В.Т.Ефимов. Этика и моралеведение. Полемические заметки.
Л.М.Архангельский. Этика или моралеведение?
А.А.Гусейнов. Этика – наука о морали.
В.И.Шердаков. Этика и нормативность.
Ю.В.Согомонов. Этика и теория нравственного воспитания.
А.И.Титаренко. Предмет этики: основания обсуждения.
Настоящие заметки – это мысли о путях достижения лучшего взаимодействия между теоретическими исследованиями в области морали и стоящими перед нашим обществом экономическими и социальными задачами, практикой коммунистического нравственного воспитания. За последнее время в этом отношении было сделано немало. Успешной разработкой актуальных проблем этики, теории морали и нравственного воспитания ученые встретили XXVI съезд КПСС. И вместе с тем достигнутый уровень уже проведенных исследований неизбежно ставит новые, более сложные научные вопросы перед специалистами. Большинство их является естественным следствием самого процесса наращивания темпов этических знаний. Но сегодня, сверяя оценки уже сделанного и особенно перспективы историческим компасом XXVI съезда партии, следует подумать и о причинах, еще сковывающих развертывание широкого фронта теоретических исследований морали, актуальных вопросов практики нравственной жизни нашего общества.
Во многом их результатом является ставшее хроническим отставание проблематики и уровня научных разработок от насущных запросов дня. В определенной мере это отставание не в последнюю очередь объясняется и сложившимися ориентациями в отношении к проблематике исследований среди ученых-этиков. Они еще не всегда нацелены на главное – на связь теории с практикой коммунистического воспитания. «Наука, – отмечал в своей речи на совещании идеологических работников М.А.Суслов, – призвана активнее помогать воспитательной работе, вооружать идеологические кадры четкими, обоснованными рекомендациями»1. Перестройка идеологической работы в свете требований съезда заставляет нас по-новому переосмыслить весь арсенал исследовательских средств, наметить пути, ведущие к выполнению поставленной задачи. Этот процесс должен охватить и содержательную сторону науки, ее предмет. О некоторых вопросах такого рода и пойдет в дальнейшем речь.
Начнем с того, является ли этика «производительницей» всего знания о морали? На этот вопрос ученые-этики в целом единодушно дают отрицательный ответ. Известно, что мораль, будучи многогранным феноменом, изучается рядом общественных и гуманитарных наук. Признано также, что этика по отношению ко всем этим наукам сохраняет роль мировоззренческой и методологической дисциплины. Отсюда часто делается вывод, что этика является теорией морали. Все это устоявшиеся, известные положения. И все же,
_______________________________________________________________
1 «Коммунист», 1981, № 7, стр. 16.
67
думается, в этой сложившейся формуле таится одна из причин происшедшей подмены понятий, которая привела к тому, что этика была объявлена теорией морали. Такое сведение вольно или невольно лишило, по существу, мораль собственной теории, а этика представлялась «одновременно и как теория морали, делающая нравственное сознание предметом изучения, и как само нравственное сознание в теоретической форме» 2.
Такое понимание этики как философии и теории морали привело к размыванию специфичности исследований нравственности в философской проблематике, к попыткам «втиснуть» все многообразие проявлений нравственности в систему этических категорий, оперируя лишь ими для получения любых конкретно-теоретических знаний о нравственности.
Этика – это философия морали, и, будучи областью философского знания, она, несомненно, связана со всем комплексом конкретных наук, имеющих в качестве объекта исследования такой неоднозначный феномен, как нравственность. Без философского обоснования этика обречена лишь на созерцательно-этическое описание морали, которое в лучшем случае способно служить предпосылкой для научно-этического исследования морали.
Специфика этико-философского изучения морали требует применения адекватных исследовательских средств. Абстрактно-теоретическая природа этического знания делает ограниченными возможности их получения с помощью механического использования инструментария, заимствованного из отраслей конкретно-научного знания. Скажем, в этических исследованиях затруднено использование процедур конкретно-социологического исследования. Прав Л. М. Архангельский, что этико-социологические исследования «вообще вряд ли возможны в чистом виде». Но это вовсе не означает, что нет, кроме этико-философского, иных аспектов изучения морали как общественного явления.
Тут мы подходим к вопросу, который на протяжении многих лет дискутируется среди специалистов-этиков: о развитии в качестве самостоятельного научного направления области знаний о нравственности. Постановка такого вопроса для специалистов не нова. Наиболее полно высказывавшиеся в ходе этой дискуссии мнения представлены в болгаро-советском сборнике «Предмет и система этики». Поводом к дискуссии послужили высказывания некоторых болгарских этиков о необходимости «отпочкования» этики от философии, превращения ее в самостоятельную науку. «Выделение этики в самостоятельную науку открывает возможность, с одной стороны, глубже определить специфику ее предмета, точнее наметить ее задачи и методы исследования, а с другой – ярче подчеркнуть ее единство с другими науками»3. Большинство же участников дискуссии высказывали свою приверженность традиционной позиции о необходимости сохранения этики в лоне философского знания. При этом, правда, предлагались и паллиативные решения: мол, у той и другой точки зрения есть свои преимущества, а потому из них должна быть «сконструирована» общая направленность этических исследований; или, признавая правомерным в принципе выделение этики в самостоятельную науку, объявлялось, что сейчас еще этика недостаточно для этого созрела; высказывались также соображения о необходимости подразделения этики на общую философскую теорию и нефилософские частно-этические научные дисциплины (история моральных форм, этическая этнография, этическая дидактика, управление нравственными процессами при социализме, профессиональная этика и т. д.). При этом справедливо обращалось внимание на растущую актуализацию исследований нефилософской проблематики, связанной с применением частно-научных знаний (антропологии, этнографии, социальной психологии, психологии личности и т. д.), указывалось, что, раскрывая специфику различных сторон проявления морали, они способствуют выявлению типичного в моральных отношениях (в социальной группе, семье, профессии), устанавливают эмпирические зависимости между моральными явлениями, причины девиантных действий и пути их устранения, помогают разработке эффективных методов социальной регуляции человеческой деятельности посредством использования моральных факторов, научно-практических рекомендаций по улучшению постановки нравственного воспитания в трудовых коллективах и т. д. Поскольку эти исследования не носят этико-философского характера, как отмечали А. Ф. Шишкин и К. А. Шварцман, их «часто относят к особой области «социологии морали». Но как бы ни называть эту область, едва ли можно мыслить этику без весьма тесной связи с такого рода исследованиями, требующими кооперации многих ученых-специалистов» 4.
Мы видим, что широкий спектр мнений относительно выделения этики в самостоятельную научную область, аргументы в пользу исследований морали другими научными направлениями, выделения частно-
_______________________________________________________________
2 О.Г.Дробницкий. Проблемы нравственности. М., 1977, стр. 6.
3 «Предмет и система этики». Москва – София, 1973, стр. 24.
4 «Предмет и система этики», стр. 98.
68
этических научных дисциплин уже давно представлены в публикациях по марксистской этике. Соглашаясь с рядом высказанных суждений, хотелось бы сделать одно существенное уточнение. На наш взгляд, речь надо вести не об «отпочковании» этики от философии, а об оформлении теории морали – моралеведения – как самостоятельного вида научного знания. Этика как философия морали неотторжима от диалектического материализма. Будучи философской наукой, этика, изучающая на диалектико-материалистической основе всеобщие принципы моральности в человеческой деятельности, выступает связующим звеном между философией и теорией морали – моралеведением. Точно так же, как философские проблемы физики, химии, биологии, астрономии и т. д. являются специализированной сферой философского осмысления естественных наук, так и этика выполняет мировоззренческую, методологическую функцию по отношению к теории морали. И отношения между этиками и моралеведами должны стать такими, какими являются взаимоотношения между специалистами в области философских вопросов физики, химии, биологии и собственно Физиками, химиками, биологами и т. д. Поэтому в моралеведении должна быть сосредоточена вся система нефилософских знаний о морали, то есть знаний конкретно-теоретического характера, которое сможет стать действительной теорией морали – наукой, изучающей генезис, структуру, функции морали, закономерности развития нравственности, взаимодействие общественной и индивидуальной морали.
Уже данный круг проблем нацеливает моралеведение на исследование многих комплексных, междисциплинарных вопросов, требующих совместных усилий специалистов различных отраслей обществоведения: экономистов, правоведов, искусствоведов, социологов и т. д. (особенно для изучения проблем функционирования общественной морали), а также представителей других сфер знаний о человеке: актропогенетиков, психологов, физиологов, медиков и т. д. (прежде всего в исследованиях вопросов функционирования индивидуальной морали).
Наша этика до сих пор фактически занималась изучением форм проявления общественной морали, а об индивидуальной морали, ее специфике, механизмах действия специальных исследований проводится еще явно недостаточно. Если говорить о современном уровне исследований проблем индивидуальной морали, то проведение их на «стыке» с комплексом наук о человеке становится непременным велением времени. «Синтез естественнонаучного и гуманитарного знания в применении к комплексной проблеме человека, – подчеркивает академик П.Н.Федосеев, – одно из важнейших направлений современной интеграции наук»5. Комплексный характер таких исследований предполагает разработку интегративного категориального аппарата, отражающего обобщенные признаки различных, качественно разнородных процессов, образующих системность объекта изучения.
«Стык» моралеведения с комплексом биологических наук необходим еще и потому, что мораль есть первый признак социализированного индивида, когда еще ощущается непосредственная связь социального и биологического, ибо здесь, думается, наиболее тесно соприкасается биологическая природа человека с социальной. Поэтому именно здесь и возникает межнаучная проблема генезиса индивидуальной морали, соотношения в ней биологического и социального, взаимопереходов и взаимопревращений этих структур. Это означает, что мы сталкиваемся с новым, качественно разнородным объектом исследования, по существу с новым полем исследовательской деятельности. В нем важное значение приобретает изучение процесса «перекодировки» моральной информации, трансформации ее на уровнях социального, психологического, физиологического, генетического и т. д. И несомненно, что природа полученного здесь знания будет синтетической, с чем нельзя не считаться. От этики же как философии морали нельзя ожидать получения такого знания о генезисе, механизме функционирования индивидуальной морали, ибо простая дедукция не может дать позитивного научного решения множества конкретных сторон соотношения общественной и индивидуальной морали. Это объект не этики, а моралеведения.
Прав А.И.Титаренко, отметивший, что, «изучая моральный выбор личности, этика нуждается в тесном творческом контакте с рядом конкретных, смежных наук, прежде всего с социологией, психологией, педагогикой. Без опоры на конкретные данные этих научных дисциплин нельзя эффективно разрабатывать указанную проблематику. А таких данных накоплено более чем достаточно. Разумеется, обращение к материалам смежных наук усложняет задачу исследования морального выбора, но иного пути ее решения нет»6. Нам понятны сетования автора по поводу сложности для этики обращения к данным смежных наук. Но, очевидно, сама проблема морального выбора также является комплексной и во многом тоже моралеведческой. Поэтому решить ее, пользуясь лишь методами этико-
______________________________________
5 Правда, 5 июня 1981 г.
6 Моральный выбор. М., 1980, стр. 7.
69
философекого исследования, вряд ли возможно.
Это обстоятельство ныне уже достаточно понимается. «Конечно, – пишет А. А. Гусейнов, – всякое этическое обобщение, которое прямо апеллирует к данным точных наук, заслуживает внимательного отношения. Однако, изучая человека как объект этической науки, мы не можем и в принципе не должны входить в рассмотрение специальных вопросов биологии человека»7. Использование данных наук о человеке – биологии, физиологии, медицины и др. – в этических исследованиях оценивается А.А.Гусейновым как биологизаторский подход, этический натурализм. При этом автор хорошо понимает необходимость изучения нравственной индивидуальности человека в связи с биологическими, физиологическими, генетическими особенностями его развития. И одновременно им ставится под сомнение тезис, согласно которому «нравственные качества и нормы поведения личности являются результатом взаимодействия двух относительно независимых и самостоятельных факторов: биологического и социального»8. Думается, что такая противоречивость не в последнюю очередь порождена тем обстоятельством, что А.А.Гусейнов видит всю сложность обращения к научным исследованиям этих проблем этико-философскими средствами. В рамках моралеведения данная проблематика обретет более широкий круг возможностей для осуществления комплексных исследований.
Однако без развития комплексных исследований нравственности в рамках моралеведения трудно что-либо говорить и о продуктивности и перспективности исследовательской работы и в этике. Десять лет назад в журнале «Новый мир» были опубликованы статьи физиолога П.В.Симонова («Искрящие контакты», 1971, № 9), биологов В.П.Эфроимсона («Родословная альтруизма», 1971, № 10) и Б.Л.Астаурова («Homo sapiens et humanis – Человек с большой буквы и эволюционная генетика человечности», 1971, № 10). В них авторы, обращаясь к данным физиологии, генетики, эволюционной теории, доказывали, что в биологических основах человека заложены признаки нравственности. Эти взгляды получили бурный отклик. Они многократно обсуждались, в том числе и на Круглом столе журнала «Вопросы философии» (см. №№ 6 и 8 за 1973 год). Не принимая многие из высказываний этих авторов, нельзя не согласиться с самой постановкой ими проблемы. «Искрящие контакты» – это якобы существующее противоречие между данными биологических наук и этикой. А потому авторы призывали к сотрудничеству в исследованиях феномена нравственности.
И вот обмен мнениями состоялся. Что же дальше? Оказалось, что постановка проблемы не внесла сколько-нибудь заметных коррективов в исследования. Каждая сторона осталась «при своем мнении». Лишь отдельные исследователи задумались над тем позитивным, что дала эта дискуссия: над выработкой нового отношения кдостижениям современной генетики, физиологии, психологии и других наук о человеке, этическим осмысливанием этих данных с позиций марксистско-ленинского философского учения о морали. Среди этих немногих был видный советский ученый-этик А.Ф.Шишкин, оставивший нам замечательный марксистский труд «Человеческая природа и нравственность» (М., 1979 г.). В нем дается глубокий научный анализ соотношения этики с науками о человеке – биологией, генетикой, физиологией, этологией, психологией, подчеркивается настоятельная необходимость комплексных исследований «пограничных» проблем науки. И главное, указанный труд служит достойным примером преодоления ученым сложившихся традиционных представлений в этике, призывом к постоянной корреляции этических знаний с достижениями многих отраслей конкретно-научного знания.
Без этого непременного условия наука обречена на бесплодные споры, перепевы одного и того же. Так, например, обстоит дело с отношением к. категории «моральная деятельность». В структуру морали наряду с моральным сознанием и отношениями О.Г.Дробницкий одним из первых включил моральную деятельность. Этим, собственно говоря, был совершен переход к исследованиям структуры морали, то есть к новому, моралеведческому уровню теоретического анализа нравственности. Анализ структуры морали стал предметом ряда солидных моралеведческих исследований. Здесь можно, прежде всего, назвать книгу А.И.Титаренко «Структура нравственного сознания» (М., 1974), монографию Н. В. Рыбаковой «Моральные отношения» и их структура» (Л., 1974). Эти интересные работы вместе с тем показали, что в исследованиях компонентов структуры морали «выход» из поля «этического притяжения» не вызвал сколько-нибудь заметных затруднении у авторов.
Сложнее обстоит дело с анализом моральной деятельности как элемента структуры морали. Пока что проведенные исследования моральной деятельности не могут быть признаны достаточно продуктивными. И одной из причин, тормозящих, на наш взгляд, дальнейшее движение впе-
______________________________________
7 Там же, стр. 10.
8 Там же, стр. 25.
70
ред, является недостаточность использования методов этико-философского и социологического исследования. Моральная деятельность как характеристика прежде всего индивидуальной морали требует «выхода» за пределы традиционного круга пограничных проблем наук о человеке. Но эта ситуация способна породить и мнение, что, мол, постановка самой проблемы моральной деятельности недостаточно продумана, а потому несостоятельна. Представляется, что именно такую позицию занимает Л.М.Архангельский, утверждающий, что установившаяся в марксистской этике точка зрения отвергает «существование некоей автономной, самодовлеющей моральной деятельности» 9.
Как контрпозиция, ведущая, по сути, к тому, чтобы уйти от неудобств этического исследования моральной деятельности, выдвигается проблема исследования морали как социокультурного явления. Вряд ли может вызвать возражение сама по себе попытка проанализировать нравственность как элемент культуры путем экстраполяции на нее общетеоретических принципов исследования этого явления. Но спорно то, что такой постановкой пытаются снять проблему или по крайней мере увести от исследований структуры морали. Определение морали как социокультурного явления, отмечает М.А.Макаревич, «снимает проблемы, связанные с упоминавшейся выше «разорванностью» в теории различных сторон, качеств, характеристик морали: морали как формы общественного сознания, морали как способа социальной регуляции человеческой деятельности (поведения) и нравственных отношений» 10.
Подобные попытки «преодолеть» необходимость исследования структуры морали и прежде всего отвергнуть саму моральную деятельность не могут быть, на наш взгляд, оправданы. Во-первых, малоисследованность моральной деятельности и возникающие здесь трудности теоретического порядка сами по себе не могут выступать аргументом против постановки такой проблемы. Во-вторых, нелогично, отвергая моральную деятельность, признавать нравственные отношения, ибо они образуются преимущественно лишь через посредство моральной деятельности.
Думается, что вообще не надо торопиться с категорическими суждениями, отрицающими возможность вычленения моральной деятельности как самостоятельного элемента структуры морали. Нам кажется, что именно механизм индивидуально-нравственной регуляции поведения, пожалуй, в большей степени, чем иные системы регуляции, способен весьма интенсивно влиять на разностороннюю деятельность человека. И не только как мотивационная сторона деятельности, но подчас и как оказывающая существенное воздействие на биологические структуры человека. Известно, например, что страх, оскорбление и многие иные факторы морального характера могут стать непосредственными причинами физической гибели людей. И преодоление страха, как это великолепно было показано в книге Алена Бомбара «За бортом по своей воле», снятие других моральных факторов, негативно влияющих на человека, становится важнейшим условием повышения физической надежности человека11. Или возьмем ту же краску стыда как физиологический феномен, вызванный неведомым для нас и ныне механизмом «переработки» человеческим организмом моральной информации. Общепризнано, что такие моральные качества, как глубокая идейная убежденность, мужество, вера в идеалы справедливости и добра, способствуют повышению физической надежности человека, прибавляют ему силы и выносливость, заключают в себе истоки неиссякаемой энергии людей, борющихся за прогресс, торжество идей гуманизма и мира.
Результатом каких действий, механизмов может быть научно объяснено все это? Ведь везде здесь «на входе» мы имеем дело с моральной информацией, которая порождает в человеческом организме какие-то процессы, приводящие к изменениям физиологического порядка. Но каков механизм преобразования этой информации? Какая цепь процессов заключена в этом механизме? Ответ на такой вопрос может быть дан только детальным комплексным научным исследованием.
Итак, мы высказались в пользу выделения моралеведения как теории морали из этики. Теперь попытаемся определить проблематику этой науки. Правда, сейчас это можно сделать, как говорится, в первом приближении. И этого нельзя не учитывать.
На наш взгляд, моралеведение должно включать в себя три основных взаимосвя-
________________________________________
9 Л. М. Архангельский. Актуальные проблемы марксистской этики. «Вопросы философии», 1981, № 1, стр. 40.
10 М. А. Макаревич. Мораль как культурно-историческое явление. Автореферат канд. диссертации. М... 1981, стр. 13.
11 «Я изучил наиболее известные случаи, когда люди выживали в самых отчаянных условиях... Подобные примеры подкрепили мое интуитивное убеждение, что моральный фактор играет решающую роль... Итак, для меня стало совершенно очевидным, что множество потерпевших кораблекрушение гибнет задолго до того, как физические и физиологические условия, в которых они оказываются, становятся действительно смертельными» (Ален Бомбар. За бортом по своей воле. М., 1958, стр. 6–8).
71
занных уровня. Первый – общетеоретический, содержащий исследования общесоциологических проблем теории морали, ее генезиса, структуры, закономерностей развития, взаимодействия общественной и индивидуальной морали. Второй уровень, – изучающий специфические формы проявления морали, свойственные различным социальным группам и общностям (классам, нациям, профессиональным, возрастным и половым группам, регионам и коллективам и т. д.). Третий — это теория нравственного воспитания как вида духовно-практической деятельности, теоретические и прикладные исследования процессов формирования нравственной личности, моральной атмосферы жизни коллективов, системы критериев эффективности постановки нравственного воспитания и управления этим процессом.
Исходя из этого подхода к определению направлений моралеведения, можно попытаться дать формулировку его предмета как науки, которая на основе этических знаний, базирующихся на фундаменте диалектико-материалистической философии, изучает генезис, структуру и функции, закономерности развития общественной и индивидуальной морали, специфические формы проявления нравственности в различных социальных группах и общностях, а также проблемы коммунистического нравственного воспитания. Из данного определения предмета моралеведения, а также в силу комплексного характера многих исследований вытекает ряд требований, которые, по нашему мнению, должны предъявляться к. исследователям-моралеведам.
Прежде всего для моралеведения преобладающим должно стать конкретно-теоретическое знание. Будет ли оно добыто самим исследователем или взято из соответствующих научных источников, это знание должно быть органичным по содержанию и профессиональной культуре. Сошлемся в этой связи на такие моралеведческие работы А.И.Титаренко, как «Критерий нравственного прогресса» («Мысль», М.. 1967) и «Нравственный прогресс» (М., 1969). Для них характерно квалифицированное использование автором данных ряда обществоведческих и гуманитарных наук в качестве конкретно-теоретической основы для теоретических выводов о закономерностях прогрессивного развития морали.
Далее, в силу комплексного характера многих моралеведческих исследований необходима компетентность специалиста, ведущего изыскания на «стыках» с пограничными областями наук. Здесь имеется в виду не только социальная компетентность, а именно научная компетентность, доказанная умением вести исследования в смежных науках «на равных» с соответствующими специалистами. К сожалению, нынешний уровень публикаций по проблемам морали, претендующих на комплексный подход, подчас свидетельствует о некомпетентности этиков в частно-научных отраслях знания. Этот недостаток проявляется, например, в публикациях по моральным проблемам научно-технической революции. После их прочтения остается впечатление, что авторы-этики пытаются освещать данную проблему без достаточного знания самих проблем современного научно-технического развития. То же самое можно сказать и относительно работ о моральных аспектах охраны природной среды, сводящихся подчас к традиционным сентенциям по поводу безответственного поведения туристов или фактов глумления над животными и не затрагивающих по существу актуальнейших для всего человечества глобальных проблем современности.
Опыт свидетельствует о том, что продуктивность этико-моралеведческих разработок значительно возрастает, когда авторы оказываются компетентными в смежных науках. В этом убеждаешься, когда читаешь работы генетиков Н.П.Дубинина и Д.К.Беляева, специалиста по философским проблемам биологии И.Т.Фролова, философа, владеющего методикой исследований высшей нервной деятельности, Г.Ф.Хрустова, Д.С.Авраамова – специалиста, исследующего «стыковые» вопросы теории морали и журналистики, и др. Однако число таких работ невелико, а потому и специалистов такой квалификации у нас также явно недостает. Следовательно, дело упирается в подготовку научных кадров, повышение компетентности специалистов моралеведения в пограничных областях знаний. Очевидно, что соответствующие коррективы должны быть внесены в систему отбора и подготовки кадров через аспирантуру, ориентированную на привлечение лиц, обладающих необходимым объемом конкретно-теоретических знаний.
Конечно, это далеко не единственный вопрос, который предстоит решить в процессе становления моралеведения. Уместным, думается, здесь было бы привести некоторое сравнение с искусствоведением. Никто не посягает на философский статус эстетики. Но наряду с ней успешно развивается искусствознание как теория искусства, изучающая его как социальное явление. В рамках искусствоведения образовались научные ветви, изучающие конкретные виды искусства: театроведение, музыковедение, киноведение и т. д. Создан при Министерстве культуры СССР научно-исследовательский институт искусствознания, функционируют самостоятельные научные учреждения или подразделения по
72
каждому конкретному виду искусства. Соответствующие учебные дисциплины уже давно преподаются в творческих вузах студентам. Все эти учреждения и организации имеют свою издательскую базу, периодическую печать. Такой организационный размах не идет ни в какое сравнение с организацией исследовательской деятельности в области этики. Однако для моралеведеиия все это должно выступать определенным ориентиром.
А утверждение моралеведения как самостоятельной области науки должно происходить через организацию исследований, имеющих прежде всего научно-практическую значимость. К таковым могут быть причислены проблемы трудовой и профессиональной морали, которые должны занять в моралеведении с самого начала ведущее место. Эти исследования, призванные принести определенный практический эффект, в данном случае могут быть направлены на усиление роли морального фактора в развитии общественного производства, повышении интенсивности и качества труда, стимулировании трудовой и общественно-политической активности социалистических тружеников.
Не секрет, что нынешнее состояние разработки этих проблем еще далеко от этих требований. Возможно, что для ученых-этиков они и не во всем обязательны. Но для моралеведов, которым предстоят «производство» конкретно-научных знаний по большому числу проблем, разработка специальных методик, практическая реализация результатов научных исследований, определение их экономической, социальной и моральной эффективности должны стать обязательным требованием, существенным показателем их научной состоятельности.
Курс нашей партии на интенсификацию труда, максимальное использование научного и производственного потенциала в осуществлении поставленных съездом задач в области экономического и социального развития нашей страны неотъемлем от развития в работниках таких профессионально-нравственных качеств, как добросовестность, инициативность, дисциплинированность, исполнительность, коммунистическое отношение к труду и общественной собственности.
Особую практическую значимость приобретает, на наш взгляд, проблематика профессиональной морали, ибо она наиболее близко связана с формированием профессионально-нравственной целостности личности работника. Вся проблематика профессиональной морали должна составить область моралеведения, ибо в рамках этического знания она не получила и не могла получить необходимого освещения. Более того, у отдельных ученых-этиков вообще возникло мнение, что такой проблематики просто не существует, ибо профессиональная мораль не может быть объектом этического исследования. Однако практика на это реагирует по-иному. Она, напротив, всячески выказывает свою заинтересованность в изучении данных вопросов. И ученые стремятся откликнуться на эти запросы трудовых коллективов. За последние годы их интерес к разработке практически значимых проблем морали заметно возрос. Об этом в какой-то мере могут свидетельствовать проведенная в г. Владимире (сентябрь, 1980 г.) научно-практическая конференция по профессиональной морали, в г. Тюмени (апрель, 1981 г.) научно-практическая конференция, посвященная вопросам нравственной жизни коллектива и планированию воспитательной работы. В этих и других городах и регионах ведутся исследования прикладных вопросов теории морали, и прежде всего профессиональной морали, морально-психологического климата в коллективе, разрабатывается методика, проводятся с производственниками «деловые игры» и т. д.
Научно-практический интерес к проблемам профессиональной морали есть своеобразный отклик на реальный процесс развития нравственности, характеризующийся неуклонным возрастанием нравственных начал в жизни нашего общества, постоянным углублением и обогащением нормативного содержания морали. Особое внимание трудовых коллективов к проблемам профессиональной морали объясняется все большим осознанием той большой роли, которую играет моральный фактор в современном производстве, и прежде всего в интенсификации труда. Хозяйский взгляд не может не заметить колоссальной экономической значимости этого мощнейшего стимулятора развития трудовой активности людей. Способствовать практическому обеспечению роста производительности труда путем максимизации нравственного потенциала в трудовом процессе, наиболее полного использования моральной энергии каждого коллектива и каждого труженика – вот задача, которую будут призваны решать моралеведы.
Одним из основных направлений ее осуществления является создание эффективной системы трудового воспитания, в том числе управления процессом становления и развития профессионально-нравственных (деловых) качеств личности труженика12. В этой связи следует заметить, что
_______________________________
12 См. В. Т. Ефимов. Нравственные принципы, свобода и трудовая активность личности. «Вопросы философии», 1978, № 5; его же. Качество работы и мораль. М., 1980.
73
существует два взаимосвязанных целевых уровня в системе нравственного воспитания: общеморальный и профессионально-нравственный. Общеморальное воспитание нацелено на формирование моральных качеств личности, содержанием которых являются нравственные принципы коммунизма. Поскольку в них отражаются наиболее общие свойства деятельности людей в условиях социализма, этот уровень воспитательной деятельности является необходимой предпосылкой в подготовке индивида к активному участию в любой системе деятельностей и отношений, независимо от их конкретного содержания.
Профессионально-нравственное воспитание конкретизирует цели общеморального воспитания применительно к особенностям того или иного вида трудовой деятельности, к выполнению определенных профессиональных функций. В морали, как известно, получает отражение не только классовая, но и профессиональная структура общества. К профессиональной морали могут быть отнесены: во-первых, нормы, регулирующие трудовые отношения между работниками и другими участниками конкретного трудового процесса; и, во-вторых, нормы, характеризующие отношение самого работника к выполняемому им конкретному виду трудовой деятельности.
В первом случае мы имеем дело с отражением в профессиональной морали специфики различных сфер труда, где в процессе работы осуществляется постоянный контакт непосредственно с другими людьми (работниками управления, сферы обслуживания, здравоохранения, общественного транспорта и т. д.). Здесь уже в самом «перечне» прямых служебных обязанностей содержатся нормы профессиональной морали. Уже сейчас многими трудовыми коллективами понимается их значение как фактора в борьбе за высокопроизводительный труд. Кодексы трудовой чести, ритуалы, наставничество – эти и иные формы трудового воспитания, широко используемые в коллективах, подтверждают растущую актуальность проблем профессионально-нравственного воспитания. Конечно, к этой работе нельзя подходить упрощенно: скажем, создавать моральные кодексы буквально для каждой профессии, искать различия в морали токаря от морали слесаря. Дело в том, что одни и те же по своей общей формулировке моральные нормы и соответствующие им моральные качества личности работника реализуются в каждой профессии по-своему. Возьмем, к примеру, такую моральную норму, как «быть аккуратным». Ведь ее осуществление в труде инженера-конструктора и водителя, врача и машинистки, юриста и строителя предполагает существенно разные комплексы операций, профессиональных действий. Поэтому в каждой профессии «аккуратность» как общее моральное качество перелагается на «тональность» профессионального звучания.
Во втором случае имеется в виду профессионально-нравственная адаптация к самому процессу труда, формирование у работника такой структуры профессионально-нравственных (деловых) качеств, которая максимально отвечала бы параметрам конкретной профессии, каждой отдельной профессионально-трудовой функции, ибо, как известно, даже в рамках выполнения данной производственной обязанности необходимы работнику и соответствующие деловые качества. Так, инициативность, организованность, самостоятельность, творческий подход к делу, дисциплинированность, ответственность, старательность, исполнительность, аккуратность, добросовестность – эти и иные деловые качества, представляющие собой органическое единство профессионального и морального, необходимы каждому работнику, независимо от того, какую конкретную трудовую функцию он выполняет. Но в зависимости от особенностей конкретного вида труда их субординация, «иерархия» в структуре деловых качеств может быть различной. И потому-то научное управление воспитательной деятельностью должно ставить своей задачей оптимизировать процесс формирования профессионально-нравственной целостности личности труженика, то есть сформировать у работника именно ту структуру деловых качеств, которая способствует максимизации конкретных трудовых функций работника, адаптируя к ней прежде всего тех, для кого эта структура наиболее органична, адекватна его личности, призванию, способностям. Ведь качество труда начинается с удовлетворенности работника своим делом, а это может дать только труд, который нравится человеку, доставляет ему наибольшую радость. Поэтому результативность труда определяется не только уровнем профессиональной подготовки работника, но и его ориентациями на данную профессию, интересами, моральными устремлениями.
Даже самая совершенная система подготовки специалистов испытывает настоятельную нужду в научном управлении процессом, профессиональной ориентации и адаптации будущих тружеников, где видное место должна занять деятельность по утверждению и развитию в работнике определенных деловых (профессионально-нравственных) качеств. Она должна «закладываться» в программу подготовки будущего специалиста, стать объектом планирования, организации, регулирования и
74
контроля в процессе обучения как важный элемент всей учебно-воспитательной деятельности учебного заведения (ПТУ, среднего специального и высшего учебных заведений), а также всей системы повышения квалификации. К сожалению, этим вопросам не уделяется еще должного внимания в организациях и учреждениях, осуществляющих подготовку кадров специалистов для народного хозяйства страны. А между тем перенос на, скажем, высшее учебное заведение всей работы по профессиональной адаптации специалиста имеет весьма существенное значение для экономики страны. Молодой специалист должен обладать умением буквально «назавтра» после окончания вуза выполнять необходимые операции, принимать управленческие решения, входящие в его непосредственные служебные обязанности. Конечно, отсутствие опыта, неразвитость ряда профессиональных и деловых качеств не могут на первых порах не сказываться. Но солидная основа этих качеств специалиста должна быть заложена уже в условиях вуза.
Чтобы улучшить эту работу, думается, следует обратить внимание на следующее положение, в которое попадает каждый учащийся. Деятельность студента, регламентируемая нормами и критериями высшего учебного заведения, целенаправляется на формирование личности специалиста, обладающего необходимыми знаниями, навыками и умениями для будущей профессиональной деятельности. Отсюда вытекает и двоякого рода адаптация студента: во-первых, к условиям вуза, требованиям учебного процесса, когда происходит формирование личности студента, и, во-вторых, к будущей профессии. Сложность управления этими процессами состоит в том, что для каждого из них существует своя система норм. В первом случае это нормы вузовской деятельности, во втором – это нормы и критерии будущей профессиональной деятельности. Формирование студента как специалиста, следовательно, должно измеряться не столько параметрами вузовской деятельности, сколько сформированными профессиональными, деловыми, общественно-политическими качествами, то есть его практической готовностью вы поднять конкретные трудовые обязанности.
Разработка программы такой работы, проведение исследований в этой области, создание системы научного управления процессом развития профессионально-нравственных качеств в ходе подготовки и повышения квалификации специалистов, внедрение ее в практику – все это может, на наш взгляд, составить одно из проблемных направлений моралеведения. В результате такой работы могли бы появиться методики организации всей этой деятельности учебных заведений, модели деловых качеств специалистов, методика измерения степени развитости наличных и потенциально возможных для каждого индивида профессионально-нравственных качеств и научно-практические рекомендации по их реализации. Успешное внедрение результатов подобных моралеведческих исследований способно принести определенный народнохозяйственный эффект, обеспечить рост производительности труда за счет оптимизации использования в трудовом процессе нравственного потенциала каждого труженика и каждого коллектива.
Постановка вопроса о моралеведении как самостоятельном научном направлении имеет прямое отношение и к актуализации моралеведческой тематики в системе этического образования. Дело в том, что во всех учебных программах по этике, разумеется, доминирующее положение занимают философские вопросы морали. Включенные в программы разделы моралеведческого характера недостаточно отражают насущные проблемы нравственной жизни советского общества. Мы нисколько не принижаем большого значения этико-философской проблематики в развитии этической культуры студентов, осмыслении ими нравственных основ социалистического образа жизни. И преподавание философских вопросов морали должно и впредь сохраниться как в философии, так и в существующих ныне факультативных курсах. В то же время, нам думается, настала пора для создания нового курса – «моралеведения», который, включая необходимую для него общетеоретическую тематику, был бы максимально приближенным к реальным проблемам морали трудового коллектива, задачам научного управления нравственно-воспитательной деятельностью, формирования профессионально-нравственной целостности личности труженика, практического осуществления принципа единства хозяйственно-экономической, административно-организационной и нравственно-воспитательной деятельности. В учебный процесс должен быть включен практикум, деловые игры и другие формы активного обучения.
Подобная направленность обучения способствовала бы не только повышению личной морально-этической культуры студента, но и давала бы необходимые знания и навыки практической деятельности для работы его как будущего специалиста в коллективе, как воспитателя, как, наконец, организатора работы по нравственному воспитанию тружеников.
75
Обсуждение вопроса о структуре этики, ее взаимоотношении с другими науками, о методах этических исследований и, наконец, о способах реализации связи этической теории с практикой действительно вполне назрело. Причины этого можно свести к трем следующим моментам: 1) В настоящее время предмет марксистской этики существенно изменился. Вообще-то он никогда и не был одним и тем же, всегда испытывал влияние практических запросов времени и логики развития самой этической теории. 2) К марксистской этике общественная практика предъявляет сегодня повышенные требования. И это понятно в свете возрастания «социального заказа» к обществоведению в целом, который предполагает необходимость усиления эффективности конечного результата социального научного познания. 3) Решаемые в этике проблемы все более становятся комплексными: чем больше этика углубляется в познание исследуемых процессов, тем больше она вступает во взаимодействие со смежными дисциплинами. Объясняется это особенностями самой морали (предмета этики), которая, с одной стороны, является всего лишь одним из проявлений целостной природы человека, а с другой стороны, является таким свойством общественной жизни, которое «присутствует» во всех сферах общественной деятельности, во всех видах общественных отношений. Это, однако, ни в коей мере не исключает того, что мораль сама может рассматриваться как особый вид духовной деятельности, ориентированный на регулирование практической деятельности, поведения. Мы выступаем не против деятельностного характера морали, а против понимания ее как замкнутой в себе, автономной деятельности. Но это попутно.
А теперь главное: в чем же проявляется сегодня изменение предмета этики, что происходит в этической науке и как, в какую сторону меняется ее структура?
Для ответа на поставленный вопрос необходимо хотя бы вкратце выяснить, в чем выразилось развитие предмета этики в связи с появлением марксизма. Все значительные философские учения до Маркса включали в свои системы этические воззрения. И хотя мы привыкли называть их этикой, за малым исключением они были нераздельны с философией. Лишь с появлением марксизма происходит интенсивное развитие частных философских наук, но в лоне самой философии. То же самое происходит и за пределами марксизма, только на иной методологической основе. Процесс дифференциации наук не только затрагивает естественные и частные общественные науки, но и философию. Однако частная наука и частная философская наука не одно и то же.
Развитие марксистской этики до настоящего времени происходило на базе непосредственного использования диалектического и исторического материализма для познания законов развития и функционирования морали, коммунистической в особенности. Но наряду с этим всеобщим методом овладения своим предметом марксистская этика все более обращается и к общенаучным методам (системному, структурно-функциональному анализу), к социологическим методам, к методам (точнее – к использованию результатов) общей и социальной психологии и т. д. Следствием этого явилось расширение поля зрения этики, углубление анализа и многогранность подхода к изучению морали в ее всеобщих и особенных формах.
Сегодня мы вправе констатировать очевидный факт: процесс дифференциации наук затронул уже не только философию в целом, но и частные философские науки, в том числе и этику. Марксистская этика сейчас становится не просто специализированной философской наукой, но и внутренне структурно сложной, расчлененной (опять же не абсолютно!) на различные направления специализирующихся на решении особых задач этических исследований. Важно понять, в чем состоит основа этой специализации, иначе могут быть сделаны неточные выводы о происходящих в этике процессах.
Напомним, что этика всегда развивалась как единство философской и нормативной сторон, взаимообусловленность которых вытекала из необходимости перевода теоретических концепций о нравственном идеале, добре и зле, смысле жизни на язык конкретных рекомендаций, на язык долженствования. Философская теория всегда была фундаментом обоснования практикуемых моральных норм или выдвижения особых императивов, как это стало, например, с категорическим императивом И.Канта. Абстрактно-теоретическое знание е необходимостью оказывалось связанным с конкретно-практическим знанием, хотя история знает и примеры их разрыва (та-
76
ковы, например, учения о самоусовершенствовании человека в отрыве от общественной практики). В принципе связь теоретической и нормативной этики была подвергнута отрицанию позитивистами.
Марксистская этика опирается на взаимообусловленность теоретических и нормативных аспектов овладения своим предметом. При этом она имеет дело с научной теорией и общественно-революционной практикой. Это и составляет ядро марксистской этики как науки. При этом трудно согласиться с распространением на марксистскую этическую теорию термина «дескриптивная (описательная) этика». Марксистская этика не бесстрастно и созерцательно описывает свой предмет, а подчиняет познание законов развития морали революционному преобразованию мира, коммунистическому воспитанию человека. Неверно также полагать, что нормативность этики – всего лишь набор поучений, хотя грех морализаторства как раз и проистекает из абсолютизации нормативности этики. Разрывать философскую и нормативную этику – значит разрывать две стороны самого предмета этики – морали, которая существует как в форме духовности, так и в форме практики (поведения, в котором, однако, объективируются не только моральные, но и иные формы общественного сознания, что находит свое выражение во взаимодействии, а нередко и в противоречии моральных и неморальных мотивов поведенческой деятельности).
В статье В.Т.Ефимова имеет место тенденция подмены философской стороны марксистской этики нормативной, когда он утверждает, что марксистско-ленинская этика как философская наука изучает «на материалистической основе всеобщие принципы моральности...» (разрядка моя. – Л. А.), а такие общетеоретические проблемы, как генезис, структура, закономерности развития морали, способы осуществления ее функций, вообще выводятся за рамки этики. Это произошло потому, что В.Т.Ефимов противопоставил абстрактно-теоретическое знание конкретно-теоретическому и тем более прикладному знанию. Нет никакого сомнения в том, что ныне действительно настала пора более интенсивно развивать конкретные и прикладные аспекты, стороны этического знания. Но на какой основе? Ясно, что на основе применения и философских (всеобщих), и общенаучных, и конкретных методов человековедческих дисциплин, имеющих дело с изучением морали. Значит, речь должна идти не только о дифференциации этических знаний, но и об их интеграции, а следовательно, о введении объективно развивающегося процесса специализации направлений этических исследовании в рамки системы, обусловленной особенностями этического познания и его предмета (морали).
Эту систему не надо придумывать, она существует, объективно складываясь в русле современной логики этического познания и применения его результатов на практике. Современная марксистская этика развивается как система различных уровней овладения своим предметом, причем переход от одного уровня к другому обусловлен, с одной стороны, задачами углубления и конкретизации познания морали, подчинен диалектическому закону движения познания от абстрактного к конкретному, доведения его до уровня исторической определенности. Этот переход обусловлен, далее, задачами рассмотрения более ранних исторических типов морали с высоты более зрелых, более развитых форм и подчинен закону единства логического и исторического познания; с другой стороны, выделение относительно самостоятельных «блоков» в системе этических знаний определено дифференциацией общих задач этики как науки.
Попытаемся выявить, каковы лее те уровни («блоки», направления) этических исследований, которые образуют систему овладения этикой своим предметом и какова их функциональная взаимосвязь? Это общетеоретические (философские) и нормативные аспекты этики, социологические, психологические направления, включающие в себя, в свою очередь, еще и более частные аспекты: гносеологические, исторические, генетические, логические. Выделяя перечисленные аспекты, отметим, что при всей их относительной самостоятельности они лишены обособленности, а их научная эффективность находится в прямой зависимости от целостности системы знаний данной отрасли науки. Единым стержнем, объединяющим перечисленные стороны (уровни) этических знаний, остается марксистское обоснование социальной сущности морали и ее места (и роли!) в обществе. Это значит, что философский характер этики проявляется на всех уровнях этического знания, но по-разному, в разной мере, прямо или косвенно.
Возьмем, к примеру, такой «отсек» этического знания, как профессиональная этика. По всем параметрам (объем, широта данного аспекта знаний, их применение, задачи) она относится к «прикладной» этике. Но ведь ни одна конкретная норма " профессиональной морали не может быть целесообразно применена, если она не будет теоретически верно выверена, идеологически обоснована! Так, издревле известная заповедь врачебной этики «не вреди!» и по сей день нуждается в глубоком гуманистическом объяснении, а это значит
77
что отсюда протягиваются ниточки к обоснованию принципа социалистического гуманизма, то есть к марксистской нормативной и теоретической этике. И так во всех случаях. Конечно, если на общетеоретических уровнях этического знания их философский подтекст выявлен непосредственно через прямую связь с основным вопросом философии (отсюда разделение материалистической и идеалистической этики), то на более конкретных уровнях он уже в прямом смысле подтекст, выявляемый через заложенные в этических знаниях мировоззренческие акценты, через опосредованную связь с теорией человека, личности.
Конечно, реальный процесс дифференциации и интеграции этического знания протекает не без определенных «издержек». Разработка профессиональной этики до сих пор осуществляется на базе теории, а конкретная нормативная сторона ее отстает в развитии. В результате приходится сталкиваться с беспредметным разговором: рассуждаем о профессиональной морали, не называя ее норм. О чем же говорим? Или другое. Изучение прикладных этических вопросов развертывается зачастую без достаточного обращения к теории, или же между прикладным знанием и теоретическим проводятся слишком прямые, огрубленные параллели. Всего этого можно избежать, если исходить из единства теории и практики, из убеждения в том, что самой практичной является хорошая теория.
Выделение различных уровней этического знания не означает распределения проблематики по «несообщающимся отсекам». По сути дела, все уровни овладения этикой своим предметом пронизаны единством проблематики, обогащающейся по мере углубления теоретической мысли в сущность нравственных процессов. Можно, по-видимому, оценивать соотношение уровней этического знания как субординацию, основанную на принципе соподчинения, обусловленную отмеченными выше обстоятельствами этического познания. В соотношении уровней нет, однако, жесткой соподчиненное, она вырастает на пересечении «вертикальной» и «горизонтальной» структур этического знания, в их функциональном взаимодействии. Поэтому к гносеологии морали обращаются не только на философско-теоретическом уровне рассмотрения морали как формы общественного сознания, но и на нормативном уровне при обосновании критерия объективности моральной оценки (добра и зла)и моральности нравственных предписаний. Здесь нет тавтологии, ибо, к примеру, императив «не противься злу», выдвигаемый религиозной нравственностью, не несет в себе ни грана моральности как с точки зрения объективных интересов личности, так и общества.
Теоретические аспекты обязательны для социологии морали, так как абсолютизация эмпирических методов исследования неминуемо втягивает в мелкотемье, описательство, ползучий эмпиризм. Аксиологический аспект – обязательный компонент всей системы этических знаний. Но мера присутствия одного аспекта в другом различна, и определяется она тем, какой уровень познания в данном случае является основным, подчиняющим себе иные аспекты.
Теперь о моралеведении. Если исходить из необходимости дальнейшего насыщения исследований морали конкретным материалом, что, безусловно, обеспечивает большую убедительность, доказательность, аналитичность научных выводов, то этот термин не может вызвать никаких возражений. Тем более что аналоги есть: искусствоведение, литературоведение при наличии эстетики. Связь этики и моралеведения представляется аналогичной этому примеру. Но при этом ни в коем случае не следует противопоставлять одно другому, тем более обеднять теорию в угоду прямолинейно понятой практике. Очевидно, дальнейшее развитие этических знаний и исследований пойдет именно по этому пути, тем более что этого требует не только наращивание объема знаний, но и общественная практика, адресующая к теории морали все более конкретный «социальный заказ». Однако современное состояние этической науки таково, что еще рано говорить о каком-либо самостоятельном конструировании моралеведения. Пока что дифференциация научного познания морали развертывается как процесс, внутренний для марксистской этики. Ряд существенных аспектов прикладного этического знания только-только еще начинает заявлять о себе. При этом есть нужда в осмыслении как общего статуса «прикладной» этики, так и ее внутренней структуры, проблематики. Некоторые прикладные исследования, осуществляемые вне общего контекста с системой этических знаний, утрачивают свои конечные ориентиры.
Дело в том, что «прикладную» этику не следует понимать, как только наиболее близко стоящий к практике эмпирический уровень исследования морали. Это – направление этических исследований, развивающееся в ответ на социальную потребность целенаправленного использования этической теории на практике. Здесь несколько различных направлений: профессиональная этика, теория нравственного воспитания (которая остается теорией и на уровне своего конкретного приложения), «управленческие» аспекты и пр. Каждое из
78
них имеет свои теоретические «этажи», преломляемые через призму практических задач реализации нравственных норм, коммунистического нравственного воспитания с учетом особенностей объектно-субъектных отношений. Особенности эти возрастного, регионального, социально-классового, профессионально-образовательного, духовно-культурного, национального, полового и т. д. порядка.
Можно предполагать, что со временем в связи с развитием «прикладной» этики и тех ее направлений, которые более всего связаны с наполнением конкретным историческим, этнографическим, психологическим и иным материалом, может произойти отпочкование от этики названных направлений. Чтобы помочь этому процессу, а он практически необходим, под наши вполне оправданные пожелания следует подвести определенные организационные меры.
Прежде всего это подготовка кадров. Не кто иной, как специалисты в области этики должны хорошо знать снежные с этикой науки, владеть их методами. Это требует перестройки системы этического образования на философских факультетах, новых программ, расширения тематики спецкурсов. Нуждаются в этическом образовании и специалисты в области социологии, психологии, педагогики, генетики и т. д. Невольные огрубления в обобщении имеющегося в их распоряжении конкретного материала нередко допускаются по причине неосведомленности в современном состоянии этической науки. Эта задача может быть частично решена за счет использования методологических семинаров, совместных обсуждений, дискуссий, симпозиумов (наподобие проведенного в Тбилиси советско-болгарского симпозиума по теме «Этика и психология»). Моралеведение скорее всего может пониматься как собирательное обозначение научных дисциплин, имеющих дело с изучением нравственных процессов, как тех, которые развиваются в границах иных наук (истории, этнографии, этиологии), так и тех, что возникнут на основе синтеза этических и, например, социологических методов и методик исследования (социология морали).
Второе организационное условие состоит в создании заинтересованными учреждениями специальных лабораторий, центров по сбору и обработке информации о реальных нравственных процессах, в возрождении служб, ведающих моральной статистикой, учреждении научного совета, координирующего деятельность всей этой сети научных подразделений.
Полемические заметки В. Т. Ефимова «Этика и моралеведение» ставят вопрос о необходимости выделения из лона философии самостоятельного научного направления – моралеведения, которое явилось бы теорией морали. При этом, по мнению автора, возникновение моралеведения не означает превращения этики в частно-научную дисциплину. Этика сохранится как наука, изучающая «философские вопросы теории морали».
Рассуждения В.Т.Ефимова привлекают своей неожиданностью и вновь заставляют задуматься над спецификой этического знания. Речь фактически идет о том, может ли существовать философская этика, которая не была бы теорией морали, и может ли быть такая теория морали, которая не являлась бы философско-этической. Рассмотрим вопрос именно в такой постановке. Предмет этики исторически менялся.
Первоначально, в раннерабовладельческую эпоху, этика была слита с онтологией и гносеологией. Принцип бытия и познания был одновременно и принципом долженствования (типичный пример – логос Гераклита). Социально-нравственная жизнь. рассматривалась как частный случай, простая проекция единого мирового закона. Формирование этики как относительно самостоятельной ветви философского знания происходит по мере того, как выявляется специфичность бытия человека, а именно наличие у него второй природы, которую созидает он сам (софисты, Демокрит, Сократ). Само существование человека начинает интерпретироваться как моральная задача, и на протяжении античной эпохи этика являлась по преимуществу учением о добродетелях. Речь шла об особом классе свойств человека, которые, во-первых, выражают меру его господства над самим собой (умеренность, мужество и др.) и
79
во-вторых, характеризуют качество его общения с другими людьми (дружба, справедливость, правдивость и др.). Этика имеет, следовательно, дело с поведением человека, и притом в той мере, в какой это поведение зависит от самого действующего лица. Она исследует природу моральной личности, стремится воссоздать образ совершенного человека – совершенного и в смысле полноты раскрытия специфически человеческих душевных потенций и в смысле устойчивого полисного существования.
В средние века основное направление этического знания сместилось с субъективно-личностных проявлений нравственности на изучение ее внешне-объективированных форм. Этика обосновывает существование внеличностных критериев различения добра и зла, описывает нравственные законы, которые якобы являются абсолютной основой человеческого поведения, систематизирует нормы, соблюдение которых считается гарантией моральности. Субъективный моральный мир личности рассматривается главным образом под углом зрения необходимости соблюдения нравственных законов, выступающих одновременно в качестве божественных заповедей. С известным огрублением можно сказать, что в средние века этика в ее рациональном содержании, являлась по преимуществу учением о моральных законах и нормах.
В этике нового времени идея самоцельности человеческой личности сочетается с признанием ее всесторонней зависимости от других людей, общества в целом. Она в такой же мере занимается изучением общеобязательных норм морального поведения (Гоббс), как и ее субъективно-личностными основаниями (Спиноза). В ней предпринимаются многочисленные попытки соединения в единой концептуальной схеме понимания морали и как общественного отношения, общезначимости индивидуального поведения и как субъективной установки, выражения самоцельности отдельной личности (Дж.Бруно, М.Монтень, Кант). Исключительно плодотворные и идейно разнообразные этические поиски нового времени в интересующем нас плане завершились достаточно четким вычленением в рамках философского знания этики как теории морали. Особо следует подчеркнуть: мораль при этом осмысливалась не только с точки зрения ее абстрактной сущности, но и в эмпирической конкретности. Этика активно утверждала себя в качестве нормативной науки, доводила рассмотрение морали до формулирования непосредственной программы поведения.
Таким образом, в истории этики менялись акценты, подходы, глубина проникновения в сущность морали, но в общем и целом объектом ее исследования всегда оставалась мораль. Понимание этики как науки о морали было унаследовано марксизмом и стало едва ли не самым бесспорным положением в мировой философско-этической литературе. Идейные разногласия начинаются при более конкретном определении происхождения и сущности самой морали. Этика в ее исторически сложившемся виде является, следовательно, наукой о морали, теорией морали. Другого содержания у нее нет. И поэтому, если теорию морали вывести за пределы этики, то этика становится пустой, беспредметной.
Правда, в истории этики существует восходящая к Юму и получившая широкое распространение в аналитической философии концепция, которая исходит из противоположности фактов и ценностей и потому принципиально отказывается от содержательного изучения конкретной моральной проблематики. В ней этика сводится к метаэтике – теории языковых форм моральных высказываний. Относительно этой концепции следует заметить: аналитики выносят мораль не только за рамки философии, но и за рамки науки вообще, кроме того, они сами не смогли удержаться на морально нейтральной точке зрения, что является одним из многих свидетельств ложности самой исходной посылки. Единственная серьезная попытка оспорить природу этики как теории морали характеризуется в целом отрицательными результатами. Это само по себе поучительно.
Рассмотрим теперь вторую сторону проблемы: может ли 'теория морали быть не философско-этической? Одна из специфических особенностей нравственности состоит в том, что она не является вещью, на которую можно указать пальцем, не имеет сколько-нибудь четко очерченных пространственных контуров. Она пронизывает собой все многообразие связей общественного человека, все виды его социально значимой деятельности. Эта расплывчатость и «повсюдность» морали крайне затрудняет, а с учетом необычной индивидуализированности моральных проявлений просто исключает возможность ее целостного описания эмпирическими методами. Еще отец этической науки Аристотель отмечал, что в ней мы имеем дело с истиной в крупных масштабах и со следствиями скорее вероятными, чем необходимыми, и что степень точности, доступная этике, отличается от степени точности, свойственной, например, математике и астрономии. В силу самой природы морали нет иного средства проникновения в ее сущность и выявления ее
80
специфики как целостного явления, кроме силы абстракции.
Ряд соображений показывает, что сама абстракция в данном случае неизбежно приобретает философский характер. На уровне внешней фиксированности мораль выступает как некая совокупность нормативных требований, оценочных суждений общественного сознания и определенных душевных качеств личности. Основная методологическая ограниченность немарксистской этики заключается в том, что она, как правило, останавливается на внешней видимости и интерпретирует мораль как совокупность, норм и добродетелей. В действительности, однако, нравственность – это не нормы и добродетели, а то, что лежит за ними и получает в них более или менее верное (а нередко искаженное, карикатурное) отражение. Величайшая заслуга марксистско-ленинской этики и несомненное выражение ее материалистической сути состоят в том, что она рассматривает мораль как определенное общественное отношение, сводит ее к интересам эмпирических индивидов, конкретно-классовых социальных сил. Во всяком случае, реальная нравственная жизнь расчленяется на два уровня: с одной стороны, относительно самостоятельное царство морального сознания, а с другой – мир моральных отношений, действительных ценностных значений реальных форм общественных связей между людьми.
Теоретик, исследующий нравственную жизнь, вольно или невольно сталкивается с вопросом, как эти два уровня соотносятся между собой, в каком отношении находятся моральные принципы к живой практике морального поведения, к моральным основам самого образа жизни. Ответ на него оказывается конкретизацией основного вопроса философии, прямо зависит от исходной философской позиции исследователя.
Одна из центральных проблем, над которой бились все теоретики морали, состояла в том, чтобы осмыслить мораль в ее соотнесенности с другими факторами человеческого бытия. Она формулировалась как соотношение добродетели и счастья, добродетели и пользы, морального совершенства и жизненного успеха, долга и склонностей, категорического и условного императивов и т. д. Проблема не всегда ставилась в адекватной форме, но, по сути дела, речь всегда шла о выяснении того, в каком отношении находится мораль к экономическим, политическим и иным предметным целям человека и общества. Нет особой нужды доказывать, что решение данной проблемы прямо зависит от общей философско-исторической теории и объективно всегда подводит к определенному общефилософскому взгляду на общество.
Таким образом, сами особенности морали обусловливают тот факт, что ее теория неизбежно принимает философский характер. В этом вопросе требуется, конечно, известная осторожность, ибо остается открытым сам вопрос о специфике философского знания, а следовательно, и о том, какой признак или какие признаки придают науке философский статус. Во всяком случае достоверно следующее: если вообще философской является такая теория, которая для осмысления своих ключевых проблем вынуждена предварительно формулировать и решать вопрос об отношении бытия к мышлению или, решая свои собственные проблемы, выражать в то же время определенную гносеологическую позицию, то теория морали не может, не быть философской. Философия в данном случае играет не просто методологическую роль, оставаясь в стороне при анализе конкретных фактов, как это имеет место во всех частных науках; она выступает в качестве принципа, организующего саму, теорию морали. Вопрос о характере теории морали, точно так же, как и о статусе этики, не решается на уровне логических рассуждений. Самым серьезным и основательным аргументом здесь является живой опыт научного познания. А он свидетельствует, что в истории познания вряд ли можно найти хотя бы одну философско-этическую систему, которая не была бы теорией морали, или развитую теорию морали, которая не была бы философско-этической.
В дискуссиях о предмете этики обычно упускается из виду один существенный момент. Не только этика как теория морали невозможна вне философии, но и философия немыслима или, во всяком случае, узка, односторонне ограниченна без этики. Этика органически входит в философское мировоззрение, играет в ней незаменимую роль. Мораль – это не только, одно из явлений действительности наряду со многими другими. Она является в то же время особым – практически-духовным, ценностным – способом освоения мира. Если теоретическое отношение к миру, которое реализуется в науке, является способом его освоения, «отличающимся от художественно-религиозно-практически-духовного освоения этого мира» (К.Маркс), которое реализуется в искусстве, религии и морали, то отсюда вытекает тот несомненный вывод, что без учета какого-либо из способов освоения мира нельзя осмыслить во всей полноте и специфичности место человека в мире, природу его взаимоотношений с окружающей действительностью.
81
Более того, в реальной практике общественного человека, особенно в наиболее развитых, гуманных формах этой практики, различные способы освоения мира теснейшим образом переплетены между собой и образуют органическую целостность. Рассматривая в этом аспекте опыт историко-философского развития, можно отметить по крайней мере ряд выдающихся философских систем, в которых этика играет не только существенную роль, но выступает в качестве основы всей системы, служит ключом к пониманию онтологии и гносеологии. Наиболее очевидными примерами такого рода являются философские системы Платона, Эпикура, Канта. Объективно-идеалистическая система Платона лишается внутренней целостности без этики, в частности без учения об эросе; без этого остаются непонятными переходы между царством идеальных сущностей и эмпирическим миром. Не является невероятным такое допущение, что сама система Платона явилась следствием противоречий, с которыми он столкнулся при осмыслении моральной проблематики. Принцип отклонения, пронизывающий собой всю философию Эпикура и придающий ей внутреннюю цельность, получает объяснение в его моральной теории, в учении о блаженстве и свободе, которые понимаются как атараксия и бегство от мира. Маркс в своем сравнительном анализе натурфилософских систем Демокрита и Эпикура усматривал величайшую заслугу последнего и колоссальный прогресс, который в его лице сделала философия, как раз в том, что здесь теоретическое отношение к миру дополняется и корректируется ценностным отношением, переплавляется в определенный образ жизни. Что касается Канта, то не по времени написания, а по хронологии духовной эволюции самого философа и по объективной логике его системы «Критика практического разума» предшествует «Критике чистого разума». Тайна многих положений гносеологии Канта, в частности, например, его агностицизма, в значительной степени заключена в его этическом формализме и ригористической нормативной установке.
Действительное единство теоретического и ценностного отношений к миру, когда они уже выступают моментами единого целого, раскрывается марксистско-ленинской философией, которая является философией действия, революционного преобразования мира, притом такого преобразования, которое призвано преодолеть свойственный классовой цивилизации разрыв между различными формами духовной культуры, а также между духовными и материальными формами деятельности, создать условия для универсального развития человеческой личности. Программой действия, жизненной позицией может стать только такой философско-теоретический анализ действительности, который дополнен и углублен ее философско-ценностным, гуманистическим осмыслением.
В целом, мне представляется, опыт истории философии дает достаточно оснований для вывода: этика именно как теория морали, как осмысление практически-духовного, императивно-целостного отношения человека к миру органически входит в философское мировоззрение, составляет один из его важнейших аспектов.
Идею о моралеведении в ее прямом значении следует признать весьма спорной. Тем не менее она имеет рациональный смысл. В.Т.Ефимов объективно ставит крайне злободневный вопрос. Дело в том, что философско-теоретическое осмысление моральной жизни не исчерпывает содержания этики. Она, помимо этого, призвана описывать мораль, а также подвергать существующие в обществе нравы критически-ценностному анализу. Свои описательно-эмпирические и нормативные функции сегодняшняя советская этика выполняет все еще недостаточно. Это подтверждается, в частности, отсутствием серьезных, фундаментальных работ по социологии морали, психологии морали, истории нравов, результатом чего являются крайняя абстрактность и скудость многих философско-этических обобщений. Еще более недопустимым следствием такого положения является то, что этика пытается собственно философскими средствами давать практические советы по совершенно конкретным и частным вопросам нравственной жизни, таким, как формирование морально-психологического климата в коллективе, нравственные аспекты управления, семейное воспитание, нормы экологической этики и др. Разумеется, такие советы являются в лучшем случае банальностями, в худшем – личными предрассудками самого автора, а чаще всего представляют собой перепевы газетных передовиц. То обстоятельство, что описательно-нормативные задачи этики решаются неадекватными способами, является одной из причин крайне низкого профессионального уровня некоторых этических работ, прежде всего их информационной рыхлости. Этический анализ, если он хочет остаться на каком-то уровне научности, не может опускаться до уровня здравого смысла, опираться на простую очевидность, строить заключения на случайно выхваченных или умело подобранных единичных фактах. Ведь таких фактов можно подобрать сколько угодно и для «доказательства» какого угодно положения.
Философский характер этики, помимо
82
всего прочего, состоит еще и в том, что она имеет дело с «вторичными» моральными фактами, которые систематизированы и в. первом приближении уже обобщены в социологии морали, психологии морали, истории нравов, а также в других науках и формах культуры. Пафос статьи В.Т.Ефимова, который следует признать обоснованным, состоит в том, чтобы, с одной стороны, развернуть эмпирические исследования реальных моральных процессов нашего общества, а с другой – поднять историко-философскую и логическую культуру собственно этических исследований, более строго выдерживать их фило-софско-теоретический, мировоззренческий характер.
По-видимому, в каждой науке периодически возникает потребность вернуться к новому осмыслению, уточнению основных понятий, исходных положений. О том, что такая ситуация сложилась ныне в этике, свидетельствуют расхождения между специалистами по самым общим, казалось бы, вопросам. Что такое этика? Каковы ее статус, границы, предмет, положение среди других наук? Что такое мораль? Нужно ли различать мораль и нравственность? Какова сфера существования нравственности – .только лишь идеальное или же и материальное? Часть споров носит терминологический характер и может быть снята простой договоренностью относительно употребления слов. Есть и существенные расхождения в позициях, связанные, вероятно, с подходом нашей этики к новой «парадигме».
Развитие наук в настоящее время во многом определяется согласованными, коллективными усилиями ученых, поэтому роль организационной работы координирующих научных центров все более возрастает. Применительно к этике эту миссию, очевидно, должны выполнять в стране прежде всего сектор этики Института философии АН СССР и кафедра этики МГУ, а также наши философские журналы.
Дискуссии вокруг начальных понятий, имеющих для науки методологическое значение, не обязательно следует расценивать как признак ее слабости. Методология, с одной стороны, выступает предпосылкой исследования, определяющей движение мысли к истине, с другой же стороны, она сама является итогом работы мысли над материалом, результатом исследований, не менее ценным, чем добытое конкретное содержание.
В свете сказанного публикуемая статья В.Т.Ефимова, поднимающая вопрос о статусе этики и ее границах, является своевременной. Назрела необходимость сопоставить возможные варианты осмысления проблемы, сравнить между собой предлагаемые способы ее разрешения.
Итак, что такое этика? Ответ на этот вопрос обычно начинают словами о том, что этика, как и другие науки, имеет свой предмет, и таковыми являются мораль, нравственность: этика – это наука о морали. В этих общепринятых положениях заключена некоторая неясность, способная повлечь ход дальнейших рассуждений по неверному руслу. Дело в том, что аналогия с другими науками, исследующими свой объект как нечто налично сущее, не верна в принципе: этика, не просто изучает свой предмет – мораль, она призвана обосновать морально должное, ценности, нормы. Морально должное не является для этики лишь объектом исследования (в качестве такового должное превращается в сущее, ибо представления о должном имеются в наличии), задача этики – вывести должное, разрешить проблемы нравственного существования. Поэтому неверно исходить из представления, что дело этики лишь изучение готового, находимого в опыте объекта. Она выковывает, создает свои результаты, выводы, каковые не сводятся к простому отражению. Определение этики следует начинать с ее задачи, а не с предмета. Главной же задачей является ответ на вопрос: что есть добро? Опять-таки имеется в виду не только то, что люди считали и считают добром, но и то, что следует считать добром. Правильнее сказать, что этика является и учением о морали и моральным учением, базирующимся на научной, философской основе.
По поводу положения «этика – наука о морали» стоит заметить, кроме того, что оно слишком узко, ибо, следуя ему, надо будет исключить из истории этики многое,
83
что включается в нее по традиции. Этическая философия нередко ставила перед собой более широкий круг вопросов, чем исследование совести, морального чувства, понятий добра, долга и т.п., занималась поисками ответов на вопросы о путях достижения счастья, избавления от страданий, обеспечения общего блага, пользы. Этику Эпикура нельзя, например, выбросить из истории этики на том основании, что она гетерономна по отношению к добродетели и ориентирована на обеспечение «блаженной жизни», т.е. на житейскую мудрость. Принадлежность к этике учений такого рода определяется не только традицией, согласно которой к «практической философии» относятся те учения, которые отвечают на вопрос «как следует жить?», но и более весомыми основаниями. Именно разделенность добра и пользы, жизненной мудрости и служения долгу, счастья и добродетели обусловлена историческими причинами и исчезнет вместе с ними.
Решение проблем о цели и смысле жизни, о человеческом назначении и т.п. этика не может найти только своими собственными средствами и методами, не опираясь на данные других наук и философии. Совершенно очевидно, что ответы на эти вопросы зависят от общего миро- и жизнепонимания, от концепции человека и истории. Этику нельзя оторвать от философии, ибо она представляет собой вывод из философского учения о мире и месте человека в мире. Наряду с диалектической логикой и эстетикой этика представляет собой итог, внутреннюю цель философского мышления. Немало крупных философов считали своей главной задачей выработать жизнепонимание и этику. Философия нужна для жизни. В Древней Греции о философии судили по тому, что она дает для жизни, философ должен был не только учить истине, но и жить как философ. Положение этики в системе философского знания отличалось и отличается от положения наук, отпочковавшихся от нее в самостоятельные дисциплины.
В.Т.Ефимов прав, когда называет этику философской наукой. Однако его утверждение, что этика – это философия морали, вызывает возражение. Философское понимание морали (как и других общественных явлений, в частности форм общественного сознания) – необходимый элемент, часть общего учения о мире, человеке, истории. Оно занимает свое место в рамках исторического материализма в концепции человека. Философская теория морали основывается на данных различных наук, так или иначе имеющих дело с феноменом морали и дающих частное знание о ней в соответствии со своими целями, методами и спецификой той стороны, которой обращена к ним мораль. Речь идет прежде всего о таких науках, как история, этнография, психология, которые с той или иной стороны исследуют мораль по необходимости, для самосозидания. Разумеется, что психология не может создать сколь-нибудь полноценного учения о мотивации человеческого поведения, если не примет во внимание мотивов морального порядка. Действие морально-психологического фактора не может не учитываться историей, а обычаи, нравы, представления о должном неминуемо попадают в поле зрения этнографа. Взаимосвязь данных этих наук о морали и философской теории морали в принципе такая же, как между философией и частными науками вообще: они не могут обходиться друг без друга. История должна использовать философское понимание морали в методологическом плане. Философия базируется в своем истолковании морали на" данных частных наук. Но отношению же к этике философия морали играет роль общетеоретической базы, на которой основываются все выводы этой дисциплины.
Специфику этического знания в точном смысле слова создает направленность его на практическое руководство человеком, т. е. то, что оно дает жизненную ориентацию, указывая на смысл и цель жизни, способы их достижения. Философия морали отличается от частного знания о ней степенью обобщения. Этическая философия отличается от философии морали своим «практическим» характером. Она учит человека делать добро и отличать его от зла, используя для этого аргументацию, почерпнутую из общефилософского миропонимания. Опора на эту аргументацию отличает этику от религиозного санкционирования морали и от морального сознания, черпающего свой пафос из самого себя, не выходя в запредельные сферы. Конечно, границы между философией морали и этикой условны. Сама философия, как уже отмечалось, имеет этический смысл, а этика не может обойтись без истолкования происхождения, природы морали. Учение о должном может быть создано только на основе познания сущего. Однако собственно этической операцией мышления является именно выведение должного из сущего. Эта операция определяет специфический метод этики как дисциплины. Постижение природы морали, ее происхождения и роли в жизни человека и в историческом процессе осуществляется не методами этики, а методами общефилософского мышления на основеконкретных данных частных наук.
В.Т.Ефимов предлагает разделить философию морали и моралеведение, в которое войдут знания о морали нефилософс-
84
кого характера, полученные в этнографии, правоведении, политэкономии, искусствоведении и в других науках, в той или иной степени имеющих дело с моральными явлениями. Существует же, говорит он, наряду с эстетикой искусствоведение. Конечно, сведение различных знаний о морали в общую теорию – моралеведение в принципе возможно и небесполезно. Однако нужно учесть, что синтез всех этих знаний (психологии морали, этнографических и исторических сведений и т. д.) осуществляется в философии. Моралеведение, таким образом, не будет являться особой теорией со своими задачами и своим методом. Оно будет представлять собой конгломерат различных областей знаний о морали, использующих разные методы (психология – свои, этнография – свои) и преследующих свои цели. Искусствоведение тоже не представляет собой единой науки и выделением в особую отрасль знания обязано более всего существованию различных видов и жанров искусств. Театроведение, литературоведение, музыковедение и другие дисциплины имеют нечто общее в своих методах исследования, но психология художественного творчества, социологические, экономические исследования, касающиеся искусства, не могут все вместе представлять одну теорию, объединенную единым методом и образующую целостность. Целостность как необходимый признак любой теории достигается лишь в философском, обобщающем мышлении о морали.
Это не значит, что этика не ставит перед собой задачу раскрытия сущности морали. Момент отражения и момент обоснования должного составляют вместе единый процесс этического мышления.
Заметим, что некоторые советские этики занимают позицию принципиального отказа от обоснования норм и ценностей, считая, что это является функцией «внутриморального сознания», а не этического. Задачу этики они сводят только лишь к созданию «теоретической модели» морали. Другие подразделяют этику на нормативную и описательную. Такое деление, однако, имеет смысл только в границах методологии тех школ, которые отрицают возможность научного обоснования норм и признают лишь конвенциональную значимость положений теоретической этики и научную осмысленность описательных суждений, констатирующих как факты те или иные моральные воззрения. Деление этики на нормативную и описательную лишается основания, если мы признаем возможность выведения морально должного, ценностей, норм посредством осмысления процессов реальной действительности.
Проблема научного обоснования норм, выведения «ценностей из «фактов» не так проста, как это некогда казалось. Догматический, предвзятый подход, не видящий здесь никакой проблемы или считающий ее надуманной, обычно обусловливался уверенностью в том, что существует вечный моральный закон, который коренится либо в природе вещей, либо в человеческой природе, либо дан в божественном откровении. Многие философы исходили из того, что существует «истинная» мораль, она может и должна быть открыта, всякая же другая мораль является заблуждением. Марксисты, как известно, не разделяют этого взгляда. Мораль никогда не была производной от этики, от философии, науки. Она основывалась и основывается по сей день не на логических доводах, а на сформированном под воздействием условий жизни чувстве ценности, на действии механизма совести. Наука не является основой развития человечества вообще и нравственного развития в частности. Этические учения, как правило, оставались лишь учениями, а не превращались в мораль, для чего им надо было бы овладеть совестью больших масс людей. В силу этих причин вряд ли можно признавать самостоятельность нормативной этики. Признание таковой повлекло бы за собой признание «истинной» морали, годной для всех времен и народов. Далее. Нормативная этика, отделенная от теоретической, описательной ее основы в качестве особого раздела этики, совпала бы с моралью. Если же нормативная этика берется с ее теоретической основой в единстве, то тогда теряет смысл понятие дескриптивной этики. Следует, видимо, говорить о нормативности марксистской этики как ее стороне, а не о нормативной этике как ее особой части или разделе.
Моральные нормы, ценности, оценки, императивы не представляют собой научного знания (другое дело, что возможно знание о них). Поэтому к ним неприложимо понятие истинности в строгом смысле слова. Моральные взгляды сравниваются друг с другом не с точки зрения их научной истинности, а с точки зрения их значимости, ценности. Значимость и ценность той или иной морали устанавливаются этикой на основе постижения сущего – именно смысла, направленности процесса развития общества и личности.
Нравственность – один из рычагов развития общества и личности («Нравственность служит для того, чтобы человеческому обществу подняться выше...». В.И.Ленин). Смысл морали – утверждение человеческого в человеке – совпадает с общим смыслом исторического развития общества, поскольку сама история общества есть процесс становления и реализации
85
человеческой сущности, развития сил и способностей человека, потенциально заложенных в нем. Мораль заключала в себе гораздо большее содержание, чем правила общежития, выработанные той или иной эпохой, и обусловливающие ее классовые модификации. В частности, она хранила бессознательно выработанный опыт совместной жизни людей, поведенческие механизмы, созданные эволюцией, не всегда доступные пониманию той или иной эпохи и тем не менее столь же целесообразные, как анатомические и физиологические особенности человеческого организма, созданного той же эволюцией. Нормативность марксистской этики вытекает из постижения процесса становления человеческой сущности (следовательно, из познания призвания, предназначения человека). Поэтому суждения типа: «Выработанная нашим обществом моральная норма способствует утверждению в жизни тех высших начал, к которым объективно направлен исторический процесс и в которых лежит твой собственный правильно понимаемый главный интерес» – уже неуязвимы и с точки зрения логической формы и объективного содержания. Спор может идти только лишь о существе дела, о понимании объективного хода истории и подлинной сущности человека. В подобного рода суждениях слиты воедино нормативность, описательность и концептуальность этики. Разделение этих сторон было бы искусственным актом.
Решение проблем нравственного существования, «вечных вопросов нравственности», составляющее основную задачу этики, не может быть найдено, если исходить только из существующего положения дел – современного состояния общественных отношений и человеческой личности. Этика рассматривает коренные проблемы нравственности под углом зрения исторической перспективы и социальных преобразований, выходя при этом из автономной сферы нравственного бытия. Разделенность добра и пользы, нравственных критериев и критериев социального прогресса, счастья и добродетели будет снята при вступлении человечества в свою подлинную историю. Самодовлеющее бытие духовных ценностей – истины, добра и красоты, их отрыв от человека и разделенность между собой исчезают с уничтожением материальных корней отчуждения. Служение одной только красоте (художник как тип, «жрец прекрасного»), одной только истине (ученый, «мудрец»), одному лишь добру («святой», «праведник») перестает быть различными способами духовного существования. Жизнь «нравственная», «жизнь истинная» и жизнь «прекрасная» как понятия совпадут друг с другом. Разумеется, изменятся психический строй личности и характер мотивации поведения. Человек станет человеком подлинным, достигнет подлинного существования. Эта цель и результат исторического развития должны учитываться при построении современной этики, так же как эстетики и теории познания, равно необходимых для жизни.
В заключение о некоторых частных вопросах. Предложение В.Т.Ефимова о включении в область моралеведения теории нравственного воспитания, а также трудового воспитания, профессиональной этики вызывает возражения. Теория нравственного и трудового воспитания входит в педагогику, более того, составляет ее сущность. Профессиональная же этика представляет собой не что иное, как применение, конкретизацию основных этических положений к частным условиям и обстоятельствам.
Следует заметить, что, помимо задачи устранения устарелых, сохранившихся в науке представлений, определений, существует и задача борьбы с неоправданными нововведениями. Таковым представляется, например, словообразование «прикладная этика». Этика в известном смысле сама по себе «прикладная», практическая наука, ибо ее суть в приложении философии к жизни. Этика учит нравственной жизни, применяя знание. Несостоятельным в этой связи представляется и появившееся недавно выражение «этические игры». В сущности, оно может быть понято только так: вы узнали, что такое высоконравственная жизнь, что значит быть человеком, теперь давайте поиграем в эти вещи, посмотрим, у кого лучше получится.
Что касается понятия «деловой этики», то оно, конечно, выражает нечто реальное. Деловая этика бизнесмена означает правила целесообразного, ведущего к практическому успеху поведения. Слово «этика» употреблено здесь в условном, расширительном смысле, не имеющем отношения к понятию морального добра.
86
Существуют, надо полагать, такие вопросы, которые не всегда предпочтительно ставить ребром. К их числу можно отнести и вопрос о принадлежности этики к философскому знанию. Известно, что до сих пор довлеет привычка рассматривать этику как знание исключительно философское. Такое восходящее к прошлому представление, думается, выражает доминирование в реальной нравственной жизни общества стихийных, неуправляемых начал. Этическая теория, по гегелевскому выражению, обычно приходила слишком поздно: ей оставалось лишь осмыслить те или иные перемены в нравственных отношениях, сдвиги в мире моральной рефлексии и нравственных чувств. Но иногда она приходила и слишком рано. С одной стороны, это означает, что этическая теория была недостаточно ориентирована на практику, ограничивалась рационализацией спонтанно складывающихся воззрений и предпочтений морального сознания, с которыми не в силах была размежеваться. С. другой стороны, это говорит о том, что моральная регуляция поведения людей в очень слабой степени испытывала потребность в теоретическом оснащении, поскольку сама практика была сильно ограничена однообразием жизненных процессов (традиционным способам жизни соответствовали и традиционные методы социального управления). Этическая теория поставляла моральной практике главным образом различные мировоззренческие иллюзии, компенсирующие и адаптирующие воззрения, а наряду с этим и определенные регулятивные идеи, относящиеся к области нравственно-воспитательной деятельности.
Этика и сейчас ассоциируется с философским знанием у тех, кто обращается к ней за ответами на пробужденные мировоззренческие потребности (это оказывается возможным ввиду сближенности этического и морального мировоззрения, соучастия этики в разрешении «смысложизненных» задач, способности этики изъясняться на «языке» ценностного общения и т.п.). Но этика уже не отождествляется, во всяком случае, полностью, с философским знанием у тех, кто напряженно ищет многообразные выходы социальной науки в практику.
Тем не менее, пока этика все же остается по преимуществу философской рефлексией по поводу моральных проблем, философской теорией морали. Неумолимо происходит поворот в сторону углубленного изучения сущности, структуры и функций морального феномена, определения специфичности его проявлений в различных социальных общностях и даже сферах деятельности. Форсируются исследования по всему реестру проблем нравственного воспитания и управления этой духовно-практической деятельностью людей. Возникают такие связи этики с прилежащими и отдаленными областями знания, которые еще совсем недавно сочли бы неуместными, а возможно, и предосудительными. Активизация междисциплинарных связей существенно усложнила всю структуру этической науки. В ней быстро зреют отрасли с маргинальным статусом. Все это происходит на наших глазах, не всегда, правда, успешно с точки зрения основательности, темпов и минимализации издержек.
Следует ли из оценки традиций и текущего положения дел в этике, что надлежит безоговорочно принять предложение о создании моралеведения? Если значительная и всевозрастающая часть исследований, которые по сей день именуются этическими, станут теперь называться моралеведческими, то что может дать такое переименование? Тем более что сам обозначающий их термин не лишен некоторой искусственности. Совсем иное отношение вызывает острая постановка В.Т.Ефимовым реальных проблем развития этического знания, его критика различных проявлений профессиональной узости, стремление жире и плотнее увязать этические исследования с запросами практики коммунистического строительства. Многие из затрагиваемых им проблем уже ставились в печати. Обратимся сейчас только к группе вопросов, касающихся нравственного воспитания и управления процессами нравственной жизни общества, которые автор, безусловно, относит к числу моралеведческих.
По всей этой проблематике за истекшие несколько лет работ написано пожалуй, больше, чем за многие предшествующие десятилетия. Это отрадно осознавать, однако все еще открытым остается вопрос о природе теории и методах ее построения, о типах связи с другими «человековедче-
87
скими» науками, в первую очередь с этикой.
В прошлом нравственное воспитание проходило, так сказать, по ведомству педагогики. Старая философская этика относилась несколько свысока к такой разновидности практической деятельности, как воспитание, которое к тому же истолковывалось довольно узко. Прослеживалась и иная установка – патронаж этики над воспитанием. Речь, естественно, шла главным образом о содержательной стороне дела. Этика великодушно возлагала на себя почетное бремя по определению нравственных идеалов в качестве основы целевого сектора любых воспитательных программ, а также бралась за отшлифовку культуры нравственно-воспитательного воздействия. Этика марксизма-ленинизма, преодолев антагонизм научного объяснения и оценочного отношения к действительности, теоретического мировоззрения и морального освоения мира, идеалов и практики, в принципе исключает как высокомерное равнодушие к воспитательной практике, так и всевозможные идеалистические выверты в понимании процессов формирования нравственных идеалов и нормативно-ценностных образцов. Мировоззренческая и методологическая функции этики, ее философского ядра по отношению к теории нравственного воспитания общепризнаны. Очевидно и другое: выполнять эти функции не номинально, а по существу этика может, лишь постоянно развиваясь в ходе исследований реальных тенденций духовной жизни нашего времени, действия механизмов нравственной регуляции, только отражая состояния и динамику как общественного, так и индивидуального морального сознания, – иначе говоря, чутко вслушиваясь во все изменения, которые происходят в ее предмете, улавливая их в теоретической форме, оперативно и адекватно откликаясь на насущные запросы преобразующей практики.
В той мере, в какой все это происходит, можно говорить о формировании в этике элементов специальной теории нравственного воспитания, а также каркаса того обширного комплекса знаний, который необходим для управления процессами нравственной жизни общества.
Главным стимулом для создания такого комплекса являются глубокие перемены в современной ситуации нравственного воспитания, о чем нам уже приходилось писать. Сейчас отметим, во-первых, нарастающее повышение роли морального фактора в жизни общества, усиление зависимости ведущих социальных задач, программ от состояния нравов. Во-вторых, усложнение нравственной жизни общества по самым различным показателям (расширение диапазона воздействия моральной регуляции на все новые «участки» социальной реальности, уменьшение доли социального принуждения в обеспечении общественно-необходимого поведения, перемещение центра тяжести в регуляции поведения от сдерживающих норм к побудительным и др.). В-третьих, серьезные изменения в объекте воспитания опять-таки по различным показателям (ускорение перехода от подросткового возраста к юношескому и удлинение последнего, а значит, продление всего процесса нравственной социализации, многообразные последствия изменений, происшедших в отношениях между полами, в структуре и функциях современной семьи, увеличение возможностей для условно-престижного потребления и многое другое). Правомерен вывод об интенсификации протекания современных идейно-нравственных и нравственно-психологических процессов по отношению не только к личности, но и к коллективам разного типа.
Нельзя упускать из вида, в-четвертых, известную многокачественность, разнонаправленность ряда бурно протекающих социальных процессов с точки зрения воздействия их на общественные нравы. Имеются в виду такие процессы, как усложнение хозяйственных связей, изменение роли различных элементов производительных сил и производственных отношений, сдвиги в распределительных отношениях, структуре и формах потребительской деятельности, стремительная и не всегда контролируемая урбанизация, перемены в демографическом поведении и т. п. В одном отношении эти процессы содействуют цементированию нравов, духовному росту человека, в другом – косвенном и вторичном – могут оказывать дестабилизирующее влияние на состояние нравственных отношений, на эффективность воспитательных усилий. Порой получается так, что вместе с ростом и укреплением коллективистских, гуманистических начал на тех или иных участках социальной жизнедеятельности обнаруживаются в них и различные проявления эгоизма.
Названные изменения потребовали адекватной реакции в воспитательной системе общества. XXVI съезд партии указал на необходимость перестройки многих участков и сфер идеологической работы. Вопрос ставится о таком изменении деятельности социальных институтов и ответственных за воспитание, которое позволит обеспечить достижение стратегических целей коммунистического воспитания в новых условиях, полноценно использовать все материалы, кадровые, организационно-технические возможности системы нравственного воспитания. Однако указанная общест-
88
венная потребность не сразу и не в полном объеме была осознана, а потому со временем все сильнее давали о себе знать инерция, запоздалые реакции на изменения, ослабление того, что называют «чувством нового». Видимо, можно зафиксировать наличие известного несоответствия между сложностью, основательностью и многосторонностью современных воспитательных задач и некоторыми застывшими, устаревшими методами, – формами и особенно стилем нравственно-воспитательной деятельности (факты недооценки социальной роли нравственного воспитания, формального признания его важности, создание видимости воспитательной активности, уклон в «ме-роприятельную педагогику», явления показного новаторства нарушение единства слова и дела у некоторых воспитателей, рассогласованность профессионального и непрофессионального начал в воспитании и т. д.).
В такой ситуации, чтобы принять участие в выполнении требования «осмысления новых явлений жизни» и качественного совершенствования системы общественного воспитания, этика уже не вправе ограничиваться выполнением мировоззренческой и методологической функций в отношении к нравственному воспитанию или же простой трансплантацией общетеоретического знания о морали на область воспитательных проблем, как, впрочем, ей нельзя застревать и на фазе описания тех или иных сторон воспитательной практики, на уровне собирательства поучительных эпизодов из такой практики. Необходимо – и это представляется все более очевидным – создание специальной теории нравственного воспитания.
Каким же должно быть знание, чтобы практика, могла его приложить (не забывая, что воспитание всегда было и останется искусством!), как синтезировать разнопорядковую научную информацию, кому и в рамках каких организационных структур осуществлять такое «доразвитие», приложение и синтез? Все это оказалось предметом активных и деловых обсуждений. Известный болгарский исследователь В. Момов называет, например, сравнительно обособленную ветвь научной этики педагогико-этическим познанием или «педагогической этикой», которая формируется на основе добровольной ассимиляции таких равноправных партнеров, как этика и педагогика, и усиливается подключением педагогической социологии, «социологии воспитания», психологической теории личности, педагогической генетики. Она изучает не только общие принципы нравственного воспитания и управления им, но и обосновывает программу воспитания, его рациональную организацию, исследует формы и методы воздействия на личность и группу индивидов, создает нормативно-ценностную шкалу профессиональной и непрофессиональной нравственно-воспитательной деятельности. По отношению к этике такая теория нравственного воспитания выступает в роли прикладного синтетического знания, а по отношению к пульсирующей, постоянно меняющейся живой практике воспитания она будет фигурировать в качестве теоретического знания, изучающего факторы, ситуации, режимы воспитания, разрабатывающего меры по оптимизации.
Существуют и иные толкования проблемы. С большей ориентацией на педагогику работает проблемная лаборатория коммунистического воспитания молодежи МГУ.
Не предвосхищая результатов обсуждений и не пытаясь сейчас как-то оценить уже достигнутое всеми упомянутыми направлениями, обратим внимание только на бесспорный факт расширения «поля» этических исследований. Этика все больше предстает в качестве совокупности теорий различного уровня, но отнюдь не простой мозаикой теорий: эпицентром остается философская этика марксизма-ленинизма.
Проблема предмета этики – это как бы проблема «с двойным дном»: за обсуждением собственно предмета скрываются в действительности разные позиции и представления участников о различных перспективах развития этой науки, о соотношении ее разных аспектов, путей совершенствования ее методологии и т. д. Это и отклик на новые запросы практики современного социалистического общества, и
89
результат внутренней логики развития этической мысли, и в известном смысле – науковедческий прогноз. Именно в этом ракурсе, видимо, следует прежде всего оценивать статью В.Т.Ефимова. Она своевременно и полемически заостренно привлекает внимание к наиболее злободневным «точкам роста» этического знания, настоятельно требующим совместного обсуждения и решения. По-своему удачен и термин «моралеведение», пусть даже в качестве предварительного обозначения всей основной сферы практически-конкретного «основания» этики как философской науки. В этом термине отражаются, по нашему мнению, важные тенденции развития за последнее десятилетие таких аспектов этики и ее методологии, которые обозначались ранее то как «дескриптивная этика», то как «социология морали» или «социология воспитания», то как «этология» или «этнология» и т. п. Как известно, все эти термины страдали неточностью или многозначностью и не прижились в советской философской литературе.
Итак: моралеведение. Возможно ли оно? И если возможно, то в чем его специфика и каково отношение к общей системе этического знания? Положение об «отпочковании» моралеведения как особой частной науки от этики представляется нам сейчас преждевременным, допустимым разве лишь в качестве одного из вероятных гипотетических прогнозов. Это в известной мере признает и сам В. Т. Ефимов. Но значит ли это, что моралеведение невозможно сейчас в рамках этики, как ее особый аспект и направление с особой, специфической методологией? Нам кажется, что в таком смысле оно не только возможно, но и насущно необходимо как для решения острых практических задач, так и для развития этической науки в целом.
В общем систематическом построении этика могла бы быть представлена в трех основных направлениях или аспектах: моралеведении; философско-теоретической этике; нормативной этике1. Конечно, границы между всеми этими частями довольно относительны, они строги лишь в абстракции, так как каждое направление взаимопроникает другое. Более того, относительная самостоятельность каждого из них обусловливается прежде всего спецификой используемой методологии, различными целями исследования предмета (морали) и воздействия на него, то есть функциональным своеобразием. Для того чтобы представить нравственность в ее целостном многообразии, этика действительно должна быть неким «магическим кристаллом», каждый поворот которого открывает как бы новое «измерение» морали, где она выступает каждый раз под иным углом зрения, высвечивается новыми чертами и свойствами и лишь в целокупном видении предстает как единый предмет.
В своем познавательном аспекте моралеведение призвано обеспечивать знание реальных нравов, бытующих в обществе в тот или иной исторический период. Понятие нравов употребляется здесь не случайно: оно шире понятия морали, так как включает в себя ряд объективных и субъективных координат жизни поколений (некоторые внеморальные обычаи, обряды, способы общения и передачи информации, особенности быта и трудового процесса, гигиенические правила и многое другое). Иначе говоря, моралеведение должно исследовать мораль не в ее изолированности, в каковой она выступает только в абстракции, а в реальной слитности с реальным процессом жизнедеятельности людей, изучаемой целым рядом смежных наук.
Различные параметры информации о реальном состоянии нравственности, об особых сферах моральной регуляции (профессиональные кодексы, сексуально-брачные отношения, этикет и др.) достаточно подробно очерчены в публикуемых здесь статьях Л.М.Архангельского и В.Т.Ефимова, поэтому останавливаться на них нет нужды. Несомненно также, что тесная связь с целым комплексом конкретных наук, накапливающих огромную информацию о состоянии реальной нравственности (история, социология, психология, педагогика, культуроведение, сравнительное правоведение, судебная медицина и др.), неизбежна.
Хочется, однако, подчеркнуть, что у этих наук нельзя просто заимствовать в качестве «готовых» результатов данные о действительном состоянии нравственности, как это представляется некоторым авторам. Эти данные нужно уметь вычленить на основе своей «этико-моралеведческой» методологии, позволяющей, как на центрифуге, выделись ценностно-императивное содержание, из громадной массы эмпирического материала. Иначе их не получить. Это ясно даже на начальных стадиях анализа, при отборе фактов нравственного свойства из результатов исследований смежных наук (сравните, например, методологические трудности создания моральной статистики и т. п.). И задача здесь поэтому состоит вовсе не в том, чтобы этик стал равноправным специалистом в области этих смежных наук (это и
___________________________________
1Первоначальный вариант такого системно-функционального построения этики уже предлагался: см. «Философские науки», 1972, № 4, стр. 146 – 149.
90
невозможно), а в том, чтобы он овладел методологией этического анализа конкретного материала.
Конечно, специалисты ряда смежных наук иногда вынуждены в силу логики исследования заниматься и собственно этическим анализом состояния нравственности. Но удивительное дело: результаты этого анализа многие этики почему-то зачастую относят то к социологии, то к психологии и другим наукам только на том основании, что они добыты представителями этих наук. Та легкость, с какой это делается, видимо, говорит о непреодоленной (и непростительной!) предубежденности некоторых специалистов-этиков к использованию конкретного материала, являющейся последствием болезни морализаторства, не изжитой до сих пор. А ведь в работах такого рода (обычно комплексных, где этический анализ выступает лишь одним из аспектов) содержится иногда не только готовый материал по анализу моральной регуляции поведения, но и отработанная, незаменимая методика этого анализа.
Возьмем для примера одну из последних таких работ – книгу Игоря Кона «Дружба» (М., 1980). Этики на эту работу, как правило, не ссылаются, несмотря на то, что в ней в общем комплексе аспектов – социологического, психологического и других – этический аспект, наилучшим образом разработанный, занимает первое место. Более того, «этико-моралеведческая» методология исследования в данной книге – это, на наш взгляд, целое творческое событие, которое еще предстоит осмысливать и осмысливать в этике.
Среди всех смежных наук, данные которых играют особенно стимулирующую роль в развитии конкретно-исторического обоснования этики, следует назвать психологию, социологию, историю. Однако если с усвоением и использованием данных психологии в этических исследованиях последних лет дело как-то пошло вперед, то этого нельзя сказать о данных истории, этнографии и т. д. А ведь именно связь с историей придает этической методологии историческое видение, без которого она обречена на морализаторские преувеличение, ошибки, спекулятивность. Самые, казалось бы, «тонкие» современные способы анализа состояния нравов не могут быть достаточно точными, если они не строятся на принципе марксистского историзма, ибо в таком случае всегда есть риск спутать уходящее в прошлое и настоящее, настоящее и будущее, а в конечном счете – передовое и отсталое.
Комплекс исторических наук, на который опирается этика в целом, имеет особое значение для моралеведения. Ведь именно конкретно-научное, полнокровное описание различных исторических моральных систем является конечной задачей моралеведения. Выявить причинную обусловленность развития и смену этих систем, социально-экономические, классовые их детерминанты, то есть все то, без чего нельзя воссоздать объективную картину реального состояния нравственности, возможно лишь на основе конкретно-исторического материала и полноценного использования методологии историзма. Самобытные исторические «сетки» ценностей с их особой иерархией, типичные ситуации морального выбора, типичные санкции (одобрения и неодобрения), поддерживающие моральную регуляцию поведения, типичные нравственные конфликты, общий «веер» морально-ценностных ориентации, «набор» провозглашаемых добродетелей и бичуемых пороков и т. п., короче говоря, реальное состояние нравственности в ее важнейших «параметрах» – вот что призвано научно раскрывать моралеведение в своих общих результатах. Моралеведение не только исходный уровень научного анализа морали, но содержательный источник дальнейших философско-этичских обобщений. В этих результатах как бы перекрещиваются, взаимосливаясь, аспекты конкретно-исторического и философско-этического исследования нравственности. Здесь существует сложная обратная связь: с одной стороны, моралеведение – главный содержательный источник для философско-этических обобщений более высокой ступени абстракции, с другой – в своей методологии и выводах оно прямо опирается на ведущие идеи этико-философских разработок. Это взаимопроникновение не случайно: ведь реальная нравственность и составляет ту «ценностную матрицу» духовной культуры, которая в основании определяет то или иное построение этико-философских концепций.
Вместе с тем конкретно-исторический анализ нравов имеет свою особую методологию, которая в значительной мере и предопределяет специфику моралеведения как совокупного направления различных исследований, очерчивающих комплексно «эмпирическое» основание этической науки. И своеобразие этой методологии в решающей мере предопределяется этико-философским, этико-аксиологическим подходом. Ведь реальная нравственность, как, пожалуй, никакое другое явление духовной культуры, обладает свойством «неуловимости», труднодоступное, неадекватности научного изображения (здесь прав А.А.Гусейнов, подчеркивая, что просто эмпирическими методами такого изображения не достичь). Здесь-то и необходима сила этического абстрагирования. Даже
91
та общераспространенная нравственность, которую, пусть с трудом, можно описать как реально циркулирующую в обществе, это лишь вершина «айсберга» – морального феномена, тогда как большая часть его скрыта от поверхностного наблюдения. А именно она, эта часть нравственности, и составляет то ценностное основание видимой части, которое определяет ее содержание и функционирование. Задача исследования этика-моралеведа в том и состоит, чтобы «переворачивать айсберги», чтобы представлять моральные феномены в целостности, выявлять их основания и причинную обусловленность их действия. Просто эмпирические методы тут действительно недостаточны, здесь нужна сила философски-этической абстракции.
Конечно, здесь необходимо использовать все те методы, которые уже применяются (хотя и с иными целями, в ином ракурсе) в смежных исследованиях: массовых коммуникаций, психологических установок и контрольно-регулятивных механизмов поведения личности, форм и смыслов общения и многого другого. Расшифровка ценностных «кодов» и императивных «команд», «моделей» предлагаемого поведения, подлинного смысла распространенных критериев добродетельности, иерархии норм, содержания и регулятивных функций нормативной «мимикрии», моральных иллюзий и т. п. – все это, разумеется, существеннейшие компоненты этико-моралеведческого анализа. Причем хотелось бы подчеркнуть, что это не просто конгломерат отдельных методов частных смежных наук – это целостная методология, специфика и единство которой предопределяются своеобразием изучаемого предмета, ценностно-императивным его содержанием. Моралеведческая методология – это этико-аксиологический анализ конкретно-исторического материала (будь то культурологический, социологический и т.д.) о реальном состоянии нравственности, проводимый в соответствии с принципом марксистского историзма. Весь комплекс исследований конкретно-исторического материала, который сейчас вырисовывается в нашей этике как ряд тенденций (и который, если принять термин В.Г.Ефимова, можно предварительно назвать «моралеведением»), мог бы быть, по нашему мнению, творчески ускорен на основе дальнейшей разработки и последовательного применения этой методологии.
Вопрос о разработке этико-аксиологической методологии является ключевым и для понимания соотношения конкретно-исторического материала, философско-теоретических разработок и их практического применения в этике. Без развития философско-теоретических исследований (имеющих свою относительно самостоятельную логику) моралеведение было бы слепо и беспомощно, заранее обречено либо на бесполезный «ползучий» эмпиризм, простое следование за фактами, либо на пустое морализаторство, повторяющее все иллюзии и расхожие «мнения» обыденного сознания. Поэтому положение о единстве философско-теоретической и конкретно-эмпирической сторон этики на современном этапе представляется нам наиболее правильным (достаточно многочисленные доказательства в его пользу привели Л.М.Архангельский и А.А.Гусейнов). Внутренний смысл этого единства – в функционально-методологическом взаимопроникновении этих сторон этики как науки о морали. Не случайно поэтому решение многих вопросов о развитии «моралеведческого» направления этических исследований прямо зависит от дальнейшего совершенствования его общетеоретических разработок. Можно также предполагать, что именно этико-аксиологическая методология является тем единственно надежным «концептуальным мостом», который внутренне непротиворечиво, органически целостно связывает воедино моралеведческие изыскания с методами и целями практического внедрения данных этической науки в практику, воздействия на реальные процессы нравственной жизни людей в условиях развитого социализма.
Каковы же те основные моменты, «точки прироста» этико-философского знания, которые наиболее стимулируют совершенствование методологии этических исследований и от которых, по нашему мнению, зависит прогресс этики как науки в целом, во всех ее аспектах и сторонах?
Философско-этические исследования, получившие свое воплощение в последние десятилетия во многих солидных монографиях, дают решение проблем морали, как правило, в общеконцептуальном плане. Структура нравственности как целостной системы – в единстве ее объективных и субъективных параметров – описывается здесь через раскрытие системы нравственных отношений (нравственной деятельности) и структурно-функциональное построение морального сознания. Большинство проблем моральной жизни ставятся и решаются как философско-теоретические проблемы: добро и долг, мотив и поступок, цель и средства, сущее и должное, вина и вменяемость, права и обязанности, роль разума и эмоций и многое другое. Те нравственные понятия, которые несут в себе значительный нормативно-оценочный смысл, то есть «добро», «зло», «долг», «совесть», «достоинство», «чест-
92
ность», «честь» и пр., применяются наряду с понятиями «норма», «запрет», «коллективизм», «ценностная ориентация», «моральное качество» и проч. И веч эти понятия вместе служат как бы инструментами теоретического осознания многих традиционных этических проблем.
Верно, что само предполагаемое решение этих проблем – нередко независимо от исследователя – внутренне содержало ту или иную нормативно-ценностную схему, «шкалу предпочтений», которая прямо выводила этика-теоретика в сферу нормативную (и в этом плане много верного подмечено В.Н.Шердаковым, который ясно видит «пропитанность» нормативно-оценочным содержанием, казалось бы, даже самых абстрактных общефилософских разработок). Конечно, в философско-этических исследованиях имеются и такие ракурсы и аспекты, которые трудно вывести непосредственно на нормативную проблематику (например, в логике морального языка), по даже здесь, пусть через ряд опосредующих звеньев, такая нормативность проявляется (это убедительно было раскрыто в работах венгерского этика М. Макаи). И все же решения проблемы морального выбора, возникшие на основе всего богатства этико-фидософской мысли настоящего и прошлого, представляют собой ту наиважнейшую часть этических разработок, которая от теоретических решений моральных вопросов позволяет перейти к нормативной (предписательной) этике, говорящей с человеком на языке его оценочно-императивных подходов. Здесь понятия «добро», «зло», долг», «совесть», «честность», «честь» и т. п. имеют уже (обязательно!) оценочно-иперативное звучание. Проблема смысла жизни, идеала, долга и совести, счастья и достоинства в этом случае, однако, не выглядит как чистое морализирование: ведь все эти проблемы прошли предварительный путь через моралеведение и общефилософское рассмотрение.
Наиболее ценные «модели» моральности, эффективные решения типичных конфликтных ситуаций, верные оценки поведения, выявленные в сфере конкретно-исторического анализа нравов и обоснованные в философском плане, могут уже выступать как подспорье и компоненты в нравственных исканиях человека, воздействовать на его моральный выбор, его нравственное самочувствие, его «замысел жизни». Этики, конечно же, не создают «мораль» – последняя складывается, как правило, стихийно, под влиянием ряда объективных причин и опыта ее субъекта – народных масс. Однако это не значит, как иногда полагают, что этика вообще исключена из исторического процесса нормотворчества.
Новое в морали вначале может появляться и на философско-мировоззренческих этажах знания и лишь затем, нередко через долгое время, проникать в сознание широких масс людей (вспомним для примера нравственные искания мыслителей, живших в самые разные эпохи; Сократа, Сенеки, Канта, Чернышевского и др.).
Видимо, нормативную этику вряд ли можно построить как некую автономную область, вроде «моральной дидактики», изолированной от других сторон и сфер этики в целом. Вместе с тем нетрудно увидеть, что проблемы морального выбора проходят и через моралеведение и через этико-философское обоснование к их нормативному решению каждый раз под новым ракурсом и в особых целевых установках исследователя. Есть, конечно, большое искушение: изобразить движение мысли от моралеведения к зтико-философским исследованиям как движение от конкретного к абстрактному, с одной стороны, а с другой – как движение от общих этико-философских решений к нормативной этике, как движение от абстрактного к конкретному. Однако переход от философского рассмотрения к нормативному в этом случае совершался бы не только посредством движения выработанных ранее абстракций и ведущих идей (в своей целостности и составляющих «единство многообразного»), но и путем проявления на этом пути специфического оценочно-нормативного «угла зрения», то есть так, что философский и оценочно-императивный ракурсы сливались бы воедино в общем движении этических и нравственных понятий.
Возможен ли такой путь восхождения от абстрактного к конкретному, где сущее и должное, знание и императивность, норма и оценка – все это сливалось бы в гармонически единый процесс, приводящий к целостному видению общей картины нравственной динамики? Сейчас об этом трудно судить, это может показать только будущее. Тем не менее наличие в этике трех пересекающихся, взаимопроникающих «пластов» – «моралеведческого», «этико-философского» и «императивно-оценочного», несмотря на самые различные точки зрения о воплощении этих «пластов» в конкретных направлениях и сферах современного развития этики, представляется нам имеющим право на существование в настоящем обсуждении. Ведь и история нравственности говорит об этих трех аспектах, направлениях: о собственно истории нравов, составляющей «плоть» и основу всей моральной динамики и изучавшейся на разных этапах социального познания самыми различными науками; об истории этической мысли, пре-
93
доставляющей нам разнообразные философские идеи и системы о природе нравственности; об истории того, что можно было бы собирательно обозначить как историю нравоучений и моральных предвосхищений, вливавшихся в реальный процесс воспитания того или иного времени. Рассмотрение этого собственно исторического плана развития нравственности – это та грандиозная познавательная задача, которую еще предстоит решить этике в творческом союзе с целым комплексом смежных наук.
Подчеркивая еще раз значение исторического видения в этике, без которого она не может научно правильно представлять реальные изменения и тенденции развития морали и потому обречена либо на прекраснодушное морализаторство, либо на формальные спекуляции, особенно хотелось бы подчеркнуть значение общей этико-философской методологии. Ведь, например, в так называемых «конкретных» моралеведческих исследованиях и «внедрениях» специалисты испытывают большие трудности именно оттого, что не могут просто использовать готовые методы некоторых смежных наук, не имея в своем распоряжении эффективных общефилософских идей и разработок. Каким бы парадоксальным это ни показалось, нам думается, что дело не только и даже не столько в развитии конкретно-исторических исследований (так называемого «моралеведения»), сколько в неразвитости ряда философских методологических разработок в этике, а также в том, что в ней сохраняются некоторые идеи или положения как устойчивая инерция мышления, постоянно поддерживаемая иллюзиями обыденного сознания. Это и внеисторизм, логично приводящий к «вечным» нормативам в духе этического абсолютизма; и грубая «черно-белая» схема в оценке явлений нравственной жизни; и попытки свести мораль к некоему формально-общему отношению типа «личность – общество» (минуя классы, коллективы, межличностное общение и т. д.), с помощью которого можно якобы все легко объяснить; и игнорирование эмоционально-волевой сферы моральной регуляции, неиспользование принципа марксистского сенсуализма в понимании процессов индивидуального усвоения норм и запретов; и старая страдальческая мысль о том, что основное предназначение морали – обуздание в человеке порочности (нередко «животной»), а не раскрытие в нем одного из гуманистических аспектов саморазвития и т. д. Все эти, казалось бы, простые и «малозначимые» положения, как нам представляется, выступают как шоры на глазах исследователей, которые затрудняют разработку общефилософской, методологической основы этики в целом.
И еще одно замечание. Думается, что споры о предмете этики и различных перспективах ее развития иногда отражают лишь различные «узкопрофессиональные» позиции участников. Действительно, «моралеведу» на основании произведенных исследований может показаться, что их необходимо немедленно обратить в нормативную (оценочно-императивную) форму воздействия/ минуя этико-философские разработки. Такой подход был бы вполне уместен, если бы в этом превращении хотя бы в общем, имплицитном виде содержались результаты таких разработок, иначе он может превратиться в узколобый эмпиризм и морализаторство без перспективы. Возможны и самые различные другие комбинации: скажем, этико-философского и нормативного подходов, минуя конкретно-исторический анализ; отрыва, изоляции этико-философского подхода от нормативного и т.п. Все это те «гносеологические ловушки», которые обрекают исследователей на односторонность и преувеличения в понимании предмета этики и ее строения как развивающейся науки.
Все это говорит о том, что основные творческие перспективы развития этики лежат на путях единого, комплексного исследования, в котором органически сливались бы глубокие философские идеи с конкретно-историческим анализом и оценочно-нормативным воздействием на массовое моральное сознание и практику коммунистического воспитания.
94