Р.Г.Апресян

Вступительное слово
на семинаре сектора этики Института философии РАН по теме
«Проблема выбора меньшего зла: психологические и нормативно-этические аспекты»
(22 сентября 2009)

Идея обсудить материалы так называемого теста на моральное чувство Марка Хаузера пришла в ходе спонтанно возникших бесед в нашем секторальном кругу. Оппозиция, вдруг выявившаяся в наших беседах, касалась того, имеют ли ситуации теста Хаузера отношение собственно к моральному выбору или нет и обладает ли специалист в области этики каким-то дополнительным «ресурсом» (теоретическим или нормативным) для специального прояснения этих ситуаций. Можно поставить и более общий вопрос, вполне, на мой взгляд, оправданный: может ли этика предложить некий алгоритм принятия решения в подобных ситуациях, а их в тесте 6 типов (впрочем, возможны различные основания для типологизирования).

Прямо скажу, что в процессе прохождения теста я пришел к выводу о возможности «алгоритма» принятия решения для подобных ситуаций. Этот вывод основывается на моем определенном понимании морали, в частности, ее нормативного состава. Хотя это понимание нельзя рассматривать как теоретическое, у меня оно вызрело в результате специальных исследований и размышлений о морали. Это понимание заключается в том, что в коммуникативной части все нормативное содержание морали сводимо к четырем правилам. Первое, самое высокое в моральном плане, это заповедь любви, или требование заботы – «Люби/заботься» (речь идет об отношении к другому). Второе, по нисходящей, – «Помогай». Далее, третье – «Уважай». И четвертое – «Не вреди». Я перечисляю эти правила в порядке снижения предполагаемого ими положительного морального содержания. Любовь/забота – высшее проявление моральности. Если же мы посмотрим на правила с точки зрения их императивности, то увидим, что от правила к правилу ее степень повышается. Любовь/забота, будучи высшим проявлением моральности, в императивном плане – практически факультативна, в то время как правило невреждения, минимальное в плане позитивного морального содержания, является наиболее обязательным. Эти правила легко обнаруживаются во всех известных культурных традициях, я имею в виду священные тексты различных религий, которые и содержат в себе моральные учения. Это коммуникативные правила морали в том смысле, что они говорят об отношениях Я – Ты. Нормативность морали не исчерпывается коммуникативным содержанием. Наряду с ним не менее важным, хотя и не всегда и не так остро осознаваемым является перфекционистское содержание, определяющее отношение морального субъекта к высшим ценностям как таковым; в религиозных традициях это отношение к Богу. 

Смысл такого ранжирования правил состоит в том, чтобы показать, что – говоря в проекции к ситуациям теста Хаузера – прежде, чем помогать, надо быть уверенным, что соблюдается требование невреждения, которое, таким образом, хотя и морально минимально, приоритетнее других, морально «больших» правил.

В тесте Хаузера надо оценивать действия персонажей. И я в процессе прохождения теста принял установку, что в своих оценках я исхожу из недопустимости, может быть, точнее, неприемлемости становиться непосредственной и прямой причиной смерти другого.

И вот в этом пункте обнаруживается особенное значение теста Хаузера и других «задачек» такого рода для нормативной этики. Они сверхнеуютны и раздражающи для нее; они ломают степенную стройность этических декламаций, демонстрируя со всей очевидностью неоднозначность и сложность ситуаций морального выбора. Они буквально «на пальцах» показывают, что это – ситуации, конечно же, не «наедине с собой», но это и не ситуации «Я – Другой», это ситуации «Я – Другие», причем не консолидированные, а кардинально разобщенные Другие, статусы которых и в ситуации, и в отношении к действующему субъекту равны, но объективно любые действия субъекта отвечают интересам одних участников ситуации и противоречат интересам других участников. Так что, например, возможность помочь одним в большинстве ситуаций теста Хаузера реализуется ценой нанесения вреда другим. А если говорить прямо, в большинстве ситуаций спасение одних достигается за счет очевидной и неизбежной гибели других. Обнаруживающаяся здесь дискурсивная коллизия усугубляется тем, что «одни» и «другие» неравны количественно. И в большинстве ситуаций перед действующим персонажем стоит дилемма: помочь ли нескольким при том, что ценой этой помощи наверняка будет смерть одного. При этом надо честно относиться к условиям теста и принимать нарратив каждой ситуации в качестве исчерпывающего. Конечно, «в жизни» все гораздо сложнее. Но тем не менее и в жизни бывают ситуации с однозначным выбором: необходимостью обеспечения большого, неизмеримо большого блага, но при условии некоторого малого вреда, причем необратимого вреда.

Было бы интересно послушать, как обсуждают такие проблемы люди, которые по долгу своей профессии сталкиваются с такими ситуациями, например, условно говоря, «сотрудники МЧС». При том, что у них есть должностные инструкции, и перед ними наверняка нередко встает задача выбора, и решить ее возможно лишь определенным нравственным основаниям.

Когда я слышу от своих коллег-этиков, что эти ситуации вне морали или по ту сторону морали, я вижу в этом лишь приверженность одномерной этике исходных абстрактных принципов и неготовность признать тот факт, что и в сложностях жизненных ситуаций мораль сохраняет свой смысл. Если не сказать определеннее: именно в сложностях жизненных ситуаций и обретает мораль свой смысл.

Другое дело, что, принимая в сложных ситуациях то или иное решение, человек берет на себя ответственность. Это, с одной стороны, ответственность за спасение, если есть такая возможность, или помощь в спасении, т.е. ответственность исполнения пусть и несовершенной, но обязанности помогать нуждающимся в помощи (а спасение – это частный случай оказания помощи). А с другой, ответственность за последствия своих действий. Я не согласен с теми, кто утверждает, что последствия действий – это предмет права и благоразумия, но не морали; считаю, что человек несет и моральную ответственность за последствия своих действий. Относительно высказываемого то и дело мнения, что человек не знает и не может знать, каковы будут реальные последствия его действий, и потому не может за них отвечать, я уже высказывался в недавней другой дискуссии (см. О праве лгать // Логос, 2008, № 5, http://www.intelros.ru/readroom/3289-logos-5.html).