Ведомости

25.07.2014, №134 (3638)

Александр Рубцов

Идеология болельщиков

Даже в спорте бывают ситуации, когда болеют не за ту или иную команду, а за игру

    

Фото: Александр Черноусов / PhotoXPress

Даже в спорте бывают ситуации, когда болеют не за ту или иную команду, а за игру. В таких случаях часто поддерживают проигрывающих — просто чтобы дело не обернулось пальбой в одни ворота
Фото: Александр Черноусов / PhotoXPress

Чемпионат по футболу неожиданным образом высветил наши идейные прения на ТВ и в прессе. В этом подобии дискуссий спорщики на трибуне перестают быть обычными мирными людьми и превращаются в упертых болельщиков своих идей и пристрастий. В оппоненте также видят не собеседника, но фаната чужой, враждебной команды. Обсуждение достоинств и недостатков того или иного клуба здесь в принципе не ведет к сближению или корректировке позиций. Если выйти из схватки, видно, что это споры, в которых рождается скорее головная боль, чем истина, но нет даже признаков, чтобы это могло быть как-то иначе. А зря. Сначала раскалываются умы, потом начинают раскалывать головы.

Громогласная глухота

Убежденность — полезное качество, но в умеренных дозах. Иначе она оборачивается обычной туповатостью, особенно в претензиях на игры интеллекта. Это вызов одновременно нравственный и логический. Великая фраза: перегородки, разделяющие людей, не доходят до Бога. Это значит, что логические ходы и суждения, не способные даже теоретически вывести из безнадежной конфронтации, далеки от истины (если выражаться классически) или недостаточно прагматичны (если ближе к постмодерну).

Речь не о поиске чего-то промежуточного, среднеарифметического или компромиссного. Тем более это не о терпимости к бреду, тирании, насилию и людоедству. Но есть издержки закрытого, герметичного сознания, которое элементарно не слышит другого. Есть полемики, производящие эффект соударения пустых консервных банок, привязанных к хвосту кота: нельзя слушать, но трудно остановить.

Есть и проблема форматов. Дискуссионные передачи на ТВ обычно таковы, что думающему о себе человеку там просто нечего делать. Например, либералу (в строгом смысле этого слова) ни к чему быть декорацией чужих монологов: есть идеологии, которым в принципе противопоказан лай через барьер под дрессурой ведущего, дело которого стравливать и затыкать, соблюдая видимость баланса и квоты. Это удобно: составы команд всегда будут заранее неравноценны и оппозиция скорее проиграет. Достаточно выпустить одного одержимого — и его оппонентам останется либо отступать, либо опускаться до свары, либо вовсе игнорировать приглашения. Зато это идеальная среда для самовыражения выступающих с претензией на монополию патриотизма, общественной морали, радения за интересы нации и государства. Человек (по Аристотелю) — это «двуногое без перьев», но здесь выводится особая порода — метис глухаря с павлином.

В стране разрушена идеологическая коммуникация. Безоглядная установка на победу вовлекает участников в «дискуссию на поражение». Форма этой речи — воинственная демагогия (и в ругательном, и в теоретическом смысле слова). Но, ослепляя других, быстро слепнут сами. Пытаясь заморозить мозги окружающим, попутно морозят мозги себе. Не слышащие других обычно не слышат и себя; отсюда идейно-политический нарциссизм, переходящий в занятия публичным самоудовлетворением с видимым бесплодием мысли. Довольные собой перестают понимать, что сами же говорят. Тут один боец идеологического фронта под запись рассказал повстанцам, какую технику Россия им поставляет, а потом, спохватившись, заявил, что это дары не государства, а «гражданского общества». Мне нравится это наше вечно слабое гражданское общество с тяжелой бронетехникой и зенитными комплексами и правом их свободно перемещать через государственную границу в зону боевых действий на сопредельной территории.

Фазы одержимости

В свою очередь, такая закрытость бывает разного толка.

Есть обычная инерция, когда менять занятую позицию некомфортно либо даже унизительно, на грани потери лица. Из такой психологии рождается военно-спортивная парадигма: человек ощетинивается и вступает в бескомпромиссную борьбу даже не за правду, а за свое достоинство (как он его понимает).

Есть наведенные убеждения, в частности от неумеренного и некритичного общения с телевизором. Здесь наводятся и взгляды, и сама агрессивность в неприятии другого, тем более противоположного. Иногда эта враждебность к другому бывает даже сильнее принятия своего. Человек может очень смутно понимать внушенные идеи, но при этом быть всегда готовым снести все остальное. Оборона пустоты в себе трансформируется в создание пустоты вокруг.

Отдельный случай — паразитарно-апофатическая идеология, адепты которой, будучи ничем, пытаются возвыситься над всем через поучительное отрицание. Недавно мы видели такие конструкции идентичности для основ культурной политики, декларировавшие, чем Россия не является, без намеков на то, что же она есть вне этого отрицания. Отдельная цивилизация, особость которой лишь в манере настаивать на своей уникальности без предъявления каких-либо специфицирующих признаков. Почти как в том анекдоте: «Мы лучше, чем все остальные! — Чем? — Чем все остальные».

И наконец, проплаченная убежденность — верность идеям (не важно, каким) как профессия и работа. Карьерный цинизм относится сюда же (как разновидность «меркантильной веры»). В нашей системе отношений это качество возводится в степень. Здесь пропагандист идей, цену которым он сам же знает, удобнее верующего апологета. Тот может разочароваться и отойти — циник же будет решительно колебаться с линией до самого тупика. Как жертву на алтарь карьеры он приносит потерю репутации вплоть до выставления себя на посмешище. Такой первоначальный взнос сажает на крючок не хуже компромата.

Но есть безнадежные идеологические противостояния, обусловленные логикой предельных идеализаций. Здесь, легко минуя наши убогие реалии, любят рассуждать о том, что и на Западе нет чистой демократии, что и там отказались от упований на рыночное саморегулирование, усиливают управляющее воздействие государства и т. п. Странная манера рассуждать о том, есть ли в природе чистый рынок, идеальная демократия и незамутненная свобода, когда у тебя самого вовсе нет ни одного, ни другого, ни третьего.

Проблема усугубляется тем, что на это либо вовсе не отвечают, либо отвечают так легко, будто классическому либерализму и в самом деле «завсегда везде ништяк». Предлагают не доводы, а просто другую «позицию». Как результат — трибуны идеологических болельщиков, которые лучше подальше разносить друг от друга и надежно разгораживать. Даже при самых благих намерениях такие дискуссии не выходят из логики фанов: ЦСКА — «кони», «Спартак» — «мясо»…

Болельщики и выздоравливающие

Но даже в спорте бывают ситуации, когда болеют не за ту или иную команду, а за игру. В таких случаях часто поддерживают проигрывающих — просто чтобы дело не обернулось пальбой в одни ворота с известным исходом.

Нечто подобное возможно и в политике, в идеологических состязаниях. Это не просто конкуренция мировоззрений, идей или партий, но именно поиск конфигураций в интересах общей игры. В теории и практике переговорных процессов есть прием: когда дискуссия заходит в тупик, споры прекращают и отвлекаются на сближающие темы — о семьях, увлечениях. А потом вновь начинают разговор, но уже в другом проблемном пространстве, с новыми точками отсчета. Иногда помогает. В нашем случае это отказ от суждений в предельных идеализациях, например «либерализма и консерватизма вообще», и переход к точечному анализу ситуации, в которой находимся, к пониманию, куда движемся. Изящный афоризм: «У того, кто не был либералом в 16 лет, нет сердца; у того, кто не стал консерватором в 60, нет головы». Но у человека, не ставшего либералом в насквозь законсервированной, коснеющей стране, боюсь, нет ни того, ни другого.

Это не просто полемический прием и даже не метод сближения позиций. Постсовременная философия вообще крайне осторожна в отношении предельных идеализаций, предпочитая им ценности локального, малого и, конечно же, историчного, даже ситуативного. Здесь и сейчас в данном случае важнее, чем всегда и везде. Такие идеологии адаптивны и позволяют переходить на сторону «слабого» в интересах целого. Здесь не бывает абстрактных либералов или государственников, но есть понимание, в какую сторону нас в данный момент опасно сносит. Плюс самокритичный компаративизм: в нашем положении образцы экономических свобод могут приходить не с Запада, а из коммунистического Китая. Здесь нет вечных сторонников дирижизма или, наоборот, голой саморегуляции, но есть интерес к тому, что в дефиците, как у пропустившей команды.

Все это сейчас очень востребовано. Без этого идеологические трибуны слишком уподобляются футбольным. Но в игре в одни ворота в итоге проигрывают все.

 

Автор — руководитель Центра исследований идеологических процессов Института философии РАН

 

Публикация основана на статье «Философия как футбол» из газеты «Ведомости» от 25.07.2014, №134 (3638)

 

Источник: http://www.vedomosti.ru/opinion/news/29431091/filosofiya-kak-futbol