|
ПолитЭкономика Политико-деловой журнал Выпуск № 3–4(4–5), декабрь 2007 – январь 2008
Новая топология политико-идеологического ландшафта
С точки зрения акцентов, ориентированных на публику (и в основном до нее и дошедших), политическое пространство стало более сжатым — и, соответственно, менее разнообразным. Прежде всего это относится к политическим флангам: в КПРФ теперь выговаривают слова в защиту бизнеса, СПС озаботился положением пенсионеров. На уровне предвыборных обращений к электорату рамка сузилась: правые полевели, левые поправели, все сдвинулось к центру. Это явление можно отнести к закономерным эффектам стабилизации. В острых положениях радикальные позиции в программах партий более востребованы. Когда же период ожидания катализмов заканчивается, все, у кого возникает реальное ощущение или хотя бы иллюзия, что «жизнь налаживается»,сдвигаются к политическому центру. Кстати, сдвиг к центру может происходить, даже если «жизнь налаживается» благодаря идеям или действиям того или иного радикального фланга, например, праволиберального). Парадокс в том, что на фоне этих тенденций затерялось само понятие центризма, столь популярное в партийной самоидентификации на парламентских выборах прошлых лет («Гражданкий союз», затем «Единая Россия»). Теперь этот термин если не забыт вовсе,то в любом случае отошел на задний план. Причем это произошло даже в идеологических автопортретах тех партий, для которых центризм еще совсем недавно был идейным хитом и едва ли не главной чертой политического образа.
Этот парадокс также объясним. Партийные девизы помимо собственной конструктивной составляющей обязаны от чегото отстраивать, подчеркивая индивидуальность положения в политическом спектре. На фоне сшибки противоборствующих радикалов центристская позиция умозрительно кажется выигрышной. Но по мере того, как центризм приближается к тому, чтобы стать общей политической реальностью, его потенциал в качестве партийного лозунга и политического определителя сокращается. Несколько иная картина вырисовывается на уровне развернутых партийных программ. В отличие от компактных обращений к электорату в целом такие программы адресованы партийному активу и заинтересованным участникам политического процесса. Если иметь в виду их собственно политические составляющие, то расхождение флангов здесь более заметно. При этом зона напряжения в критике существующей политической реальности в целом смещается вправо. На левом фланге исчезли особо революционизированные группировки — заполошные анпиловцы и пр. Правда,с некоторым опозданием появились зародыши молодежной «новой левой»,однако они представлены не столько системной политической работой,сколько уличными эпизодами, а их левизна более связана с политической символикой, чем с глубоко прочувствованным программным содержанием. (Отсюда эклектика коммунофашистских штампов, ультралевых по окрасу, но ультраправых по духу). Что же касается зоны политической респектабельности, то здесь левый фланг на уровне развернутых программ стал более сдержанным. Отложены до лучших времен наиболее воинственные ярлыки и элементы националистического эпатажа. Их сменили близкие по сути, но уже не столь крикливые заголовки: все же «страна в чужих руках»(программа КПРФ) это уже не «оккупационный режим» или «коллективный Распутин». Основные резкости левых теперь большей частью адресованы собственно реальности и ее проблемам, а не «режиму». Кроме того, причины этих проблем теперь в основном приписываются общей альтернативе «капитализм — социализм», а не персоналиям нынешнего руководства.
Так, «Яблоко», оставаясь партией в социальном плане во многом «розовой», в политическом срезе выглядела достаточно бескомпромиссно — как в тексте программы, так и в ходе предвыборной кампании. СПС долгое время занимал двойственную позицию, одновременно и критикуя власть, и предлагая ей сотрудничество. Формуле «суверенной демократии» противопоставили ярлык «суверенной бюрократии». И в то же время в программе прямо указывалось, что партия поддерживает Владимира Путина в том, что соответствует ее идеям, но считает себя свободной для критики в зоне несогласия. Там же в достаточно определенной форме был провозглашен отказ от «праволевой оппозиции». Однако в ходе кампании тактика партии сдвинулась в сторону оппонирования официальному курсу,а зарок на соприкосновение с левыми и прочими радикалами был нарушен. Считается, что это фатально сказалось на результатах выборов: электорат СПС является во многом пропутинским, а контакты с левыми радикалами (хотя бы и чисто визуальные), мягко говоря, не одобряет. Возникшая на правом фланге «Гражданская сила» выступила с программой аккуратно либеральной (по самоназванию — «праволиберальной»), с относительно полным комплектом правых идей — от сведения к минимуму участия государства в экономике до восстановления выборности губернаторов и интеграции в Евросоюз. Однако в реальном политическом спектре это скорее правый центр, если не правое крыло центра, тактически и тактично отделившееся от основного тела. Именно так сформулирована политическая задача: доминирование в Думе левых и центристских сил портит законодательный процесс, на фоне возможного усиления левого фланга новая партия готова отстаивать либеральный курс правительства. Поскольку прогнозов усиления позиций КПРФ не было, остается предположить, что имелась в виду перспектива появления фракции «Справедливой России». В том, что касается социально-экономической составляющей программы «СР», то ее и в самом деле можно охарактеризовать известным лозунгом «Больше социализма!». Однако в политическом разделе этой программы оказались идеи, более близкие правой части спектра: возврат выборности губернаторов и мэров; восстановление смешанного порядка формирования Думы (половина одномандатники); обеспечение «реальной многопартийности» (снижение проходного ценза в Думу до 3%), гарантии участия в руководящих органах Палаты для меньшинства. В этих предложениях трудно не заметить следов оппозиции «Справедливой России» по отношению к «Единой России», стремления обеспечить себе дополнительные возможности за счет ограничения безусловной доминанты «ЕР». И эта позиция не единична: даже КПРФ теперь предстала радетельницей за реальную многопартийность (см.притчу о том, как «даже КПСС не устояла на одной левой ноге»). Что касается политической платформы самой «Единой России», то и в ней одним из ключевых лозунгов объявле но развитие многопартийности. Более того, формирование многопартийной cистемы названо здесь «главным фактором демократического развития страны, становления гражданского общества». Вместе с тем новые конкретные шаги в этом направлении детально не прописаны. Из чего можно сделать вывод о том, что строительство многопартийной системы в России планируется продолжить в рамках той законодательной конструкции, которая была сформирована предыдущим составом Думы с доминантой «Единой России». Такой подход к представлению положений программы во многом является фирменным стилем «Единой России». Все прочие партии говорят в модальности «мы сделаем» (за исключением, пожалуй, СПС, который мужественно представляет в своем активе сделанное в 1990е годы). «Единая Россия» отталкивается от достигнутого (1й пункт ее программы так и называется: «Что сделано»), а дальнейшие идеи представляет в основном как продолжение данного курса. «План Путина» содержится в его предыдущих посланиях Федеральному Собранию; главная политическая задача «ЕР» — обеспечить преемственностькурса и реализацию этого плана после выборов нового президента России. В связи с этим объясним упрек президента в адрес «ЕР» в том, что партия не имеет своей идеологии. Понятно,что смысл данного высказывания делится на констатацию и риторическую фигуру, к тому же примененную уже «изнутри» партии, от имени ее лидера. Вместе с тем некоторые особенности построения программы единороссов раскрывают нечто значимое. Вообще говоря, литературные, стилистические особенности политических программ — предмет отдельного анализа. Например, то, что программы и КПРФ, и «Яблока» содержат схемы из «семи шагов», разнящиеся по содержанию, но идентичные по конструкции, говорит не только о неловком совпадении, но и об одинаковом желании воспользоваться внушаемостью «магии цифр». Сводная программа СПС неправдоподобно длинна, содержит многочисленные сюжетные повторы и производит впечатление текста, собранного из нескольких отдельных заготовок, не успевших договориться и не пожелавших поступиться своей самостоятельностью,что намекает на либеральный характер отношений в партии. В этом плане программа «Единой России» также имеет интересные особенности. По обычным меркам она построена «задом наперед»: начинается с разделов, посвященных гуманитарным аспектам и культуре, а собственно политическую часть содержит уже ближе к концу. Кроме того, политический раздел как таковой не выделен и спрятан в подпункт 2.4. «Повышение эффективности государства». Сюда списком включены основные атрибуты цивилизованной политики: соблюдение прав и свобод, развитие гражданского общества, многопартийности, местного самоуправления, информационная открытость власти и обещание, что к 2012 году не останется сфер общественной жизни, которые бы находились вне гражданского контроля.
Это не только объяснимо, но и политически значимо. Электоральное поле Путина накрыло электоральное поле «Единой России», пригасив возможные политические акценты, которые надо было бы делать в целях самоопределения. Даже заготовки «суверенной демократии» оказались использованы скорее номинально и терминологически, чем по содержанию. Предвыборные ситуации не вечны. Будущее покажет, что в партийных программах было обусловлено тактикой борьбы за избирателя, а что — реальным политическим самоопределением.
Текст: Александр Рубцов
Источник:
|
.jpg)
Эти сдвиги многослойны и неоднозначны. Существенно разные тенденции вырисовываются, если политические позиции партий анализировать на разных уровнях: развернутых партийных программ, предвыборных (особо популярных) программных дайджестов или спонтанных политических акций. .jpg)
Не менее интересный парадокс заключается в том, что идея центризма в целом ряде респектабельных партийных программ была на волне популярности именно в то время, когда слой центристского электората был в России весьма тонким, а общество — более поляризованным. В начале реформ электоральные предпочтения были распределены в основном между правыми радикалами и левыми консерваторами и почти нацело делились между противостоящими политическими флангами. На одном фланге были те,кто поддерживал реформы, получая от их реальные выгоды (или даже в полной мере испытывая на себе их тяготы, но надеясь на улучшения). Противоположный фланг был представлен коммунистическим электоратом, а также сторонниками авторитарной власти или квазитоталитарного режима с разного рода националистическими оттенками. Теперь же получается,что центризм ушел в идеологическую тень именно тогда, когда в реальном содержании политических программ он стал набирать силу. .jpg)
Иная картина на правом фланге. Здесь, наоборот, наметилась явная радикализация. .jpg)
Такого рода нестандартность конструкции программы при стандартности содержания ее политического раздела может иметь разные объяснения. Когда партия делает ставку не на обработку той или иной определенным образом политически ориентированной части избирателей, а на «тотальный» охват электорального пространства с заходом на чужие территории, излишняя или даже нормальная политическая определенность может мешать. Если в фундамент будущей победы закладываются прежде всего авторитет лидера и его популярность в самых разных политических сегментах, развернутый политический раздел, даже будучи вполне центристским, может обрезать электоральные поля справа и слева. Поэтому есть своя логика в том, чтобы сделать такой раздел лапидарным и даже банальным, задвинув его в недра платформы.