – сравнительно позднее явление. Но какого времени? Эти и другие неясные вопросы еще ждут внимания этнографов-абхазоведов.

Рецензируемая книга хорошо освещает основные элементы материальной культуры Абхазии и поэтому представляет важный этап в подготовке историко-этнографического атласа Грузии.

Я. В. Чеснов

1 См., например, Малuя Е. М. К вопросу о семантике некоторых изображений на предметах быта у абхазов.– Изв. АбИЯЛИ, 1972, № 1; ее же. Некоторые традицион­ные элементы в современном костюме абхазов.– Там же, 1975, № 4; ее же. Традици­онные головные уборы абхазов.– Там же, 1978, № 8.

2 Лакербай М. Тот, кто убил лань. Сухуми: Алашара, 1982.

3 Гулuа Д. О. Абхазские пословицы, загадки и поговорки.– В кн.: Сб. материалов для описания местностей и племен Кавказа. Вып. 38. Тифлис, 1908.

4 Аджuнджал И. А. Из этнографии Абхазии. Материалы и исследования. Сухуми: Алашара, 1969, с. 353.

5 Аджuнджал И. А. Указ. раб., с. 45.

6 Куфтuн Б. А. Жилище крымских татар в связи с историей заселения полуострова. Материалы и вопросы. М., 1925.

7 Шиллинг Е. М. В Гудаутской Абхазии.– Этнография, 1926, № 1, с. 64.

8 Инал-ипа Ш. Д. Абхазы. Сухуми: Алашара, 1965, с. 308–309.

9 Там же, с. 301.