назад
Источник: Религиозный опыт народной культуры. Сб. научных статей. Спб., 2011. С. 122‑143. Опубликовано под названием: «Человек и камень в традиционной культуре».
Экзистенции: камень
1.Тайна камня: архетип и антропологемы
Камень всегда служил и служит для разнообразных надобностей. Его можно найти практически повсюду. Он был материалом для самых первых орудий. Как выразительное средство состояний человеческой жизни камень сопутствует человеку от колыбели до надгробного памятника. А на ее протяжении укрепляет его память (хотя бы в виде галек в шкатулке, подобранных на берегу моря). Если он прозрачный, цветной и редкий, то ценим как самое дорогое личное украшение. При этом он выполняет роль защитника от зла (талисман) или хранителя здоровья (амулет). В более древнем восприятии камни-украшения - это искусственные органы зрения на теле человека, дающие ему жизнь К такому представлению восходит мифологический мотив «видящей плоти» и древнеегипетский обряд оживления статуи путем вставления глаз. Камень как бы слит с жизнью человека: когда-то полагали, что от камня зависит рождение новых человеческих жизней, а конец жизни и по сию пору отмечают могильным камнем. В речевых оборотах камень выступает образом верности и надежности.
Перечисленного уже достаточно для того, чтобы отметить некую личную, интимную связь между камнем и жизнью человека. Раскрывать семантику камня, следовательно, нужно через самые витальные стороны жизнедеятельности, мироощущения и даже физиологии человека.
Все это заставляет поставить вопрос об антропологии камня. Под таким углом зрения мы будем изучать не мифы о камне, что делает мифология и фольклористика, не ту или иную роль камня в быту, что изучает этнология в рамках адаптивных культуроценозов. Мы обратим самое пристальное внимание на выразительные средства камня, способного стать партнером человека, его заместителем и даже как бы его голосом.
Эти средства организованы антропоценозно[1] . Антропоценоз - это та часть культуры, которая является источником витальности человека, дает мотивации для его жизнедеятельности человека, обеспечивает предметно существование его интимного мир и реализует представления о достойной жизни и об идеале человека.
В сфере, обозначенной антропоценозом, нам надо будет искать архетип камня - значение его культурогенного потенциала . Обращаясь к потенциалу камня мы должны отвлечься от его морфологического вида, от ценности или не ценности его породы. Архетип камня провозглашает каким человеку надо быть в различных состояниях жизни. Архетип камня следует отличать от его антропологем, которые представляют собой установленное в культуре отношению к той или иной породе камня: например, у русских настороженное отношение к «синему» камню, образ камня (камень алатырь), способы обращения с ним (украшение) и т. п.
Продвижение к архетипу камня неизбежно следует начать с антропологем - ментальных каменных морфем. Возьмем в качестве морфемы особое отношение к цвету камня - синему.
2.Антропологема синего камня
В разных местах на территории восточнославянского этнокультурного региона есть примеры настороженного отношения к «синему» камню. Им может быть темный с синевой камень, который не положат в банную печку-каменку, или не будут использовать в виде гнета при засолке овощей. Мифологические представления восточных славян о синем камне смутны. А.Н. Веселовский обратил внимание на на такое предание. У Бога в момент творения от холода воды выступили две слезинки и упали вниз. Из них возникли архангелы Михаил и Гавриил. Они стали добывать землю. Достигли морского дна. А там обнаружились какие-то следы, ведущие к синему камню[2]. В этом предании сильно выражены манихейские дуалистические мотивы: намек на противоположные стихии жары и холода, происхождение архангелов из плоти Бога, следы его противника к синему камню, который укрывает эту враждебную Богу силу.
До сих пор в науке остается мало понятым значение слова таусень. Общее мнение, что это темно-синий цвет. С камнем такого цвета (сапфиром, может быть, агатом) не расставался Иван Грозный. В.Н. Добровольский, касаясь этой проблемы, отметил, что у русских крестьян эпитетом хорошего урожая овса, стоящего в поле, бывает слово «синий»[3].
В.В. Иванов показал, что синий камень у индоевропейцев явно ассоциирован с цветом неба, металлом, ляпис-лазурью[4]. Нас сейчас интересует еще одно значение синего камня - его женская коннотация.
В кавказской среде синий камень прочно увязан с женским началом, в нем появился зародыш будущего героя, выношенного Сатаней. У абхазов есть клятва, исключительно женская, «Клянусь небесным камнем цвета медного купороса» (уашхо макепсыс). В семантике этой клятвы содержится указание на мягкий точильный камень (макя) и, если использовать для толкования адыгские данные, то там есть намек на дракона. В соответствующей адыгской клятве речь идет о сером (или голубом) камне мвашхочана. «Клянутся осколком этого камня»[5]. Ритуально в абхазо-адыгских клятвах содержится указание на осколок синего неба, которое мифологически было отделено от земли какими-то поступками женщины.
В восточнославянских представлениях нет идеи резкого разделения неба и земли в связи с женской деятельностью. На Кавказе близкое небо чем-то мешало женщине, и она непочтительно к нему отнеслась. В Юго-Восточной Азии небо мешало женщине работать пестом при обрушивании в ступе риса, и она небо оттолкнула. Тем не менее в восточнославянском быту настороженно относятся к использованию темных («синих») камней. Очевидно, в подобном отношении надо видеть ту же позицию, что и на Кавказе к точильному камню (оселку), который представляет собой часто кусок древесины, долго пролежавший в воде, пропитавшийся тиной и мелким абразивным материалом (таков абхазский мака). Получается, что отношение к синему камню через точильный камень связано с небом, водой и металлическим оружием, которое надо затачивать. Становится понятным, почему на Кавказе наиболее качественная сабля (гурда) считается наполненной женским началом. Народное толкование состоит в том, что женское начало размножается, т. е. делит.
Теперь сомнений нет, почему хорошие овсы на Руси называются «синими» - они воспринимаются порождением женского синего неба.
Везде в рассмотренных примерах выявляется значимость морфемы синего камня, которую следует считать антропологемой в силу ее специфического, отстраненного и не однозначного отношения к человеку в названных культурах. Антропологему отличает повышенная семантическая значимость при очень узкой ритуализованной сфере использования. Антропологема ни положительна, ни отрицательна, она черта искусственной экологии человека.
3. Камень и порожденная реальность
Рассмотрим теперь подробно одну очень важную антропологему камня, развившуюся в древнем переднеазиатском мире, где камень используется в строительстве зданий. Здесь родилось выражение «краеугольный камень», отнесенное к Христу, в котором камень наполнен смыслами начала и памяти.
Эмоциональное содержание этого образа в сравнении с синим камнем, наполнено положительным содержанием. В культурах самых разных народов он стал религиозным символом, содержание которого сдвинуто от локальной по происхождению антропологемы в сторону универсального архетипа. В понятии «краеугольный камень» подразумевается, что на таком камне в грядущем будет возведено духовное здание.
Примечательно, что в быту разных народов камень служит средством, с помощью которого пытаются раскрыть завесу перед будущим. Назовем хотя бы гадания на камешках. Значит, камень выступает не только свидетелем прошлого, но и предсказателем будущего, даже его основанием. Мы сейчас уже ощущаем то, что надо назвать архетипом камня вне зависимости от того, какой перед нами камень - «краеугольный» или «синий». Архетип камня - содержит время, которое больше обычной человеческой жизни.
Камень, связанный с жизнью конкретного человека, оказывается больше этой самой жизни. Время камня больше времени жизни. Теперь мы можем задаться вопросом не просто о связи камня с человеческой жизнью, но и о каком-то влиянии семантики камня на саму судьбу. Значения камня в этой роли, не адаптивной, но порождающей саму человеческую жизнь, сущностны для архетипа.
Вернемся к антропоценозу, где в центре понятия стоит личность в ее половой и возрастной конкретности. Антропоценоз и есть та культура, которая обеспечивает развитие личности. Поэтому значение камня в антропоценозе не приспособительное, а избирательное. Благодаря этому свойству камня существует его указательная функция: он служит знаком достоверности состояний человека, прежде всего, пола и возраста и, что особенно важно, состояния его витальных сил.
Тайна камня, по словам К.Г. Юнга, «была открыта Адаму свыше» и потом «страстно искалась всеми святыми патриархами» [6]. Он же напоминает, что «философы потратили колоссальное количество сил, чтобы докопаться до тайны камня»[7]. Для алхимиков проблема состояла в том, что «камень - это живое существо, у него есть душа и дух, и даже что он является человеком или похожим на человека созданием»[8] Причем алхимики не забывали о разделении духовного и физического начал.
Как эта проблема может решаться в наши дни? Н.А. Носов, развивавший философское обоснование виртуалистики, на первое место среди ее свойств поставил порожденность[9]. Порожденность заключается в том, что человек не может ограничиться «окружающей средой». В отличие от животного он создает возможные миры. Эта концепция была разработана в трудах Б.С. Библера[10], О.И. Генисаретского[11]. Близка к ней идея М.Я. Гефтера о «мире миров»[12]. Возможными мирами человек не только достраивает свое бытие, но - и это особенно важно - с их помощью ориентируется в каждый раз меняющейся обстановке.
В свете названных разработок антропоценоз предстает комплексом имеющихся в обществе антропологем, обеспечивающих не стабильное, а мерцательное виртуальное присутствие неких идеальных свойств человека. Так, если о человеке говорят, что он «кремень», то используют виртуальный механизм антропологемы камня и имеют в виду не физическую субстанцию, а поведенческую черту, не обязательно положительно окрашенную, ожидаемую в обществе, порожденную конкретным человеком и ставшую событием.
Событие как явление виртуальной реальности могут отметить камнем. Чаще мемориальным. Мемориально-событийная функция камня выводится из пространства антропологемы. И здесь тревожные ассоциации камня просто необходимы. Опасный синий камень тут как нельзя кстати. Если он не синий, а «бел-горюч», как алатырь, то хотя бы находится «посреди синего моря».
В архаике господствовали эмбриональные взгляды, где проблемой было зачатие, порождение жизни связывали с камнем. Но суть дела одна и та же - камень маркирует виртуальную порожденную реальность.
4. Камень и уникальность человека
Порожденность объясняет самые волнующие и даже изысканные образы, так или иначе соотнесенные с камнем. Вот японское наставление художнику как правильно рисовать камни - их надо считать живыми. Конечно, это идет от японской народной культуры, где считается, что когда умирает человек, то с какого-нибудь высокого места скатывается камень. В философском саду камней в храме Реандзи около Киото из 15 камней одного не видно. Это визуальная притча о человеке, о связи его жизни с 28-дневным циклом луны и, конечно, о женщине. Подобные представления с ясно выраженным витальным аспектом очень характерны для народов, живущих во всей тихоокеанской зоне. Тут камень выступает не только инструментом, но и настоящим партнером человека.
К библейской концепции камня восходит один из истоков алхимических исканий смысла сакральных вещей. К.Г. Юнг в своей капитальной «Mysteries coniunctionis» прослеживает истоки проблемы философского камня от «краеугольного камня», т.е. Христа. Суть проблемы лучше выразить словами самого Юнга: «Lapis определенно был идеалом для отшельников, целью одиноких личностей. Кроме того, он был пищей (cibus immortalis), мог приумножаться до бесконечности, был живым существом, с телом, душой и духом, андрогином с неподверженным разложению телом, и т.д. Хотя его и сравнивали с Царем Солнцем и даже называли таковым, он не был ни женихом, ни жертвой и не принадлежал ни к какому коллективу? Он был подобен « сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил» (Евангелие от Матфея 13:44), или «драгоценной жемчужине», для покупки которой человек «прошел и продал все, что имел» (там же, 13:46). Это был хорошо охраняемый, драгоценный секрет индивида... Камень оставался навязчивой идеей одиночки»[13].
Одиночками были не только алхимики, но как это ни покажется странным, в архаических культурах человек тоже одинок и камень - знак его одиночества. Человек пытается через камень достичь желанных, своих исключительно целей. Такой камень становится фетишем. Возьмем пример из классики – «Первобытной культуры» Эдуарда Бернетта Тэйлора. Европейцы уже в 18 веке обнаружили в Африке у населения Гвинеи веру в фетиши. В доме для фетиша имелись миниатюрные постель и стул, даже бутылка с водкой. Фетишей может быть множество. По поводу одного из них, о камне размером с куриное яйцо, его хозяин рассказал следующее. Однажды этот человек вышел из дома, чтобы куда-то идти по важному делу. Но, переступив порог, он подвернул ногу, споткнувшись о камень. Что случилось дальше? «Ага! - подумал гвинеец, ты здесь» и подобрал этот камень. Дело, по которому шел человек, удалось, как и многие другие его дела[14].
Приведенный пример прекрасно иллюстрирует мысль Юнга о «навязчивой идее одиночки»: камнем отмечено избранничество. Какие бы ниже мы не рассматривали сюжеты и верования, связанные с камнем, он всюду будет знаком индивидуальной судьбы. В эмбриологических представлениях от австралийских аборигенов до европейских (кстати сказать, неожиданно очень близких) зачатие жизни обязано камню. Судьба предстает каменным памятником: упомянутые австралийцы своим выдающимся соплеменникам делают каменные памятники. Близкие к ним стадиально бушмены Африки, проходя мимо могил, набрасывают на них камни[15]. Знаменитые мегалитические культуры от островов Океании до Англии отмечают культ мертвых и т.д. вплоть до современности.
Если в архетипе видеть побудительную причину определенного рода культурной деятельности, то архетипом камня выражается деятельность человека по формированию себя самого. В этом и лежит обусловленность всемирной распространенности представления о происхождении людей из камня, земли или глины.
5.Рождение из камня
Рассмотрим хотя бы вкратце огромный пласт представлений о рождении из камня. Начать следует с австралийских аборигенов, которые считают, что зародыши людей прячутся в кучах камней и проникают в женщин, когда они ни о чем, не ведая, проходят мимо. Это общая идея для архаических народов вроде итури, меланезийцев, индейцев Америки[16]. Если это еще можно как-то оправдать «неразвитостью», то удивление вызывает та же ситуация в развитых философских системах. Вот мифический китайский император, демиург по функции - Юй. Он сам рожден из камня, его сын тоже, а жена его, так уж положено, превратилась в камень. Иранский Митра рожден из камня, как и фригийский бог Мэн. Так появился на свет и Скандинавский Один. К солнечному камню подошла корова Аудумла. Своим языком она из него вылизала отца Одина. Кавказский мир наполнен подобными сюжетами. Самый известный из них - о рождении нартского богатыря Сослана/Сосрыквы из камня, в который попала сперма пастуха, возбужденного безбрачной матерью героев Сатаней. Камни становятся людьми и в семитской мифологии[17]. В конце концов, к указанному кругу идей следует отнести также рождение на камне Спасителя. В.Н.Топоров рассмотрел ближневосточный миф о соитии Кумарби со скалой как языковую форму так называемого «основного мифа»[18]. Проблема «основного мифа» была сформулирована как индоевропейская. Но сюжеты о роли камня в зачатии всемирная универсалия, позволяющая тем самым поставить задачу, как разрешить проблему архетипа камня. Так, если у испанцев ради замужества девушки бросали камни на кровлю часовни Св. Иларио[19], то нечто аналогичное делали грузинки, чтобы забеременеть. В Тбилиси особым почитанием пользуется храм св. Давида на горе Мтацминда. По четвергам девушки по дороге в храм поднимали камень и затем пытались каждая свой камень забросить за стену. Если камень не скатывался. Это считалось знаком верности ее возлюбленного. Камень, брошенный замужней женщиной и оставшийся наверху, означал исполнение св. Давидом просьбы о зачатии. Тбилисская легенда гласит, что строительные камни для храма когда-то были подняты на гору женщинами. В Дербенте в прошлом даргинские женщины стремились покачать святыню - колыбель, сделанную из камня для исполнения материнской мечты. Можно сослаться и на обильные финно-угорские материалы с аналогичной семантикой, где используются белемниты («окаменевшие молнии»)[20]. Эти данные противоречат концепции В.Н Топорова, который аналогичный материал связывает только на индо-европейский образ Громовержца, деятельность которого привела к петролатрии.
Рождение из камня или другое участие камня в порождении жизни подчеркивают ее уникальность. В разных культурах можно обнаружить целые системы обрядов и представлений, подчеркивающих и охраняющих эту уникальность. Эти меры позволяют нам обнаружить то, что надо назвать витальностью - всеприсутствием, всеюдностью жизни. Обряды витальности соединяют ее единичность с всеобщностью, с космосом. Они основаны на представлении, что истоки витальности находятся вне человека. Этим витальность отличается от здоровья, которое теснее связано с физиологией конкретного организма. Здоровье может быть хорошим или слабым, у кого какое. Но нашу острейшую озабоченность вызывает болезнь - состояние риска для витальности. Для восстановления витальности часто используется камень.
Само слово «vitalia» у древних римлян означало вещи, которые клали на тело умершего перед сожжением[21]. Они указывают на некую животную силу, находящуюся вне человека. За эту силу может идти борьба. Так, по литовским представлениям, укусившая человека змея получит новую силу, если приползет к камню[22]. Аналогичное верование мне довелось отметить у абхазов. Камень наполнен витальностью. Дж. Дж. Фрэзер, рассматривая вопрос о кльтурологической роли камня, ссылается на историю одного яванского раджи, который получил силу после того, как лежал на горе, подобно камню, и одним этим, без помощи чего-либо иного, приобрел свои необыкновенные качества[23].
О прибегании к помощи камней для лечения существуют обильные свидетельства. В европейском ареале это магическое лечение очень рано стало преследоваться церковью, в том числе и на Руси.
6. Достоверность камня и слова
Есть вещи столь важные, что и пределов-то их мы видеть не можем, но в силу значимости таких вещей они должны быть ясно обозначены. Осязание самое достоверное из наших ощущений. Камень, находящийся в руке, максимально достоверен. Выразительный памятник, стоящий на камне, делается от этого еще достовернее. Камень-пьедестал активно участвует в порождении впечатления - такова каменная волна под памятником Петру Первому.
У камня есть свойство концентрировать пространство. В одном русском заговоре говорится: «Посреди деревни камень, посреди камня отверстие, вокруг отверстия змея; туда я отсылаю болезнь». Персонифицированный центр особого пространства в русской поэзии заговоров - камень алатырь. В древней Греции предсказательной силой было наделено место, обозначенное камнем омфалосом (пупом земли).
Как алатырь, так и омфалос порождают такую человеческую речь, которая предписывает обязательный ход событиям. Молчаливый камень в себе заключает слово. В этом месте мы подошли к самой главной волнующей нас проблеме - каким образом немотствущий камень связан со словом.
Молчание камня действительно оказывается человеческим словом. Произнесение неосторожного слова грозит превращением в камень. В русских народном языке фразеологизмы с камнем редки. И мы ниже специально на этом остановимся. Тем более значима такая сентенция народных русских сказок: «А кто слышит, да расскажет, - тот камнем станет».
У народов Кавказа таких сюжетов гораздо больше. Мне приходится их часто фиксировать во время этнографических работ. Укажу на ингушский и чеченский сюжет, связанный с представлением о том, что раз в год небо раскрывается и тогда все сказанное исполняется. Одна мать послала свою дочь за водой, но той долго не было. Мать в сердцах пожелала, чтобы дочь превратилась в камень. Так оно и случилось, ибо небо в этот момент было раскрыто. В разных местах могут показать такой камень, расположенный, как правило, у воды. Аналогичные истории можно услышать в Абхазии. У немцев есть сюжет о невесте, давшей клятву верности и от долгого ожидания превратившейся в камень.
Вообще сюжетов об окаменевании довольно много. В приведенных нами примерах, окаменевание девушки связано со словом, неважно ее собственным или другого человека. В более распространенных историях несколько женщин превращаются в камни за проступки. Есть русский сюжет, кстати, исключительный о бабах, плевавших в солнце и за это превращенных в камни. В Тульской области на р. Красивой Мече были камни, считавшимися окаменевшим хороводом девушек за то, что они неистово плясали на Троицын день. Очевидно, у такого мотива коллективного женского преступления и наказания за него коллективным окаменеванием очень древняя и самостоятельная история. За это говорит, в частности, миф австралийского племени аранда о девушках, подсмотревших тайные инициации юношей и превратившихся за это в камни, а затем в созвездие Плеяды.
7.Что дети знают о камне
Детский фольклор живет бесцензурно на сельской лужайке и в городском дворе. Вот девочки, прыгая на одной ноге, двигают по «классикам» плоский камешек. Сколько лет этой игре? Столько, сколько образам одноногих божеств, чаще женских, нежели мужских. В эпосе о Пхармате, чеченском Прометее, Великая Мать делала собратьев Пхармата хромыми, чтобы они не убежали с огнем. Пхармату, как и Прометею, это удалось. Камень передвигают по клеткам-«классикам», Пхармат пронес огонь сквозь 9 миров[24]. Дети у нас во дворе разыгрывают древнейшие философские мифы.
Кому не известна такая детская закличка?
Солнышко, ведрышко,
Выгляни в окошко!
Твои детки плачут,
По камешкам скачут.
О чем это? О том, что дети еще не оторвались от эмбрионального каменного уровня. Их ноги еще на камнях, как ноги Софии в православных мифах, которая стоит на большом камне[25]. Это тот же камень, на который по преданию упала Голубиная книга. Почему дети плачут? Сейчас мы перейдем к этому.
А вот другая детская закличка. Ее произносят при игре «В горелки».
Стою, стою на камешке.
Горю, горю на солнышке.
Кто меня любит, тот и выкупит.
Есть вариант игры «В горелки», приуроченный к закрытому помещению - «Огарыши». Правила те же : надо ударить участника по спине и успеть встать на свое место.
Игра «В пятнашки» тоже содержит мотив горения и камня. Кто водит, в старинном крестьянском быту назывался «черненьким», Видоизменение этой игры - «В ворона». Здесь ведется диалог: «Ворон, ворон, что ты делаешь? В конце концов оказывается, что ворону нужны камешки, чтобы их швырять в деток спрашивающего[26].
Дети и огонь ассоциированы. Эмбриональная цепь из чередующихся по полу зародышей находится в очаге. Зольные герои вроде милой Золушки известны фольклору самых разных народов. Связь с огнем у детей видна в обрядах витальности, среди которых находится свадебный обряд. В древней Греции впереди свадебной процессии шел с факелом мальчик. Кое-где в Дагестане можно такое наблюдать и в наше время.
Жизнь антропологемы такова: в качестве ее может сохраниться несение факела, но в другом случае о камне очага может напоминать только детская закличка.
8. Региональные антропологемы камня: Тихоокеанская зона
Обзор региональных культур камня начнем с огромной тихоокеанской зоны. Чтобы не перегружать текст чисто условно оставим в стороне американский, весьма, причем любопытный, материал. В Старом Свете эта зона простирается на тысячи километров от Чукотки до австралийского материка и включает мир Океании. В тихоокеанской зоне расселены народы, создавшие уже в древности высокие цивилизации. А вместе с ними здесь обитают народы, сравнительно недавно жившие в условиях первобытности. Тем не менее, это пространство разделяет ряд общих петролатрических признаков. Самый главный из них состоит в представлении, что наряду с людьми в мире живут одухотворенные камни. Они женятся и размножаются, образуя своеобразный «народ камней». Этот народ обитает среди людей. Но и человек может по мере надобностей отправиться в мир камней. Вот чукотское заклинание, записанное В.Г. Богораз-Таном во время его ссылки. Когда чукча в пути был вынужден ночевать один, то для защиты от опасных духов он читал такое заклятие: «Я не здесь, я внутри этого камня. Это скала посреди океана. Ее склоны круты и скользки. Дух не может на нее забраться и падает в воду»[27]. Вместо камня могло быть спасение в ухе оленя: «Я не здесь. Я вошел в ухо моего упряжного оленя. Дух, который приходит, меня не может найти»[28].
В приведенных заклятиях чукча действует так, как это делает китайский даоский монах, с помощью заклятий и особого знания проникавший, по соответствующей концепции, внутрь предметов, например, внутрь сосуда.
Отверстие в камне - это вход внутрь, как горловина сосуда, как ухо оленя. Камни с отверстиями чукчи брали с собой с места удачной охоты[29]. А вот и прямое свидетельство, что по чукотским верованиям человек может входить не только в мир камней, но и просто в камень. Один информант говорил Богораз-Тану, что для защиты от черта перед сном надо прочитать такое заклятие: «Я делаю себя маленьким камнем. Я вхожу в камень. Он лежит на морском берегу. Разные ветры дуют на него, многие волны его омывают. Я невредим»[30].
Согласно средневековым верованиям китайских даосов, духи-лисы живут среди людей в человеческих обликах, даже вступают во взаимные браки. У коряков аналогичным образом брачным партнером человека может быть камень. С. Крашенинников в свое время отметил, что на промысел некоторые из них брали с собой камень, «одетый» в женское платье. Камень считался женой охотника. Меньший по размеру камень назывался сыном этой брачной пары[31].
Этнография народов Юго-Восточной Азии насыщена свидетельтвованиями о наличии у камня брачно-эротического потенциала. Камень, несущий мужское начало, помещают, например, в амбар риса. Подобные данные подробно рассмотрены в моей книге по Индокитаю, в связи с чем Юго-Восточную Азию, как и Океанию, здесь можно пропустить.
Но без Австралии, классической страны мировой архаики, обойтись нельзя. И не только в силу древности культуры австралийских аборигенов. Австралийские «магические камни» давно привлекают внимание исследователей. Л. Леви-Брюль видел в них магическую функцию: абориген бросает камень «яйцо эму» в стаю птиц и последние, как считал Леви-Брюль, в силу партиципации становятся бездвижными, «окаменевают»[32]. Для более позднего толкователя М. Элиаде роль этих кусков кварца скорее космогоническая: камни эти нисходят с неба, сохраняют способность летать и дают космический импульс земной жизни[33].
Чем является магический кристалл? Он прежде всего знак избранничества и витальности. Камень, введенный в тело аборигена, дает ощущение духовной исключительности. Есть прекрасное описание этого состояния. Это происходит на обряде инициации. Отец уводит мальчика в кусты. Кладет его на землю, а на его грудь помещает два кристалла кварца. «Они во мне исчезли. От них я почувствовал тепло... Я увидел вещи, которых не видели другие», - так описывает свои ощущения инициируемый[34].
В центральной Австралии с помощью магических камней готовят человека к профессии знахаря. Старый знахарь «убивает» посвящаемого, бросив в него камень. Считается, что некоторые камни проходят сквозь голову. Знахарь «вырезает» внутренности посвящаемого и оставляет его лежать до утра. Утром «внедряет» еще порцию камней. Потом настает время оживления. На севере Квинсленда подобные действия производят с покойником, вскрывая полости тела и помещая туда камни[35].
В китайской натурфилософии, достигшей утонченности, почитание камня сохраняет все признаки принадлежности к тихоокеанской петролатрической зоне. Как повсюду в этой зоне, здесь выражена идея эмбрионального и брачного потенциала камня. К примеру, жена мифического правителя Юя рожает сына от камня. В китайском фольклоре камень олицетворяет мужское начало (керамический сосуд женское). Сам камень может рассматриваться божеством (как в древнем сочинении «Хуайнань-цзы»).
Приведем описание «Святилища господина Булыжника», взятое из работы известного голландского китаиста 19-го века И. Де Гроота. Это святилище располагалось в г. Нань-чоу. На алтаре за желтой шелковой занавеской находились 5 камней. Наиболее крупный в высоту более 40 см. Он назывался «Правитель Дао» и имел в верхней части грубое изображение человеческого лица. Эти камни однажды были найдены во время игр детьми. Они для камней соорудили игрушечный храм. Внезапно дух одного из камней вселился в мальчика и тот забился в конвульсиях. Тогда жители города построили для камней настоящий храм. После первой чудесной истории последовали другие. Почитание храма выражалось в частности в том, что важные чиновники, следуя мимо храма, слезали с лошадей[36]
По словам известного искусствоведа Е.В. Завадской, «границы осознания камня китайскими художниками и поэтами очень широки. Они определяются даосской традицией уподобления себя простоте обычного камня (ши) и конфуцианским стремлением к самосовершенствованию, доведенному до изысканности яшмы и нефрита (юй)[37]. В эпоху расцвета буддийских монастырей при Сун в них стали возникать знаменитые сады камней. Исследователь обратила внимание на примечательный факт. В истории китайской культуры обработка яшмы и нефрита сосредоточилась в руках безымянных народных мастеров, тогда как простой камень стал объектом напряженного осмысления в поэзии и живописи[38]. В работе, посвященной «Беседам о живописи» китайского классика Ши-Тао, названным автором снова подробно была рассмотрена поэтика камня и выражена суть учения Ши-Тао, который преодолел конфуцианское разделение стихий камня и воды как знаков разделенности мудрости и доброты. Он показал, что камень - это вода, а вода - это камень. Что мудрость - это доброта, а доброта - это мудрость[39].
Ипостасью камня в Китае выступают горы, которые сосредотачивают в себе жизненную энергию «шань лин». Эта, космологическая по происхождению, энергия ближе всего передается понятием витальности. Сосредоточена шань лин в гребнях и склонах гор, которые являются конечностями четырех таинственных и чудесных животных: дракона, тигра, птицы и черепахи..
Одухотворение камней выразилось в в отточенных эстетических требованиях. Вот одно из поучений по живописи: «Писать неоодухотворенные камни совершенно недопустимо. А писать одухотворенные камни - значит найти в них едва уловимое место, где обитает дух... В каждом штрихе должна быть подвижность, резкие изгибы дунь подобны плывущему дракону»[40].
9. Региональные антропологемы: Западная Европа
В западной Европе довольно-таки рано началась борьба церкви с культом камней. Во Франции церковный собор уже в 743 г. запретил проведение обрядов около камней и дубов. Но в глухих местах они проводятся вплоть до современности. К камням обращают обеты и приносят им дары[41]. Около камней исполняют обряды лечения детей, например, помещают больных в расщелину камня. У французских рыбаков существовала клятва, при которой в знак ее совершения в море бросали камень. Существует много французских заговоров, где ситуация задается святой Апполиной, сидящей на камне[42]. В менталитете французов камень занял свою прочную нишу, став значимым литературным образом. У П. Мериме история командора, влюбившегося в статую, была навеяна случаем с англичанином, который вел раскопки, нашел эту статую и, в конце концов, погиб. Скалы, по выражению В. Гюго в «Тружениках моря», имеют лица. И уж венцом тропов, относящихся к камню, служат слова провансальского поэта Фредерика Мистраля (1830-1914): «Поговори с камнем на его языке - и в ответ на твои речи гора скатится в долину». Речь, очевидно, идет о горе Мирей в Провансе, находящейся при впадении Роны в Средиземное море[43]. В прекрасном пуссеновском «Пейзаже с Полифемом» одноглазый великан, в пещеру которого попал Одиссей и смог выбраться, сам стоит как одинокий огромный камень.
В западноевропейском мышлении образ камня слился с тревожным восприятием судьбы этой цивилизации. О. Шпенглер в «Закате Европы» выразил убежденность, что европейская культура, в основе которой лежат поиски алхимического камня, сама рано или поздно об него споткнется.
10. Камень и Мать-сыра-земля в русской духовной традиции
В русском этнокультурном ареале почитание камня представлено спорадично. Оно встречается там, где имеется явный неславянский субстрат или неславянское влияние. Таково, например, Среднее и Нижнее Поволжье, где можно встретить особое отношение к камню, называемому «Камнем Стеньки» (разумеется, что Разина), лечебные камни. Например, лечебно-ритуальное использование камня отмечено среди русского населения Удмуртии. Оно известно на Украине, к примеру, обведение камня вокруг головы три раза и выбрасывание его[44]. Камни Баш и Башиха, культ которых был давно отмечен на юге Тульской области, в своем имени несут указание на тюркское влияние. Л.А. Тульцева, внимательно изучающая этнографию Рязанской области, отмечает, что в некоторых местах на могилу кладут «белый камень с реки» (называется оголыш). На Пасху при посещении кладбища этот камень трижды целуют[45]. Она же обратила внимание на сообщение 1890-х годов об обрядовом открытии сезона полоскания белья на Дону в г. Данкове. Женщины становились на большие плоские камни у берега реки и под пение и хлопки других женщин кружились мелкими шажками на одном месте «со спокойным и бесстрастным выражением лиц»[46]. Рязанская земля, получившая имя от мордовского этноса эрзи, таит массу аналогичных фактов.
Известное на Руси культовое место, обязанное камню, - остров на Ладоге. Он так и называется Конь-камень, или Коневец. Он расположен на водном пути из Петербурга на Валаам. Его история связана с прибытием в конце 14-го века преподобного Арсения. По легенде он ликвидировал языческое жертвоприношение коня и освятил остров. Он изгнал из камня множество бесов, которые воронами вылетели из щелей камня и улетели в сторону бухты.
Так называемые «поклонные» камни на Русском Севере прямо соотнесены с деятельностью святых. К числу таковых относится поклонный камень на дороге из Каргополя в Александро-ошевенский монастырь. Углубления на нем считаются оставшимися от ног святого Александра Ошевенского. Есть и другие камни, хранящие память о нем, например, от удара его посоха. Дождевая вода, взятая из этого углубления, используется для лечения[47].
Русский этнографический материал показывает, что то или иное почитание камня в виде антропологемы разной насыщенности тяготеет к маргинальным зонам контактов с народами, среди которых эта анропологема ясно выражена. На Русском Севере речь может идти о субстрате финно-угорских народов. У саамов (лопарей), как известно, культ «сейтов/ сейдов» - пней иногда в виде скульптуры, часто камней – является глубинной чертой местной языческой религии. Любопытный обряд существовал в Белозерске. Перед приездом жениха невеста, одетая уже в подвенечное платье, становилась на камень. Жених должен был ногой выбить из-под нее этот камень. Это означало, что молодой муж становится опорой для молодой жены[48].
О настороженном отношении к камню свидетельствует материал, собранный в верховьях Западной Двины А. Ивановским в конце 19-го века. По представлениям местного населения, «когда Бог сотворил землю и хотел населить ее людьми и животными, дьявол («супостат») задумал помешать ему в этом и, наслав на землю камненный дождь, велел камням расти до тех пор, пока они не покроют собою всей земли и таким образом не дадут жить ни людям, ни животным. Бог, рассердившись за это на супостата, низвергнул его с неба в преисподнюю, а камням запретил расти[49].
Почитание камней на русской этнической территории остается историческим, а не внутренним ментальным фактом. Отношение к камням настороженное - знаменитый камень-алатырь в заговорах вынесен за пределы освоенного культурного пространства, он где-то на синем море. А.Н. Веселовский полагал, что «латырь» происходит либо от слов «латина», «латынская дорога», либо от названия латышей «летьгола», «латыгора» Псковской летописи[50]. В латышской культуре почитание камня очень выражено, например, в форме его упоминания в заговорах[51]. Но и сама Земля как часть максимально ценного пространства воспринимается островом посреди моря. Это особенно видно на Русском Севере и хорошо показано в работах Н. М. Теребихина[52].
Конечно, формулировка ценностного пространства как острова не исключительно русская черта. Ведь центральная часть Франции вокруг Парижа так и называется «Остров Франции». В Средней Азии, удаленной от моря, встречаются местности, в название которых входит слово «остров» или «якорь». У абхазов в понятие природы вообще входит только суша, а море находится вне организованного пространства.
Особенность русского восприятия Земли в том, что будучи сакральным как бы островом, она сама хранит живительную влагу и тем самым порождает жизнь. Поэтому-то она Мать-сыра-земля. Родильное состояние земли отличается неустойчивостью, что проникновенно и научно точно отметил еще В. О. Ключевский: «Природа нашей страны при видимой простоте и однообразии отличается недостатком устойчивости: ее сравнительно легко вывести из равновесия»[53].
Влага, наполняющая Землю, спасительна. Это иллюстрирует нам легенда о граде Китеже. Она гласит, что во времена нашествия Батыя (Х111 в.) праведный град Китеж ушел от врагов в воды озера Светлояр. Город закрыт подводным лесом. Только зимой сквозь лед удается рассмотреть городские стены, церкви, терема. В городе не прекращается жизнь. Только благочестивому человеку можно удостоится беседы с китежскими старцами.
В утонувшем граде Китеже можно видеть определенные свойства (предикаты) камня: погруженность в воды и способность быть видимым для избранных. Но насколько возвышена этически легенда о граде Китеже по сравнению с обычными для разных культур антропологемами находящихся у воды камней или камней, видимых в интимно-личных ситуациях! Русская легенда о граде Китеже чем-то близка кельтским сказаниям о стране фей, расположенной под землей, под водой или где-то в море[54]. Но эта связь сюжетная, а не внутренне-смысловая. Легенда о Китеже основана на благоговении не перед сказочно чудесным, но перед духовной стойкостью людей. Она несет в себе представление о большом историческом времени. О необходимом поиске справедливости, истоки которой сокрыты, но доступны.
Вот в этих духовных смыслах град Китеж есть русская земная ипостась небесного града, Града Божьего, Небесного Иерусалима.
На иконах город как камень и церковь как камень визуально ассоциированы с нарисованными на задних планах «горками», а они выражают понятие о земле. В натурфилософских концепциях древней Руси стихии земли, воды, воздуха и огня совместным действием порождают камни, растения и одухотворенные тела[55]. Камень здесь лишен своей изначальности, он лишь момент, свидетельствующий о развертывании благодати. Поэтому приобщение к благодати возможно непосредственным соприкосновением с землей. К примеру, земным поклоном или катанием по земле ради здоровья. Благодать в принципе неисчерпаема. Зато камень в такой ситуации получает значение исчерпанности, предельности. Поэтому Камнем было принято называть удаленные горы, как например, Уральский хребет.
Идеей земной благодати был пронизан обычай при клятве возлагать на голову кусок дерна. У Гоголя в «Тарасе Бульба» это делает атаман после его избрания. Примечателен обычай, восходящий к древней мужской возрастной инициации: у австралийских аборигенов в тело подростка «внедряли» магический кварц, а у балкарцев и чеченцев до сих пор считается, что если мальчик может сказать слово «камень» ( таш и тюльг соответственно), то это служит знаком, что у него на голове заросло темечко.
11. Камень Иакова
Появление земли из первоначальных мировых вод - один из древнейших мифов человечества. Отсюда неизбывная ассоциация тверди (камня) с водой. Эти ассоциации были небезопасны не только для людей, но и для богов. Так, в древней хурритской мифологии в воде стремительно растет каменное чудовище Улликумме, которого пугаются боги. Тогда русское представление о «матери-сырой-земле» можно понять либо как насыщение камня влагой, либо как сохранение изначальной живительной связи земли и воды. Памятуя концепцию Изборника, нам следует придерживаться второго понимания. За это говорит архаический способ выражения физиологического отвердения ( окаменевания) растущего организма и некоторые другие рассмотренные выше факты. Порожденный землей камень о ней может свидетельствовать. В такой роли выступает необработанный камень. Из подобного камня был сложен алтарь первого иерусалимского храма.
На идее ипостасной принадлежности камня земле основано встречающееся кое-где правило закапывать камни - они должны быть невидимы. Это древняя идея в фольклоре народов, живущих в разных концах света, превратилась в верование, что камень может сделать человека невидимым. Перед нами чисто фольклорный сюжет. Можно было бы привести массу других столь же фантастических сюжетов о камне, и рассмотрено их уже предостаточно. Главное, что нам надо констатировать - что фольклорные сюжеты - антропологемы выводимы из глубинных структур мышления, где камень выступает ипостасью земли, ее архетипической функции зиждительницы жизни.
Восхождение антропологемы камня к архетипической основе земли, выявленное на русском материале и объясняющее нам значение изначального образа Матери-сырой-земли, может раскрыть еще некоторые другие загадки, связанные с камнем. Но сейчас перед тем, как коснуться имени влиятельнейшего Дж. Фрезера, сделаем следующее замечание методологического характера. Обращение к развитой русской духовности, других народов Европы, к духовным традициям народов совсем иных цивилизаций при естественном внимании к «первобытному» этнографическому фундаменту показало, что почитание камня (петролатрия) встречается повсюду. Такого отношения к камню не избежала самая монотеически очищенная религия ислама, где почитается камень Каабы. Следовательно, в петролатрии объектом почитания является сама материальная субстанция камня. Как тут идти эволюционным путем объяснения сложного через простое?
Дело даже не в том, что на таком лукавом пути можно просто утонуть в изобильном материале и не дойти до цели. Развитые идеологические системы оказываются перспективнее тем, что они обнажают те противоречия, которые скрыты в более простых системах. Последние изобилуют ритуально значимыми частностями, которые возникают, когда разные и генетически далекие общественные устройства решают свои насущные проблемы, порождая пышный культурно-исторический шлейф последствий, среди которых мы обнаружили антропологемы.
В Библии камень играет большую роль. Два момента, очевидно, наиболее значимы. Это камень Иакова, который служил ему изголовьем и был им поставлен вертикально и обмазан елеем в память о случившемся (Быт.31:18). По легенде этот камень попал в Британию, сначала в Шотландию, а затем в Англию, где хранится в Вестминстерском аббатстве. В Новом Завете наиболее впечатляющий образ связан с называнием христиан живыми камнями храма, в котором Христос краеугольный камень (Еф. 2:20?! Пет. 2:4).
Фрезер, занимаясь критикой Ветхого завета, пытался обилием частностей объяснить общее. Но вывести из единичного всеобщее нельзя. Это следует сказать и по поводу анализа Фрезером установки камня в Вефиле[56]. В истории Иакова много, с нашей точки зрения, любопытных моментов. Иаков находится в пути - он бежит из своего дома на север. На полпути он ночует в горной местности, использовав камень в качестве изголовья. Он видит сон о лестнице, поднимающейся к небу с земли, и ходящих по ней ангелов. Во сне к Иакову является Господь с обещанием отдать эту землю Иакову и его потомству. Проснувшийся Иаков испуган. Но в память о сне поставил камень столпом и назвал это место Вефиль (Бетель - «Дом Божий»).
Изложив эту историю Фрезер привлекает затем большой этнографический материал, чтобы показать, что суть дела в идее пребывания духа в камне. Мысль вполне понятная, языческая и «эволюционная». Но она не раскрывает архетипическую суть события: камень Иакова находится в субстанциальной связи с данной землей, обещанной патриарху, и породит его потомство в будущем.
В истории с Вефилем важно то, что камень маркирует момент личного общения человека с Богом. Воля последнего выступает императивной заданностью достойного человеческого существования. В мировом материале можно найти внешние аналогии камню Иакова. Таковую дает, например, якутская этнография. У охотников известен обычай ритуального сна возле священного камня. Подобный камень носит название куху-тас или эхэкээн-тас («человек-камень» или «дедушка-камень»). Во сне камень указывал охотнику, где подстрелить оленя[57]. В описанном якутском обычае камень, архетипично «порождающий» дичь, представлен в горизонтальном пространстве, а не в вертикальном как камень Иакова. Вот в чем вся проблема: у язычников камень обеспечивает (анимистически или магически - без разницы) ресурс жизни человека. В ситуации с Вефилем сам человек наполняется потенциалом веры в Бога. Следовательно, в рассмотренном охотничьем обряде и в обряде Иакова представлены совершенно противоположные концепции судьбы. В первом случае человек зависим от своего собственного психофизиологического состояния, реализованного в благоприятном сне. Во втором случае человек сам явно маргинализируется по отношению к высшим силам. Вот и в Коране есть образ «раба Божьего», т.е. человека, освободившегося от своих высокомерных претензий, ставшего маргинальным. В монотеизме зато он обретает тот человеческий потенциал, который, породив цивилизации, остался до конца не реализованным и по сию пору.
[1] Чеснов Я.В. Лекции по исторической этнологии. М.,1998. С.13-19. Он же: Антропоценоз и этнокультурная характеристика населения // Человеческий потенциал Парфеньевского района Костромской области. М., 2003
[2] Веселовский А. К вопросу о дуалистических космогониях //Этнографическое обозрение, 1890, № 2. С. 39-57
[3] Добровольский В.Н. Культ зернового хлеба в поверьях крестьян Рязанской губ. Спб.,1907. С. 20.
[4] Иванов В.В. Древние культурные и языковые связи южнобалканских, эгейских и малоазиатского (анатолийского) ареалов. // Балканский лингвистический сборник.М., 1997.С. 26-27).
[5] мои полевые материалы 1980х годов.
[6] Юнг К.Г. Mysterium coniunctionis. М.: «Рефл-бук», «Ваклер», 1997. С. 434.
[7] Указ. соч., С.174
[8] Указ. соч., С.577.
[9] Носов Н. Виртуальная психология. М.: Аграф, 2000.
[10] Библер В.С. На гранях логики культуры. Книга избранных очерков. М., 1997. Русское феноменологическое общество.
[11] Генисаретский О.И. Навигатор: методологические расширения и продолжения. М.; Путь, 2002.
[12] Гефтер М.Я. От ядерного мира к миру миров //Из тех и этих лет. М.,1991.С.451-459.
[13] Юнг К.Г. Mysterium coniunctionis. М.: «Рефл-бук», «Ваклер», 1997. С.381.
[14] Тайлор Э. Первобытная культура. М., 1939. С.370
[15]Элленбергер А. Трагический конец бушменов. М., 1950. С. 249.
[16] Мифы народов Южной Америки. М.,1994.С.258.
[17] Гревс Р. Мифы древней Греции. М.: Прогресс, 1992.С.105.
[18] Топоров В.Н. Камрусепа. // Древняя Анатолия. М.,1985.С.117-124.
[19] Кожановский А.А. Брак и семья М., 1989. С.136.
[20] Сурхазко Ю. Религиозно-магические элементы карельской свадьбы///Этнограф. сб. Петрозаводск. 1976. С.144.
[21] Онианс Р. На коленях богов. М.: «Прогресс-Традиция», 1999. С.281.
[22] Петкевич Г. Материалы по народной медицине литовцев.// Живая старина.1911.ГодХХ. вып.11.С.192.
[23] Фрэзер Дж. Дж. Фольклор в ветхом завете. М.,1989. С.292.
[24] Миф о Пхармате был записан в 1937 г. моим учителем чеченской этнографии Ахмадом Сулеймановым
[25] Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. Спб.Т.1.С.372.
[26] Круг жизни. Москва: «ОЛМА-ПРЕСС», 1999. С.75
[27] Богораз-Тан. Чукчи. Т.2. Л., 1939. ?.167
[28] American anthropologist. Vol. 27. N2. 1925. P. 237-238
[29] Гурвич И.С. Новые материалы о традиционной культуре чукчей.//Советская этнография. 1979.№2. С.102 .
[30] Богораз-Тан В.Г. Чукчи. Т.2. Л., 1939. С.167
[31] Цит. по: Зеленин Д.К. Культ онгонов в Сибири. Л., 1936. С. 121
[32] Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. Л., 1936. С.153.
[33] Элиаде М. Мефистофель и андрогин. СПб: «Алетейя», 1998 и др. его работы
[34] Howitt A.W. The Native Tribes Of South-East Australia. London, 1904.
[35] Элькин А. Австралийские аборигены. М.,1952. ?.216
[36] Groot J.J. M. De. The Religious System of China. Vol. V, book II, pt.2. Leyde,1907.P.412-414
[37] Завадская Е.В. Поэтика камня у Су Дун-по. // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. Тезисы докладов 6-ой научной конференции. Л., 1974. М.,1974. С.27 .
[38] Там же. С.28.
[39] Завадская Е.В. «Беседы о живописи Ши-Тао» М., 1978, С.36, 155-160.
[40] Слово о живописи из Сада с горчичное зерно. Перевод и комм. Е.В. Завадской. М., 1969. С.105
[41] Коробка. «Камень на море» и камень-алатырь//Живая старина. 1908. Вып.1У.С. 418.
[42] Познанский Н. Заговоры. М., 1995. С.63 и др.
[43] Башляр Г. Земля. М., 2000. С.185.
[44] Левкиевская Е. Мифы русского народа. М.: Астрель, АСТ, 2002. С.75.
[45] Тульцева Л.А. Рязанский месяцеслов. Рязань, 2001. С.113
[46] Там же. С.116
[47] Шевелев В.В. Культ камней в Каргополье //Каргополь. Историческое и культурное наследие. Каргополь. 1966.С. 65-68.
[48] Свадьба в Белозерске. Фильм-инсценировка Г.Г. Шаповаловой. 1982 г.
[49] Ивановский Ал. К вопросу о дуалистических поверьях о мироздании/ Этнографическое обозрение. 1891, №1. С.252.
[50] Веселовский А.Н. Собр. Соч. Т.2, вып.1. Спб.,1913. С.103 и далее.
[51] Познанский Н. Указ. соч. С.263
[52] Теребихин Н.М. Сакральная география русского Севера. Архангельск, 1997 .
[53] Ключевский В. О. Сочинения. Т.1. М., 1956. С.72.
[54] Fairy // Encyclopaedia of Religion. Ed. Hastings. London, 1912.
[55] Изборник 1076 года. М., 1965. С.150
[56] Фрэзер Дж. Фольклор в Ветхом Завете С. 273, 280.
[57] Гурвич И.С. Якуты. М., 1977. С.212 |
|||||
|
 |
|
    |
|
