Институт Философии
Российской Академии Наук




  О генезисе городского сознания: ментальности и мысле-образы
Главная страница » Ученые » Научные подразделения » Сектор гуманитарных экспертиз и биоэтики » Сотрудники » Чеснов Ян Вениаминович » Персональный сайт Я. В. Чеснова » Список публикаций » О генезисе городского сознания: ментальности и мысле-образы

О генезисе городского сознания: ментальности и мысле-образы

Источник публикации: Человек и город: социально-экологические и этнические проблемы. Материалы международной научной конференции. СПб.2006. С.181-186

 

О генезисе городского сознания: ментальности и мысле-образы

 

Ментальности горожан – это приближенные  к мышлению целостные  акты сознания, порождающие мысле-образы города, где последний  так организует мышление, что мысле-образы  выполняют роль  проективного описания. Ментальности стоят  в самом начале городского самосознания людей. Мысле-образы их готовый продукт. Ментальности – способы  организации пространства и времени. Они обеспечивают горизонтальное и вертикальное развитие города, наделяют  урочища города сакральностью и профанностью, дают ритм труда и отдыха, череду  будней и праздников. Порожденные ими мысле-образы  делят  обитателей на «своих»  и «чужих», «коренных» и «некоренных», на элиту и прочих. Это мысле-образы кристаллизуют значимость Арбата  и Невского и  доводят  иерархию ментальных городских  структур до  уровня «мой город». С мысле-образом «мой город» вынуждены считаться  управленцы, архитекторы-проектировщики, социологи и многие другие специалисты в области урбанистики.

 

Но теории мысле-образов города еще нет и здесь предлагается один из возможных  подходов к ней – антропологический. Этот подход,  обогащенный  историзмом и  сравнительным методом, имеет доступ  к мыслительной деятельности человека при сохранении целостности его личности. Последнее обстоятельство  требует специальных  эвристических процедур: скажем, обращения к тонкостям мифологического сознания при обсуждении, казалось бы, самых  современных и актуальных вопросов.

 

 Главная особенность работы мысле-образов, сходна с мышлением по типу  отскока (бриколажа), открытого  структуралистом К. Леви-Стросом. Но структуралисты, сделав  успехи в изучении ментальных структур,  проходили мимо  организованностей   природы. Они не интересовались связанностями в природных объектах, которая улавливается  через абстракцию. И уж куда там до такой человеческой абстракции как  организованность по умолчанию, которая выступает в виде выпадающей структуры (о ней все-таки помнит У. Эко). А мысле-образ потому-то и обладает мощным организующим потенциалом, что он вершина невидимого айсберга, он построен по умолчанию с использованием выпавших структур. Это тайна, которая сплачивает. Город носитель тайн, которые в деревне отсутствуют.

 

Человек остается частью той системы, которую он хочет описать.  Поэтому все эвристические приемы вплоть до изысканной виртуалистики в конечном счете субстанциальны. Городские ментальности и мысле-образы как объекты виртуалистики соотнесены  с константными морфологическими структурами города: праздность и экономика; женственность и институты  и семьи; пришлость многих обитателей и  похороненные умершие,  ставшие навечно «коренными»; ночная освещенность и вертикальные структуры, обращенные к небу; литургическая всеобщность и  потаенности «моего города» и т. д. Ментально-морфологические структуры  сознания – ментальности и мысле-образами создают  онтологию города.

 

Вертикальные архитектурные структуры города  бросающаяся в глаза черта. Они  могут быть самыми разными сооружениями. В  средневековых городах такую роль выполняли храм или ратуша с непременной башней с часами, ведущей свое происхождение  от крепостной башни. Вертикальные структуры  около себя концентрируют свободное личностное поведение граждан. Это   Барселонский собор Гауди,  Испанская лестница в Риме, Эйфелева башня в Париже, Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге и т.д. Такие локусы  являются местами сосредоточения праздной публики из обитателей и туристов. Именно это обстоятельство – место проведения праздного времени, а не статус самого высокого сооружения  делает  вертикаль значимой. В Обнинске  метеовышка высотой  более 300 м.  окружена унылым  бетонным забором и никто мне не называет ее памятным местом города. А вот старую, уже не действующую  водонапорную   башню называют. Рядом с ней  кафе, магазины. И парк, где можно уединяться. Сама она служит для тренировок  любителей верхолазания. Человек стремится там к уникальному личному опыту?

 

Некоторые археологи  древнейшим городом земли считают Иерихон, расположенный около Мертвого моря. Там  еще  в докерамическом неолите (7000  лет до н. э.)  появляется поселок с башней и  окружающими стенами. Оборона или тоже поиск уникального опыта? Было ли все это укреплениями еще не доказано. Поселения  с концентрической планировкой были известны  в Трипольской энеолитической культуре (Лука Врублевецкая на Украине и др.). Это 1У-111 тыс. до н. э. Там помимо землянок обнаружены  небольшие наземные глинобитные площадки, которые  служили жилищами. До сих пор на юге России, как и в Украине, сохранился обычай спать летом в одиночестве в плетеных постройках на столбах. Вообще человек всегда стремится спать один и на возвышенном месте.

 

В том то и дело: город дал человечеству  возможность быть праздным и одиноким, вырваться из тисков регламента  и норм, обрести одиночество, а в праздники  сбросить, хотя  бы на время, и гнет социальных ролей. М. М. Бахтин  в гениальной книге о Франсуа Рабле  через смеховую культуру открыл прежде всего  таинство городской жизни. Бахтин дал нам возможность  после себя  доказывать,  что праздность, схваченная обрядом, основа архаики. А только затем по мере освобождения от ограничений обряда  и переходя в русло социального протеста праздность облеклась в народную смеховую культуру.     

 

Но ведь и одиночество тоже вид праздности. Как оно многообразно! Святость и пустынничество – вид праздности. Французский историк Жак Ле Гофф  в  исследованиях цивилизаций средневековой Европы показал, что именно пустынничество, укрывание в лесах  стало там накапливать население, не занятое целиком производительным трудом. В результате в таких местах появились города.   Нужно отметить фактор времени. Строгий ритм монастырских служб приучал людей к сосредоточенности и умению пользоваться временем, находя в этом умении свободу. Фактор времени настолько важен, что послужил причиной ссоры царя Алексея Михайловича с патриархом Никоном. Царь, сам набожный человек, издал указ не сидеть  в приказах на Рождество и на Пасху, никакой работы не делать. Но Никон выступил против царя, посчитав, что в противном случае  получилось бы, что  царь стал бы платить за сакральное время, а оно должно быть неизмеряемым и от Бога.

 

Вечное  время города («Вечный Рим») в сущности  метафора  праздно-сакрального города.  Прообразом  Никоновского Нового Иерусалима  был Иерусалим  небесный. Новоиерусалимский монастырь  стал как бы объемной иконой. Развитие городов Юго-Восточной Азии  обеспечивалось идеей того, что там находился вход  в  божественный мир. Служители индуистских и буддийских культов играли там первенствующую роль.

 

В средневековой Камбодже  раз в год король страны должен был оставаться на ночь в башне. Считалось, что к  нему на супружеское ложе приходила змея-нага, дух хранитель страны. Эта встреча обеспечивала процветание страны в течение следующего года. Этот  личностный опыт, полученный в башне,  напоминает отдаленно рассказ о башне и грузинской царице Тамаре. Но сущностно камбоджийская история сродни хорошо  известному  шаманскому полету в небо в поисках души больного. В шаманском обряде  личностный опыт, структурированный как восхождения шамана по уровням бытия, поставлен на службу обществу. Английский антрполог А. Хокарт на индийском и океанийском материале показал, что для статуса правителя человеку необходим  был опыт мистической левитации.

 

Когда стал возникать подобный личностный опыт, приведший в конце концов к возникновению города как сосредоточения особых ментальностей и мысле-образов? Такой опыт наличествовал  во все эпохи существования человечества. Ибо захоронения устраивали  люди еще не сапиентного физического вида. Индивидуальные захоронения  свидетельствуют уже о личности. Ею обладал не только сунгирский мальчик  из эпохи палеолита на Владимирщине, но и тешикташский мальчик в горах Узбекистана, хотя он не был еще  человеком современного вида.

 

В некоторых палеолитических пещерах на глинистом полу остались следы, принадлежавшие мальчикам лет 15.  Это  доказательство того, что мальчики проходили там возрастную инициацию, чтобы  стать полноценными воинами и получить право на брак.  В тех пещерах обнаружены росписи зверей. Чаще всего они расположены на потолках. Почему? Потому что бык, это показывает мировая  мифология,  небесное лунное животное: рога – месяц и раздвоенные копыта. Бык – это небесный мужской принцип. В старину кабардинских невест везли в дом жениха в телеге, запряженной быком. В средневековом Дагестане новобрачный должен бы овладеть молодой на шкуре быка. Да и мне в начале 1990 годов, собирая  балкарские обычаи, приходилось видеть, как невеста вступает в дом жениха по шкуре быка. Значит, мальчики  в пещерах многие тысячелетия тому назад созерцали фигуры быков для  того, чтобы  получить право на женщину, заменив  быка.

 

Тема женщины  ключевая для истории города. Иногда она звучит открыто и прямо. В древности уже было известно, что «Вавилон – блудница». Много легенд о городах, основанных женщинами. Например, чешская легенда о городе Девине связана с победой девушек над мужчинами. Женская ипостась города  бывает менее явной. Скажем, именование Москвы   Матушкой. Хотя и здесь во времена снования города женский фактор был налицо. Известно, что Юрий Долгорукий наведывался в гости к боярину Кучке ради его жены. Есть  основания считать, что головные женские уборы в виде короны происходят  от модели городской крепостной стены. Подобные факты  некоторые ученые объясняют  через промежуточное ментальное звено -  земля мифологически рассматривается  как наделенная женским началом. А жертвенный алтарь – женское детородное место. Т. е. здесь одна мифологема подставляется на место другой. Но требуется не мифологическое, а философско-антропологическое  объяснение  примечательной ассоциации города с женщиной, более простое и оправданное.

 

Оно состоит в такой антропологической истине: общение полов  проходит в праздности. Это вид разделенного одиночества, иначе называемый  интимностью. Так у всех народов мира, во всяких культурах. Даже  практически голые аборигены Австралии для близости удаляются от стоянки. Есть основания говорить, что  поборником и праздности, и интимности  женщина является в большей мере, чем мужчина.

 

Ментальность интимности  приближала мысле-образы города. Граждане  древних Афин  обязаны были посещать  агору, площадь собраний. Для посещения театра они даже получали деньги. Но это все  функции государства, возводившего  мраморные общественные сооружения.  Жилища  были невзрачны, но  именно они несли если не градообразующее, то архетипическое начало. Вот и мифы о возникновении Афин связаны с первым царем Тесеем-быкоборцем (мужчина, прошедший возрастную инициацию): он  по преданию свел  население Аттики  из сельских домов в город. Кстати, в Греции существовал принцип возводить город там, где свалится от усталости корова. Кое-где на Кавказе еще недавно дом ставили там, где отдыхают коровы. Такие удобренные места со временем превращались в сады и огороды.  В древних Афинах в местности, которая называлась «Огороды», стояла статуя Афродиты, богини  женского порождающего начала.              

 

Это ментальная универсалия. Примеры? В Тбилиси в его восточной части  есть район Артачалы, где  располагались сады и огороды. В 19 веке  это старинный центр  развлечений с публичными домами. К востоку от  Москвы лежит село Коломенское с его садами и лугами. От дьяковской культуры 1 тыс. до н. э.  там остался камень с изображением женских грудей, след культа плодородия. Царь Василий 111  возводит в Коломенском храм в честь рождения наследника. Петр 1 был крещен  в храме, расположенном к востоку от  Москва-реки.  Элитные кладбища Москвы – Новодевичье и Кунцевское расположены на Западе, как пирамиды у древних египтян.

 

Сакральность – вид одиночества и праздности. Аналогично науке и знанию  вообще. Поэтому в городах древней Месопотамии  экспериментальная наука после некоторого периода независимого существования  влилась в лоно сакральности. Медицина вплоть до Великой  французской революции оставалась  городской, религиозно обоснованной и персонально элитарной. Исконно библиотека и архив  размещались во дворцах и храмах, как это было в древней Месопотамии наряду с сосредоточением там  административной и военной функций.

 

 

 

Конец ментальности

 

веке кабардинских невест везли в дом жениха в телеге, запряженной быком. В средневековом Дагестане новобрачный должен бы овладеть молодой на шкуре быка. Да и мне в начале 1990 годов, собирая  балкарские обычаи, приходилось видеть, как невеста вступает в дом жениха по шкуре быка. Значит, мальчики  в пещерах многие тысячелетия тому назад созерцали фигуры быков для  того, чтобы  получить право на женщину, заменив  быка.