21 февраля 2013

Александр Рубцов

Кандидат философских наук, руководитель Центра философских исследований идеологических процессов Института философии РАН

Что напишут о нашем времени в учебниках истории

Российская власть не заботится о том, чтобы выглядеть «красиво». Это ее стратегическая ошибка

Политику обычно пытаются просчитать через право и закон, реже — через мораль (плохо вяжется). Но почти не затрагивают эстетику политического процесса, хотя это важно, особенно если учесть, что в итоге остается в истории. Эстетический план здесь тем более важен, что понятия «красиво» и особенно «не красиво» в русском языке несут в себе и вполне отчетливый этический смысл.

Это этическое особого рода: оно не столько про сухую калькуляцию отклонения от моральной нормы, сколько про живое отношение к манкированию правилами поведения, принятыми в приличном обществе. Причем это вовсе не только про аристократов духа и узников собственной совести, но и про большинство вполне обычных людей.

В политике, как известно, эмоциональный план обычно важнее рассудочного. В 1996 году Ельцин мог и не призывать дорогих россиян «выбирать сердцем»: у нас и без того обычно голосуют с техничным отключением головы. Но тогда тем более важна щепетильность — если, конечно, рассчитывать на долгую игру, а не обычное для нас «пришел, победил, увидел, спер, сбежал».

Нынешняя власть, кажется, все менее озабочена тем, что ее действия воспринимаются более или менее воспитанной частью общества как вызывающе некрасивые. Этого там не могут не понимать, хотя бы потому что общественная реакция настолько сильная, что не слышать ее невозможно. Кроме того, есть и собственный вкус, при любом цинизме вынуждающий понимать, как то или иное деяние выглядит в глазах людей с не самыми примитивными реакциями на происходящее. Наконец, есть окружение, которое тоже разное, местами почти изысканное.

Такая линия поведения все же представляется результатом сознательного выбора. Принцип выглядит примерно так: про то, как будут реагировать на наши действия столичные эстеты и чистоплюи, наплевать и забыть; важна лишь реакция массовки, причем именно ее быстрая, скоростная, моментальная реакция. Какое-то время информация и коммуникации будут отфильтрованы, а когда до людей начнет что-то доходить, будет уже другой информационный повод, другой предмет для страстей и выкриков, другой конфликт и другая свара. 

Пока и отчасти это работает. Однако такой процесс не может быть бесконечным. Перескакивание из одной грязной ямы в другую все меньше похоже на красивый полет.

Что-то постоянно накапливается, грязь липнет, возникает кумулятивный эффект, и от лояльного большинства то и дело откалываются группы, правильно сориентировавшиеся в отношении той или иной высочайшей подлости.

Постепенно власть начинает повторять стратегическую ошибку либеральной оппозиции. Либералы, как правило, вели свои кампании так, будто хотят не увеличить электоральную базу (проще говоря, перетянуть на свою сторону чужих), а укрепить в вере своих же. Занятие мало осмысленное, поскольку от большей убежденности ядерного электората количество голосов не увеличивается. Теперь нечто похожее происходит в работе с потенциальным путинским электоратом. Большинство акций, рассчитанных на заполошно активных и истошно верующих, несколько накаляют страсти, однако электоральную базу отнюдь не расширяют, а наоборот, постоянно откалывают сегменты, состоящие из умеренных и хоть как-то думающих, обладающих хоть какими-то проблесками вкуса, морального чувства и этического чутья.

Тут надо понимать, что в политике действует правило, отчасти напоминающее о театре и кино: отрицательная роль дается проще, чем положительная. Не важно, с какой силой проявляют свое ликование путинские адепты с неофитами (если таковые вообще имеются). Гораздо важнее накал протеста. Здесь качество переходит в количество, физика температуры неприятия постепенно переходит в арифметику выступающих, затем и голосующих. Когда протест и вовсе закипает, вокруг начинают разлетаться брызги, создающие все новые и новые очаги неприятия. Схема «сделайте нам некрасиво, но эффективно» перестает работать. Моральная оценка так или иначе проявляется; рано или поздно все «просто некрасивое» становится «просто омерзительным». 

Важно также, что всякого рода руководство до известной степени становится образцом для подражания. Как-то на Хопре мы с друзьями поймали местных с «электроудочкой», губящей рыбу на корню и в немалом радиусе. Оказалось, предприниматели, не бедные. Объяснили просто: у нас этим занимается прокурор, а инспектора рыбнадзора прошлись по зимовальным ямам и сами же выбили все маточное поголовье сомов. Боюсь, это точный образ того, что происходит в стране в целом.

Политическое руководство вряд ли даст работающий положительный пример, даже если захочет, а вот подталкивать людей к мысли, что с тем светом мы договорились и здесь нам все дозволено, — это легко.

Если лучшим людям страны подобает так вести себя с оппозицией, почему бы не плеснуть кислотой в лицо молодому и перспективному деятелю искусства, который уж очень мешает.

«Политика по понятиям» легко трансформируется в «культуру по понятиям» — и вот уже профильное министерство так обращается с искусствоведческой и культурологической элитой, будто оно и в самом деле не прачечная, а то самое заведение из анекдота.

И наконец, еще раз об истории, о большом времени. Нахватанное непосильным трудом, будь то власть, деньги или недвижимость, туда с собой не унесешь. А вот образ правления останется в веках, причем политическая эстетика будет играть в нем решающую роль. Настоящий политик всегда не только и даже не столько решает оперативные проблемы, сколько пишет свою политическую биографию, свой параграф в будущем учебнике истории. Или он не политик, даже не деятель, тем более не исторический, а так — оперативник. 

Источник: http://www.forbes.ru/mneniya-column/tsennosti/233644-strana-zapretov