Проблема «другого сознания»
Д.И. Дубровский
(Опубликовано: «Вопросы философии», 2008, № 1)
1.«Сознание», «Другое сознание», «Другая субъективная реальность».
Проблема «другого сознания» (сокращенно – ДС) составляет важный аспект проблемы сознания. В ней тесно переплетаются философские и сугубо научные подходы[1]. Ее теоретический анализ способен в существенной мере содействовать разработке тех аспектов проблемы сознания, которые стали особенно актуальными в условиях информационного общества (среди них – задачи понимания подлинных намерений другого субъекта, разоблачения обмана и т.д.).
Прежде, чем говорить о ДС, надо определиться с самим понятием сознания (содержание которого многомерно и слабо упорядочено), попытаться выделить основные планы проблемы сознания и определить, по крайней мере, специфические и неотъемлемые свойства сознания.
На мой взгляд, во избежание редукционистских и упрощенческих подходов, сознание должно рассматриваться в четырехмерной категориальной структуре, а именно в следующих планах: 1) гносеологическом, 2) онтологическом, 3) аксиологическом и 4) праксеологическом (интенциональность, целеполагание, воля). Эти основные категориальные измерения не редуцируемы друг к другу, но взаимополагаемы (в том смысле, что каждое из них при основательном исследовании требует рефлексии через остальные
Неотъемлемое же и специфическое качество сознания состоит в том, что оно является субъективной реальностью (сокращенно СР). Это качество обозначается в аналитической философии терминами «ментальное», «феноменальное», «субъективный опыт», «квалиа» и др. (хотя некоторые ее представители широко используют также термин «субъективная реальность» – Дж. Серл, Т. Нагель, Д. Чалмерс и др.). Именно это качество служит камнем преткновения при теоретическом объяснении сознания и попытках вписать его в физическую картину мира (так называемый «провал в объяснении» - Т. Нагель и др.). С ним же связаны и главные трудности проблемы ДС. Мое знание о моем сознании дано мне непосредственно, в форме моей СР, знание же о сознании другого я могу получить лишь опосредствованно, и между этими двумя типами знания существует «эпистемологический разрыв» (как выражаются представители аналитической философии).
Хочу подчеркнуть необходимость тесных контактов философских подходов к сознанию с научными исследованиями феноменов сознания (особенно в психологии, психиатрии, нейрофизиологии, генетике, в проблематике искусственного интеллекта и др.). За последние десятилетия накоплен колоссальный конкретно-научный материал, который служит развитию и коррекции теоретических, в том числе и философских построений, стремящихся к объяснению сознания[2]
Проблема сознания многомерна и не может сводиться к индивидуальному сознанию, тем самым – к рассмотрению лишь в плане СР. Правомерны понятия сознания, прилагаемые к массовым, коллективным и институциональным субъектам. Здесь тоже может идти речь о ДС, скажем о сознании другой, мало знакомой нам социальной, этнической общности, но в подобных случаях характер проблемы ДС существенно изменяется. Содержание сознания такого рода субъектов обладает особым способом существования и функционирования, его анализ требует соответствующих подходов и методов, хотя так или иначе предполагает учет индивидуального сознания, ибо вне и помимо него не бывает никакого сознания, а может существовать лишь его отчужденное содержание, представленное в опредмеченной, объективированной форме.
Поэтому суть проблемы ДС – в познании (и понимании) СР другого человека. Но это предполагает знание (понимание) собственной СР, знание того, как мы отображаем, оцениваем, объясняем свои сознательно переживаемые состояния и как мы управляем ими.
Однако качество СР присуще и психике животных. Поэтому имеет смысл ставить проблему более широко – как проблему «Другой субъективной реальности». Это вызвано тем, что сознание человека и СР животных имеют существенные общие черты и единый эволюционный источник, а так же тем, что теоретически мыслимо существование других типов СР в иных звездных мирах и возникновение новых разновидностей СР в результате развития информационных технологий и симбиозов человека с искусственными информационными системами. Размышления, опирающиеся на такие посылки, способны иметь немалое эвристическое значение.
2. Основные вопросы
В проблеме Другой СР можно выделить два взаимосвязанных вопроса:
1. Каковы критерии (или хотя бы основания для определения) того, что некоторый внешний объект, в том числе другой человек, обладает СР (а не просто выполняет разумные действия, как это предполагается, на пример, Тестом Тьюринга и его современными модификациями)? Что требуется для диагностики наличия или отсутствия у него этого качества?
2. Как возможно и как достигается познание (понимание) содержательно определенных состояний СР другого существа, прежде всего человека (хо тя это должно быть отнесено и к животным).
Первый вопрос концентрирует внимание на самом качестве СР, его онтологическом статусе. Он близок к тому, что в аналитической философии именуют «эпистемологической проблемой ДС» в отличие от «концептуальной проблемы ДС», в которой главным является вопрос о том, на каких основаниях я могу сформировать понятие о другом сознании, например, распространить свое понимание боли на понимание боли другого человека. Подобное разграничение представляется мне весьма условным, так как обе «проблемы» слишком тесно взаимосвязаны.
Философский анализ первого вопроса пока не привел к какому-нибудь определенному решению, и перспектива здесь достаточно туманна (что подчеркивается в заключении статьи о ДС в «Стэнфордской философской энциклопедии»). Поэтому в некоторых отношениях имеет смысл сместить поиск ответа на этот вопрос в те пограничные с философией и в другие области знания, которые помогают глубже уяснить специфику СР (прежде всего в плане ее исторического возникновения, способа существования и функциональной роли в жизнедеятельности человека и животных) и таким путем повысить возможность искомого теоретического решения.
Представляют ли собой явления СР эпифеномены («номологических бездельников») или они способны выполнять каузальные функции? И если способны, то как можно это объяснить, если явлениям СР нельзя приписывать физические свойства (массу, энергию, пространственные характеристики)? Эти вопросы в аналитической философии решаются по преимуществу с позиций редукционизма физикалистского или функционалистского типа. В последние десятилетия преобладает второй из них, в концепциях которого явления СР сводятся к функциональным отношениям, отождествляются с некоторым их классом. Это связано с оформлением во второй половине прошлого века парадигмы функционализма, противостоящей классической парадигме физикализма. Суть первой в том, что описание функциональных отношений логически независимо от описания физических свойств; а это исключает возможность редукции первых ко вторым.
Тем самым создается теоретическая основа для нового типа объяснения и предсказания в области исследования самоорганизующихся систем и информационных процессов. Ключевым пунктом здесь служит, как я его называю, принцип инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя (т.е. одна и та же информация может быть воплощена и передана носителями, имеющими разную массу, энергию, пространственные и временные храктеристики, иными словами, может кодироваться по-разному). Поэтому в самоорганизующихся системах цель и результат управления определяются информацией как таковой, а не самими по себе физическими свойствами носителя. Это позволяет выделить особый вид причинности – информационную причинность, видом которой является психическая причинность, подойти к пониманию явлений СР с позиций парадигмы функционализма, допускающей не только редукционистскую стратегию, но и построение теоретических объяснений нередукционистского типа[3].
3. Возможны ли критерии диагностики «Другой субъективной реальности»?
Психика – продукт эволюции, ее оригинальная находка, позволившая решить фундаментальную проблему поддержания целостности, способности развития и эффективного управления в сложных самоорганизующихся системах, ведущих подвижный образ жизни (элементы которых – клетки, отдельные органы – так же являются самоорганизующимися системами, имеющие собственные программы). Имеется в виду выработка меры автономности самоорганизующихся элементов и подсистем и меры их подчиненности программам целостного организма. Сохранение единства системы такого рода и централизация управления – важнейшие функции психики и прежде всего тех ее регистров, которые связаны с явлениями СР.
Возникновение СР знаменует новый уровень организации информационных процессов, который обеспечивает производство информации об информации, создает качество виртуальности, способность пробных виртуальных действий, проектирования реальности и поведения, что резко расширяет диапазон возможностей освоения внешнего мира. Всякое явление СР есть информация о чем-либо, данная живой системе как бы в «чистом» виде (в том смысле, что ее мозговой нейродинамический носитель не ощущается, не отображается). Но нам дана не только способность иметь информацию в «чистом» виде, но и способность оперировать ею и использовать ее для управления собой, другими людьми, внешними объектами. Таковы кардинальные факты нашей психической организации, взятой в единстве нашего Я и всего многообразия явлений СР.
Качество СР есть функция чрезвычайно сложно организованной и специфической мозговой нейродинамической системы; она отличается от той, которая реализует информационные процессы, «идущие в темноте» (по выражению Д.Чалмерса), так как обладает некоторыми дополнительными способностями не только «освещения» информации, но также произвольного управления ею и вместе с тем моторными функциями. Мы пока еще далеки от понимания «устройства», структурно-функциональной организации такой нейродинамической системы, но ясно, что это кодовая организация. Постепенно прорисовываются ее существенные черты. За последние годы в этом направлении достигнуты определенные успехи (работы Г.Эделмена, А.М. Иваницкого, В.Я. Сергина, М. Арбиба и Г. Риззолатти и др.). Речь идет о специфическом типе структурно-функциональной организации (в качестве многоуровневой и многопланово распределенной нейродинамической системы), имеющей кольцевой характер и способной представлять эгосистеме мозга информацию в «чистом» виде. В силу принципа инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя и вытекающего из этого принципа положения об изофункционализме систем теоретически допустимо мыслить, что такая организация воспроизводима на различной субстратной основе. Общие, существенные и специфические свойства подобной организации, если они станут известны, смогут служить критериями диагностики наличия или отсутствия качества СР у некоторого внешнего объекта (по крайней мере, в земных рамках)[4].
Эта задача по своему характеру представляет собой задачу расшифровки кодов. Большие успехи в решении такого рода задач продемонстрированы генетикой (расшифровка кода ДНК, генома животных и человека). На повестке дня – решение задачи расшифровки мозговых нейродинамических кодов явлений СР (взятых как с их содержательной, так и с оперативной стороны).
4. «Аргумент от аналогии»
Философское обсуждение проблемы ДС проводится по преимуществу лишь во втором аспекте: как достигается познание содержательно-определенных состояний СР другого?
В большинстве случаев концептуальные построения, стремящиеся ответить на этот вопрос, основываются на «аргументе от аналогии», восходящем к Р. Декарту и Дж. Локку. Суть его в том, что знание о ДС обусловлено знанием о собственном сознании. Мои субъективные состояния даны мне непосредственно, а другого – лишь посредством их внешних проявлений. Я знаю типичные корреляции между состояниями своей СР и их внешними проявлениями (реакциями, поведением, речевыми актами и пр.). Наблюдая подобные внешние проявления у другого, я могу судить о состояниях его СР. Кроме того, часто ссылаются на аналогичную телесную структуру и физиологию (например, наличие глаз свидетельствует о наличии зрения и, значит о наличии субъективных образов, и т.п.).
Существуют различные версии указанного аргумента, в том числе касающиеся понимания речи. Особенная роль в проблеме ДС отводится эмоциям. Некоторые авторы утверждают, что эмоции суть телесные проявления и потому могут рассматриваться в качестве наблюдаемых субъективных феноменов, тем самым якобы преодолевается «эпистемологический разрыв» между знанием о собственных явлениях СР и знанием о явлениях СР другого. Так Х. Пикард заявляет, что эмоции и соответствующие им телесные изменения есть «свойства тела» и «если эмоции наблюдаемы, тогда есть основания считать, что вы способны знать, иметь доказательство обычного верования о наличии сознания у другого – ведь вы наблюдаете это»[5]. Однако отождествление эмоций и их телесных проявлений не выдерживает критики. Вряд ли надо доказывать, что связь и корреляция эмоций с некоторыми телесными изменениями не может означать их тождества; эмпирические зависимости здесь многозначны; автор явно занимает позицию бихевиористского редукционизма.
Концепции ДС, характерные для представителей аналитической философии, опираются на эмпирические регулярности и, как правило, не достигают теоретического уровня (в точном его понимании). Сознавая слабость «аргумента от аналогии», его не раз пытались «усовершенствовать» и вместе с тем постоянно подвергали критике; он все время «находится в ремонте», по словам Н. Малкольма, который критически рассмотрел ряд ранних версий «аргумента от аналогии», восходящих к Дж. Ст. Миллю (взгляды Ст. Хэмпшайра, Х. Прайса и др.). Он продемонстрировал изобретательный анализ, стремясь показать неопределенность утверждений от первого лица о собственных ментальных состояниях, на которых (при данном «аргументе»), собственно, и основывается в конечном итоге суждения о ментальных состояниях другого. Надо отдать должное его интересным соображениям о специфике различения, идентификации и оценки собственных субъективных состояний, специфическом характере знания о протекающих в данном интервале собственных ментальных явлениях и характере верификации такого рода знания. Однако нельзя согласиться с заключениями автора, близкими к позиции логического бихевиоризма Л. Виттгенштейна. Кроме Н. Малкольма основательной критике указанный аргумент подвергали П. Стросон, С. Шумэйкер и др.[6].
Основные контраргументы следующие: для многих субъективных состояний связь между ними и их внешними проявлениями многозначна; в большинстве случаев мы описываем свои состояния СР для себя таким образом, что при этом вообще отсутствуют ссылки на бихевиоральные проявления; оценка собственных ментальных состояний бывает ошибочной, и др. [7].
Характерно, что Б. Рассел, называя «аргумент от аналогии» «туманным», тем не менее прибегал к нему, предложив свой подход[8]. По его мнению, познание ДС должно совершаться так же, как познание ненаблюдаемых объектов; методы познания таких объектов освоены наукой, в особенности физикой. С этой целью выдвигаются теоретические гипотезы, подтверждение или опровержение которых осуществляется посредством наблюдаемых актов поведения. Такой подход к проблеме ДС называется «научным» или «подходом лучшего объяснения». Он обычно сочетается с «подходом по аналогии», ибо предпосылки обоих подходов, связанные с поведенческими критериями, по сути, одинаковы. Подобное сочетание «гипотетического» и «аналогического» именуется «гибридным подходом». Он в настоящее время преобладает среди тех, кто опирается на «аргумент по аналогии» (А. Мелник[9] и др.).
По-моему, «гибридный подход» является столь же малопродуктивным как и его составляющие. При этом вряд ли корректно использовать термин «наблюдаемое» («не наблюдаемое») не только по отношению к собственным состояниям СР (здесь имеет место иной способ отображения в сравнении с чувственными данными), но и к явлениям СР другого. Заслуживает внимания критика «аргумента от аналогии» под углом рассмотрения позиции солипсизма и доказательства ее несостоятельности. Здесь интересен анализ интерсубъективной нагруженности высказываний от первого лица о собственном Я, соотношения в такого рода высказываниях «личного» (private) и «публичного» (public), что позволяет вскрыть самопротиворечивость солипсизма и тем самым указать на неразрывную связь «моего сознании» с «другим сознанием» (cм. статью Ст. П. Торнтона (St.P. Thornton) «Солипсизм» в «Стэнфордской Философской Энциклопедии»). Однако этот анализ ведется в сугубо эпистемологическом плане, касается лишь знания о содержании ментальных состояний и оставляет в тени самый трудный пункт о способе существования этого содержания, о специфике самого качества ментального состояния.
В рамках аналитической философии проблема ДС обсуждается в обширной литературе, посвященной мысленным экспериментам с так называемыми «зомби». Понятие «зомби» означает существо, начисто лишенное сознания, но обладающее всеми функциональными свойствами человека. Здесь в центре внимания, естественно, находится качество СР и вопросы о его специфике, его необходимости и о возможности его обнаружения у другого существа. Многолетние дискуссии довольно интересны. Ее участники приходят к самым разным выводам, включая признание «несущественности сознания» и «неразрешимости проблемы другого сознания» (в силу того, что нам доступно лишь внешнее поведение другого, а не его сознание, и мы фактически имеем дело с «зомби»). На мой взгляд, заслуживает пристального критического анализа сам тезис о «мыслимости зомби». Если «зомби» приписываются действительно все функциональные свойства человека и понятие «функционального» берется в широком смысле, то «мыслимость зомби» становится невозможной (возможны лишь некоторые функциональные свойства за пределами качества СР, а это – общее место). Однако результаты обсуждения мысленных экспериментов с «зомби» содержат существенные соображения и стимулирующие факторы для дальнейшей разработки проблематики ДС [10].
Наряду с эмпирическими концепциями существуют и теоретические подходы к проблеме ДС. Среди них – основательная концепция Гуссерля (проанализированная
Н.М. Смирновой в сопоставлении с концепциями Шюца и Шеллера, представляющими для темы ДС значительный интерес[11]). Гуссерль конструирует трансцендентальное Эго, опирается на аналогизирующую апперцепцию смысла собственного сознания, на аналоговую проекцию его смысла на другую телесность, стремится преодолеть противоречия, возникающие при обосновании интерсубъективности, которая выполняет ключевую роль в проблеме ДС (эти вопросы квалифицированно рассматриваются в работе Н.М. Смирновой, помещенной в данной книге).
Я коснулся концепции Гуссерля, чтобы подчеркнуть следующее важное, на мой взгляд, обстоятельство: неустранимость идеи «аналогии», исходной посылки «моего сознания» и апеляции к «другой телесности» как в эмпирических, так и в теоретических концепциях ДС. Вопрос в том, как интерпретируются и применяются эти понятия. Но несомненно, что указанное обстоятельство свидетельствует об их рациональном смысле, важной роли в разработке проблемы ДС. При этом наиболее острым является вопрос о правомерности исходной посылки «моего сознания» для познания ДС.
5. «Мое сознание» и «Другое сознание»
Элементарный эпистемологический анализ показывает взаимополагаемость в ряде существенных отношений «моего сознания» и «другого сознания». Очевидна интерсубъективная нагруженность множества моих актуальных и диспозициональных состояний СР, моих «отчетов от первого лица». С другой стороны, те, кто берут за первичное, исходное некий уже готовый интерсубъективный препарат сознания, т.е., вслед за Шеллером, утверждают, что «сфера Мы предшествует сфере Я», всегда неявно противоречат самим себе, ибо провозглашают это от себя лично. Конечно, в некоторых отношениях спор о том, что «первично» Я или Мы, напоминает спор о курице и яйце. Однако в случаях теоретического объяснения ДС ситуация не столь парадоксальна.
Среди представителей аналитической философии и особенно когнитивных наук получила широкое распространение так называемая «Теория Теории» (сокращенно она именуется в текстах, где о ней ведется речь, ТТ). Ее предметом является процесс и результат самоосознания( self-awarеness). Суть ТТ в том, говоря кратко, что знание о собственных ментальных состояниях достигается теми же средствами, что и знание о ментальных состояниях другого; создана якобы теория, объясняющая познание ментальных состояний других людей (обозначается кратко ТоМ), она прилагается к познанию собственных ментальных состояний и дает их объяснение, является их теорией ( т.е. теорией теории, отсюда – ТТ). Активные сторонники ТТ (А.Гопник, А. Мельцофф, Х. Веллман, У. Фритц и др.) вслед за У. Селларсом, Г. Райлом объявляют иллюзией феномены «непосредственно данного» и «привиллегированного доступа», сводят ментальное лишь к его когнитивному содержанию, используют другой редукционистский репертуар.
В последние годы, однако, в аналитической философии и когнитивной науке нарастают антиредукционистские тенденции, что проявляется в жесткой критике, которой подвергается ТТ. Основные контраргументы против ТТ связаны с опровержением ТоМ и доказательством зависимости теоретических построений о познании другого сознания от понимания специфических процессов самоосознания.
Примером этого может служить обстоятельное исследование Ш. Николс и Ст. Стич, которые наряду с серьезным теоретическим анализом используют обширный эмпирический материал из области психологии и психопатологии, свидетельствующий о несостоятельности ТТ[12]. Они показывают, что отображение («чтение») ментальных состояний другого невозможно без адекватного отображения собственных ментальных состояний и что между последним и первым нет необходимой связи. ТТ противоречит феноменологическим данным и не объясняет нашей способности самоосознания, которая связана со специальным когнитивным механизмом самоотображения (именуемым «механизмом мониторинга»). Они приходят к выводу, что этот механизм предзадан психике («mind»), т.е. носит фундаментальный характер, действует во всяком ментальном акте и, что важно, не имеет логически необходимой связи со словесным отчетом
Следует подчеркнуть, что вопросы, касающиеся познания собственных явлений СР, остаются узким местом в проблеме ДС, хотя составляют ее ключевой пункт. Традиционная эпистемология не располагает достаточными средствами для анализа вопросов такого рода, большей частью выносит их за скобки. Поэтому здесь хотелось бы кратко повторить и дополнить некоторые положения, высказанные уже в моих публикациях[13] об особенностях познания СР и ее «первичности» в разработке ряда важнейших аспектов проблемы сознания, в частности проблемы ДС. Исследования в этом плане имеют, по моему глубокому убеждению, первостепенное значение для осмысления актуальных вопросов современной эпистемологии.
СР есть исходная форма всякого знания. Любое высказывание от третьего лица имеет первоначальную форму высказывания от первого лица, т.е., всякий познавательный акт непременно включает в том или ином виде отчет от первого лица для себя и лишь потом – для другого. Такого рода отчет для себя, когда он уже сложился (санкционирован «веровательными» регистрами и проработан словесно) может быть представлен в интерсубъективной форме, т.е. в виде отчета от третьего лица. Мы склонны слишком поспешно вещать от некого анонимного надличностного субъекта, не рефлексируя указанную ситуацию, теряя чувство того, что говорим не более чем от себя. Я называю этот феномен «отрешенностью от себя».
Всякое явление СР включает фундаментальную способность самоотображения себя, оно есть единство иноотображения и самоотображения. Эта способность самоотображения сохраняется даже в условиях тяжелейшей психической патологии (в виде сохранения чувства принадлежности переживаемого явления СР своему Я), что свидетельствует о ее глубоких эволюционных корнях, о формировании ее на стадии антропогенеза в качестве необходимого свойства сознания. Самоосознание, о котором речь шла выше, есть форма такого рода самоотображения, присущего всякому познавательному акту. Если самоотображение неадекватно, то неадекватно отображение в целом, не говоря уже о неэффективности интуитивного и иного самоконтроля. Это однозначно подтверждается многочисленными данными психопатологии.
Учет изложенных положений, характеризующих «мое сознание» – непременное условие понимания (познания) «другого сознания». Такого рода понимание (знание) достигается тоже в исходной форме от первого лица. Тем не менее, оно не является дублированием мной явлений СР другого, а представляет собой воспроизведение некоторых инвариантов их содержания; так обстоит дело даже в случае эмоциональных сопереживаний (и, добавлю, даже в случаях собственного воспоминания, воспроизведения своих субъективных переживаний). Впрочем, теоретически, возможность такого дублирования нельзя исключать, но для этого нужны совершенно иные способы и средства коммуникации, которыми мы не обладаем (мысленные эксперименты на эту тему могут быть весьма интересными).
6. «Народная психология», герменевтика и «Другое сознание»
Несмотря на слабость теоретических разработок проблемы ДС, в практическом отношении, в повседневной жизни мы решаем эту проблему более или менее удовлетворительно, опираясь на наши врожденные способности, речевые коммуникации, нелингвистические средства общения (мимика, жесты, особенно выражение глаз), разнообразный опыт и знания. «Способность восприятия чужого психического состояния – отмечает известный психолог А. Кемпински – появляется на очень раннем этапе онтогенетического развития», что свидетельствует о ее обусловленности функциями филогенетически «старых» этажей нервной системы. Это – «древнейший тип познания», «объективность и достоверность познания чужого психического состояния - непременное условие сохранения жизни»[14].
Мы постоянно используем арсенал средств, накопленный «народной психологией» и, я бы добавил, «народной эпистемологией». Они охватывают и предъявляют нам колоссальный исторический опыт эмпирических обобщений и вероятностей, касающийся врожденных и приобретенных способностей человека общаться не только с другими людьми и животными, но и с самим собой (аутокоммуникация, играющая столь важную роль в «моем сознании»!). Это – живой источник здравого смысла и непременный базис всех эмпирических и теоретических разработок проблемы ДС. Каждый из нас руководствуется опытом такого рода, причем большей частью интуитивно, отдавая при этом предпочтение прежде всего оценке действий того человека, субъективные состояния которого хотим понять.
Надо заметить, однако, что в условиях информационного общества с его гигантским нагромождением коммуникативных процессов, непомерным ростом сферы неопределенности, изощренными способами манипуляции сознанием и обманных действий особенно обострилась проблема критериев реальности, т.е. подлинности, содержания сообщений другого субъекта о его чувствах, намерениях, желаниях, мыслях, решениях. Эти критерии, действующие большей частью интуитивно, возникли и миллионы лет шлифовались в ходе эволюции, а затем антропогенеза и истории общества; сейчас они часто дают осечку. Речь идет о соответствующих глубинных санкционирующих механизмах, которые вместе с тем развиваются в процессе индивидуального опыта и над которыми надстраиваются различные более поздние эмоциональные, чувственные и рациональные способы оценки подлинности. Проблема распознавания подлинности относится, кстати, не только к индивидуальному, но и к институциональному субъекту. Это составляет специальный и в нынешних условиях высоко актуальный аспект проблемы ДС.
Эпистемологический подход к проблеме ДС необходимо связан с коммуникативным подходом. В сущности, всякое познание «содержания» явлений СР другого человека представляет собой процесс и результат коммуникации. Это – акт понимания, требующий герменевтического анализа, «перемещения в чужую субъективность», как говорил Дильтей. Здесь нужно выявить и постигнуть содержание явлений СР, воплощенное в некотором речевом сигнале, взгляде, телесном движении, тексте или продукте деятельности. Причем наибольшие трудности связаны не с пониманием отдельных субъективных состояний, а с пониманием оригинальной, уникальной целостности СР другого индивида, его «самости». Речь идет о том аспекте постижения «Другой СР», который четко выразил Томас Нагель в своей знаменитой статье «Что значит быть летучей мышью? («What is like to be a Bat?»). Представители аналитической философии обозначают этот аспект постижения СР термином «каково это быть» («другим»), т.е. чувствовать себя другим, побывать на месте другого. Т. Нагель считает, что субъективный мир летучей мыши нам недоступен. Но в близком смысле каждому из нас недоступен и уникальный внутренний мир другого человека. Тем не менее, опыт показывает, что в определенной степени это возможно, так как мы способны познавать «уникальное», «неповторимое» путем формирования прицельных инвариантов множества единичных, уникальных явлений. Ведь и собственную «уникальность» и «неповторимость» мы рефлексируем посредством некоторых инвариантов. Познание уникальности субъективного мира «Другого», как и познание уникальности вообще, остается трудной эпистемологической проблемой, которая, однако, поддается разработке, не является безнадежной. Именно это мне хотелось подчеркнуть в связи задачами понимания «Другой субъективной реальности».
Проблема ДС в общем плане – предмет философской герменевтики (в духе Дильтея, Гуссерля, Гадамера, а, с другой стороны, в той форме, в какой эта проблематика ставится и обсуждается представителями аналитической философии); она имеет первостепенное значение для исторической науки, различных областей гуманитарного знания, культуротворческой деятельности в целом.
Однако, в связи с задачей понимания, можно говорить так же о художественной герменевтике (глубоком постижении другого сознания, человеческих типов, характеров, сокровенных переживаний средствами художественной литературы, музыки, театра, иных видов искусства) и научной герменевтике. Последняя ставит задачу понимания более широко – как постижение информации, воплощенной в некотором материальном носителе. Это – задача диагностики кодового объекта (т.е. такого объекта, который действительно содержит, несет определенную информацию) и расшифровки кода[15]. Не говоря уже о различных областях естествознания, она стоит на первом плане в археологии, криминологии, лингвистике, этнографии, в тех специальностях, которые имеют дело с тайными, загадочными шифрами. Вспомним расшифровку языка майя Ю. Кнорозовым или факт расшифровки японской контрразведкой изощренного кода Рихарда Зорге. Здесь необходимо учитывать методы и результаты криптологии – специальной и весьма развитой науки, изучающей создание шифров и способы их «взлома», историю «эволюционной борьбы» шифровальщиков и дешифровщиков[16]. Возникновение компьютеров подняло криптологию на новую ступень. Специалисты высказывают мнение, что создание квантовых компьютеров позволит расшифровывать без особых трудностей любые коды, созданные человеком. Научная герменевтика, однако, шире криптологии и более основательно рассматривает проблему кодированиия, кодов и их декодирования, охватывает область биологических, психологических и социокультурных кодов, выясняет их роль в процессах жизнедеятельности и в социальной самоорганизации.
Поскольку нас интересует проблема другой СР, ограничимся этим планом рассмотрения. Что означает в данном отношении задача расшифровки кода и акт понимания информации? Ведь информация необходимо воплощена в своем носителе и, значит, всегда существует лишь в определенной кодовой форме. Поэтому расшифровка кода может означать лишь одно: перевод, преобразование «непонятного» кода в «понятный» для данной самоорганизующейся системы, т.е. в такой код, который «открывает» для нее информацию и делает ее доступной для управления (я называю первый тип кода «чуждым», второй – «естественным»; простейшая иллюстрация: незнакомое английское слово и его перевод). Мы можем не знать устройство «естественного» кода, но как бы непосредственно обладать содержащейся в нем информацией, ярким примером этого является взгляд. Почему определенное изменение жидкой среды глаза несет нам часто столь значимую информацию о субъективных состояниях другого? Это – загадка; но мы зачастую весьма точно и почти мгновенно понимаем «выражение глаз». Разумеется, здесь тоже происходит расшифровка кода, но протекает она «автоматически», на бессознательном уровне, и когда мы говорим, что «содержание» взгляда нам понятно, то это означает осознание уже «готового» результата. Акт успешной коммуникации есть цепь (или сеть) кодовых преобразований, которые в итоге «открывают» мне информацию о некоторых явлениях СР, переживаемых другим человеком.
Я хочу остановиться на этих специальных вопросах, как будто далеких от философии (но близких проблеме другой СР), поскольку уверен, что решающие сдвиги в разработке проблемы другой СР будут достигнуты на путях научной герменевтики. Разумеется, философскую и научную герменевтику не следует противопоставлять друг другу, они связаны, должны сотрудничать, хотя у них во многом разные цели и методы. Что касается других видов философской деятельности, прежде всего эпистемологии и методологии науки, то понятно, что они могут быть в высшей степени полезны научной герменевтике. Она же, думаю, стоит на пороге крупных достижений, способных повлиять на судьбы нашей цивилизации. Здесь теснейшим образом переплетаются естественнонаучные и социогуманитарные проблемы, разработка которых настоятельно требует глубоких философских и методологических размышлений, способных стимулировать новые теоретические подходы к проблеме ДС.
7. О перспективе расшифровки мозговых нейродинамических кодов явлений субъективной реальности
Рассмотрим в упрощенном виде основные этапы процесса какой-либо элементарной коммуникации, в результате которой определенное содержание СР одного человека (скажем, переживание образа красной розы) становится достоянием другого (тоже в форме его СР). Данное содержание СР первого человека (обозначим это содержание знаком А) есть информация, воплощенная в соответствующей мозговой нейродинамической системе (обозначим ее Х), и он хочет сообщить ее другому. Х есть «естественный» код А, в силу чего эта информация А дана мозговой эгосистеме (и, значит, личности) непосредственно. Далее АХ инициирует словесный код АУ, последний преобразуется в моторный код АZ, программирующий и реализующий соответствующее словеcное выражение – звуковой код АW. Воздействуя на слуховой аппарат второго человека, он вызывает в его мозгу обратную цепь кодовых преобразований и в итоге соответствующую мозговую нейродинамическую систему, близкую к Х, представляющую собой «естественный» код примерно той же информации А, переживаемой в форме субъективной реальности.
Конечно, на самом деле все гораздо сложнее, но суть дела обстоит примерно так. Здесь главным для нас является мозговой нейродинамический код Х, который, будучи «естественным», несет исходную информацию и представляет ее для личности (для меня и каждого) в «чистом» виде. Теоретически возможно выделить это кодовое образование, подключиться к нему и расшифровать его, минуя все сложнейшие его преобразования, ведущие к внешнему выражению этого информационного содержания в естественных коммуникациях (или к его внешней маскировке). Это означает, что оно будет выражено, например, в виде словесной записи (или как-то иначе) на приборе у того, кто осуществляет такую расшифровку кода (даже помимо воли обладателя указанной информации). Разумеется, в таком случае вполне возможно будет продлить коммуникативную цепь и обеспечить расшифровку указанного кода в форме дублирующего субъективного переживания соответствующего содержания у того человека, который осуществляет эту операцию расшифровки кода Х. Так, собственно, и происходит всякий раз, когда речь идет о расшифровке кода человеком, ибо конечным этапом является понимание им некоторого ранее скрытого «содержания», представленного ему сейчас в форме его СР.
Вслед за расшифровкой генетического кода, наука приближается к решению подобной задачи[17]. Но что означает ее решение для проблемы «Другого сознания»? Появится новый способ коммуникации, но суть, в принципе, останется та же. Как и в случае понимания выражения глаз или понимания желаний человека путем наблюдения его действий, здесь будет совершаться процесс расшифровки кода, т.е. преобразования «чуждого» кода в «естественный» код типа Х. Никакого «непосредственного» постижения «другой субъективной реальности» быть не может. Расшифровка нейродинамического кода типа Х может означать только новый вид доступа к «содержанию» явлений СР другого человека.
Если такая задача будет решена даже в частном виде, то нетрудно вообразить масштаб возможных последствий. Размышляя о тех новых перспективах, которые откроются перед медициной, многими видами деятельности, межличностными и социальными отношениями, мы должны прежде всего иметь в виду негативные последствия этого, способных нести угрозу человечеству. Конечно, многие важные позитивные и особенно негативные последствия непредсказуемы. Но несомненно то, что негативные последствия такого нового вида коммуникации будут значительными, они смогут нарушить фундаментальные структуры социальной самоорганизации.
Наша земная социальная самоорганизация основывается на относительной автономности личности, что выражается в относительной «закрытости» ее внутреннего, субъективного мира. В подавляющем числе случаев личность «открывает» и «закрывает» его по своей воле и весьма избирательно. Что произойдет, если это будет нарушено? Если личности станут «открытыми»? Или одни будут «открытыми», а другие «закрытыми»? Или небольшая группа «закрытых» сможет «открывать» кого захочет вопреки их воле? Ведь наверняка технологии расшифровки нейродинамических кодов явлений СР окажутся в руках государственных или крупнейших финансово-экономических структур, а не исключено, что и в руках некого объединения злонамеренных лиц. Эти и другие вопросы такого рода вызывают серьезные опасения; вместе с тем они создают во многом новое поле для мысленных экспериментов и теоретического анализа относительно будущего земной цивилизации.
Нас все в большей степени волнуют вопросы о злонамеренных интенциях ДС, о скрытых коварных замыслах, способных нести горе и гибель не только отдельным людям, но всему человечеству. Тем более, что в нашу эпоху системных инфраструктур один единственный человек, реализуя свой преступный замысел, способен вызвать цепную реакцию колоссальной разрушительной силы.
А как быть с обманом, пропитывающим все поры социальной жизни, все межличностные и институциональные коммуникации; как быть с прокламированием честности, благородства и справедливости, под покровом которого вершатся самые гнусные дела? Эти вопросы имеют прямое отношение к проблеме ДС, они становятся все более острыми и актуальными в условиях информационного общества, нарастания глобализации и требуют пристального внимания философов.
[1] Проблема ДС крайне слабо освещена в нашей философской литературе; сравнительно широко она обсуждается в аналитической философии. См. обзорную статью по этой теме в «Стэндфордской философской энциклопедии», а так же раздел «Knowing Other Minds» в антологии TheNatureofMind. Ed. By D.M.Rosenthal. N-Y., Oxford, 1991; монографиях: Wisdom, J. Other Minds, 2nd. edition, Oxford: Blackwell, 1968; Hyslop, A. Other Minds, Dordrecht: Kluwer, 1995; Avramides, A. Other Minds, London: Routledge, 2001.
[2] ный интеллект // Искусственный интеллект: междисциплинарный подход. М., «ИИнтелл», 2006.См.: Проблема сознания в философии и науке. Под ред. Д.И. Дубровского. М., «Канон+», 2009. 472 с.
[3] Такого рода подход к теоретическому решению проблемы «сознание и мозг» разрабатывается мной в течение многих лет. См.: Д. И. Дубровский. Психические явления и мозг. Философский анализ проблемы в связи с некоторыми актуальными задачами нейрофизиологии, психологии и кибернетики. М., «Наука», 1971; Он же: Информация, сознание, мозг. М., «Высшая школа», 1980; Он же: Проблема идеального. М., «Мысль», 1983; второе, доп. изд. М., «Канон+», 2002; Он же: Зачем субъективная реальность или «почему информационные процессы не идут в темноте?» (ответ Д. Чалмерсу) // Вопросы философии, 2007, № 3; перепечатана в книге: Дубровский Д.И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М. «Стратегия-Центр», 2007, и др.
[4] Некоторые авторы, обсуждая проблему ДС, возлагают надежды на телепатию. Они считают, что если бы телепатическое восприятие действительно имело место, то тем самым мы бы получили непосредственное знание о состояниях СР другого человека. Однако это неверно. Во-первых, если признавать телепатию, то все равно нужно допустить определенные сигналы, которые передаются от одного мозга к другому, расшифровываются последним и т.п. (примерно та же ситуация, что и при восприятии речи другого человека!) и тем самым нельзя говорить о прямом, непосредственном знании. Но главное в том, что у нас по-прежнему нет никаких достаточных оснований считать, что источник сообщения обладает СР; это сообщение, в принципе, могло быть произведено разными способами, безотносительно к наличию или отсутствию у источника СР.
[5] Pickard H.CambridgeUniversity Press, 2003, p.100 – 101. Emotions and the Problem of Other Minds // Philosophy and the Emotions. Ed. by A.Hatzimoysis,
[6] См.: Malcolm, N. Knowledge of Other Mind // The Nature of Mind. Ed. By D.M. Rosenthal. N.-Y., Oxford, 1991. См. в этой же антологии следующие публикации: Strawson, P. F. Person; Shoemaker S. How is Self-Knowledge Possible.
[7] См. критическое рассмотрение В.П. Филатовым «аргумента от аналогии»: В. П. Филатов. Методология социально-гуманитарных наук и проблема «другого сознания» // Эпистемология и философия науки, 2005, № 3. Автор справедливо подчеркивает значение проблемы ДС для методологии социально-гуманитарных наук и слабость разработки этой крайне актуальной тематики, он выделяет острые вопросы, которые вызывают повышенный интерес студентов-гуманитариев и стремится дать на них ответы.
[8] Russell, B. Analogy // The Nature of Mind. Ed. By D.M. Rosenthal/ N.-Y, Oxford, 1991 ,p. 89-91.
[9] Melnyk, A. Inferense to the Best Explanation and Other Minds // Australasian Journal of Philosophy, 1994, 72.
[10] Алексеев А.Ю. Понятие «Зомби» и проблема сознания // Проблема сознания в философии и науке. М., 2009; Нагуманова С. Ф. Достаточен ли «аргумент мыслимости» для опровержения материалистического понимания сознания? // Проблема сознания в философии и науке. М., 2009.
[11]Н. М. Смирнова. Трансцендентальная интерсубъективность, проблема «чужих сознаний» и искусствен
[12] См.раздел «Knowing Mental States» в сборнике: Consciousness. New Philosophical Perspectives. Oxford, 2003, особенно статью в этом разделе: Nichols, Sh. and Stich St., How to read your own Mind: A cognitive Theory of Self-Consciousness. См. так же в этой связи одну из наиболее репрезентативных публикаций, посвященных защите «Теории теории»: Gopnik А. and . Wellman. Н. The Theory Theory // Mapping the Mind. Ed by S. Gelman and L. Hirschfeld. Cambridge, 1994
[13] См.: Д.И. Дубровский. Гносеология субъективной реальности. К постановке проблемы // Эпистемология и философия науки, 2004, № 2; Он же: Проблема идеального.Субъективная реальность. Изд. 2-е, доп.,М., 2002, глава «Структура субъективной реальности», с.83 - 116; Он же. Новое открытие сознания ? (По поводу книги Дж. Серла «Открывая сознание заново» ) // Вопросы философии, 2003, № 7; Он же: В «Театре» Дэниэла Деннета (По поводу одной популярной концепции сознания) // Философия сознания: история и современность. М., МГУ, 2003. (указанные три статьи перепечатаны в моей книге: Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., «Стратегия-Центр», 2007).
[14] Кемпински, А. Познание больного. Минск, 1998, с.34 – 35.
[15] См. подробнее: Д.И. Дубровский. Расшифровка кодов: методологические аспекты // Вопросы философии, 1979, № 12. Статья перепечатана в моей книге: Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., Стратегия-Центр, 2007.
[16] Синг С. Книга кодов. Тайная история кодов и их «взлома». М, «АСТ-Астрель», 2007.
[17] Вопрос о возможности решения указанной задачи ставился и обсуждался мной более тридцати лет тому назад. См.: Дубровский Д.И. Проблема нейродинамического кода психических явлений (некоторые философские аспекты и социальные перспективы) // Вопросы философии, 1975, № 6.
назад
