Часть 1. Глава 4.

"МИЛИТАРИЗАЦИЯ ТРУДА"

  

"...Режим трудовой повинности и государст­венного

распределения рабочих рук при дикта­туре

пролетариата выражает уже сравнительно

высокую степень организованности всего аппа­рата

и прочности пролетарской власти вообще".

 

Н. И. Бухарин. "Экономика переходного периода".

 

 

Осуществляя диктатуру, пролетариат, по замыслу теоре­тиков, в период перехода от капитализма к коммунизму на­ряду с прочими мерами, регулирующими организацию и жиз­недеятельность всего общества, должен был вводить трудо­вую повинность. Это положение, постепенно развитое в по­литику "милитаризации труда", впервые было сформулирова­но в "Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого на­рода", принятой в январе 1918 года 9II Всероссийским съез­дом Советов: "В целях уничтожения паразитических слоев общества и организации хозяйства вводится всеобщая трудо­вая повинность" [31, т. 1, с. 322].

 

Осенью 1918 года СНК принял постановление о привлече­нии неработающих к обязательному труду. Паспорта заменя­лись трудовыми книжками, в которых делались отметки об отбывании трудовой повинности, в соответствии с чем вы­давались продовольственные пайки.

 

Уже эти факты, намечающие исторический контекст воп­роса о трудовой повинности, должны были бы насторожить некоторых современных исследователей, связывающих в сво­их работах, политику "милитаризации труда" исключительно с именем Троцкого.

 

Многими как-то не замечается то, что эта политика была принята IX съездом РКП (б) в 1920 году и проводилась в жизнь партией и государством в течение года. Более того, в недавних публикациях отдельных исследователей уже ярко вырисовывается свежее, составленное в "эпоху гласности", своеобразное идеологическое клише: Троцкий без обиня­ков объявляется "демоном революции", а партийно-государ­ственная политика "милитаризации труда", получив название "троцкистской", переносится на сталинскую коллективи­зацию.

 

Исследуя вопросы, в той или иной мере связанные с име­нем Троцкого, нужно прежде всего иметь в виду, что создан­ные Сталиным и продолжающие существовать еще сегодня представления о нем как о человеке, всегда боровшемся с ленинизмом, неверны. Да, Ленин часто не соглашался с Троц­ким. Но во многих случаях их позиции совпадали. Так, на­пример, в начале 1919 года Ленин посчитал необходимым пуб­лично заявить об отсутствии между ним и Троцким расхож­дений по вопросу об отношении к середнякам: 'Товарищ Троцкий уже дал свой ответ в "Письме к крестьянам-середня­кам" ... Товарищ Троцкий говорит в этом письме, что слухи о разногласиях между мной и им самая чудовищная и бессо­вестная ложь, распространяемая помещиками и капиталиста­ми или их вольными или невольными пособниками. Я, со сво­ей стороны, целиком подтверждаю заявление товарища Троц­кого. Никаких разногласий у нас с ним не имеется..." [3, т. 37, с. 478].

 

Оценивая историческую роль Троцкого в период после Октября, не следует забывать и того, что звучащий сегодня акцент на расхождениях Ленина и Троцкого плохо согласу­ется с существовавшим после Октября лозунгом, провозгла­шавшим их здравие как вождей партии; с тем, что именно Троцкого Ленин назначал в критические моменты на ключе­вые посты государственной власти — народного комиссара иностранных дел, командующего вооруженными силами стра­ны, наркома транспорта, что при жизни Ленина и некоторое время после Троцкий был постоянным членом Политбю­ро ЦК.

 

В феврале 1920 года Л. Троцкий внес в ЦК РКП (б) записку, в которой предлагал начать отход от продразверстки в сторону продналога. За эту политику голосовали 4 члена высшего руководства, против — 10. Правда, его предложения лишь в некоторой мере совпали с будущей ленинской про­граммой нэпа, но сам факт их появления свидетельствует о том, что Троцкий также участвовал в поиске оптимальной партийной политики, а не был олицетворением "демониче­ских" сил. И снова обратимся к документам.

 

В первый день работы IX съезда РКП (б) 29 марта 1920 года с докладом от имени ЦК выступил В. И. Ленин. Подводя итоги победы в гражданской войне, он подчеркнул, что это "историческое чудо" возможно было лишь на основе дисциплины, организации и самопожертвования. Необходи­мо было "уметь проявить самопожертвование в одной стране, на которую история возложила почетную, труднейшую зада­чу, чтобы неслыханные жертвы окупились сторицей, потому что всякий лишний месяц, который проживем мы в своей стране, нам даст миллионы и миллионы союзников во всех странах" [3, т. 40, с. 242].

 

Теперь, продолжал Ленин, настало время использовать наше величайшее историческое преимущество в мирном строительстве. "Важнейшие принципиальные соображения" заставляют нас "с решительностью направлять трудящиеся массы на путь использования армии для решения основных и очередных задач. Старый источник дисциплины, капитал, ослаблен, старый источник объединения — исчез. Мы должны создать дисциплину иную, иной источник дисциплины и объ­единения" [3, т. 40, с. 248]. Этот источник — принуждение. "Мы трудовую повинность и объединение трудящихся осу­ществляем, нисколько не боясь принуждения, ибо нигде ре­волюция не производилась без принуждения, и пролетариат имеет право осуществлять принуждение, чтобы во что бы то ни стало удержать свое" [3, т. 40, с. 249]. Решение по этому вопросу составляет главную функцию съезда, "это вопрос, который вы решите, который вы должны взвесить авторите­том высшей партийной инстанции... ЦК в своем отчете дол­жен сказать, что он в этом основном, наболевшем вопросе занял совершенно определенную позицию" [3, т. 40, с. 249-250]. С докладом по вопросу хозяйственного строительства выступил Л. Троцкий.

 

Однако доклад, произнесенный 30 марта 1920 года, был не только некоторым сгустком теоретической концепции нового этапа хозяйственного развития. В определенной мере он отражал уже накопившийся практический опыт. Вот почему, прежде чем перейти к его анализу, нужно сказать о сложившихся реалиях общественной практики.

 

В предисловии к XV тому сочинений Л.Троцкого, посвя­щенному вопросам хозяйственного строительства Советской республики, редакторы дают принятую в то время периодиза­цию этапа "военного коммунизма": с середины 1918 и до де­кабря 1919 — гражданская война, а с декабря 1919 и до времени начала нэпа — период "хозяйственной и трудовой мо­билизации". Декабрь 1919 года назван началом нового периода не случайно: 17 декабря 1919 года "Правда" опубликовала те­зисы Л. Троцкого "О переходе к всеобщей трудовой повин­ности в связи с милиционной системой". В тезисах приводит­ся организационная основа предлагаемого типа социалисти­ческого хозяйствования — целесообразное распределение жи­вой силы с целью планомерной организации труда на базе ее точного учета и мобилизации. Троцкий очерчивает временные рамки применения системы: "До тех пор, пока всеобщая тру­довая повинность не войдет в норму, не закрепится привыч­кой и не приобретет бесспорного и непреложного для всех 94

 

характера (что будет достигнуто путем воспитания, социаль­ного и школьного, и найдет полное выражение лишь у нового поколения), до тех пор, в течение значительного еще перио­да, переход к режиму всеобщей трудовой повинности должен неизбежно поддерживаться мерами принудительного харак­тера, т. е., в последнем счете, вооруженной силой пролетар­ского государства" [85, т. 15, с. 11].

 

Милитаризация труда неизбежна для общества, осущест­вляющего переход "к планомерно организованному общест­венному труду", — подчеркивалось в Тезисах ЦК РКП (б) "О мобилизации индустриального пролетариата, трудовой по­винности, милитаризации хозяйства и применении воинских частей для хозяйственных нужд" [85, т. 15, с. 111]. Необхо­димо бороться с мещански-интеллигентскими и тред-юнио­нистскими предрассудками в этом деле, всячески показывать "неизбежность и прогрессивность все большего сближения между организацией труда и организацией обороны в социа­листическом обществе" [85, т. 15, с. 113]. Поскольку социа­листическое "государство считает себя обязанным и ответст­венным по отношению к каждому гражданину, то и каждый гражданин в свою очередь должен отдавать весь свой труд, все свои силы государству" [85, т. 15, с. 6]. А это возможно лишь в том случае, если все общество живет и трудится по единому плану. Вот почему "и трудовая повинность, и мили­таризация труда могут иметь свой смысл только в том случае, если у нас есть аппарат правильного хозяйственного примене­ния рабочей силы на основании единого, охватывающего всю страну и все отрасли производственной деятельности хозяйст­венного плана" [85, т. 15, с 134].

 

С точки зрения задач конкретного момента — конца 1919 — начала 1920 года, если отбросить как возможный ва­риант переход к экономической политике, который был со­вершен в 1921 году, милитаризация труда действительно ви­дится единственным выходом из создавшегося угрожающего положения в хозяйственном развитии страны. Промышлен­ность и сельское хозяйство прогрессивно деградировали. Транспорт — парк паровозов — по численности приблизился к той отметке, когда с его помощью нельзя было бы загото­вить топливо даже для локомотивов. Отсутствие ремонтной базы для составов, сокращение численности специалистов, разрушение железных дорог — все это в близком будущем могло привести к полной потере транспортных средств. Это повлекло бы за собой остановку того ничтожного количест­ва заводов и фабрик, которые все еще продолжали действовать, лишение городов хлеба и топлива, оставило бы армию без оружия, боеприпасов и продовольствия, парализовало бы жизнь всей страны. Приведем некоторые цифры. Так, по мно­гим причинам (в том числе и в связи с увеличением прод­разверстки) в деревне сокращались посевы, в особенности технических культур, наблюдалась массовая натурализация хозяйств, их ориентация на самопрокормление. С 1917 по 1919 год площадь посева сократилась в среднем на 16,6 % [85, т. 15, с. 577-578].

 

В текстильной промышленности положение было таково, что к уровню 1916 года в мае 1919-го работало 30 % станков и производилось 3 % тканей. На транспорте парк подвижного состава составлял:

 

 

Годы	Паровозы	Вагоны
1914	17.018	Нет данных
1917	17.012	554.458
1918	14.000	Нет данных
1919	4.078	220.000

 

 

Потребности в топливе в 1919 году удовлетворялись на 67 %, протяженность пригодных железных дорог сократилась на 45,6 %. Из состоящих в профсоюзах 1 150 000 квалифици­рованных рабочих на предприятиях осталось порядка 850 000, причем половина из них систематически прогуливала. На ро­зыск пропитания рабочий вынужден был тратить до 80 % ра­бочего времени [85, т. 15, с. 31—33]. Империалистическая и гражданская войны сделали реальной возможность хозяйст­венной гибели страны.

 

В этих условиях постановлением СНК от 27 декабря 1919 года (после опубликования тезисов Л. Троцкого) была создана междуведомственная комиссия по трудовой повин­ности, в задачи которой входила выработка плана введения всеобщей трудовой повинности и ближайших практических мероприятий по мобилизации рабочей силы. В комиссии были представлены Наркомтруд, Наркомвнудел, Наркомвоен, Наркомпуть, Наркомзем, Наркомпрод, ВСНХ и ВЦСПС. Предсе­дателем назначался Л. Троцкий. Комиссия готовила все зако­нодательные мероприятия, с помощью которых на основании разработанного "Положения о всеобщей трудовой повиннос­ти" могли быть обеспечены рабочей силой все ведомства. Ко­миссия решала вопросы: сколько, на какой срок, какой ква­лификации нужно рабочих тем или иным ведомствам в раз­ных частях страны. Любой рабочий, получив распоряжение Комиссии, "должен был со своей трудовой книжкой в руках отправиться туда, где его присутствие необходимо, во имя хозяйственного плана страны. Трудовая повинность предпо­лагает право государства, рабочего государства, приказать рабочему выйти из кустарных промыслов, не говоря уже о паразитарных рядах спекуляции, и перейти в центральные государственные предприятия, которые без этих категорий рабочих не могут работать" [85, т. 15, с. 63].

 

Как осуществить это "право рабочего государства" на практике? Иногда, говорит Троцкий, в Октябрьский период или в периоды наступления на фронтах гражданской войны, нам удавалось "мобилизовать энтузиазм масс" с помощью лозунгов. Но сейчас не тот случай. Добиться успехов в хо­зяйственном строительстве можно путем его правильной ор­ганизации, с помощью "приказов". И "каждый рабочий дол­жен сознавать, что принятый план работ нужно выполнить во что бы то ни стало, несмотря на все лишения и жертвы. Это есть боевой план рабочего класса России для сплочения рабо­чих масс. Пока еще живы остатки прежнего, мы без репрес­сий, без кар по отношению к шкурникам, к дезертирам труда не можем обойтись..." [85, т. 17, ч. 2, с. 504, 505].

 

По отношению к дезертирам применялись репрессии. На этот случай разрабатывались специальные положения, изда­вались приказы. Прежде всего, дезертиром считался тот, кто не явился по трудовой мобилизации, трудовой повинности, уклонился от трудового учета, не вышел на работу без уважи­тельных причин, самовольно ушел с работы или перешел с одного предприятия на другое. "Всякий, оказывающий дезер­тиру содействие, признается укрывателем; всякий, не донес­ший своевременно о дезертире, признается попустителем; всякий, склоняющий к дезертирству уговорами или угрозой, признается подстрекателем" [85, т. 15, с. 316]. Необходимо, читаем в одном из приказов, бороться с трудовым дезертир­ством "путем штрафных дезертирских списков, создания из дезертиров штрафных рабочих команд и, наконец, заключе­ния их в концентрационный лагерь" [85, т. 15, с. 126].

 

В особенности сложно обстояло дело с трудовыми моби­лизациями крестьян, с тем, чтобы заставлять их увеличивать площади засеваемых культур. (Как уже говорилось, одним из ответов крестьянина на продразверстку, при которой ему оставлялся лишь определенный властями прожиточный ми­нимум, было сокращение засеваемых площадей.) Первую причину в стремлении крестьян избежать трудовой повиннос­ти Л. Троцкий видит в их "несознательности": "Крестьянин не привык рассматривать хозяйство страны как единое целое.

 

Он был хозяйчиком и не понимает, что стал хозяином". Крестьянин не обладает представлениями о социалистиче­ском устройстве общества, не знает, каким оно должно быть согласно теории. Он "привык к товарным сделкам — к купле и продаже. Он знает, что значит цена, уплата, задаток... Нужно заставить его понять... условия новой эпохи и свои задачи в ней" [85, т. 17, ч. 2, с. 545-546].

 

В отношении трудовой повинности, вводимой как долго­временная политика в масштабах страны, крестьянин дейст­вительно проявил "непонятливость". Это было заметно осо­бенно отчетливо в сравнении с имевшейся в 1918—1919 годах практикой "помочей", "супряг" и "соседских артелей". Община, всегда сохранявшая традиции трудовой взаимопо­мощи, не утратила их и в тяжелые времена гражданской вой­ны. По мере необходимости крестьяне группами или всем миром оказывали помощь безлошадным, хозяйствам без работников, семьям красноармейцев.

 

"Помочи" были не только добровольные, но и обязатель­ные, применяемые как "трудовая повинность" лишь в рам­ках общины в случае, если не оказывалось достаточное коли­чество добровольцев.  По свидетельствам исследователей, добровольные   "помочи"   распространены   были   широко.

 

"Супряга" представляла собой объединение в основном малоинвентарных 2—5 дворов для сезонных полевых работ. Нередко и они получали помощь от органов власти. Когда имелась возможность, 2—3 двора совместно приобретали скот или инвентарь и образовывали "соседскую артель". В отличие от "супряг" такое сотрудничество продолжалось в течение нескольких сезонов. В особенности широко эти формы были распространены в Поволжье. Исключительно добровольная или преимущественно добровольная основа такого рода объединений в корне отличалась от замыслов организации принудительного труда в масштабах всего об­щества.

 

Кроме "принудительного разъяснения" в дополнение к существующим государственным организациям, в обязан­ность которых входило содействие переводу сельского хо­зяйства на социалистический путь, было решено повсемест­но создать "посевкомы" — особые комитеты в губерниях, волостях, уездах, которые бы опирались на сельскохозяй­ственные органы и "жесткой принудительной регулировкой" понуждали крестьян увеличивать засеваемые площади, объяв­ленные "плановыми" в соответствии с "государственной повинностью" [85, т. 15, с. 241-242, 578] .

 

Таковы были основные задачи, стоящие перед комиссией по трудовой повинности, которая под таким наименованием просуществовала до 5 февраля 1920 года, после чего ее место заняли комитеты по трудовой повинности, созданные в цент­ре и на местах.

 

Подходившая к концу гражданская война открывала воз­можности для демобилизации. Однако положение было дале­ко небезопасным. Кроме того, здесь снова нужно поставить вопрос о мере исторической необходимости, неизбежности принятого решения и дани революционным надеждам, равно как и "ужасной" революционности. Согласно революционной теории, часто далекой от конкретных реальностей, социалистическая революция в одной, тем более отсталой, стране была обречена на гибель. Ленин начал отходить от этой по­зиции Маркса, утверждал возможность победы и удержания власти  пролетариатом  России  без  помощи  пролетариата Запада. Но эта идея не принималась такими "мировыми" революционерами, какими были Л. Троцкий, Е. Преобра­женский, Г. Зиновьев и другие. Для них Россия была прежде всего плацдармом, с которого, говоря словами Зиновьева, предстояло завоевать оставшиеся ⁵/б земной суши, чтобы "во всем мире был СССР".

 

Е. Преображенский, как отмечалось, прогнозировал спа­сение России только в случае восстания европейского проле­тариата. Российский "человеческий материал" особых надежд на быстрые успехи "мировым" революционерам не вселял. Ни крестьянство (⁹/₁₀ населения страны), ни во многом "раз­бавленный" выходцами из деревни — особенно после семи лет войны — пролетариат, ни, тем более, интеллигенция или вчерашние эксплуататорские слои не могли быть "прочной опорой" для воплощения проекта в жизнь. Мировоззрение оп­ределяло поступки, а поступки, в свою очередь, формулиро­вали новые понятийные структуры мировоззрения. Так, на­пример, известный своими "перегибами" вместе со Сталиным в плане "красного террора" Зиновьев в 1919 году бросил ставшую впоследствии крылатой фразу: "...лес рубят — щеп­ки летят" [33, с. 28] .

 

Приведенный материал позволяет понять основания (на­ряду с опасениями новой иностранной интервенции) явного нежелания отказываться от армии как надежного инструмен­та, который мог быть годен в широком диапазоне — от экс­порта революции до выполнения трудовых и фискально-при­нудительных акций внутри страны. Но армия, по Троцкому, должна была обеспечить выполнение и более перспективной задачи. "Смысл милиционной системы, — писал в декабрь­ских тезисах 1919 года Троцкий, — состоит в территориаль­ном и бытовом приближении армии к хозяйственному про­цессу, так что живая человеческая сила определенных хозяй­ственных районов является в то же время живой человече­ской силой определенных воинских частей... Учет населения под углом зрения воинской повинности должен быть согласо­ван с учетом его под углом зрения трудовой повинности, так чтобы нынешний аппарат военного ведомства (местные военные комиссариаты), надлежащим образом измененный и непрерывно совершенствуемый, явился бы аппаратом тру­довой мобилизации народных масс" [85, т. 15, с. 12].

 

Зачинателем почина создания трудармий выступило руко­водство 3-й Восточной армии, которое 10 января 1920 года послало телеграмму Председателю Совета обороны В. И. Ле­нину и Председателю Реввоенсовета Республики Л. Д. Троц­кому о превращении боевой армии в 1-ю армию труда. 12 ян­варя последовал ответ Ленина: "Вполне одобряю ваше пред­ложение. Приветствую почин. Вношу вопрос в Совнарком. Начинайте действовать при условии строжайшей согласован­ности с гражданскими властями, все силы отдавая отбору всех излишков продовольствия и восстановлению транс­порта" [85, т. 15, с. 524]. Троцкий также был удовлетворен первыми результатами политики "милитаризации труда".

 

Армия "сильно двинула вперед дело всеобщей трудовой мобилизации на Урале" [85, т. 15, с. 526]. Начиная с марта утверждается целый ряд трудовых армий — всего было их создано восемь. Так, в районе Казани 2-я Трудовая армия занималась ремонтом железнодорожного полотна на линии Москва — Казань — Екатеринбург. На Украине из частей За­падного фронта был создан Укрсовтрударм "для использо­вания в качестве рабочей силы или в качестве орудия принуж­дения, смотря по обстановке" [85, т. 15, с. 527]. Донецкая трудовая армия занималась восстановительными работами на шахтах и железной дороге, охраняла предприятия, помога­ла в борьбе с бандитизмом и т. д. 20 января 1920 года вышел Декрет СНК "О порядке всеобщей трудовой повинности", в котором, наряду с положениями об использовании частей Красной Армии и Флота, предписывалось осуществлять при­влечение трудящегося населения к единовременному или пе­риодическому выполнению — независимо от основной рабо­ты — различных видов трудовой повинности: топливной, сель­скохозяйственной, строительной, дорожной, продовольствен­ной, снеговой, гужевой и т. д.

 

Развернутая работа по милитаризации труда ко времени проведения IX съезда партии, рассматривавшего этот вопрос, достигла значительных масштабов. Поэтому у Троцкого, вы­ступавшего с докладом после речи Ленина, в запасе были не только теоретические доводы, но и опыт практического дела. План Троцкого вызвал некоторые сомнения. Один из глав­ных моментов состоял в сугубо практическом вопросе: про­изводителен ли принудительный труд? По мнению Троцкого, вопрос этот был второстепенным по двум причинам. Во-пер­вых, отсутствие принуждения для социалистической органи­зации труда — дело "более или менее отдаленного будуще­го" (дело, как отмечалось выше, новых поколений). Уже поэтому сегодня выбирать не из чего. А, во-вторых, если чис­то теоретически развить ответ, нужно сказать следующее: "Неправда, что принудительный труд при всех обстоятель­ствах и при всех условиях непроизводителен. Весь вопрос в классовом содержании принуждения: кто, кого и для чего принуждает. Психологически задача состоит в том, чтобы трудящийся был не только внешне, но и внутренне втянут в процесс труда, то есть так или иначе заинтересован в нем" [85, т. 15, с. 139].

 

Социалистическому обществу "...высокая производи­тельность труда не дается сама собой. И мы стоим перед не­обходимостью применения сложнейшей системы средств и методов — агитационных, организационных, поощритель­ных и карательных — для того, чтобы повысить производи­тельность труда на тех "принудительных", то есть плано­вых, а не вольных рыночных основах, на которых строится все наше хозяйство" [85, т. 15, с. 140].

 

В ближайший период надо решить проблемы транспор­та, сырья, топлива, продовольствия. Следующий этап — создание машиностроения "в интересах транспорта, добы­чи сырья и продовольствия". Далее — создание машино­строения для производства предметов широкого потребле­ния. И, наконец, — производство самих предметов широкого потребления.

 

По замыслу теоретиков партии, в хорошо организован­ном социалистическом хозяйстве, когда из "массы мужиц­кого сырья" выплавляются социалистические "сочлены" единого общественного организма, принуждение "не будет ощущаться", ибо труд станет необходимостью. Сегодня, го­ворили они, мы "убили вольный рынок" и должны создать единый хозяйственный план. Но нельзя дожидаться, пока его поймут каждые крестьянин и крестьянка. "Мы должны заставить каждого стать на то место, на котором он должен быть". На этом пути "в течение ряда лет, десятилетий" будет обес­печено такое повышение производительности труда, такая его высота, которая ни при каком другом строе невозможна.

 

Таков был замысел, которому было суждено воплощать­ся в жизнь не то что на протяжении жизни поколений, а не­многим более года. Однако реальность (пусть даже крат­ковременная), отраженная и закрепленная в общественном сознании, к тому же освященная теорией, т. е. идеологизиро­ванная и сознательно культивируемая, не исчезает сразу после изменения политического курса. Как факт общественного сознания она продолжает существовать в поколениях, возни­кая вновь даже тогда, когда пропадает сама память о людях, эту реальность насаждавших. Однажды взращенное в общест­ве сознание может быть возрождено с тем большим успехом, чем более старательно оно культивировалось и время от вре­мени реанимировалось или — того более — воплощалось в жизнь.

 

Так произошло с идеей принудительного труда, под иным флагом и с иными целями воплощенной в жизнь в сталин­скую коллективизацию. По мере все увеличивающегося отры­ва партии от масс, когда логика живой жизни требовала одно­го, а политика, проводимая бюрократическим аппаратом, про­возглашала другое, идея принуждения делалась все более возможной.

 

В 1920 году гражданская война шла на убыль. Нормаль­ная жизнь требовала нормальной политики. Продразверстка, распространенная к 1921 году на все виды сельскохозяйст­венной продукции, несмотря на мощь созданного фискально-принудительного аппарата, приносила свои плоды все более дорогой ценой. Период "величайшей законодательной им­провизации"[1] должен был смениться тщательной коллеги­альной проработкой режиссерских сценариев. Не до конца задавленная государственным аппаратом кооперация подавала признаки жизни и могла быть возрождена. Чрезвычайно низкая производительность труда мобилизованных по трудо­вой повинности, глухое недовольство в армии также застав­ляли думать о переменах.

 

Сегодня, несмотря на малый объем исторических иссле­дований по проблеме милитаризации труда, необходимо оце­нить, в какой мере изложенный замысел был сочетанием объ­ективной необходимости и "революционной мечты".

 

В этой ситуации особую значимость приобретают компе­тентные свидетельства современников — теоретиков, ученых, политиков прежде всего. В данном случае такое компетент­ное свидетельство-оценка есть. Оно принадлежит видному советскому историку-марксисту М. Н. Покровскому. Финал "военного коммунизма", отмечает Покровский, ознаменовал­ся тотальной милитаризацией: милитаризировалось все. "Что соблазняло и увлекало нас в этом угаре милитаризации? Две вещи, по-моему. Во-первых, к этому времени уже опре­деленно выяснилось, что рабочая революция на Западе запаз­дывает, что ожидать появления социалистического хозяйства в капиталистических странах Западной Европы с сегодня на завтра не приходится. Приходилось создавать это социалисти­ческое хозяйство, которое в первый, "пацифистский", период мыслилось в общеевропейском плане; Россия только "начи­нала" создавать его собственными, "национальными" силами. Это, с одной стороны. С другой — быстрота ликвидации белых фронтов, окончание гражданской войны, сулившей бесконеч­ные годы бойни, всего в 2 года, порождало надежду, что дело пойдет также быстро и в хозяйственном строительстве, стоит только пустить в ход военные приемы". И далее: характерной особенностью "военного коммунизма" "было то, что в нем экономика должна была плясать под дудку политики". По отношению к деревне, пишет Покровский, мы руководство­вались "воображаемым планом", проводили сугубо "идеа­листический подход". Наша политика в деревне проводилась военными методами [65, с. 15—16].

 

Оценка эта представляется справедливой, хотя и нуждает­ся в дополнительных уточнениях. Поэтому обратим внимание на ту характеристику политики "военного коммунизма", о которой мы стараемся говорить в нашей работе. Характе­ристика эта — теоретико-идеологическая компонента полити­ки, названная "революционной мечтой". Ее исследование в будущем позволит определить тот "удельный вес", который был присущ ей как в планах руководителей партии и госу­дарства, так и в реальной действительности. Но уже сейчас (и это мы постараемся подтвердить дальнейшим изложени­ем) очевиден ее не только "романтический", но и в сущест­венной мере трагический вклад в совершавшееся. Вывод, к которому В. И. Ленин пришел в последний период жизни, — о невозможности посредством насилия заставить жизнь раз­виваться принципиально иным образом, по заранее состав­ленной схеме — был отказом от "революционной мечты", был новым словом в методологии социальной теории марк­сизма.

 

В книге В. В. Кабанова "Крестьянское хозяйство в усло­виях "военного коммунизма" приводится следующий список денежного и натурального обложения крестьянства:

  

"А. Прямые налоги

I. Единовременные общегосударственные сборы

     1. Контрибуции

     2. Чрезвычайный 10-миллиардный налог

II. Общегосударственные регулярные денежные

     1. Подоходный налог

     2. Промысловый налог

III. Не сразу и не повсеместно ликвидированные старые налоги

     1. Поземельный налог

     2. Земские земельные сборы

IV. Местные налоги

     1. Контрибуции

     2. Единовременные чрезвычайные революционные на­логи

     3. Со скота

     4. С перевозочного промысла

     5. За пользование землей

     6. За содержание тракторов

     7. Со строений

     8. С мелкого торга и т. д.

V. Самообложение населения

 

Б. Натуральные налоги и повинности

     1. Натуральный налог

     2. Продразверстка

     3. Трудовая повинность

     4. Гужевая повинность

     5. Военно-конская повинность

     6. Постои

     7. Пятипроцентный сбор в фонд детского питания" [45, с. 201].

 

В конце 1920 года ситуация в деревне обострилась в свя­зи с неурожаем в ряде районов. По минимальным расчетам, крестьянство несло не менее чем в 2 раза большее налоговое бремя, чем довоенные платежи (в том числе порядка 99% изъятий были натуральные). Недовольство политикой "воен­ного коммунизма" нарастало. Приближался Кронштадт.

 

Публикации последнего времени позволяют скорректи­ровать имевшиеся ранее представления о начале 1921 года. Так, проясняются, а порой переосмысливаются прежние оцен­ки кронштадтского восстания и поворота партии от "милита­ризации труда" к нэпу. Во-первых, сейчас рушится хрестома­тийное представление о будто бы имевшемся у В. И. Ленина уже в начале 1921 года развернутом плане нэпа. Как справед­ливо отмечают некоторые историки, взгляды Ленина на нэп менялись[2]. Позднее мы рассмотрим этот вопрос.

 

Введение новой экономической политики, во-вторых, признавалось большинством членов партии как вынужденная мера. Среди прочих лозунгов, Кронштадт выдвинул лозунг свободы торговли — прежде всего значимый для крестьян. "И он был осуществлен, независимо от того, что восстание подавлено. Трагедия Кронштадта дала Ленину, думавшему и раньше об изменении всей экономической политики в стране, лишние доводы для того, чтобы наконец сделать это. И не случайно на Десятом съезде не было никакой оппозиции нэпу —так все были напуганы Кронштадтом"[3]. Понадоби­лось немало времени, прежде чем нэп на практике был пре­вращен из временного "отступления" в "одну из закономер­ностей переходного периода" от капитализма к коммунизму.

   

*          *

 

*

 

  

"Поставим вопрос: откуда взялся русский народ? И ответим: из буржуазной мелочи! Он бы и еще откуда-нибудь родился, да больше места не было. А потому мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтоб с не­го слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произо­шел бы энтузиазм!.."

                                                              

 

                                                                        А. П. Платонов. "Котлован".