назад
Сначала нужно определиться с тем, чем занимается отрасль знания, именуемая историей философии. Разумеется, философией как таковой в ее историческом развитии, скажут многие. Но что есть философия? На этот вопрос нет и не может быть четкого и однозначного ответа. Однако ответить придется – хотя бы в плане обозначения объекта и предмета исследования для тех, кто называет себя историками философии.
Философия предстает перед нами как наиболее универсальное знание о мире, обращенное к предельным основаниям бытия и смыслу человеческого существования. Она шире и глубже любой науки и любого искусства и потому не может определяться через них. Однако, взаимодействуя с ними, равно как с иными формами сознания, она может приобретать наукообразный, искусствообразный, религиобразный, правообразный и иной характер.
Поэтому приступать к истории философии тому, кто именует себя историком философии, можно с любой стороны всеобъемлющего, универсального, многообразного философского знания. Те, кто тяготеет к научному методу исследования, пытаются квалифицировать философию прежде всего как науку (хотя могут не отрицать и иные формы ее существования) и соответственно конструировать историко-философское знание как наукообразное. И для этого у них есть определенные основания.
Изучение соответствующей эпохи, работа с текстами, стремление к аргументированности изложения и логичности выводов создают видимость истории философии как одной из философских наук. Однако получается так, что, опираясь на одни и те же эмпирические данные, исследователи нередко приходят к различным, часто совершенно противоположным выводам. Согласимся с тем, что для строгой науки это недопустимо. Поэтому история философии в данном аспекте находится, условно говоря, между наукой и паранаукой.
По поводу квалификации истории философии как искусства следует заметить, что действительно, умение интерпретировать тексты и делать из них выводы, порою довольно удивительные и даже фантастические, свидетельствует о значительной доле креативности, субъективности, вкусовых пристрастий интерпретатора. В данном случае он напоминает искусствоведа (начинающего, средней квалификации или маститого), который на все имеет свою неповторимую точку зрения, руководствуясь собственным эстетическим вкусом и необъяснимым никаким рациональным способом неким оценочным иррациональным чутьем.
Сторонники данного интерпретатора им восхищаются, противники считают его измышления полным бредом. Они никогда не поймут друг друга, да это и не требуется, ибо в искусстве и искусствознании наукообразная объективность частично или полностью отрицаются, ценится же творческая индивидуальность и авторская неповторимость. Но история философии как вид знания, хотя и нередко в лице ее отдельных представителей пользуется указанными выше методами, не склонна отождествлять себя с искусством и искусствознанием, поэтому ее промежуточная позиция колеблется между искусством и квазиискусством. Заметим при этом, что термин квазиискусство не несет негативного смысла, просто он означает некоторую степень подобия, а не полное соответствие.
Что касается выяснения вопроса, является или не является историко-философское умение некоей разновидностью ремесла, то уместно в этой связи заметить следующее. Еще Сократ именовал философию майевтикой, своеобразным ремеслом интеллекутального родовспоможения для человеческого разума, пытающегося произвести на свет нечто родное, свое, неповторимое. Искусными философскими ремесленниками были софисты, равно как многие идеологи последующих времен, изощренно доказывая или столь же изощренно опровергая те или иные идеи. В советское время уровень этого ремесла был различным - от виртуозного до примитивного.
Подобным мастерством могут обладать и современные исследователи. Дело в том, что историками философии не рождаются, но становятся. Обладая неким природным даром, расположенностью к данному ремеслу и постепенно наращивая свою квалификацию, те, кого мы именуем историками философии, вырабатывают свою творческую, индивидуальную, соответствующую их психической конституции и умственным возможностям манеру исследования, которая им самим кажется вполне убедительной и совершенно адекватной, хотя некоторые внешние наблюдатели могут в этом усомниться.
Следует добавить и признать тот факт, что историками философии становятся люди с разным базовым образованием, что требует восполнения недостающих собственно философских знаний индивидуальным, нередко кустарным способом. В результате мы видим феномен специалиста, глубоко погрузившегося в любимую для него тему, но мелко плавающего в иных философских областях. Сами же философы вследствие пороков нашей средней и высшей школы не имеют хорошей филологической подготовки, основательного знания классических древних и современных иностранных языков. Данный пробел восполняется тем же кустарным способом. Приходится признать, что подобных кустарей в нашей профессии хватает. К ним относит себя и автор данных строк. Таким образом историки философии по степени своей квалификации могут находится в широком диапазоне между искусными мастерами, трудолюбивыми ремесленниками и имитаторами сложной профессии историка философии.
В заключение уместно сказать, что выраженные выше в дискуссионной и несколько ироничной форме сугубо субъективные мысли и соображения продиктованы вместе с тем серьезной озабоченностью состоянием современного историко-философского знания. То, что оно находится где-то между наукой, искусством и ремеслом, а точнее – представляет собой некое причудливое и каждый раз индивидуальное сочетание первого, второго и третьего у конкретных специалистов – явилось темой данного заинтересованного сообщения, ибо история философии, несмотря на все претензии к ней, является объектом моего глубокого почитания и любимым делом. |
|||||
|
 |
|
    |
|
