Минкультуры считает российкую культуру первой среди равных Минкультуры не согласно с просьбой Минюста убрать из проекта закона о культуре тезис об особой роли русской культуры на территории РФ, сказал недавно первый замминистра Владимир Аристархов. Спорная формулировка впечатляет: «Создание условий для обеспечения культурного пространства на территории РФ на основе признания особой роли русской культуры как основы концентрации разных культур народов России». Проще всего свести проблему к конфликту политики и юриспруденции. В законопроект пытаются вставить тезис откровенно идеологический и тенденциозный, тогда как Минюст, исходя из представлений о нормах грамотного законотворчества, может полагать, что таким заявлениям в тексте закона не место. К разночтению можно отнестись двояко. Юристы подчас слишком категоричны в удалении из законопроектов «лирики». Это вытекает из особого понимания функционирования законов в реальной жизни. По аналогии с философией науки это можно назвать «логическим позитивизмом». Считается возможным элиминировать из текста закона все «идеологическое». Однако долгая история попыток реализовать этот идеал показала его утопичность. В текстах теорий и законов всегда остаются не только сугубо позитивные суждения, но предложения и термины «теоретического» (в науке) и «идеологического» (в законодательстве) характера. У нас это усилено тем, что законы нередко выполняют не только формально-юридическую, но и просветительскую функцию. Это характерно даже для закона «О техническом регулировании». Еще важнее роль «идеологии» в текстах законов, когда возникают споры об их трактовке. Было бы куда проще, если бы в законодательстве был прописан не только запрет на более чем два президентских срока подряд, но и его политический и моральный смысл. Прояснение смысла мешает формальной казуистике подменять букву закона и поступать в противоречии с его духом. Но если идеологические позиции не развернуты в системе конкретных, позитивных, юридически корректных норм, идеологизм закона оборачивается произволом правоприменителей. В каких конкретно положениях может быть развит тезис об особой роли русской культуры? Как это вообще может работать в правоприменительной практике? Тезис оказывается голым и неприлично зависает. Не случайно он изложен в крайне запутанной форме. Здесь много откровенно лишних слов, которые, как кажется авторам, придают тезису вид продуманного, тонкого и хоть как-то операционализируемого. Прямо и откровенно декларировать в официальном документе главенствующую, доминирующую роль русской культуры в России не получается. Поэтому говорят о ее особой роли, хотя понятно, что это лишь скрытая форма формально закрепленного доминирования. Иначе можно было бы внятно прописать, что именно понимается под «особой» ролью, причем так, чтобы это не принижало и не задевало другие культуры. Задача сложная и вряд ли решаемая. Пока же брутальность тезиса пытаются замаскировать обилием обволакивающих слов: «создание условий для обеспечения», «культурное пространство на территории», «на основе признания» и даже «основа концентрации (?! – А. Р.) разных культур народов России». Навороченное и не вполне русскоязычное косноязычие («на основе признания культуры как основы») не может скрыть «концентрационный» характер идеи. Но если изложить тезисы без лишней шелухи, станет очевидной проблема измерения нормы и введение санкций за ее нарушение. Каждая юридическая норма должна предусматривать позицию «если не.., то...». Ее нарушение влечет за собой неотвратимое наказание. Если нельзя преследовать за нарушение нормы, она пуста. Надо доказать нарушение и строго отмерить наказание. Трудно представить себе, как можно по закону преследовать кого-либо за правонарушения при создании условий для обеспечения культурного пространства на территории РФ на основе признания особой роли русской культуры как основы концентрации разных культур народов России. А вот что здесь можно будет делать не по закону, а по понятиям – вполне ясно. Предельно «открытые» нормы обычно открыты для двусмысленного, сомнительного толкования. Как может быть формально эксплицирована «особая роль» русской культуры – в законе, концепции или каких-нибудь «Основах»? «Особая роль» – не что иное, как стыдливое признание доминации как госстратегии с понятными следствиями для тех, у кого особой роли нет. Если же это не так, то закон надо оставить в покое, а основы оставить «Основам». Но откуда вообще в России эта упорная тяга к формальному, законодательному закреплению роли «старшего брата»? Понятен избыточный иногда национализм малых народов, перенесших все тяготы ущемления национального самовыражения и развития. У большой и реально доминирующей культуры подобных комплексов быть не должно. По-настоящему великую культуру такие притязания лишь унижают, напоминая сакраментальное: «Ум, красота и скромность – вот три главных моих достоинства!» Даже чисто политически более дальновидно подчеркивать именно равноправие национально-этнических культур на территории поликультурного государства. Коммунисты и то иногда это понимали. Но здесь мы встречаемся с упорно продвигаемой установкой, как бы ни пытались представить ее идеологически нейтральной и политически безобидной. В проекте «Основ государственной культурной политики», подготовленном в Минкульте весной 2014 г., был открыто провозглашен «отказ от принципов толерантности и мультикультурализма» в качестве столь же системообразующей идеи, как «Россия не Европа». Тезис об «особой роли» надо читать в одном контексте с этими идеями. Последствия такого особизма у нас и в мире хорошо известны. Наши соседи после майдана в эту сторону всего лишь посмотрели. Националистическая гордыня бывает как у небольших народов, так и у некрупных идеологов, которым приспичило отметиться и прислониться – природа комплекса родственна. Великую культуру начинают националистически окрашивать, когда никаких, тем более своих, идей нет, а очень хочется.
Автор — руководитель Центра исследований идеологических процессов Института философии РАН
Статья опубликована в № 3799 от 27.03.2015 под заголовком: Метафизика власти: Избыточный национализм
|
