Р.Г. Апресян

Гражданское общество

Неконцептуальный сборник / Отв. ред. Р.Г.Апресян. М.: Аслан, 1997.


В истории европейской цивилизации гражданское общество стихийно оформляется как отрицание государственного и идеологического (мировоззренческого) абсолютизма. Оно задает предел любой форме государственного самодержавия, будь то автократическая монархия, партийно-идеократическая, националистическая, кланово-племенная тирания или бюрократическая олигархия.

Как показал английский философ Э. Геллнер, гражданское общество впервые появляется в Англии в XVII веке в результате возникшего баланса между противоборствующими силами – традиционной аристократией и средним классом и, как следствие, выработанного ими компромисса. В духовном плане это был компромисс на основе веротерпимости и отказа от религиозного фанатизма. В политическом плане это было соглашение о «классовом» сосуществовании при условии, что буржуазия отказывалась от абсолютных претензий на политическую власть, а аристократия признавала право нового класса на свободу экономической, шире, частной деятельности, в частности в экономической сфере. Все вместе признавали право каждого, тем более представителей религиозных меньшинств, на свободу вероисповедания, шире, свободу совести.

Гражданское общество следует отличать от других исторически известных типов общества, в которых власть государства имеет в качестве своего противовеса автономию общин, кланов, корпораций. Таковы, к примеру, античные республики, средневековые монархии или торговые города-государства и даже восточные деспотии (самим своим устройством предполагавшие хозяйственную и локально-административную самостоятельность сельских, ремесленных, торговых общин). Гражданское общество оформляется как система гражданских прав и свобод, а его развитие может быть представлено как история борьбы за их сохранение, расширение и институциональное закрепление.

Таким образом, в силу исторически определенного стечения обстоятельств сложилась модель общества, которая ознаменовала новоевропейский поворот и предопределила развитие европейской цивилизации. Принятие идеи гражданского общества в качестве лозунга демократических движений, оппозиционных (какие бы конкретные формы они ни принимали) авторитарно-социалистическим партийным государствам в странах Центрально-Восточной Европы, на рубеже девяностых годов переросших там в прямо антикоммунистические, а в СССР возникших как таковые, – отражало сокровенные упования народов этих стран: одних – на возвращение в европейскую цивилизацию, других – на приобщение к ней.

 

Понятие гражданского общества

От Гегеля, а затем и Маркса идет традиция понимания гражданского общества как того, чем является общество за вычетом политики, или как сферы негосударственных и неполитических отношений общества. При таком подходе фиксируется существенная для гражданского общества черта: независимость экономики от политики. (В марксизме это качество общества, сложившегося в конкретных обстоятельствах новоевропейской истории, было обобщено до положения об определяющей роли экономики – «экономического базиса общества» – и развито в учении об отмирании государства, на практике обернувшегося огосударствлением всего общества).

Либерально-демократическая же традиция трактовки гражданского общества существенно иная. Гражданское общество – это тот срез общественной жизни, который задается деятельностью и отношениями людей как суверенных, инициативных и самоорганизующихся граждан. Можно сказать и по-другому: гражданское общество – это сфера самостоятельных общественно-значимых действий граждан. Гражданское общество задается деятельностью и отношениями суверенных индивидов. Однако оно в свою очередь и определяет стандарт поведения людей: как суверенных, лояльных (законопослушных), но свободных граждан.

Разница между современным понятием гражданского общества, которое получило развитие в последние два-три десятилетия, и классического, в частности гегелевского, заключается в том, что гражданское общество последовательно отличается не только от государства, но и экономики. Посредством концепции гражданского общества предлагается модель общества, сфокусированная не на политике и не на экономике, а на самом социуме. Поэтому для эффективного функционирования гражданского общества столь важной считается развитость неполитических и в целом неклассовых форм коллективной жизни, которые связаны правовыми, гражданскими, публичными институтами общества.

Действенность гражданского общества обеспечивается системой неполитических институтов, к которым следует отнести общественные (гражданские) объединения, средства массовой информации, местные органы самоуправления, независимые университеты, церковь, профсоюзы, различные формы общественной кооперации и др., – выполняющие роль противовесов как государственной власти, так и разного рода социальным образованиям корпоративного, кланового, узко-группового характера. Они должны быть достаточно сильными, чтобы препятствовать любым проявлениям как тирании, так и анархии. При этом внутренне они должны быть достаточно свободными, чтобы их члены (участники) были вправе при желании сами решать вопрос о том, сохранять ли им свое членство (участие). Отнюдь не всегда такие организации совершенно открыты для вступления новых членов. Как правило, присоединение к ним (вступление в них) предполагает прохождение тех или иных процедур и выполнение определенных условий. Благодаря этому неполитические институты и могут сохранять свою эффективность в качестве противовеса государственной власти.

Однако основным инструментом, ограничивающим государственную власть, выступает система права, закрепленного в конституции и законодательстве. Политическая модель гражданского общества как сферы взаимно-упорядоченных и равно-представленных интересов (индивидуальных и корпоративных) противостоит не только всевластию государства, но и любым формам анархизма.

В политической публицистике наших дней, а нередко и в специальных работах понятие гражданского общества употребляется как невнятный синоним понятия правового государства. Тем самым проявляется непонимание существа гражданского общества как пространства взаимодействия суверенных интересов. Это взаимодействие регулируется правом. Правовым является государство, управляемое посредством установленного закона. Закон призван гарантировать в равной мере всех от произвола государственного лица (правителя, чиновника, патрульного милиционера и т.п.) или корпоративно организованной группы лиц (акционерного общества, дирекции приватизированного предприятия, монополистского объединения и т.п.), даже если этот произвол документально и официально оформлен и тем самым как бы легитимизирован. Правовым, то есть основанным на строгом исполнении установленного закона, может быть названо и такое государство, законодательство которого строится на иных, нежели права человека, приоритетах, например, корпоративное государство. Правда, в современном значении этого термина правовое государство означает власть не просто закона, но закона, гарантирующего исполнение прав человека.

Гражданское общество возникает и развивается на основе индустриальной революции, параллельно с ней и во многом благодаря ей. Однако природа гражданского общества обусловлена характером не производства, а объединения людей в сообщество, характером их «членства» в обществе. Так же структура гражданского общества складывается не под влиянием производственных процессов, а из взаимодействия суверенных субъектов, в том числе коллективных (разного рода сообществ и объединений – профессиональных, политических, территориальных, конфессиональных, просветительски-образовательных, досуговых и т.д.). Поэтому структура гражданского общества не совпадает с социальной, или стратификационной структурой общества и основными формами социальной деятельности (сельскохозяйственной, промышленной и культурной). Гражданское общество, таким образом, основывается не на видах деятельности, а на балансе различных (индивидуальных и групповых, неформальных и институционализированных) интересов, содержание которых отнюдь не исчерпывается социально-классовыми отношениями.

В связи с этим необходимо отметить, что разрушение гражданского общества в советизируемой России в 20-30-ые годы происходило не в процессе «ликвидации классов», а по мере уничтожения пусть слабых, но все-таки сложившихся к началу XX века политико-правовых условий гражданской активности – самодеятельности в собственном смысле этого слова, как деятельности самоорганизованных граждан (а не отмобилизованных государством индивидов) и соответствующих социальных институтов. Развившаяся в дальнейшем в СССР разветвленная структура КПСС, конечно, не могла играть роль даже эрзаца гражданского общества (вопреки встречающемуся в политической публицистике мнению). Хотя партийные организации в советском обществе порой выступали в роли защитников граждан перед лицом государственных органов определенного (как правило не выше районного) уровня, в целом партийная структура, обеспечивая действительное социальное «кровообращение», в первую очередь была политической структурой, гарантировавшей всевластие коммунистической олигархии и максимальную подконтрольность ей всех сторон жизни общества, а в наиболее суровые годы советской власти – и частной жизни людей.

Вызовет сомнение и другое мнение, что при отсутствии в стране гражданского общества в цивилизованном понимании этого слова его роль выполняла интеллигенция (точнее, самостоятельно и критически мыслящие круги общества), а ее скрытую интеллектуальную оппозицию правящему режиму в 60-80-ые годы можно рассматривать как своего рода противовес государственно-политической системе. Эту функцию компенсатора гражданского общества в полном смысле это слова неверно было бы усматривать даже в активной и самоотверженной деятельности участников правозащитного, шире, диссидентского движения, которое как таковое, несомненно, складывалось из гражданских инициатив и акций чрезвычайно мужественных людей. И дело не в том, что гражданское общество, как было сказано, представляет собой систему общественных институтов, статус которых так или иначе зафиксирован в праве, а инакомыслие, даже выраженное в действии, в том числе в периодических изданиях, освещающих властное преследование инакомыслия, не может рассматриваться в качестве общественного института. Инакомыслие было по существу единственной формой неподотчетного (нецензурированного) гражданского самовыражения и в конечном счете лишь подчеркивало идеологический и институциональный монополизм коммунистического режима.

В советском обществе подпольно сохранялись и время от времени появлялись в рудиментарных и заместительных формах некоторые элементы гражданского общества. Легальная и нелегальная («теневая») частная производственная и сервисная деятельность; культурная, религиозная, и находящаяся на стыке этих последних интеллектуальная активность, – могли бы рассматриваться в качестве таких элементов. Очевидно, что эти элементы были разрозненны. Даже в своих легальных формах они не имели адекватной правовой базы. Иными словами, они не признавались законом как выражение социальной автономии самоорганизующихся граждан и сплошь и рядом преследовались в уголовном порядке.

Это и понятно: тоталитарное государство не может признать правомочной самодеятельную активность граждан. Тоталитарное государство покоится не на самодеятельности, а на послушности и исполнительности населения. В тоталитарном государстве только власть и приобщенность к ней могут быть гарантией значимого общественного положения и легального хорошего заработка. Природой тоталитарного государства и возможностями власть предержащих в нем можно объяснить то, что пост-советская приватизация в значительной степени обернулась приватизацией в интересах бывшей и новой номенклатуры. Наследством тоталитаризма объясняется то, что на гребне демократической революции в России во власть устремились люди, видевшие в ней исключительно средство личного обогащения. В равной мере инерцией тоталитаризма объясняется противодействие всех ветвей пост-советской государственной власти нестесненному развитию частного предпринимательства и гражданской инициативы во всевозможных формах их законодательного и институционального обеспечения.

Наоборот, гражданское общество не только демонстрирует возможность самореализации человека вне и помимо государственной власти; но создает условия для успешного осуществления частного интереса именно независимо от власти.

Впрочем, здесь необходимо сделать еще одно уточнение, касающееся понятия гражданского общества. Говоря о гражданском обществе, нужно иметь в виду неоднородность охватываемых этим понятием социальных явлений. В развитом виде гражданское общество предстает как система определенных формализованных и институционализированных структур. Однако независимо от них в обществе могут существовать и иные самоорганизующиеся движения, инициативы, ассоциации, а также приводящие в движение общественную жизнь сообщества публичной сферы, неформальные социальные связи и солидарные сообщества. Все это тоже относится к гражданской, то есть неполитической и неэкономической сфере общества. Именно так понимал гражданское общество русский мыслитель С. Л. Франк – как «сотрудничество и взаимодействие свободно-индивидуальных центров активности».

Исходя из этого, нужно сделать поворот в нашем обозрении и предпринять еще один шаг в осмыслении гражданского общества, предположив, что гражданское общество обнаруживается не только в структуре социума, но и в порядке его функционирования. Авторы, ориентирующиеся на классическую политическую теорию, указывают, что такие общественные институты, как семья, церковь или университет являются элементами гражданского общества. И это, несомненно, так: именно такого рода гражданские сообщества и институты способны создать действительный противовес государству. Однако в методологическом плане такой субстанциональный подход не учитывает именно «летучего» характера гражданской сферы. Опыт тоталитарных режимов ХХ века показал, что и семья, и церковь, и университет и даже хоровой кружок или спортивная секция могут быть максимальным образом огосударствлены, превращены в ячейки и «контрольные пункты» вездесущего государства.

Так что термины «гражданская сфера» или «срез» являются более адекватными смыслу того, что называют «гражданским обществом». Гражданское общество предметизируется не субстанционально, а функционально: это – функция определенным образом организованного общества. Эта функция – быть средой неполитических, точнее, негосударственных, отношений, быть общественным противовесом государству, а значит воздействовать на государство. Причем воздействовать также и посредством партий. Политические партии ведь тоже бывают разными. Существуют и такие, которые, на что обратил внимание А. Арато, «ведут себя как общественные движения и стремятся, например, воплотить антибюрократическую логику, логику прямой демократии». Например, из экологического движения во многих европейских странах возникли «партии зеленых», представители которых баллотировались в парламенты и – в особенности в восьмидесятые годы – набирали на удивление много голосов избирателей. Но делегируя во власть своих представителей, гражданское общество не перестает выступать противовесом этой власти, пусть и обновленной. Известны случаи, когда депутаты парламента, причем именно как депутаты, а не члены каких-то общественных организаций, принимают участие в гражданских акциях – демонстрациях, гражданском неповиновении, голодовках. И наоборот, общественные организации или их отдельные члены в увлечении политикой или из корысти могут вступать в зависимые отношения с государственными структурами, становиться проводником государственной политики (формально и институционально оставаясь в рамках гражданской сферы).

Вот с этой точки зрения, элементы гражданской сферы как пространства проявления гражданской позиции и осуществления гражданского действия существовали и в СССР, равно и в других авторитарных странах, будь то в Восточной Европе или Латинской Америке, или в Африке. То, что сегодня принято упоминать как «споры на кухне», то есть непубличные дискуссии (но тем не менее дискуссии), а также вездесущий политический анекдот, авторская песня, действительно ставшая движением, – представляли собой рудименты неформализованного и неинституционализированного гражданского общества. – Но только в том частном плане, посредством которого гражданственность проявляется также и в личной автономии, и во внутренней неподотчетности государству.

 

Институты и механизмы гражданского общества

Нормативно-ценностной основой гражданского общества выступают автономия гражданина и права человека. Исторически развитие гражданского общество было опосредовано формированием самостоятельного и правомочного индивидуального субъекта социальной жизни. Автономия человека становится критерием оценки общественных процессов. В граждански-правовом плане автономия личности является одним из существенных воплощений ее суверенности, предпосылкой ее действительной гражданской самостоятельности. Напротив, авторитарное сознание не терпит самостоятельности и, склонное к патернализму, воспринимает автономию как выражение обособленности и неучастия, как проявление непослушания и своеволия. Авторитарное политическое сознание, в особенности тяготеющее к деспотизму или корпоративизму, стремится обустроить общественный правопорядок вне автономии и политических свобод, иными словами, правопорядок – без гражданства. И, с другой стороны, общество, в котором утвердился такой правопорядок, формирует людей, не знающих прав и не способных к свободному гражданскому самоосуществлению, лишенных гражданского самосознания. Предоставление таким людям в одночасье прав и свобод в полном объеме непосредственно оборачивается массовым проявлением произвола – беспорядком. Такова участь непродуманной либерализации в любом посттоталитарном обществе; люди, десятилетиями лишенные права на самоопределение, не могут самим фактом внешнего освобождения стать гражданами. Гражданство обретается в самоосвобождении.

Автономия – условие самореализации и утверждения личностью своего достоинства, в частности посредством осознанного включения в жизнь сообщества. Но для этого и само сообщество своей организацией должно стимулировать творческую инициативу граждан, способствовать их индивидуальной и групповой активности, – должно быть средой, благотворной для такой активности и непримиримой к произволу.

В политическом плане автономия человека конституционно фиксируется в системе его гражданских прав, по степени развития и равной доступности которых можно говорить о политической справедливости общества. Равенство граждан обнаруживается в их одинаковом праве участвовать (по собственному разумению определяя меру своего участия, как и неучастия) в политическом процессе и оказывать влияние на принятие решений. Это равенство закрепляется формальным образом: каждый гражданин, за некоторыми разумными и установленными законом исключениями, имеет право принимать участие в политическом процессе по крайней мере как избиратель, и каждый гражданин обладает одним голосом.

Гражданство. Гражданское общество образуется соединением и правоупорядоченным согласованием различных форм автономной и самодеятельной активности людей, в которой они обнаруживают себя в своей суверенности, иными словами, как граждане. Вопрос о гражданском обществе – это в конечном счете вопрос о том, как люди становятся гражданами. Гражданство – это строго правовое понятие. Морализаторские или политизированные концепции, привносящие в понятие гражданства определения социального статуса, политической активности или ответственности, не соответствуют самой идее гражданства, а в конечном счете разрушительны для нее.

Так, мнение о том, что гражданином может быть человек владеющий собственностью или рабочей силой, понятно по своему идейному пафосу: тем самым проводится мысль о необходимости утверждения и гарантирования частной собственности; понятна и его философско-историческая подоплека: исторически политико-правовой институт гражданства опирался на институт собственности, на относительно развитую систему отношений обмена, организованных в рынке. Но в чем заключается собственность? В широком смысле слова собственность означает обладание и полное распоряжение материальными ценностями (главным образом недвижимостью, финансовыми и материальными средствами, ценными бумагами), равно как и индивидуальными техническими, профессиональными, творческими способностями и навыками (умениями). Субъектом собственности (в том числе своих сил и способностей) человек становится в рамках экономических и правовых отношений; в противном случае он – просто индивид с определенными способностями, которые выступают таковыми в ряду его прочих качеств. При понимании гражданина как собственника происходит смешение понятия гражданина и понятия индивида как субъекта прав. Идея гражданства предполагает, что все члены общества, за исключением лиц, по закону лишенных прав, являются (признаются) гражданами независимо от своего социально-экономического или образовательного статуса, и независимо от того, насколько полно они реализуют или желают реализовывать себя как граждане.

Так, безусловно гражданином является и люмпен, то есть человек, не обладающий собственностью, профессией и социально конструктивными умениями или утративший свою социальную и профессиональную идентичность. Люмпен может реализовать свое гражданство по крайней мере как избиратель, участвующий в выборах. Другой вопрос, что даже участвуя в выборах рационально, то есть осознавая свои социально-политические предпочтения и ожидания, преследуя какие-то свои интересы, а не следуя чьим-то посулам или угрозам и не повинуясь собственному капризу, люмпен объективно ограничен в своих решениях, поскольку он маргинален, фактически не принадлежит никакому сообществу, профессионально неопределен и граждански индифферентен.

Понятие гражданства, таким образом, не следует смешивать с понятием активного и ответственного гражданства: обладание собственностью, профессией или техническими умениями само по себе не обусловливает желания и готовности гражданина актуально осуществлять свои гражданские права и тем более исполнять гражданские обязанности. Другое дело, что в полной мере демократическая легитимация политических институтов общества происходит в процессе прямого участия граждан в их деятельности или действенного контроля за их деятельностью. Идея гражданского общества несет в себе, таким образом, и строгую императивность: члены общества реализуют свое гражданство, свои гражданские права, будучи активными гражданами.

Власть. Гражданское общество плюралистично. Плюралистично идеологически, поскольку оно не знает господствующей, то есть властью и законом поддерживаемой идеологии. Плюралистично экономически, поскольку различные формы собственности и свобода каждого гражданина от властного давления в выборе поприща представляют собой реальную основу для разнообразия форм общественного самоосуществления человека. Гражданское общество плюралистично и в сфере политики. Государственная власть здесь может быть централизованной. И она централизованна в той мере, в какой это необходимо для поддержания эффективности экономики и стабильности общества. Однако политическая власть в целом может быть распределена между различными институтами общества. Власть, если под ней понимать способность формировать социальные процессы, принимать политические решения или оказывать влияние на их принятие, в развитом демократическом обществе перестает быть прерогативой только государства (в лице его центральных, региональных и местных органов). Возможностью влиять на правительство могут обладать граждане (как индивиды и организованные в ассоциации), различные экономические группы, конфессиональные и культурные организации.

Наивно было бы полагать, что государство выступает как равноправный партнер гражданского общества. Государственная власть как таковая всегда есть инструмент организации общественной жизни посредством иерархии и принуждения. Это одна из ипостасей власти: заставлять людей что-то делать по принуждению, то есть против своей воли. Власть всегда остается властью. Даже отказавшись от насилия и используя лишь авторитет, административное и правовое принуждение, власть репродуцирует неравенство. Однако важно, чтобы применяемые средства властвования отвечали нравственно-правовому идеалу и принципам справедливости. Важно, чтобы власть была подконтрольна. Механизмы контроля, или ограничения власти, обеспечиваются демократией. В демократическом обществе неравенство, исходящее от любой власти, компенсируется системой прав и свобод, которые в конечном счете и представляют собой предел государственной власти.

Иной аспект властной системы заключается в том, что власть признается подвластными: люди должны признавать те решения, которые принимает и реализует власть. Строго говоря, демократическое общество покоится на «презумпции согласия» – согласия между гражданами и государством, закрепленного конституцией, и согласия между социальными группами о мире как единственно возможном условии выживания и существования общества. Иначе, то есть без предполагаемого соглашения, власть невозможна. Как на театральной сцене короля играют актеры в роли придворных, так и власть реализуется в признании власти со стороны граждан. Социальные отношения в этом смысле строятся по договорной схеме. Конечно, «общественный договор» – это метафора. Но эта метафора вполне адекватно отражает характер организации гражданского общества: в процессе его становления происходит переход от статусных взаимоотношений к «договорным» – люди вступают в соглашения и выполняют их даже если это никак не соотносится с ритуально оформленными позициями в обществе или принадлежностью к той или иной общественной группе. «Общественный договор» представляет собой метафору не только потому, что исторически и актуально граждане на заключают между собой договора. Если и можно говорить о договоре на примере конституции или какого-либо иного политического документа, то имеется в виду главным образом договор между государством и народом, организованном в сообщество. «Общественный договор» – это концептуальная схема устроения общества: члены общества как бы делегируют часть своих прав (и свобод) государству (государственным институтам), получая взамен гарантии безопасности и порядка. Это устроение общества закрепляется в конституции, в которой оговариваются права граждан и их обязанности (то есть ограничения их прав), с одной стороны, и обязанности органов государственной власти, с другой. «Общественный договор» – это веберовский «идеальный тип», в котором отразилась реальная практика различных социальных (экономических, политических, образовательных и т.д.) предприятий (проектов), действительно опосредствованная соглашениями и юридически оформленными договорами между различными социальными субъектами, соглашающимися и договаривающимися в них участвовать. Эффективность управленческих процессов в гражданском обществе определяется тем, в какой степени оно стало сферой социального партнерства, в какой степени граждане идентифицируют себя с органами управления и готовы в меру своей компетенции разделить ответственность власти.

Если говорить о современном российском обществе, то в отношениях граждан и власти во многом сохраняются стереотипы позднего советского социально-политического опыта: авторитарно-патерналистская и рестриктивная власть, с одной стороны, и явно индифферентные, но скрыто оппозиционные в отношении власти граждане – с другой. Вместе с тем, в той мере, в какой у власти нет сил быть авторитарной и рестриктивной по отношению к гражданам и нет достаточных средств быть патерналистской, власти отказывается в уважении как недостаточно властной, слабой, непредсказуемой, своекорыстной. Но при этом, как говорят данные опросов, от власти ждут твердости, последовательности, компетентности, внимания к интересам рядовых граждан. Российские граждане по-прежнему чувствуют себя отчужденными от власти, в особенности федеральной. Опыт парламентских и президентских выборов, итоги которых разочаровывают отсутствием зримых перемен в политике, только укрепляют их в этом отношении к власти. Но вместе с тем, эти данные говорят о крайней неразвитости в российском обществе демократических институтов политического управления – институтов, основанных на гражданском участии, гораздо более широком и активном, чем просто выборы или даже предвыборные кампании.

Более того, в общественном мнении нет адекватного представления о таких институтах. В современном российском массовом сознании, по крайней мере как оно отражено в современной массовой печати, представление о демократии крайне невнятно. Демократия, гражданское общество, правовое государство, – все эти понятия используются как во многом тождественные, а как слова – легко взаимозаменяются. Если в идеологическом плане – в контексте полемики и борьбы с тоталитаризмом (тоталитарным сознанием) точность в этом вопросе не так важна, то в политическом плане – скажем, в контексте выработки стратегии реформ, концептуальные тонкости, касающиеся различения понятий гражданского общества и демократии, приобретают существенное значение.

Иногда под демократией понимают общество, создаваемое волей его участников; общество, которое учитывает и проводит в жизнь волю своих членов. Это – «народное» представление о демократии, в котором находит отражение упование на ненасильственное и не стремящееся к идеологически-институциональному монополизму государство. Но это и представление о развитой демократии – демократии, воплощенной в повседневной демократичности государства и демократичности рядовых членов общества, умеющих противостоять давлению центра именно в осуществлении своей гражданской суверенности. Важность такой интерпретации демократии определяется тем, что в нем не абсолютизируется процедурная сторона функционирования общественно-политического организма. Периодические всеобщие выборы, разделенность ветвей власти, политические свободы граждан, безусловно, существенны для демократии. Однако они недостаточны для эффективной и развитой демократии.

Как ясно из изложенного, понятие «гражданское общество» характеризует тип общественной организации, механизмы обеспечения социальной целостности. Понятие «демократия» обозначает тип политического устройства общества, в частности, такого которое конституционно гарантирует: а) разделение ветвей власти, б) периодическую сменяемость политического руководства путем выборов, в) влияние граждан на принятие некоторых политических решений, по крайней мере посредством участия в выборах, г) свободу самовыражения граждан, по крайней мере в виде неподцензурности публичных высказываний. Это такое общество, в котором компромисс и согласие безусловно предпочтительнее подавления и насилия. Но такое обустройство политической жизни общества предполагает в качестве условия определенно высокий уровень социально-политической культуры общества и его членов. Это – общество, покоящееся на действенности права, и это – члены общества, определенные в качестве суверенных граждан. Та тревога за судьбы демократии или критика демократии, которые встречаются в работах, например, русских мыслителей первой половины XX века, во многом связаны с пониманием того, что демократия без права, без культуры, без профессионального опыта чревата самой страшной тиранией. Демократия как политический механизм начинает реально работать лишь в условиях развитого гражданского общества. Политическая демократия невозможна в отсутствие развитого, массового, осмысленного и ответственного гражданства.

Вместе с тем, как показывает политический опыт центрально-европейских стран (бывшего «Восточного блока»), отчасти Балтии и пост-тоталитарных стран в остальном мире, развитые гражданские организации противостоят не только тяготеющим к новому авторитаризму правительствам. Они противостоят также политическим партиям, пытающимся монополизировать политическую жизнь. В особенности это касается профсоюзного движения, лидеры которого более всего склонны в политических вопросах к популизму. В условиях слабых правовых гарантий со стороны государства и незащищенности активистов общественных объединений профсоюзные лидеры в борьбе с хозяевами предприятий и компаний могут идти на союз с экстремистскими политическими силами, которые добиваясь своими нередко радикальными действиями выполнения требований рабочий, реально препятствуют становлению и укреплению институтов гражданского общества. Так что получается, что гражданская критика авторитаризма в сопряжении с популизмом не столько дополняет, сколько вытесняет парламентскую демократию. Воздействие на пусть и не развитое, но демократическое государство могло бы быть более эффективным при использовании собственно юридических средств и механизмов, в частности таких, которыми обладают независимые юридические организации.

Выборы являются одним из базовых институтов демократического общества. Свободные выборы предоставляют гражданам возможность влиять на политику и формирование власти или по крайней мере на то, какие люди, придя к власти, будут формировать государственную политику и проводить ее на региональном и местном уровнях. На это указывает Всеобщая декларация прав человека, ст. 21 которой гласит:

«Каждый человек имеет право принимать участие в управлении своей страной непосредственно или через посредство свободно избранных представителей. Воля народа должна быть основой власти правительства; эта воля должна находить себе выражение в периодических и несфальсифицированных выборах, которые должны проводиться при всеобщем и равном избирательном праве, путем тайного голосования или же посредством других равнозначных форм, обеспечивающих свободу голосования».

Благодаря периодическим выборам обеспечивается процесс естественного обновления (ротации) состава государственных органов и смена правящих партий. С точки зрения общественных нравов, роль выборов неоднозначна. С одной стороны, выборы усиливают политическую конкуренцию, недоброжелательство и конфликтность в обществе, обостряют интриги и сплетни в политике, взвинчивают политическую пропаганду до уровня истерии. Порой, и это случается даже в развитых демократиях, именно в ситуации предвыборной борьбы политики и их сотрудники опускаются до использования предосудительных, а то и преступных, средств. Впрочем, все это старо, как сам мир демократии. Еще А. де Токвиль, описывая в прошлом веке молодую американскую демократию, с горечью констатировал: «Выборы возбуждают ненависть, и чем чаще они проводятся, тем больше возможности для ее проявления». Но, с другой стороны, Токвиль же обращал внимание на то, что выборы побуждают людей к объединению, заставляют их оказывать поддержку друг другу. Недавние конкуренты в предвыборной гонке встречаются в законодательном органе и вынуждены сотрудничать для решения государственных проблем. Выборы предоставляют гражданам повод для публичного выражения своего отношения к власти, критического обсуждения политики, открытого заявления о своей позиции и интересах, в конечном счете – прямого участия в общественных и политических делах общества. Не говоря уже о том, что выборы (как и референдумы) являются одним из тех гибких политических инструментов, с помощью которого политическая элита, а посредством ее и общество имеют возможность «выпустить пар» чрезмерного недовольства, не доводя его до радикализма.

Выборы являются важным механизмом, обеспечивающим принцип большинства, или мажоритарный принцип (не путать с мажоритарной системой учета голосов в выборах), который в наибольшей степени отвечает требованию относительного равенства политических свобод в гражданском обществе. По определению Дж. Ролза, суть мажоритарного правления выражается в том, что «меньшинство не может ни перевесить большинства, ни препятствовать ему». Это касается любого меньшинства, поскольку никогда нельзя установить разумный критерий, по которому какое-то меньшинство получало бы преимущественное право на принятие решений и, соответственно, ради интересов которого ограничивались бы интересы и права всех граждан. Мажоритарный принцип не гарантирует, что большинство всегда будет право. Из него лишь следует, что соответствующим образом определенное и ограниченное большинство имеет конституционное право принимать законы. Некоторые из принимаемых законов могут оказаться неправильными. Но мажоритарный принцип предполагает, что решения принимаются на основе всесторонних и свободных дискуссий, в ходе которых выявляются наиболее приемлемые и, стало быть, не конфликтогенные решения. Мажоритарное правление в наибольшей степени способствует достижению политических соглашений и поддержанию в обществе гражданского консенсуса.

Мажоритарное правление не является приоритетным принципом демократического общества; оно ограничивается системой прав и свобод граждан, причем всех, в том числе не представленных законодательным большинством. Одним из таких прав является право на свободу самовыражения, в частности выражения несогласия с принятыми законодательными и политическими решениями. Несогласие может осуществляться и в таких формах, как гражданское неучастие и гражданское неповиновение. Эти темы как проблемы политического дискурса актуализировались во многом благодаря успешному опыту ненасильственных движений против явно несправедливых и недемократических политических систем. Однако правовая и нравственная напряженность гражданского неучастия и гражданского неповиновения в полной мере обнаруживается в контексте демократически организованного гражданского общества – в ситуации конфликта разного рода обязанностей гражданина: между обязанностью участия в политическом процессе и нравственной неприемлемостью участия, способствующего укреплению несправедливого общественного порядка или обязанностью законопослушности и нравственной обязанностью отстаивать свои законные права. Противоречие первого рода не так остро, поскольку требование гражданского участия носит скорее рекомендательный характер. Законопослушание же – непременно. Гражданское неповиновение, которое выражается именно в намеренном и демонстративном нарушении закона, является формой активного политического сопротивления и не только имеет в виду возможные административные или судебные санкции, но и прямо провоцирует их. Акцией гражданского неповиновения (индивидуальной или коллективной) граждане заявляют о своем несогласии с политическими решениями (действиями, политикой). Но при этом подразумевается, что это несогласие покоится на определенных разумных и легитимных основаниях: протестуя против данного закона или решения, граждане апеллируют к другим, уже существующим законам, к конституции или к международным правовым актам и тем самым подтверждают правовой порядок.

Таковы основополагающие институты и механизмы гражданского общества. Практически и зримо они обнаруживают себя в принципе верховенства права и в участии граждан в жизни общества.