назад
Опубликовано в: «Философия и культура» № 4, 2011. Я.В. Чеснов
Экзистенция: низ тела
Ключевые слова: дефекация, уринация, фекальная тревога, обряды дефекации и уринации, метателесность, творчество, интенциональность, мысле-образ, самоидентификация
Аннотация
Отправляясь от анальной стадии, выделенной Зигмундом Фрейдом, автор определяет философские и антропологические основания своей теории экзистенции низа тела. Он исследует мифологический материал с точки зрения возрастных стадий. Он показывает, что, несмотря на разнообразие обрядов и верований, человечество удивительно однородно в его внимании к дефекации и уринации. Это недвусмысленно наличествует в современных цивилизациях.
Existension: The Lower Part of the Body.
Keywords: defecation, urination, fecal anxiety, defecation and urination rites, metabodiness, creativeness.
Annotation
Starting from the anal stage described by Sigmund Freud, the author establishes the philosophical and anthropological foundations of this theory. He studies the mythological material as seen from the human aging stages. It turned out that despite the multitude of rites and beliefs, humanity is surprisingly homogeneous in its attention to defecation and urination. This is unambiguously present in modern civilizations.
Мысле-образы зада
Что касается ягодиц, то в осмыслении роли такого совмещения мощных мышц великий Дарвин просто так пройти не мог. Это он сделал, опираясь на анатомические открытия Ж. Кювье, в том самом «Происхождении человека и отбора в зависимости от пола». Я делаю перевод нелитературным, но максимально близким к оригиналу. Потому что у Дарвина там развернута красивая теория о заднице. Он рассмотрел женский таз у человека в качестве наиболее выдающегося вторичного полового признака, а сам зад счел видимым знаком таза. Т.е. знаком репродуктивной системы. Женские же груди, по Дарвину, это мимикрия развитого зада и аномалия среди млекопитающих. Современные феминисты этого никак Дарвину простить не могут и постоянно на него нападают.
Поскольку женский таз служит также локомоции и не только, то Дарвин и его прямые последователи неплохо поработали с мировым материалом, вроде стеатопигии у бушменских женщин. Но единого мнения по вопросу о женском заде нет: его форма: это то вторичный, то первичный половой признак, служащий адаптации. Зато сколько было рассмотрено внимательно разных интересных сюжетов, включая провокационные колебания задом женщинами «примитивных» народов. На островах Океании и во многих других регионах девочек такой походке учат с малолетства. На самого Дарвина, видимо, произвело огромное впечатление то, что он увидел в молодости у огнеземельцев во время плавания на «Бигле». У этого народа с архаической культурой абсолютно голые дамы не смущались, когда матросы их разглядывали спереди, но краснели, если кто старался на них взглянуть сзади.
Что ж тут особого? У развитых японцев самая волнительная для мужчины часть женского тела – шея и спина. Портреты красавиц Хокусаи об этом говорят весьма красноречиво. А этимология чеченского термина для близости с женщиной означает «вскочить на спину». Сколько наших манер смешны с точки зрения носителей иных культур! И сколь различны манеры удаления того, что регулярно выходит из человеческого тела! Лингвист от Бога Николай Феофанович Яковлев знал досконально языки народов Поволжья и многие кавказские. Я лет 20 назад познакомился со стариком-ингушом, дяди которого у Яковлева были проводниками в горах. Когда они увидели, как Яковлев высморкнулся в носовой платок и его убрал, один другому сказал: «Смотри, какой жадный: даже сопли бережет!». Их поражало также, что Яковлев в горах (ведь кругом никого, кроме двух сверстников-мужчин) мог мочиться, далеко не отходя для одиночества. Он не был жадным человеком. В Кабарде он был вместе с аспирантом-кабардинцем, который в каждом новом месте на экспедиционные деньги устраивал банкеты. В конце концов, когда любитель пороскошествовать снова пришел за деньгами, Яковлев отказал. Аспирант у двери уже произнес: «Чтобы ты засунул свой желтый портфель в свою жопу!». Яковлев мгновенно ответил по-кабардински, швырнув портфель в наглеца: «Пусть этот портфель из моей жопы войдет в твою ненасытную глотку!». Об этой реплике кое-то помнит в Кабарде до сих пор. Чтобы понять ее до конца, надо знать о колоссальной деликатности кабардинцев в туалетном деле и о пристойности их речи. Там невозможно позвать товарища на помощь в каком-нибудь деле выражением «Тащи сюда свою задницу», как это можно услышать у американцев.
Последний фразеологизм соответствует всему духу мышления, выраженного особенно у англо-саксов и немцев, в котором парадигмы разъятого тела сосредоточены вокруг зада. В других культурах, скажем в славянских, больше акцентированы гениталии.
На Зигмунда Фрейда огромное впечатление произвели сочинения американца Джона Грегори Бёрка, имеющая в оригинале длинное название «Скатологические обряды всех наций. Диссертация об использовании экскрементных лекарств в религии, терапии, гадании, колдовстве, афродизиаках и т.д. во всех частях земного шара» (1891)[1] и многочисленные работы знаменитого английского сексолога Хэвлока Эллиса, увидевшие свет в конце XIX - начале XX веков[2]. На них Фрейд отреагировал изданием «Трех очерков по теории сексуальности» (1905). Там и родилась его теория трех стадий телесной фиксации, начинающейся у ребенка орально, переходящей к анусу, а после этого к генитальной стадии. По Фрейду, развитие может задержаться на анальной стадии и стать основой взрослой гомосексуальности. Зад в этой конструкции играет важную роль в силу близости к анусу. Отсюда и фрейдовский интерес к походкам человека, женщин особенно.
Нельзя сказать, что со времен Фрейда дело продвинулось. Но появились кое-какие дельные работы о походке, о дефекации и уринации. Но они вышли чаще из рук медиков, в силу интереса, вызванного их работой в Африке, в других регионах. Антропологи, по духу своей профессии близкие к философам, не то что застенчивы, а скорее обескуражены отсутствием надежной теоретической базы, трактующей выделения тела и работу соответствующих органов. Все это выглядит невзрачно на фоне колоссального прогресса в сексологии, подогреваемого общественным интересом.
Что касается основной темы нашего исследования, научно именуемого ягодицами, то в силу массы ассоциаций с ними связанных, будем ее именовать «задом», ибо этим подчеркивается оппозиция всему «переду», где главным локусом будет, конечно, лицо. Говоря о заде, люди всегда подразумевают некую его противоположность лицу. Эта дополнительность и вносит свою агональность в мысле-образ зада. Хотя его функции гораздо больше дефекации, но остановимся на них по возможности подробнее, привлекая материал и по уринации. Все вместе образует целостную экзистенцию «низа тела». К глубокому значению билатеральности мысле-образа низа тела мы еще раз вернемся в конце исследования.
Намечая контуры нашего предмета, мы следуем мысли Фрейда о роли вертикальной позы человеческого тела и отторжении зоны выделений и генитальных актов. В мировом мифологическом материале можно найти не только особые представления и поведение в отношении зада, но и концепции самостоятельной жизни ануса, вроде как отделившегося носа у Гоголя, например, у американского племени виннебаго.
В конце концов, отношение к низу тела и к выделениям вообще – это вопрос о свободопользовании. И поэтому тема облачена тайной. Это, на мой взгляд, вовсе не укрепляет тезис Ортеги-и-Гассета о том, что человек онтологически не гарантирован. Напротив, (и это будет показано ниже) люди через дефекацию и уринацию, через странные обрядовые манипуляции с низом тела с древности и по сию пору успешно__осваивают пространство и время, строя онтологию мира и свою собственную экзистенцию.
Конечно, жизнь тела обернута социальной тканью и несколькими слоями несвободы. Но в том-то и дело, что образующаяся телесность обменивается на культуру и мы получаем метателесность. Тут вовсе не нужно полностью следовать за теорией символического обмена тела на фетишистские знаки стоимости, как это делал Ж. Бодрийяр[3]. Он критиковал западную цивилизацию с ее стриптизом и т.д. и не видел подобного в архаике, в Индии. Оставим закон стоимости пока в стороне. Телесность (отрефлексированное тело) обменивается на культуру. Используем почти криминальный термин – телесность сублимируется культурой и это относится к нерастраченному даже у современного человека фонду телесности, сосредоточенному в низе тела.
Получается, что пряча от посторонних жизнь интимных частей тела, мы сохраняем свой неразменный запас свободы, независимости от общества. В древности и в эпохи чрезмерного социального контроля анальной телесной независимостью обладал только трикстер. Таким был Василий Блаженный, плативший за право говорить правду высшим иерархам тем, что он ходил под себя. Его боялся даже Иван Грозный. Сейчас люди в туалетах портретами господ хоть в слабенькой мере претендуют быть московскими юродивыми.
Лицо и низ тела
Фэйсбук полон фотографиями хороших лиц. Это обстоятельство удачно осмыслил петербургский философ Б. В. Марков. В фэйсбуке он дал такую формулировку: «Лицо – это приглашение к дружбе».
Почему лицо стало играть эту роль? Ведь в архаике лицо старались спрятать за раскраской, татуировкой на нем, рубцами, всякими украшениями, вставленными в ткани лица. Долго смотреть на лицо другого человека не полагалось. В особенности это касалось разных полов. В некоторых ситуациях это абсолютно исключалось. Так, у австралийских аборигенов зять (муж дочери) ни в коем случае не должен смотреть в глаза тещи.
На подобных основаниях развились верования в «злой глаз», энергетический мощный и недобрый взгляд. И вот что примечательно в мистической философии взгляда – его действие человек может устранить, коснувшись своего зада. В Абхазии еще 1980-х годов я в городской сухумской толпе по привычному движению руки близко к заду узнавал абхазов, выросших в селе. Еще в раннем детстве, когда они не были выучены защитному жесту, их матери, выводя ребенка на улицу, касались их лица подолом своей юбки. Потом они сами приучились касаться своего зада.
Получается, что лицо и зад составляют взаимосвязанные мысле-образы народной анатомии. Этот вывод подтверждают этимологии языков, корнями уходящие в толщу времени. Так, русское «зрение», «зрачек» (в ирландском корень derc) совершенно близко русскому же «дерьмо» (нечто, выходящее из дырки). Греческий дракон (остро видящий) собрат китайского дракона луна, который далеко видит и обладает сильным запахом. Так воспринимаемое тело – труба.
Теперь мы можем продвинуться к следующей трансформации мысле-образов, где зрение не только перцептирует пространство, но одновременно его маркирует. Кстати, охотничьи народы обладают свойством, пройдя десятки километром по до тех пор незнакомой сибирской тайге, абсолютно точно повторить маршрут. Подобным маркирующим зрением обладают некоторые водители автомобилей.
Письмо на шкуре
Увиденное и промаркированное пространство, особенно у народов с архаической культурой, несет знаки, совершенно аналогичные письменности. Это обстоятельство уже было мной подвергнуто подробному анализу, отраженному в двух главах книги «Лекции по исторической этнологии»[4]. Речь идет о мифах, записанных у народов так называемых охотников и собирателей, живущих в тропических лесах Юго-Восточной Азии (семанги и сенои), в сибирской тайге (ханты и другие). По мифу, предки народа некогда от божества получили искусство письма, но нанесли его на неподходящий материал, который был уничтожен с письмом животным. Предок хантов положил письмо на пень и его съел лось. А русский убрал письмо за пазуху и поэтому русские знают свою традиционную письменность, а ханты нет. У народов Юго-Восточной Азии письмо было нанесено на буйволиную шкуру и собаки ее съели.
В упомянутом обзоре мне не удалось прийти к решению проблемы – она не отражала никакой исторической реальности. Какая там письменность у пигмеев семангов, бродящих небольшими сообществами в зарослях тропических дождевых лесов. Теперь ключ найден: он состоит в наличии у зрения маркирующего по отношению к пространству свойства.
Становятся понятными важные культурологические мифы, согласно которым письмо людям было принесено остро видящими хищными животными или мифологическими как это в древнем Китае приписывали дракону.
Драконье зрение в грузинской натурфилософии – это взгляд снизу вверх, на что обратил внимание еще ак. Н. Я. Марр. Собственно, это та же самая мифологема, по которой озера, как у славян, считаются «глазами земли». Иначе говоря, мы можем говорить о зрении самой субстанции и поверхности. А значит, в мифах о буйволовой шкуре акцентирована именно плоскостность шкуры, ее растягиваемость, что само по себе несет некую информацию. Эта мифическая шкура с письменами выступает как информативная модель мира, дающая ответы на поставленные вопросы (Хайдеггеровское определение субстанциальности внешнего мира, выраженной в способности ответить на задаваемые вопросы).
У многих хищников пятнистая шкура. Реально такую шкуру носит вождь и жрец у зулусов в Южной Африке. Пятна на шкуре – знаки сокровенного знания. Египетский Озирис, научивший людей многим полезным навыкам, носил, согласно, мифу, на плечах пятнистую шкуру. По Диодору Сицилийскому, такая пятнистая шкура олицетворяет ночное звездное небо. По тому же автору, прозвищем Озириса было «Многоглазый». Многовидение другая метафора зашифрованного знания в пятнистой шкуре. Такую шкуру также носил на плечах полубык-получеловек Минотавр, хранитель тайн лабиринта.
С львиной шкурой не расстается Геракл. Может быть, она тоже была пестрой, ибо зоологи утверждают, что некогда существовал вид пятнистых львов. Наконец, вспомним «витязя в барсовой шкуре» Руставели.
Все эти цивилизационные тайны о героях-благодетелях связаны с плоской и гибкой субстанцией, моделирующей поверхность земли или облекающее ее звездное небо (явление спациализации). В них говорится не о письме как таковом, а о ее мысле-образе, где уже представлена на одном полюсе пластическая субстанция, а на другом знаки-символы. Это даже не протописьмо, а пространственная и временная ментальность письма, уходящая к началам культуры.
Но вот мой полевой материал. Сравнительно недавно, еще на рубеже XIX и XX веков, у чеченцев заневестившаяся девушка начинала делать войлочный ковер истанг. Никто даже из близких родственниц ей не должен был помогать. Такой ковер выставлялся на обозрение по праздникам. По характеру узорных цветных аппликаций старики судили о здоровье девушки, умственных способностях, покладистости характера. После этого при хорошем мнении следовало сватовство. Пластическая и плоская субстанция ковра несла огромную информацию.
Еще в 1990-е годы у балкарцев я видел ритуалы ввода невесты в дом жениха по воловьей шкуре. Здесь молодая женщина сама становилась знаком на этой пластической субстанции, говорящим о том, что в дом приходит носитель нового знания и нового блага. Кстати, мистерия ее входа в дом заключалась и в том, что в конце своего пути невеста должна была правильно свернуть шерстяной коврик, лежащий у нее на пути. Собравшийся народ это наблюдал.
Пятно на шкуре или сам человек на ней – знак некой вести. Тем же свойством обладает оставленная кучка кала.
Топтание земли и происхождение земледелия
Пятна на гибкой поверхности («горошек» на светлой ткани юбки) свидетельствуют о том, что женщина, носящая такую одежду, познала мужчину. Юбки в «горошек» распространились в средневековой Европе, когда церковь стала бороться с распущенностью нравов и предписывала такую юбку, кому надо. В восточнославянском сельском быту мазали дегтем ворота, где жила согрешившая девушка.
Пятнание – знак знания, относящегося к человеческому и земному плодородию.
Опять совершим экскурс в древность, в страну, лежащую в долине Нила. У древних египтян был представлен культ быков, Аписа и Мневиса. Особенно первого. Его роль играл здоровый черный бык с белой отметиной на лбу. Его ежегодный бег по увлажненным разливом полям предвещал хороший урожай. Апис имел отношение к мистерии убитого Озириса: Исида на нем везла куски тела убитого мужа. Апис был связан и с потусторонним миром. Мумию умершего везли на его спине. Через 25 лет (астрономический цикл египтян) такого быка топили и искали нового.
В древнем Египте над технологическим приемом использования топтания быком влажной почвы для подготовки к посеву нарастили трагический миф о разбросанных частях тела бога, из которых пророс ячмень. В одном чеченском мифе прямо говорится, что ячмень был найден людьми во внутренностях павшего быка. Мне самому в долине Ассы в Ингушетии приходилось наблюдать приречные участки, истоптанные скотом и заросшие ячменем. По описаниям XIX века туркмены в болотистых местах весной разъезжая на лошади и, с нее не слезая, сеяли злаки.
Кал и знание
Многозначны уже названия кучки или процесса ее производства. Но как добыть этот научный материал? На Кавказе мне было легче собирать данные о сексе, чем об этой ежедневной процедуре. Вот, например, мой друг-абхаз, с которым мы вместе с подружками ночевали в соседних комнатах, в горах для испражнений уходил от меня чуть ли не на полкилометра. Делал ямку и закрывал потом ее камнем. Такой секретности нет у тамошних женщин. Могут сесть невдалеке друг от друга и спрашивать одна у другой: «Ты уже родила». Кстати, и во французских выражениях дефекация часто приравнивается к родам[5]. Сказанное в предыдущих разделах раскрывает репродуктивную поэтику этого выражения.
Но в дефекации есть еще другой совсем неожиданный «мифопоэтический» смысл. В той же Абхазии я брал интервью у одного долгожителя. На некотором расстоянии ребенок лет 3 присел на корточки и стал делать свое дело. Мой собеседник с интересом это наблюдал и сказал: «Из него вырастет умный человек». Причиной вывода было то, что ребенок, сделав одну кучку, переходил на новое место. И так раза 3-4. Мой информант пояснил, что этот ребенок не любит плохого запаха, что является признаком умственных способностей.
Показательны иронические названия для кучи кала. Если у французов для нее используют пищевые метафоры («шоколадная конфета», туалет – «хранилище съестного»), то у немцев наряду с таковыми («кочан капусты») и репродуктивными («детеныш») есть термины, указывающие в сторону интеллекта (например «профессор»). Есть отличное немецкое выражение, гласящее, что «говно и письменность не пахнут».
У адыгов я записал представление, которое долго не мог понять: в туалете можно быстро научиться играть на музыкальном инструменте. Факт становится понятен только при наличии философско-антропологической позиции к калу как субстанции знания.
Тут пора нам обратиться к этимологии слова «кал». Слово это известно многим славянским языкам со смыслами «грязь», «тина», «слякоть», наконец «экскременты». М. Фасмер сблизил это слово с древнеиндийским калас «черный»[6]. Общеиндоевропейская эволюция термина шла к зафиксированному в древнеирландском «caile» - «пятно» от исходного «грязь». Вот мы и подошли к заключительной реконструкции детского (а потому очень древнего) слова для письма – «калякать-малякать». Это говорит о том, что экскременты, по-русски кал, сопряжены с нанесением некого пятна, в «мифопоэтическом» смысле черного на некую более светлую поверхность. Наш вывод подтверждает семантика других ностратических языков, где термин «калам» относится к писанию и орудиям письма.
Человечество первоначально освоило 3 цвета: красный – это цвет крови, белый – цвет молока и черный достался выделениям независимо от их реального цвета[7].
Так чему научил нас тот 3-летний абхазский малыш, экзерсисы которого я наблюдал где-то в середине 1980-х годов? Он «калякал-малякал», расширяя по мере своих сил пластическую субстанцию двора, нанося на нее письмена. Его наблюдатель-мудрец (слово-то тоже имеет отношение к названию органов низа тела) прочитал это сообщение. И наверно, тот малыш сейчас вырос в разумного деятельного мужчину.
Выделения и спациализация
Здесь уместно привести одну абхазскую легенду, относящуюся к нашей теме. Один муж уходил в армию. Он сказал молодой жене, что если он не вернется через 3 года, то пусть сойдется с мужчиной. Но таким, который для справления даже малой нужды уйдет максимально далеко от дома. Прошел этот срок. В дом к женщине пришел гость, который, как она заметила, уходил по нужде очень далеко. Она ложится ночью в его постель. Он спрашивает, в чем дело. Женщина рассказывает, что так вот и так. Гость говорит, что, мол, в городе видел какого-то демобилизованного, вдруг он ее муж и, дескать, давай подождем до завтра. На следующий день действительно пришел муж. Супруги устроили односельчанам пир, на котором самым почетным человеком был тот гость.
Вот чем отличается этика человеческого способа справления нужды от животной маркировки пространства самцом – ответственностью. Эта ответственность может достигать сакрализации. Не буду сейчас подробно говорить о том, что дефекация зулусского короля была ритуалом, когда для рытья ямки к нему был приставлен специальный человек. Или о том, что утреннее испражнение у французских королей было публичным государственным актом. Но на одном примере мне хочется остановиться.
В 1980-е годы на самой вершине Фудзиямы была устроена выгребная яма и будочка из старых досок с дверцей на одной петле[8]. Чтобы понять эту скромность, надо иметь представление о японских туалетах, вообще лучших в мире. Там устроены комфортные кабинки с унитазом прямоугольной формы – земля символически прямоугольна, а небо – круг и его олицетворяет округлость человеческого зада, накрывающая прямоугольник. В конце действа снизу подается в нужное место теплая вода. Затем в ход идет масса бумаги, аккуратно убирающейся в ящик. Люди не спешат. Дамы иногда мастурбируют, глядя на стоящих возле писсуаров мужчин – часто помещение общее для обоих полов.
Но простота на Фудзияме, священном поднятии всей пластической субстанции Японии? А это как раз способ единения с родной землей, максимальная спациализация японского культурного пространства, способ «письменной» маркировки его пределов.
Фактор времени
Если роды приравниваются к дефекации, то ребенок ассоциирован с калом. Ну, да. В русском его наименовании «засранец» скрыта даже некоторая ласка. Корень *сра (выходить) в другом фонетическом оформлении *стра (страдать), *стре (стрежень, стрелять). Эти слова в том же гнезде, что и «пространство», «распространение». Но об опространствовании и спациализации мы говорили выше. Сейчас нам пора поставить вопрос о времени. Не в смысле эмпирической продолжительности, а в более общем философском смысле, относящемся к изначальности времени.
Оно-то как раз заключено в термине, с которого мы начали раздел. Ведь «засранец» это младенец, носитель потенциала для развертывания времени взрослого.
Наглядную иллюстрацию этого тезиса мне довелось наблюдать в той же Абхазии. В одной семье в стороне от беседовавших взрослых играли дети. Один мальчик лет 5 нагнулся и стал смотреть назад через свои раздвинутые ноги. Мои хозяева мне пояснили, что эта поза ребенка предсказывает появление нового гостя. Иначе говоря, ребенок, вовлекая в процесс видения свой зад, реализует появление взрослого человека, можно сказать, ребенок его создает.
Обрядовые действия взрослых в отношении зада связаны с появлением самих детей на свет. У восточных славян ни в коем случае нельзя девушку даже шутя стукнуть по заду – замуж не выйдет. В Абхазии бытует верование, что если женщина сядет на стул сразу после мужчины, она забеременеет. Подобные приметы возникают как бы с точки зрения детей, стремящихся выйти из эмбрионального пространства на свет Божий и развиваться после этого во взрослых.
С задом ассоциирована всяческая удача. А кал метафорически равен золоту. Лет 50 назад по российским городам двигались обозы с длинными вонючими бочками, наполненными содержимым выгребных ям. Молчаливые и суровые дядьки, управлявшие лошадьми, назывались «золотарями».
В этом круге идей находится обычай двигаться задом вперед, уходя от святыни или от царствующей персоны. В русских церквях кое-где так еще отходят от иконостаса к дверям. Евангелие от Матфея свидетельствует о пристойности нормального физиологического процесса. «Еще ли не понимаете, что все, входящее в уста, проходит чрево и извергается вон» (Матф. 15:17). В следующем стихе Иисус говорит, что осквернять может исходящее из уст.
К первоначальному «скальному» состоянию мы всегда ориентированы лицом, к будущему задом. В русских летописях «первоначальные», «передовые» князья это, которые были в прошлом. Там, в прошлом, «носовое время» балкарского эпоса. Мы удаляемся от прошлого задом вперед.
То, что появляется из организма человека ритуально ему предшествует. Значит, кал предвещает лучшее, «золотое» будущее.
Отлично эта идея показана в рождественских игрушках вроде каталонских засранцев. Они так и называются «каганеры». Фигурки размером в 2-5 см из глины, сидящих на корточках какающих людей со спущенными штанами, ярко расписанные. Их делают еще в округе Неаполя, во Франции, в Голландии, где они называются «каккерами». Присели засранцы перед Рождеством и в Германии, кое-где на Украине. Под ними всегда изображена довольно натуралистично хорошая куча дерьма. Иногда засранцам в зад вставляют бумагу или сигарету, которых поджигают в торжественный момент праздника. В Барселоне под Рождество в супер-маркетах можно увидеть огромных, очевидно, сделанных надувным способом из резины, каганеров, сидящих над своими кучами.
Эти персонажи очень популярны в Каталонии в Испании, став просто национальным символом каталонцев. Когда возник обычай точно неизвестно, хотя в Каталонии существуют институт и общества по их изучению и хранению традиции. Но в XVI-XVIII веках каганеры уже были. И сразу они оказались внутри рождественских вертепов. Там их с огромной радостью находят дети, поскольку находка сопровождается подарками.
В Каталонии на рождественской трапезе глава семейства произносит красноречивую молитву «Жри лучше, сри больше».
Первоначально облик каганера изображал крестьянина, тучного телом, с плутоватым лицом, в красном колпаке. Судя по последнему атрибуту, каганеры порождение подземных хранителей богатств в европейском фольклоре (разных эльфов и троллей).
Уже в XIX веке появились каганеры в виде влиятельных персон, например, немецкого кайзера. А затем последовали и Сальвадор Дали с усами торчком, и папа римский, а в теперешние времена Саркози, Карла Бруни, английская королева, Чавес, Обама, наши высшие лица, Джон Леннон и Далай Лама.
Католическая церковь относится к каганерам подозрительно, но вынуждена их терпеть. В 2005 г. власти попытались исключить развлечения с ними из числа рождественских, но ничего из этого не получилось.
Исследователи полагают, что в основе обычая лежит идея изобилия: новорожденный Христос должен иметь все человеческие блага, а ритуально их получают дети. Конечно, в вертепной мистерии есть черты культа плодородия земли, юмор и просто развлечение, равенство всех людей с высокими персонажами. Но главные действующие лица обряда сами дети, те самые реальные «засранцы». Хотя и взрослые в поисках каганеров принимают участие. Гость, если находит своего каганера, то хранит его дома весь год на видном месте как залог будущих своих удач. Взрослый пробуждает в себе потенциал ребенка.
Каталонские пословицы показывают цельную философию веселой материи. К примеру: «От дерьма в горах не пахнет, даже если его палкой тронешь». Это отношение пронизывает еще один каталонский обряд – с «рождественским поленом». Это настоящее поленце в полметра длиной с рожицей, намалеванной на одном срезе. Передняя часть фигуры стоит на двух опиленных ветках-ножках. Точнее «ручках», ибо к существу обращаются «дядя» (Tio de Nadal). Спина и зад дяди закрыты одеяльцем. За пару недель до Рождества «дядю» начинают кормить. Перед ним ставят тарелки с кашей. Перед деткой компанией разыгрывают проверку, как кушает «дядя», полнеет ли. Щупают для этого его «живот». Наконец, наступает предрождественская ночь. Детям дают палки и они с криком «Какай, дядя, какай!» бьют по полену. Сзади открывают одеяльце и обнаруживают подарки. Иногда для юмора что-нибудь пустяковое: картофелину или старую газету.
Рождественское полено у французов превратилось в пирог-рулет, покрытый в знак напоминания о веселой субстанции шоколадом.
Функция рождественского полена идентична каганерской, но происхождение первого гораздо яснее происхождения второго. Подоплека праздника заключена в древнем способе отопления большесемейных жилищ в странах Средиземноморья, на Балканах и на Кавказе. Там за дверью посередине жилища находится большой очаг, в который позднее осенью одним концом затаскивают огромное дерево. На Балканах его называют «бадняк». Его хватает до самого Нового года. У горцев Северного Кавказа в доме, где ствол укоротился настолько, что стало возможным закрыть дверь, устраивали деревенский праздник.
Этнографы С.А. Токарев и Т.Д. Филимонова, наметив восхождение балканского бадняка к VI в. н. э., связали его этнологические истоки с культом солнца, грозы и предков[9]. Установили некоторые связи с римскими календами, праздником годичной цикличности времени. Особо подчеркнули отношение обычая к культу предков, к проводам стариков на тот свет и к магии плодородия.
Перечисленные крупные этнологические философемы в народных культурах не могут существовать сами по себе, только как рефлексии. Это во-первых.
Во-вторых, цикличное время должно быть вставлено в большое линейное время жизни. Причем вовсе не умозрительно, а наглядно. Эту возможность и предоставляет ребенок, своим развитием во взрослого знаменующим однонаправленность линейного времени. Отсюда необычайное внимание к фиксации правильного роста ребенка: «от груди уже отлучен», «уже ходить начал», «говорить начал», «сел на коня в первый раз» и т. д.
Фекально-уринальная тревога взрослых
Конечно, анальность ребенка не ограничена одной стадией. Ведь человеческий детеныш рождается с недоразвитым пищеварительным аппаратом. Во многих культурах матери стимулируют позыв к испражнению, пальцем массируя анус. Как-то на окраине Ташкента я видел, как мать подставила обгаженный зад ребенка собаке и та аккуратно языком стала удалять, что нужно. Ребенок, до того оравший, блаженно затих.
Все очень просто у младенцев. Вот колыбельная, которую мне довелось записать от чеченских женщин.
Ножка, ножка, чижик, ножка,
Ты вся обосрана.
Я возьму пучок травы
И тебя вытру.
Как все просто для детей! Чижик (по-чеченски кюлля) – это прямоугольная деревяшка с косыми срезами на торцах. При ударе палкой она высоко взлетает. Бывший засранец вырастет и себя покажет в азартной зоне жизни, в зоне риска и уменья, которую намечает умело запущенный чижик. Но что будет с биологией отправлений? Для северокавказцев жить в современных квартирах сущее страдание. Взрослые ждут ночи, когда дети заснут, чтобы пройти в туалет.
Есть немного счастливых культур, где сходить в туалет не представляет проблемы. У даяков Калимантана в Индонезии население деревни утром в составе обоих полов выходят на отмель реки и, мирно беседуя, справляют свои дела. Н.М. Пржевальский в Тибете как-то утром наблюдал, как на край обрыва вышли монахи в оранжевых тогах и уселись в ряд. В древнем Риме были хорошо оборудованные туалеты на несколько посадочных мест. В Японии тоже нет проблемы с этим: в их доме есть культовая ниша (токонома) со свитком стихов, картиной, букетиком цветов. Но с другой стороны ниши – ее «стенка» просто натянутая бумага – находится отхожее место. Туалет в Японии служит и для прослушивания музыки. Военнопленные японцы, бывшие на тяжелых работах в Сибири, вспоминают солдатские сортиры в виде выгребных ям с перекинутыми досками, как лучшее коллективное времяпрепровождения[10]. В Монголии, чтобы справить большую нужду, надо только отойти на небольшое расстояние, но в правильном направлении: либо строго на север, либо строго на юг. До недавних пор Индия была страной отсутствия туалетов. За уборкой оставленных куч следила особая каста. Тем не менее, женщины ждали темноты, чтобы облегчиться. Сейчас в стране развернулось движение за сооружение туалетов даже в деревнях. Оно проходит под лозунгом «Нет туалета, нет невесты».
Все причины такого фекального либерализма в этих довольно разнородных обществах установить сложно. Но одно обстоятельство вроде очевидно: все они обладают строгой социальной дисциплиной и в большинстве хранят следы военизированного быта, вроде даяков, недавних охотников за головами.
Основная масса обычаев дефекации проявляют то, что может быть названо фекально-уринальной тревогой. Что, казалось бы, страшного, если помочиться около дома (народ мари)? Нельзя: появятся язвы и сыпь[11].
Но особенное уменье испражняться требуется в Океании и Африке, без этого будет худо.
У арапешей Новой Гвинеи, исследованных Маргарет Мид, дефекация происходит в тех удаленных местах, где и рожают[12]. Зато дети их этим занимаются, где пожелают[13]. У манус взрослые прячутся даже от детей[14].У племени дани на Новой Гвинее закон предписывает закопать кал, иначе человек окажется во власти злых сил[15]. Вообще в Океании справляют нужду только в одиночку[16]. Аккуратность ценится весьма высоко. И обитателей Тробрианд, как пишет один современный исследователь, ужаснули бы туалеты Южной Франции и других средиземноморских стран[17]. России, я думаю тоже.
Регион особой фекально-уринальной тревоги – Африка. Я оставлю в стороне Магриб, ибо в арабских культурах отправления надобностей весьма регламентировано религиозными предписаниями и такая тревога ими пригашена.
В черной Африке об отправлениях вообще не принято говорить. Как гласит ганская пословица « Говно не пахнет, если вы о нем не говорите». Авторы, хорошо знающие Африку, подчеркивают философско –устроительную роль понятий «чистота» и «грязь»[18]. К последней относится даже болезнь внутренних органов. Для отправлений отведены строго определенные места. Опять же только не для детей. Выделения малышей, совершенные на руках матери, считаются для нее добрым предзнаменованием.
Восточно-славянские культуры оказываются в зоне большой фекально-уринальной тревоги. Так, здесь отмечен миф, согласно которому одна женщина подтерла ребенка куском хлеба и Бог тогда лишил землю урожая[19].Видимо, это отражает древнее представление индо-европейцев о ритуальной чистоте. На эту мысль наводит эпизод индийского эпоса, согласно которому Великая война, отраженная в «Махабхарате», началась из-за того, что один из героев случайно нанес на свою ногу несколько капель мочи.
Уринация
Следовательно, как и кал, моча, оказавшаяся не на месте, опасна и даже катастрофична[20].
Почему же в древней Индии, в древней Греции, да и в других странах пили мочу, дабы очистить кровь и побороть болезнь? В наши времена периодически появляются волны внимания к моче в этой функции. В отличие от использования кала, который, тем не менее, для этого применяется. О знаменитом Мартине Лютере Кинге говорили, что в день он съедал ложку своего кала и тогда чувствовал себя отлично.
Чтобы долго не блуждать в потемках тайных способов лечений, отметим, что в отношении кала речь идет о материи, произведенной самим пациентом[21]. В трактате «Шримад-Хар-баматам», включенном в «Махабхарату», подчеркивается, что лечение собственным калом вызвано необходимостью восполнить уход жизненной энергии из тела вместе с субстанцией смарати (калом).
Есть мнение, что здоровый вид людей народности фульбе в Африке обязан лечению своими испражнениями.
Как бы то не было, это только подтверждает нашу гипотезу о кале как первоматерии, в ритуальном смысле появившейся до самого человека, если действует модель личного времени, по которой человек идет от исходного состояния задом. Обмазывание калом или маски каловые, которые применяли китайские императрицы, это стимулирование правильного направления движения жизни.
При таком способе движения (задом вперед) мочеиспускание происходит в противоположном мифопоэтическом направлении. Разница существенная. В основе лечения мочей лежит все тот же архетип возвращения к потенциальному времени ребенка. Но в случае с калом это восстанавливаемое время самого индивида, а в случае с мочей это изначальное время всех детей. Струя мочи направлена в сторону мифологической скалы, из которой появляются дети (широко распространенные в мире сюжеты, в кавказском нартовском эпосе это рождение героя из камня). Насколько устойчива связь мочеиспускания со скалой знает каждый индивид мужского пола, с детства старающийся пустить струю на забор или стену.
В индийских медицинских трактатах использование мочи как лекарства объясняется совсем по-другому, нежели кала. Там моча несет не персональную энергетику человека, а энергетику творца всей Вселенной. Поэтому ее называют «водой Шивы». У йогов это «шивамбу», ценнейшая жидкость. Древнегреческие врачи отдавали ей должное. Так же Ибн Сина (Авиценна), который советовал врачу обращать внимание на цвет и вкус мочи больного. Почетное место моча заняла в византийской и салернской медицине[22].
Огромную роль моча играет в обрядовой практике. Это великолепно показано тем самым Дж. Г. Бёрком, который произвел впечатление на З. Фрейда. Нам тем более стоит к нему обратиться[23].
Материалом о зуньи, одном из племен группы так называемых пуэбло (полупустынные районы юга США), Бёрк был обязан антропологу Фрэнсису Кашингу. У последнего была удивительная профессиональная карьера. Он так долго жил среди зуньи, так досконально изучил язык и обычаи зуньи, что практически стал от них неразличим. Мало того, он не только стал членом племени, но и активно отстаивал интересы зуньи перед чиновниками США. В конце концов, его сделали третьим по статусу вождем зуньи. К сожалению, тут он перестал выступать с блестящими исследованиями и как антрополог исчез. Вечером в ноябре 1881 г. Кашинг пригласил Бёрка на необыкновенную церемонию.
Женщины подготовили помещение, обрызгав пол водой. (Вода эта служит для люстрации пространства). С наступлением темноты (ночное время – возвращение к временам первотворения) появились 12 танцоров, из которых двое были мальчики. Глава группы был только в архаической набедренной повязке. На лице его были нарисованы белые полосы от глаз ко рту. Перед лицом его висели перья дикой индейки, на ушах кожура маисовых початков. У каждого танцора был как бы воротник из черной шерсти. Широкие белые полосы были на руках, ногах и коленях. (Белый и черный цвет – знаки «минерального» состояния танцоров). На правом колене по черепашьему панцирю. (По мифу, человек некогда был покрыт не кожей, а панцирем). На ногах его были мокасины и голубые (цвет воды) ноговицы. В каждой руке по маисовому стеблю. Другие танцоры были одеты в старую американскую армейскую форму. На головах были белые шапочки. У некоторых на коленях бронзовые колокольчики. Один танцор одеждой пародировал мексиканского священника. Танцоры протиснулись сквозь толпу участников и запели.
Обряд пока пародировал службу в старой мексиканской церкви. Танцоры выстроились в одну линию, встали на колени и при этом они начали бить себя, коверкая слова мексиканской католической молитвы. Аудитория на это отвечала смехом. Танцоры внезапно вскочили и удалились.
Через десять минут они вернулись. Двое из них были полностью голы. Они пели и высоко подпрыгивали. Кашинг на языке зуньи объявил, что праздник в честь почетных американцев начался. Потом танцоры распростерлись на полу, и попили из чашек чая. Тут появилась женщина с большой чашкой мочи, которую все начали пить. Кашинг подтвердил, что это именно человеческая моча. Некоторые питье закусывали кожурой кочерыжки. Один из танцоров сказал, что если бы они танцевали на площади, то там бы они поели экскрементов людей и собак.
После этого Бёрк поспешил выйти на свежий воздух. Оказалось, что у зуньи этот танец исполняют члены Медицинского ордена. Бёрк далее ссылается на аналогичный танец у бедуинов и на обычаи у парсов (зороастрийская секта в Индии), которые по утрам руки и лицо моют мочой коров и коз как знаки принадлежности к зороастрийской религии. Добавим, что еще Геродот сообщал, что персы в мочу не плюют.
Общий комментарий к столь красочной сцене следующий. Белая (меловая) и черная (уголь) краски на теле человека говорят о ритуальном его нахождении в том времени, когда плоть еще возникала из праха, глины, камня, скалы. Человек остался обращенным к скале своим лицом. Поэтому у главаря танцоров лицо закрыто. Голубые ноговицы – цвет воды. Прообраз Вселенной и человека – камень, стоящий посередине воды. Танец иллюстрирует жизнь человека от детского возраста к взрослому – это удаление от первоначальной скалы задом. Но питье мочи членами специального ордена смывает память о первоначальных водах.
Но с другой стороны, моча становится насыщенной первоначальными субстанциями. Последнее представление столь универсально, что великий Парацельс полагал, что их мочи можно создать гомункулюса, искусственного человека. Теперь понятно, почему гадатели по снам в древней Греции (селлы) и додонские оракулы Зевса не мыли ног[24]: им нельзя было смыть память.
Моча – это и есть сказочная «живая» вода и одновременно «мертвая». Ведь мы договорились не прикреплять жестко к знаку ту или иную символику, семантику. Смотрим на все с точки зрения биологичекого индивида. Ребенка обмывают минерализованной водой: с щепоткой соли. Состав с первоначальной субстанцией. Лечимся мочей ребенка, дающей с ней соприкосновение.
Вода сама по себе несет знак первоматерии. В Шумере росток у текущей воды – иероглиф «жизнь».Читаем у Фалеса, что все возникло из воды. В древней Греции юноши при совершеннолетии бросали в реку прядь волос – взрослели. Но воды загробной реки Леты смывают память о прошедшей жизни. Трупы умерших моют во многих культурах. К. Г. Юнг установил, что душа мира влажная. Читаем в Евангелии: «…Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (От Иоанна, 3: 5). У средневековых алхимиков вода – аллегория Святого Духа.
От универсалий к интенциональности и творчеству
У австралийских аборигенов, хранящих истоки человеческой культуры, есть странный обычай. Перед торжественным советом племени два странных персонажа становятся клоунами. Для этого им дают пить из сосуда с мочей, плевками, лобковыми волосами и прочей гадостью. Во время напряженных дебатов на совете их функция попытаться рассмешить людей. Но никто не должен подать вида, что поддался провокациям хулиганских выходок, высмеивающих все высокие племенные ценности. Это весьма похоже на описанное Бёрком. И слегка похоже на наших цирковых и эстрадных клоунов. Клоунада и трикстерство – древнейшие институты, низом тела высмеивающие самые высокие социальные реалии. Они говорят, что деление людей на замкнутые и неравные друг другу подразделения преходяще. Таким путем мы подходим к проблеме филосрфской интенциональности низа тела.
Но сначала об универсалиях. Что касается веселой субстанции как таковой, то австралийские аборигены очень чистоплотны. Поэтому стоянки они часто переносят на другое место. Однако, выделения, не человеческие, а животных, обозначают у них изобилие в мире. На их знаменитых картинах всегда есть крапчатое поле. Это помет летучих мышей, образ изобилия. Кстати, эти животные черны, как и их выделения. Парацельс называл зкскременты человеческим углем. Тогда человеческий организм – углежогная печь, в которой сгорает пища. То есть, тело полое.
Коли экскременты – признак космического изобилия, то кто-то должен же был их произвести. У индейцев Северной Америки это койот. В Африке (Дагомея) первичная земля появилась из экскрементов змеи-радуги[25]. У папуасов-киваи все блага возникли из ануса мифической женщины Абери, сидящей у очага[26]. На Сераме в Индонезии считают, что все блага вышли из ануса женщины Хайнувеле[27]. Все это так же относится к универсалии, по которой человеческое тело полое, некая хтоническая утроба.
В Евразии маркер фекальной тревоги – отношение к собаке. Сам человек, созданный Богом, был в его отсутствие чертом обмазан калом. Собака, оставленная сторожить фигуру еще не готового человека, польстилась на обещанную чертом пеструю шкуру и допустила вредителя к творению Бога. От этого у людей болезни. Как мы видели выше, собака имеет прямое бытовое отношение к анусу ребенка и человеческим выделениям. Появление подобных мифов не заставило себя ждать. Некоторые из них даже говорят о происхождении от собаки людей или злаков[28]. Народы, когда хотят, творят на основе экзистенциальных мысле-образов поведенческие или нарративные мифы. Скажем, упомянутого мифа не может быть у арабов, очень чувствительных к запахам и отвергающих собаку принципиально (после касания ее надо проходить целый обряд очищения). Восточнославянское отношение к собаке терпимое. И тут каким-то образом завибрировал древний миф о письменности и собаке: грамоту, данную барином о даровании свобод собакам, одна из них съела. Поэтому они внимательно смотрят под хвост друг другу – не появится ли эта грамота на свет[29]. Значит, миф о съеденной пище восходит к универсалии полого тела.
При всем том, отношение к дурным запахам в русской традиции нетерпимое. Так, еще в XIX в. места для деревенских поселений ценились, если они были хорошо продуваемы ветром. Огромную роль в этом играли традиции еженедельного мытья в бане, которые уходят, очевидно, к скифской эпохе – скифы знали о лечебном воздействии парных бань.
Универсалия полого тела с хтоническим выделяющим низом предполагает потребление пищи. Ассимиляцией и диссимиляцией тело вписано в природу. Универсалия полого тела – это полюс природности в мысле-образе тела. На этом полюсе сосредоточены мотивы о выделениях как о грязи, отвращение к ним, отторжение.
Но у низа тела и его продуктов есть другой аспект - приемлемый. Это другой полюс мысле-образа тела, хорошо выраженный в архаике и в восточных культурах. Этот полюс, как мы видели, связан со временем и благоприятной прогностикой.
Однако, на любом полюсе мы обнаруживаем фекально-уринальную тревогу, которая то явна, то замаскирована. К теме этой тревоги, а точнее, ее исчезновения в современном западном мире обратился плодовитый писатель и философ Питер Слотердайк. Он обвиняет западную цивилизацию к терпимости запахов своих человеческих выделений[30]. Он говорит даже о мердократии. (латинское merda («дерьмо») перешло в романские языки). Действительно, еще М. Монтень писал, что Париж пахнет дерьмом. Тетушка Бертрана Рассела вспоминала, что в ее детстве была примета: если появлялся дурно пахнущий человек, то жди ненастной погоды[31]. Революция в окультуривании дефекации в Англии произошла с появлением в 1820-х годах литых чугунных труб для ватер-клозетов. Сейчас лучшие инженеры страны думают над тем, куда сливать продукцию. По Слотердайку, западная цивилизация поместила себя внутрь сферы, где нарастают фекальные проблемы. В этом случае Большой Другой Ж. Лакана (внешняя для человека цивилизация) стал полой утробой с плохим пищеварением.
Констатировав хтоническую утробность тела человека, мы теперь можем перейти к раскрытию динамического момента выделений. Как бы ни были разнообразны способы обращения с ними, кал и моча остаются частями тела, хотя и отделившимися. На прогностически-временном полюсе человек использует дефекацию и уринацию для представления о полноте своего тела. Здесь выделения не в природе, а в культуре. В конечном счете, человек использует низ тела и выделения для самоидентификации своей личности. Без такой центростремительной интенциональности нельзя понять суть загадочных и интимных сторон человеческой жизнедеятельности, находящейся в центре сферы Вселенной. Метателесность оказывается интенциональной и центростремительной по отношению к личности. А это и объясняет таинственную связь между анальностью и творчеством, которую установили Фрейд и его последователи. А заодно объясняет странные представления о быстром овладении музыкальным инструментом, когда человек находится в уединенном, но известном месте.
[1] Bourke J. G. Scatological Rites of All Nationes. Washington., 1881.
[2] Мы укажем их в специальной работе
[3] Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. Радел IV. Тело, или кладбище знаков. М., 2000
[4] Чеснов Я.В. Лекции по исторической этнографии. М., 1998
[5] Katz E. Excretions et secretions //Les figure du corps. Neuterre, 1989. P. 169
[6] Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I. М., 1982. С.424
[7] Франк-Каменецкий И. Адам и Пуруша. Макрокосм и микрокосм в иудейской и индийской космогониях // Памяти ак. Н.Я. Марра. М.,-Л. 1938. С. 456-476
[8] Это рассказ этнографа-япониста член-корр. С. А. Арутюнова
[9] Токарев С.А., Филимонова Т.Д. Обычаи обряды, связанные с растительностью//Календарные обычаи и обряды Зарубежной Европы. М., 1983
[10] Ресурс Гучиновой Э. Б. в Интернете. Полевая работа ею проведена в Японии.
[11] Бирюков В. Народная медицина горных мари. Йошкар-Ола, 1934. С 34-37
[12] Мид М. Культура и мир детства. Избранные произведения. М., 1988. С.326
[13] Там же. С.264
[14] Там же. С. 188
[15] Фальк-Рённе А. Путешествие в каменный век. Среди племен Новой Гвинеи. М., 1985.С.81
[16] Бьеррк Й. Встреча с каменным веком. М., 1967. С.57
[17] Van der Geest, Sjaak. Not Knowing about Defecation //On Knowing and not Knowing in the Anthropological Medicine. Ed. by R. Littlewood. Paperback. Mart 30, 2007
[18] Epelboin A. Ethno-medicine et sante publique en Afrique noire //Une anthropologie medicale en France. P. 1983. P. 39-44
[19] Ресурс Е.Е. Левкиевской в Интернете («Кал»).
[20] Douglas M. Purity and Dangerous. London, 1966; есть русский перевод.
[21] Bargheer E. Kot //Handwoerterbuch des deutschen Aberglaubens. Bd. V. Brl., Leip., 1933. S. 344
[22] Ле Гофф Ж., Трюон П. История тела в средние века. М., 2008. С. 45
[23] Заимствуем описание танца с мочой у зуньи из интернет-архива : Boorke J. The Urine Dance of the Zuni Indians of New Mexico. 1881. Privately printed. 1920
[24] Жебелев С. Религиозное врачевание в древней Греции. СПб., 1893. С.13-14
[25] Мифы народов мира. Т. II. М., 1980. С. 148
[26] Сказки и мифы папуасов киваи М., 1977. С. 102
[27] Jensen O. Mythos und Kult bei Naturvoelkern. Wiesbaden. 1960
[28] Чеснов Я. В. Историческая этнография стран Индокитая. М., 1976. Гл. «Пищевая табуация собаки и этнокультурные связи Юго-Восточной Азии на материале культа собаки» (есть немецкий расширенный перевод книги 1985 г.). Миф о собаке в последнее время проанализирован Ю. М. Березкиным
[29] Записано мной в 1986 г, в Истринском р-не Московской обл.
[30] Слотердайк П. Сферы. Макросферология. Т. 11. Глобусы. Экскурс 2. Мердократия. СПб, 2007. С.329-353
[31] Loudon J.B. On Body Products // The Anthropology of the Body. Edited by John Blacking. Academic Press, 1977. P. 170 |
|||||
|
 |
|
    |
|
