Марк Аврелий

"Эти девять главных положений помни, как если бы ты получил их в дар от Муз"

XI. 18

Во-первых: каково мое соотношение с ними и что мы рождены друг для друга; что я и в другом смысле рожден, чтобы защищать их, как бык или баран свое стадо. А отправляйся вот от чего: если не атомы, то управляющая целым природа, а если так, то худшее ради лучшего, а в последнем одно ради другого.

• Πρῶτον, τίς ἡ πρὸς αὐτούς μοι σχέσις καὶ ὅτι ἀλλήλων ἕνεκεν γεγόναμεν καὶ καθ' ἕτερον λόγον προστησόμενος αὐτῶν γέγονα ὡς κριὸς ποίμνης ἢ ταῦρος ἀγέλης. ἄνωθεν δὲ ἔπιθι ἀπὸ τοῦ· εἰ μὴ ἄτομοι, φύσις ἡ τὰ ὅλα διοικοῦσα· εἰ τοῦτο, τὰ χείρονα τῶν κρειττόνων ἕνεκεν, ταῦτα δὲ ἀλλήλων.

Второе: каковы они за едой, на ложе и прочее; особенно же, какова принудительность, заложенная в их основоположениях, да и самое это в каком ослеплении делают!

Третье: что если они делают это правильно, то не надо негодовать. Если же неправильно, то, разумеется, невольно и по неведению. Потому что всякая душа не по своей воле лишается как истинного, так и того, чтобы ко всему относиться по достоинству. Оттого-то им и тяжко слыть несправедливыми, черствыми, корыстными, вообще погрешающими в отношении ближних.

Четвертое, что и сам ты много погрешаешь, что и сам такой же. А если кое от каких погрешений воздерживаешься, то уж предрасположение, на них наводящее, у тебя есть; и разве что из трусости или славы домогаясь, или ради чего-нибудь еще дурного, воздерживаешься от подобных погрешений ты.

Пятое: что и того, погрешают ли они, ты не постиг, потому что многое делается по некоему раскладу. И вообще многое надо узнать, прежде чем как-либо объявить, будто ты постиг чужое действие.

• Πέμπτον, ὅτι οὐδὲ εἰ ἁμαρτάνουσι κατείληφας· πολλὰ γὰρ κατ' οἰκονομίαν γίνεται καὶ ὅλως πολλὰ δεῖ πρότερον μαθεῖν, ἵνα τις περὶ ἀλλοτρίας πράξεως καταληπτικῶς τι ἀποφήνηται. 

Шестое, когда сетуешь чрезмерно, а то и страдаешь: что вся-то жизнь человека — такая малость; недолго еще, и все протянем ноги.

• ῞Εκτον, ὅτι, ὅταν λίαν ἀγανακτῇς ἢ καὶ δυσπαθῇς, ἀκαριαῖος ὁ ἀνθρώπινος βίος καὶ μετ' ὀλίγον πάντες ἐξετάθημεν.

Седьмое: что не деяния их нам досаждают, потому что их деяния — в их ведущем, а признания наши. Так что убери их, соизволь оставить суждение, как, мол, это ужасно — и гнев прошел. Как убрать? Сообразив, что не постыдно. Потому что если не одно только постыдное — зло, то ты обречен на множество погрешений, на то, чтоб и разбойником стать и кем угодно.

Восьмое: насколько тяжелее то, что приносят гнев и печаль из-за чего-либо, чем само то, из-за чего мы гневаемся и печалимся.

• ὅσῳ χαλεπώτερα ἐπιφέρουσιν αἱ ὀργαὶ καὶ λῦπαι αἱ ἐπὶ τοῖς τοιούτοις, ἤπερ αὐτά ἐστιν ἐφ' οἷς ὀργιζόμεθα καὶ λυπούμεθα.

Девятое: что благожелательность непобедима, когда неподдельна, когда без улыбчивости и лицедейства. Ну что самый злостный тебе сделает, если будешь неизменно благожелателен к нему, и раз уж так случилось, станешь тихо увещать и переучивать его мягко в то самое время, когда он собирается сделать тебе зло: Нет, милый, не на то мы родились; мне-то вреда не будет, а тебе, милый, вред.

• τὸ εὐμενὲς ἀνίκητον, ἐὰν γνήσιον ᾖ καὶ μὴ σεσηρὸς μηδὲ ὑπόκρισις. τί γάρ σοι ποιήσει ὁ ὑβριστικώτατος, ἐὰν διατελῇς εὐμενὴς αὐτῷ καί, εἰ οὕτως ἔτυχε, πρᾴως παραινῇς καὶ μεταδιδάσκῃς εὐσχολῶν παρ' αὐτὸν ἐκεῖνον τὸν καιρὸν ὅτε κακοποιεῖν σε ἐπιχειρεῖ· “μή, τέκνον· πρὸς ἄλλο πεφύκαμεν· ἐγὼ μὲν οὐ μὴ βλαβῶ, σὺ δὲ βλάπτῃ, τέκνον.”

И показывать ловко в общем виде, что оно вот как обстоит, что и пчелы так не делают и вообще все, кто по природе скопом живут. И чтоб ни насмешки тайной не было, ни попрека, нет — приветливо и без ожесточенья в душе. И не так, словно это в школе, не с тем, чтобы другой, став рядом, изумился, а обращаться к нему — смотри — к одному, хоть бы и окружали вас какие-нибудь еще люди.

• δεικνύναι εὐαφῶς καὶ ὁλικῶς ὅτι τοῦτο οὕτως ἔχει, ὅτι οὐδὲ μέλισσαι αὐτὸ ποιοῦσιν οὐδ' ὅσα συναγελαστικὰ πέφυκε. καὶ δεῖ δὲ μήτε εἰρωνικῶς αὐτὸ ποιεῖν μήτε ὀνειδιστικῶς, ἀλλὰ φιλοστόργως καὶ ἀδήκτως τῇ ψυχῇ καὶ μὴ ὡς ἐν σχολῇ μηδὲ ἵνα ἄλλος παραστὰς θαυμάσῃ, ἀλλ' ᾗ τοι πρὸς μόνον καὶ ἐὰν ἄλλοι τινὲς περιεστήκωσι.

Надо равно остерегаться гневаться на них или угождать им, потому что необщественно и то, и другое, и вред приносит.  φυλακτέον δὲ ἐπίσης τῷ ὀργίζεσθαι αὐτοῖς τὸ κολακεύειν αὐτούς· ἀμφότερα γὰρ ἀκοινώνητα καὶ πρὸς βλάβην φέρει.

И пусть в гневе будет под рукой, что не в гневе мужественность и что быть тихим и нестроптивым — более человечно и по-мужески;  πρόχειρον δὲ ἐν ταῖς ὀργαῖς ὅτι οὐχὶ τὸ θυμοῦσθαι ἀνδρικόν, ἀλλὰ τὸ πρᾷον καὶ ἥμερον ὥσπερ ἀνθρωπικώτερον, οὕτως καὶ ἀρρενικώτερον,

и что у такого сила, крепость и мужество, а не у того, кто сетует и недоволен.  καὶ ἰσχύος καὶ  νεύρων καὶ ἀνδρείας τούτῳ μέτεστιν, οὐχὶ τῷ ἀγανακτοῦντι καὶ δυσαρεστοῦντι·

Ибо сколько это ближе к нестрастию, столько же к силе.  И как печаль — у слабого, так и гнев, потому что оба поранены и сдаются.  ὅσῳ γὰρ ἀπαθείᾳ τοῦτο οἰκειότερον, τοσούτῳ καὶ δυνάμει, ὥσπερ τε ἡ λύπη ἀσθενοῦς, οὕτως καὶ ἡ ὀργή· ἀμφότεροι γὰρ τέτρωνται καὶ ἐνδεδώκασιν.

А если угодно, возьми еще десятый дар — от Мусагета:

не понимать, что дурные должны погрешать, — это безумие, ибо такое невозможно.

• ὅτι τὸ ἀξιοῦν μὴ ἁμαρτάνειν τοὺς φαύλους μανικόν· ἀδυνάτου

Ну а допускать, чтобы они с другими были такие, требуя, чтобы не погрешали против тебя, — это не по-доброму и в духе тирана. 

ΧΙΙ.24

Держать под рукой тройственное.

Применительно к тому, что делаешь: не наугад ли и не иначе ли, чем делала бы сама правда? А применительно к приходящему извне — что оно либо случайно, либо от промысла, и что нельзя ни на случайность сетовать, ни промысл обвинять.

Второе вот что: каково все от семени до одушевления и от одушевления до того, как отдаст душу, и смешение из чего здесь и распад во что.

Третье: если вознесясь на небо ввысь глянешь на людское, увидишь, какая тут поворотливость, а вместе и то приметишь, какова заселенность воздуха и эфира; а еще, что сколько бы раз ни поднялся, увидишь одно — кратковечное, единообразное. Чем ослеплены!

Τρία ταῦτα δεῖ πρόχειρα ἔχειν· ἐπὶ μὲν ὧν ποιεῖς, [εἰ] μήτε εἰκῇ μήτε ἄλλως ἢ ὡς ἂν ἡ Δίκη αὐτὴ ἐνήργησεν· ἐπὶ δὲ τῶν ἔξωθεν συμβαινόντων, ὅτι ἤτοι κατ' ἐπιτυχίαν ἢ κατὰ πρόνοιαν· οὔτε δὲ τῇ ἐπιτυχίᾳ μεμπτέον οὔτε τῇ προνοίᾳ ἐγκλητέον. δεύτερον τό· ὁποῖον ἕκαστον ἀπὸ σπέρματος μέχρι ψυχώσεως καὶ ἀπὸ ψυχώσεως μέχρι τοῦ τὴν ψυχὴν ἀποδοῦναι καὶ ἐξ οἵων ἡ σύγκρισις καὶ εἰς οἷα ἡ λύσις. τρίτον εἰ ἄφνω μετέωρος ἐξαρθεὶς κατασκέψαιο τὰ ἀνθρώπεια καὶ τὴν πολυτροπίαν [ὅση] κατανοήσαις, ὅτι καταφρονήσεις συνιδὼν ἅμα καὶ ὅσον τὸ περιοικοῦν ἐναερίων καὶ  ἐναιθερίων· καὶ ὅτι, ὁσάκις ἂν ἐξαρθῇς, ταὐτὰ ὄψῃ· τὸ ὁμοειδές, τὸ ὀλιγοχρόνιον· ἐπὶ τούτοις ὁ τῦφος.

25. Выбрось признание — и спасен. А где тот, кто мешает выбрасывать?

XI.29

29. Спасение жизни — всякую вещь рассматривать вполне, что она есть и что в ней вещественное, а что причинное. И от всей души поступать справедливо и правдиво говорить. Что остается, кроме как вкусить жизни человека, связующего одно благое деяние с другим так, чтобы и малейшего зазора между ними не оставалось?

Σωτηρία βίου ἕκαστον δι' ὅλου αὐτὸ τί ἐστιν ὁρᾶν, τί μὲν αὐτοῦ τὸ ὑλικόν, τί δὲ τὸ αἰτιῶδες· ἐξ ὅλης τῆς ψυχῆς τὰ δίκαια ποιεῖν καὶ τἀληθῆ λέγειν. τί λοιπὸν ἢ ἀπολαύειν τοῦ ζῆν συνάπτοντα ἄλλο ἐπ' ἄλλῳ ἀγαθόν, ὥστε μηδὲ τὸ βραχύτατον διάστημα ἀπολείπειν;

XII.36 (заключительное)

36. Человек! Ты был гражданин этого великого града. Неужели небезразлично тебе, что не пять лет, раз сообразие с законом у всех равно? Что же тут страшного, если тебя высылает из города не деспот, не судья неправедный, но введшая тебя природа? Словно комедианта отзывает с подмостков занявшийся им претор. "Но я же сыграл не все пять частей. три только". — Превосходно; значит в твоей жизни всего три действия. Потому что свершения определяет тот, кто прежде был причиной соединения, а теперь распадения, и не в тебе причина как того, так и другого. Так уходи же кротко, ведь и тот, кто тебя отзывает, кроток.

῎Ανθρωπε, ἐπολιτεύσω ἐν τῇ μεγάλῃ ταύτῃ πόλει· τί σοι διαφέρει, εἰ πέντε ἔτεσιν; τὸ γὰρ κατὰ τοὺς νόμους ἴσον ἑκάστῳ. τί οὖν δεινόν, εἰ τῆς πόλεως ἀποπέμπει σε οὐ τύραννος οὐδὲ δικαστὴς ἄδικος, ἀλλ' ἡ φύσις ἡ εἰσαγαγοῦσα, οἷον εἰ κωμῳδὸν ἀπολύοι τῆς σκηνῆς ὁ παραλαβὼν στρατηγός; — “ἀλλ' οὐκ εἶπον τὰ πέντε μέρη, ἀλλὰ τὰ τρία.” — “καλῶς εἶπας· ἐν μέντοι τῷ βίῳ τὰ τρία ὅλον τὸ δρᾶμά ἐστι.” τὸ γὰρ τέλειον ἐκεῖνος ὁρίζει ὁ τότε μὲν τῆς συγκρίσεως, νῦν δὲ τῆς διαλύσεως αἴτιος· σὺ δὲ ἀναίτιος ἀμφοτέρων. ἄπιθι οὖν ἵλεως· καὶ γὰρ ὁ ἀπολύων ἵλεως.