Ведомости

№ 3926 от 28.09.2015

Александр Рубцов

Памятники смутного времени

Философ Александр Рубцов о формах участия государства в проектах памятников князю Владимиру и жертвам репрессий

    

Фото: Пресс-служба Государственного музея истории ГУЛАГа

Победителем конкурса проектов Монумента жертвам репрессий стала «Стена скорби» скульптора Георгия Франгуляна
Пресс-служба Государственного музея истории ГУЛАГа

Суета вокруг памятника князю Владимиру и проект Мемориала жертвам репрессий – события морально несопоставимые. Однако в обоих случаях по процедуре и участию государства остаются вопросы, с которыми надо разбираться, хотя бы на будущее.

Статус

Проекты разводит сам дух взаимоотношений с властью. Памятник промоутеру государственной религии явно тяготеет к государству, состоящему в особой связи с РПЦ. Мемориал жертвам репрессий, наоборот, должен был бы максимально дистанцироваться от власти, быть инициативой прежде всего общественной. Это же самое государство до сих пор проявляет склонность к стыдливой реабилитации периода репрессий и прочего эффективного менеджмента, препятствует раскрытию архивов. О том прошлом оно напоминает и собственными деяниями, начиная с политически мотивированных, показательных приговоров и заканчивая преследованием правозащитного движения, включая «Мемориал». Если органам и участвовать в таком деле, то не на этом витке их морально-политической эволюции.

Однако в реальности все выглядит наоборот. Памятник равноапостольному святому, будучи на самом деле монументом во славу идеологизированного государственничества, подается как приватная инициатива, поддержанная общественной организацией – Российским военно-историческим обществом (РВИО). Обсуждения, «народные» деньги... Проект Мемориала жертвам репрессий также инициирован общественными (правозащитными) организациями, но при этом прямо поддержан президентом на заседании соответствующего совета и реализуется в формате государственно-частного партнерства (в состав жюри и экспертов входит цвет правозащиты и микст чиновников второго эшелона с карманными общественниками).

Имитация самодеятельности сильно вредит памятнику князю. Сам этот акт явно задуман как величайшее пластическое и градостроительное, но и собственно идеологическое самовыражение нынешнего правления. Многое забудется, но в веках (пока не снесут) в глазах москвичей и гостей столицы так и будет стоять главным монументом города и страны многоэтажное изделие, которое Владимир Путин посвятил Владимиру Киевскому (председатель РВИО тоже Владимир, но это сотрется в памяти народной, зато останутся вопросы по привлечению и расходованию в связи с проектом астрономических средств).

Здесь целый ряд скользких моментов. Подарок выглядит слишком услужливо – при том что увековечивается исторический жест, трактуемый едва ли не как величайший в судьбе отечества. За всей этой постановкой так и останется хвост сомнительной по качеству симуляции независимой инициативы. По размеру изделия, по месту дислокации и по идеологическому замаху это претензия едва ли не на главный монумент всей российской истории – почти Ленин на Дворце Советов. Но по процедуре и исполнению – сомнительная самодеятельность во всем, от сценария пришествия до качества самой вещи.

«РИА Новости» сообщает состав инициативной группы: «ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре архимандрит Тихон (Шевкунов), лидер байкерского клуба «Ночные волки» Александр Залдостанов (Хирург), историк Алексей Новоточинов, лидер движения «Народный собор» Владимир Хомяков, представители науки и искусства». Можно догадываться, сколь громкие имена скрыты в свальной категории «представители науки и искусства», если такова поименная часть списка. РПЦ обгоняет время: «На сегодняшнем брифинге Патриаршего совета принял участие лидер байкерского движения «Ночные волки» <...> больше известный как Хирург». Патриарший брифинг с псевдохипстером, он же байкер с погонялом, – чистый постмодернизм.

Пространство и место

Историю с князем уже необратимо испортила сама хроника его перемещений. Сотрудники МГУ отбились: такая вещь одновременно и перекроет вид на здание университета, что несомненно и ужасно, и обрушит склон, что вряд ли, даже с гранитом. Это хоть и несколько этажей изваяния, но пустотелых. В студенчестве мы как-то забрались в квадригу Большого театра и были поражены тонкостью отливки, снизу кажущейся тяжелым монолитом.

С Боровицкой площадью тоже беда, Тверской совет не согласовал. Но здесь все еще хуже, чем на бровке Воробьевых гор: ничему не соразмерный исполин подавит Кремль и перекроет Пашков дом – шедевр ценнее МГУ. ЮНЕСКО введет санкции (а то их мало), объект и вовсе станет притчей во языцех. От подарка везде хотят избавиться. Не помогает даже фикция референдума: у опроса на сайте РВИО легитимность нулевая. Статую гоняют с места на место, и она перемещается по городу отнюдь не как Командор или Медный всадник. Верх безграмотности и знак полного непонимания пространства – переносить с горы на площадь изваяние в неизменном виде – одного размера, масштаба и той же глубины детализации, тех же пропорций. Это почти как Христа над Рио спустить с горы и воткнуть на перекресток. И чего стоит общая композиция, если в ней можно «по месту» как угодно урезать постамент?

У мемориала репрессиям тоже проблемы с адресом. Дело даже не в пересечении Садового кольца и проспекта Сахарова – бывает, плохие условия провоцируют острые решения. Смущает кажущаяся естественной привязка к имени Андрея Сахарова и к месту. При всем глубочайшем почтении к фигуре академика, масштаб трагедии таков, что любые бросающиеся в глаза топонимические привязки оборачиваются ложной символикой. В выборе такого места есть множество куда более весомых критериев и мотивов. Идея склеить память о репрессиях с белоленточниками сейчас тоже политически понятна, но потом, когда дым рассеется, будет стыдно.

В таких проектах вообще некорректно заранее определять адрес: здесь именно идея места может оказаться главной в проекте. В 1990 г. было предложено немало морально безупречных и знаково точных адресов. Была идея восстановления «в воздухе» пространственных контуров собора на площади Воровского, взорванного в 1929 г. Предлагалось соорудить еще один вечный огонь в Александровском саду – рядом с военным мемориалом, сделав его по площади в три раза больше существующего из сотен малых огней (это давало бы визуальный отсчет масштабу репрессий, поскольку 20 млн погибших в войне встроены в сознание всей мемориальной средой Великой отечественной войны – книгами, фильмами, воспоминаниями, захоронениями). Эти примеры лишь для иллюстрации огромного поля знаковых и планировочных возможностей, которые фиксация места обрезала заранее и напрочь.

Смысл и время

С памятником князю есть и вовсе еретические моменты. Так и не снят вопрос, почему за всю историю страны, в том числе имперскую и вполне правоверную, куда более религиозную и даже упакованную в идеологию православия и самодержавия с добавлением народности, ни один богоданный и богоспасаемый самодержец ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге не оставил после себя такого великого следа, как памятник крестителю Руси? Почему никогда ранее ни одна вдруг прозревшая группа духовных лидеров (не в пример нынешним), лучших умов, моральных авторитетов и «деятелей науки и искусства» не выступила с такого рода запоминающейся инициативой?

В России отношение к памятникам-статуям вообще проблемно именно в духовной традиции. Вот что пишет архиепископ Никон (Рождественский): «Когда Москва решила поставить памятник Царю-Освободителю, то покойный Государь, мудрый носитель народных идеалов, особенно был озабочен тем, чтобы этот памятник <...> не нарушал своим мирским характером духовной гармонии святынь кремлевских. Он был прав: <...> для него ясно было, что такие памятники не вполне отвечают народному миросозерцанию. Народ знает памятники-храмы, но не памятники-статуи...» И далее: «Пора нам перестать идти в хвосте за западными народами, пора быть самобытными хотя бы в том, что завещала нам родная старина <...> Укажите хотя один пример во всей истории Церкви, когда бы Церковь в лице своих святых мужей благословила, одобрила, признала благоприятным постановку мирских памятников кому бы то ни было из исторических деятелей?» И даже более того: «Угодникам Божиим, например Преподобному Сергию, не ставили памятника-статуи, а попробуйте поставьте ему такой памятник, знаете ли, что скажет народ? Он скажет, что это – кощунство, профанация... Если он, по скромности своей, не говорит этого о памятнике князю Владимиру, то лишь потому, что в руках у князя крест, а поверьте: на памятник его никто не станет молиться, его удел – праздное, холодное любопытство толпы. Хорошо знал это русским православным сердцем святитель Киевский Филарет и потому в свое время протестовал против постановки памятника-статуи князю Владимиру и не постеснялся даже назвать этот памятник «идолом».

Тем более не ясно, в чем духовный и исторический смысл именно нынешнего откровения группы товарищей и «общества» при министерстве – всего этого доселе небывалого административного, идеологически заряженного и грубо политизированного благочестия? Что небывало великого произошло именно сейчас с нами и Россией, откуда такие монументальные заботы в ситуации кризисной, если не хуже? Ведь историческое право на такие памятники – это всегда еще и награда себе, монумент самому установившему (вроде «Petro primo Catharina secunda»)!

Без ответа на эти вопросы памятник будет выглядеть приватным капризом и вызовом вековой традиции, не хуже нынешних знавшей, что, куда и кому ставить, тем более в сердце столицы и в циклопических размерах. Велика Русь, а статую поставить некуда? И зачем тогда, обрушивая экономику, международные связи и репутацию, присоединяли полуостров, ездили в Херсонес и рассказывали, откуда на самом деле есть пошла?.. И пить.

С мемориалом жертвам политических репрессий проблема противоположная. Здесь, наоборот, приходится всем и себе объяснять, почему этот долг памяти до сих пор не отдан. И почему память о трагедии, сейчас особенно актуальную политически, заталкивают во второразрядные пространства, будто на согласовании протестного митинга с ограниченным контингентом.

Эти проблемы отчасти снимутся, если не рассматривать нынешний мемориал как финальную точку, как единственный и вечно главный. Тогда можно было бы согласиться, что сейчас всякий прорыв во благо.

Правительство явно берет под контроль подготовку к годовщине революции в 2017 г., в том числе и все, что связано с преступлениями власти. Принята Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий. Серьезные люди писали: «Достижение экономического эффекта от реализации настоящей Концепции предполагается обеспечить за счет привлечения дополнительных инвестиций в рамках государственно-частного партнерства. Формирование музейно-мемориальной среды приведет к расширению разнообразия инфраструктуры паломнического, познавательного и событийного туризма, увеличению посещаемости мемориальных мест, а также позволит создать дополнительные рабочие места. Направленность настоящей Концепции <...> позволит предотвратить возрастание расходов на эти цели в перспективе». При таком отношении к делу со стороны правительства гражданскому сообществу явно придется помочь власти достойно встретить славную годовщину Октября.

 

Автор — руководитель Центра исследований идеологических процессов Института философии РАН

 

Статья опубликована в № 3926 от 28.09.2015 под заголовком: Монументальная пропаганда: Два памятника.

 

Источник: http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2015/09/27/610385-pamyatniki-smutnogo-vremeni