Ведомости

№ 3870 от 10.07.2015

Александр Рубцов

Перманентная предвыборная кампания

Философ Александр Рубцов о том, что посткрымское ликование уже технично конвертируется в озлобленность

    

Фото: Д. Гришкин / Ведомости

Посткрымское ликование, если всмотреться, уже сходит на нет, но его технично конвертируют в озлобленность
Д. Гришкин / Ведомости

Страна не просто «встала с колен» – она взлетела. «Высокое» решительно отодвигает на задний план прозу жизни. Иллюзии парят над реальностью, страсти заменяют расчет, эмоции – анализ. Если что не так – тем хуже для фактов, а поскольку с фактами и без того плохо, при таком к ним отношении выстраивать отношения с реальностью становится все труднее.

Рефлексия и простое рацио отключены; господствует редкостный тип мировоззрения – философия циничного идеализма. Люди переселились в сказку, в которой, как водится, «добро побеждает разум». Сопротивление фактуры компенсируют мифами и демагогией. Массовые аффекты нагнетаются имитацией силы и переживанием общинного достоинства.

Телевизор стал важнейшим из искусств и коллективным организатором, но и его возможности не беспредельны. Приходится употреблять все более тяжелые галлюциногены, наращивать дозу. Чем хуже с действительностью, тем бодрее и радостнее тон официоза (обратный индикатор: о катастрофе страна узнает, когда телевизор объявит, что мы наконец достигли всего и победили всех). И тем мрачнее, ужаснее картины тех мест, где нас нет.

Упоение собой на фоне глобального декаданса порождает особого рода самодовольную заведенность, горячечную и агрессивную. Восемьдесят с лишним процентов довольны не полуостровом и даже не президентом, а хорошо организованным самочувствием, когда несчастье и унижения вытесняются симуляцией коллективной крутизны. С холодильником у нас воюет даже не телевизор, а сортир, в котором постоянно кого-то мочат. Это заведение пока еще не доросло до масштабов государства, но уже исчерпывает архитектуру нового сознания, его эстетику, стилистику и образную структуру. Схема неплохо работает, но как долго можно подогревать и выдерживать накал страстей, достаточный, чтобы глушить проблемы, еще близко не набравшие своей разрушительной силы?

Массовый уход от реальности в мир фантазии и болезненной самооценки связан с особенностями режима в целом, а также его новейшей эволюции. Года три назад риторика власти выглядела вполне практичной и рациональной, не чуждой разумной самокритики (тандем только и твердил про смену вектора, иначе кирдык). Идеология власти была обращена в первую очередь к продвинутому слою, хотя он не сразу въехал в философию смены вектора, модернизации, инноваций, хайтека, человеческого капитала и экономики знания. Но модернизационный проект слили на дальних подступах. Теперь не просто модернизация сменилась архаизацией – сменилось само «агрегатное состояние» условной действительности. Материя (производственная, технологическая, экономическая и даже социальная) ушла в пар, пар – в свист. Лицами времени становятся соловьевы-разбойники, модераторы ночного ора и права мордобоя.

Изменения принципиальны: меняются целевые установки и показатели, сама система критериев оценки политики и даже качества жизни. Все, что можно взвесить и обсчитать, становится неважным и низменным, недостойным особо духовной нации, дарящей падшему миру образцы вечной правоты и убийственной нравственности. Эффект такой политики измеряется не в рублях или процентах роста, но в градусах и децибелах, конвертируемых в данные опросов.

Отсюда другой определяющий фактор – пока еще не изжитый квазиэлекторальный характер режима. Есть остаточное понимание, что этот порядок не сможет удержаться на голой силе даже при желании, в том числе в условиях изоляции и самоизоляции, максимально возможной в этом мире. Страна живет в состоянии перманентной предвыборной кампании, она с ненормальной частотой голосует за власть в нервических замерах рейтингов. Уровень одобрения личности и курса – основной критерий, главный оценочный показатель разных сегментов политики – при всех волшебных возможностях ЦИК. Если бы в острой, критической для власти ситуации вдруг выяснилось, что отдача Крыма с Курилами туркам и японцам вызовет массовое ликование и новый взлет популярности – слили бы, даже не заикаясь о геостратегии и державе.

Зацикленность на рейтингах плоха для реформ, особенно непопулярных, ради которых приходится временно жертвовать народной любовью в середине электоральных циклов. А поскольку в нашем случае пребывание на вершине власти отчасти проблемно – при всех формальных зацепках, – рейтинг должен быть не просто приличным, но подавляющим и оглушительным, не допускающим и мысли об альтернативе и конкуренции. Более того, с некоторых пор недопустимы даже временные спады публично исчисляемой популярности. Заполошная лояльность вертикали и особенно ближнего круга не отменяет режима ожидания сигнала в духе «Акела промахнулся». Рейтинги обеспечивают стабильность в плане поведения населения, но также с точки зрения командной консолидации, политической дисциплины и аппаратного послушания, внутрикорпоративной легитимности. Это главный приоритет. Есть подозрение, что если бы цифры, считающиеся поддержкой лично президента, были существенно более скромными (хотя и достаточными для сугубо формальной легитимации), все чувствительные ущемления, связанные с «национализацией элит», воспринимались бы далеко не с такой терпеливой обреченностью.

В массовых страстях для политики важен градус, но не знак. Посткрымское ликование, если всмотреться, уже сходит на нет, но его технично конвертируют в озлобленность. Нескончаемые новостные сюжеты про обстрелы на сопредельной территории, про разрушения и жертвы среди мирных жителей распространяют образ врага с соседнего государства на все большие пространства окружающей действительности, если не на мир в целом. Когда-то англичане писали свою историю как «свиток злодеяний», оттеняя тем самым благостность нового времени. Мы с той же целью пишем ежедневные хроники всего ближнего и дальнего зарубежья. Жизнь изредка подбрасывает подарки в виде Греции, но потом все снова возвращается к пустым глазницам руин Новороссии и синхронам с измученными обывателями. На этом фоне наши экономические, социальные и политические беды кажутся мелкими: при всей вербальной агрессивности и даже готовности слегка повоевать чужими руками русские упорно не хотят войны и часто полагают худой мир лучше любых изменений.

Однако эту картину портят вести с не наших полей. Иран грозит уронить цену нефти; Китай роняет свой фондовый рынок, а заодно и сам образ режима для подражания и вектора ориентации. В деловых отношениях Восток – дело грубое, никаких европейских сантиментов. Мы ради них гоним трубу, которая непонятно как окупится, а они портят нам всю обедню, заявляя, что КПК должна срочно и кардинально обновляться, поскольку уже поставила страну на грань катастрофы. Но если они так оценивают свои реалии и перспективы, что должна думать и говорить о себе Россия, даже в сновидениях не равняющая себя с динамичной Поднебесной XXI века? И как наша власть начинает смотреться на фоне такого китайского опыта?

 

Автор – руководитель Центра исследований идеологических процессов Института философии РАН

 

Статья опубликована в № 3870 от 10.07.2015 под заголовком: Метафизика власти: Великая иллюзия.

 

Источник: http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2015/07/10/600042-permanentnaya-predvibornaya-kampaniya