Институт Философии
Российской Академии Наук




  А.В. Соболев. Об уроках евразийской самокритики
Главная страница » События » Архив событий » 2012 » Конференция «История философии: вызовы XXI века» » Statements » VI. Case studies: отдельные исторические формы, фигуры в истории философии – дискуссионные проблемы » А.В. Соболев. Об уроках евразийской самокритики

А.В. Соболев. Об уроках евразийской самокритики

В одном из телевыступлений наш выдающийся современник, оперный режиссер Борис Александрович Покровский поделился с телезрителями своей самой задушевной мыслью, которую он постарался выразить в образной форме. И здесь следует особо подчеркнуть, что глубокую мысль, т.е. мысль, обладающуюизмерением глубины, в принципе можно выразить только и исключительно в образной форме.

Так вот, если бы Господь Бог, заявил Покровский, наделил его диктаторскими полномочиями, то он бы на три дня строжайше запретил в нашей стране любую деятельность, кроме соучастия в постановках и совместном наслаждении великими оперными шедеврами. И тогда, по словам Бориса Александровича, мы бы через три дня проснулись в совершенно иной стране – в стране людей, чьи таланты и способности чудесным образом раскрылись и чьи взаимоотношения вышли на новую, гораздо более высокую орбиту порядочности и благородства.

Так что же это за таланты и творческие способности, которые для своего раскрепощения требуют шокового воздействия посредством аж трехдневной оперной артподготовки? Да простят читатели мою профессиональную предвзятость, но я думаю и даже уверен, что Покровский имел здесь в виду не столько артистические таланты, в раскрытии которых он особенно преуспел, сколько (в более широком плане) талант «многомерного» восприятия реальности, т.е талант специфически философский.

Без специального и настойчивого культивирования способности слышать и выражать художественные и религиозные обертоны нашей мысли ей (мысли) неизбежно грозит «схлопывание» на голой «пространственности», а значит, на оголтелом рационализме и нигилизме. Но в таком случае способность постижения человеческой жизни и человеческой истории «в свете их смысла» будет заблокирована.

Цель настоящего выступления состоит в том, чтобы на примерах евразийских споров (но не только на них одних) продемонстрировать, какие, мало сказать психологические, но скорее духовные, силы, в нас самих проявляющиеся, активно сопротивляются раскрытию «многомерности» восприятия и мысли.

« «Евразийский сборник» не есть собрание политических статей, - пишет Г.Флоровский, посылая Петру Струве 3 августа 1921 года только сто полученный из типографии экземпляр, - <…> Я думаю, что не ошибусь, если определю тот отправной пункт, из которого развивается вся система наших утверждений, как примат культуры над «общественностью» <…> Если сама воля к культуре, воля к творчеству будет заслонена злобою дня, внутреннее обнищание и духовная гибель станут неизбежны <…> Если задача государственного и экономического восстановления Великой России вытеснит из фокуса нашего сознания проблему русской культуры, то не только «белое» дело будет проиграно навсегда, но и окончательное одичание станет вопросом только времени и сроков».

Евразийцы прекрасно сознавали, что высвобождение хотя бы части эмигрантской молодежи из-под давящего и отупляющего пресса «злобы дня» - это задача чрезвычайной сложности и почти не выполнимая. И тем неожиданнее для них самих оказался ошеломляющий успех первого их «Сборника». По общественному резонансу его в истории русской мысли можно сопоставить, пожалуй, только с «Первым философическим письмом» Петра Чаадаева и со сборником «Вехи». В результате молодые авторы. С честью прошедшие испытание «огнем и водами» бедствий гражданской войны и вынужденной эмиграции, оказались перед необходимостью пройти еще более суровое испытание «медными трубами». Слава, как отмечал поэт Николай Асеев, так же, как и власть, - это «вода соленая морская: чем больше пьешь, тем жгучей хочется, а жажда все не отпускает».

Но как подчеркнул А.С.Пушкин, слава имеет не только тираническую, но и божественную природу:

Да, слава в прихотях вольна,

Как огненный язык, она

По избранным главам летает,

С одной сегодня исчезает

И на другой уже видна

…………………………….

…………………………….

Но нам уж то чело священно,

Над коим вспыхнул сей язык.

 

В данном случае «язык славы» вспыхнул над головами евразийцев. И в задачу настоящего выступления как раз и входит на примере евразийского идейного движения подчеркнуть неоднозначность роли подобного чудесного события в судьбе всякого мыслителя, который с ним неожиданно сталкивается.

Дело в том, что живой отклик в сердцах молодой русской эмиграции первый евразийский сборник получил именно потому, что на фоне почти всеобщей депрессии и уныния в нем читатель расслышал бодрые мажорные ноты несокрушимой веры в творческую мощь русской культуры и в исторически неизбежную победу над коммунизмом. До сознания большинства читателей не сразу дошло, что неизбежную победу над коммунизмом евразийцы видят именно в исторической перспективе и только на путях возрождениявеликой русской культуры.

Купаясь в лучах славы, евразийцы тем не менее очень скоро поняли, что на самом деле, читатель ждет от них только одного: «на проклятые вопросы дай прямые нам ответы». Исторические сроки читателя не устраивали, и он требовал политических рецептов скорейшего преобразования исторических ожиданий в политическую актуальность.

Вопрос как и три и две тысячи лет назад вставал ребром: либо читатель одолеет философа и не только сам, как библейский пес, «вернется на свою блевотину», но и философа потащит за собой на «Болотную площадь» политической актуальности. Либо философ сможет пренебречь жаждой признания и по рецепту Бориса Пастернака решит «опускаться в неизвестность и прятать в ней свои шаги» ради сохранения и передачи потомкам драгоценного опыта «многомерного» мышления.

Евразийцы по разному и с переменным успехом отвечали на этот вопрос. И я думаю, что однозначного, независимого от конкретной исторической и жизненной ситуации ответа на него просто не существует.