Предисловие
"Гражданское общество". Это выражение, наряду с другими близкими ему словами - "демократия", "свобода", "рынок" - оказалось одним из ведущих политических лозунгов в попытках преображения советского общества на рубеже девяностых годов . С ростом ощущения пробуксовки демократических реформ и с дискредитацией демократической идеологии и фразеологии к середине девяностых, понятие гражданского общества уже могло показаться более привлекательным - как менее радикальное, более толерантное, чем "демократия". Как более приемлемое для политиков, журналистов и политически активных граждан, желавших продемонстрировать свою дистанцированность к неудачной политике реформ, не состоявшихся в качестве демократических.
Такая утилизация старого философско-политического понятия лишь подчеркивала его задействованность в идейных противостояниях: коммунизму, этно-патриотизму, властвующему бюрократизму, радикальному этатизму и т.д. И чем больше идея гражданского общества сохраняется в качестве лозунга, тем меньше в ней остается определенного и строгого содержания.
Что такое гражданское общество в самом общем понимании и в контексте современных идейных полемик? Во-первых, необходимо элементарное уточнение: понятие "гражданское общество" не укладывается в понятийный ряд политологии: "демократическое общество", "социалистическое общество", "капиталистическое общество" и т.д. Это - определенный срез общественной жизни. Точнее следовало бы говорить о гражданской сфере общества, наряду с политической и экономической сферами. "Гражданское общество" - это сфера неполитических (негосударственных - в смысле, государством не контролируемых, государству не подотчетных) и неэкономических отношений.
Во-вторых, "гражданское общество" - это сфера обнаружения и взаимодействия разнообразных интересов. Наличие гражданского общества - знак плюрализма. В монистическом обществе советской или какой-либо иной тоталитарной модели гражданского общества нет: здесь все подчинено государству.
В-третьих, это общество, в котором положен предел всевластию государства. Этот предел задан правом и закреплен законодательно. Государство здесь в лице своих высших политических руководителей, государственных чиновников и государственных институтов ответственно (в смысле подотчетности) перед обществом. Это - демократическое общество.
В-четвертых, это - общество, в котором конституционно оформлено полноправие каждого гражданина (независимо от его социальной, этнической и конфессиональной принадлежности), гарантированное институтами государственной власти.
В-пятых, это общество, в котором граждане имеют возможность реально воздействовать на социальные процессы и тем самым разделять ответственность за то, что происходит в обществе.
Таковы исходные и политически акцентированные характеристики гражданского общества. Однако их перечисления недостаточно для прояснения природы гражданского общества. Сущность гражданского общества раскрывается через описание и объяснение механизмов его функционирования, а также тех нормативных и ценностных представлений, которые выступают для его членов основными поведенческими ориентирами. Одним из важных механизмов гражданского общества являются инициативы граждан - индивидуальные или групповые. Собственно говоря, граждане реализуют свое гражданство, то есть статус членства в гражданском обществе через независимое, активное и ответственное участие в общественном процессе - через включение граждан в управление обществом и государством. Возможности и полнота гражданского участия зависят от степени децентрализации политической власти и развитости институтов гражданского общества, обеспечивающих демократический характер ее распределения. Например, действительное радикальное ослабление традиционно жестко централизованной российской власти в начальный период пост-советского развития воспринималось как знак либерализации и демократизации политической жизни. Между тем, это было именно ослабление власти, как политической, так и экономической. Демократические силы не смогли (если у них в самом деле была политическая воля к этому) этим воспользоваться для полномасштабного политического реформирования. Тем более что в начавшейся борьбе за власть у чиновничества (не важно, старого или нового), с одной стороны, и криминалитета (в основном именно нового, на волне анархии и перераспределения собственности сформировавшегося), с другой, было гораздо больше инструментов для овладения властью.
Но и в нормальных социально-политических условиях участие граждан в управлении общественными делами не так просто, поскольку предполагает наличие в обществе соответствующих политических и правовых механизмов и, главное, открытость институтов государственной власти такому участию. От граждан требуются последовательные усилия для признания их права участия в управлении обществом. Более того, каждый опыт такого участия должен быть инициирован самими гражданами. Инициатива гражданского участия, идущая от государственных органов всегда чревата манипуляцией общественным мнением и активными силами гражданского общества. Таким образом, под гражданской инициативой понимается любое правомочное и не обусловленное соображениями административно-государственного, корпоративного или авторитарно-кланового подчинения, начинание, направленное на изменение общественных отношений. Имея в виду природу гражданского общества, можно сказать, что предмет гражданской инициативы в принципе не ограничен. Гражданские инициативы могут возникать по поводу социально-политических, экономических, культурных, образовательно-просветительских или спортивных проблем. В том или другом конкретном случае они могут стимулироваться утилитарными и даже честолюбивыми мотивами, но их действительное значение определяется тем, что они сориентированы на общее благо, от их осуществления зависят общие интересы.
От того, насколько активны и эффективны действия, совершаемые в соответствии с гражданскими инициативами, можно судить о демократичности общественного устройства. Необходимо подчеркнуть, что речь идет именно об общественном, а не политическом устройстве, поскольку для советского человека, будь то интеллектуал или просто образованный и думающий человек, слово "демократия" традиционно имело не столько политико-правовой, сколько определенный социально-гуманитарный смысл. Оно было знаком отрицания авторитаризма и тоталитарного, или репрессивного общественного порядка. Демократия и мыслилась в первую очередь как набор определенных условий общественной жизни, в частности, таких, которые позволяют придерживаться предпочитаемых, а не навязываемых кем-то позиций и точек зрения, развивать предпочитаемые, а не заданные правилами чужой игры тактики деятельности. Соответственным предполагалось и устройство государственных институтов - как главным образом небюрократических, ненасильственных, не давящих на человека, повернутых к человеку. Демократия для большинства советских людей ассоциировалась со свободой (как свободой слова и самовыражения, свободой места проживания внутри страны, свободой передвижения, выбора профессии и т.п.). Поэтому смысл демократизации по существу был наполнен пафосом освобождения от тоталитарно-авторитарной системы, раскрепощения частных интересов людей - либерализацией государственных и общественных институтов, с одной стороны (сверху), и эмансипацией рядовых граждан (снизу). И либерализация, и эмансипация действительно произошли. Государство конституционно закрепило свободу слова, печати, объединений, передвижения, вероисповедания, частной деятельности, в том числе коммерческой. Особенно важно (если учесть, что в последних двух советских конституциях некоторые из этих свобод также декларировались), что были реально сняты запреты, подавлявшие эти свободы. Однако не подкрепленная проектом политико-правовой реорганизации общества либерализация и эмансипация обернулись "освобождением" от порядка вообще. Учитывая давние российские традиции понимания свободы как главным образом неподотчетности и воли, свободы как "моей свободы" и изначальной без-обязательности по отношению к другим как чужим, можно понять неизбежность тех негативных последствий исполнения демократизации как главным образом либерализации, происшедших в пост-советской России.
С развитием в России пост-советских реформ, как будто бы направленных на либерализацию и демократизацию всех сторон общественной жизни, в массовом представлении стали все более и более доминировать именно политические признаки (разделение ветвей политической, законодательной и судебной власти, систематическая ротация политических руководителей всех рангов посредством свободных выборов, деидеологизированность политической власти и т.д.). Но новый "демократический порядок" сохраняет все черты отчужденности политической власти от рядовых людей. В широких слоях пост-советского общественного сознания так и не укоренилась мысль, что подлинная демократия заключается не просто в разделенности властей, а в децентрализованности административных функций власти, действительной подотчетности власти избирателям, действенной вовлеченности самостоятельно организованных граждан в процесс принятия решений по всему спектру общественных проблем.
Демократическое общество как таковое представляет собой в первую очередь внутренне сбалансированное и правозаконное сообщество. Либерально-демократическая точка зрения заключается в том, что "каждый человек есть лучший судья тому, что касается лишь его самого, и поэтому он лучше, чем кто-либо другой, способен позаботиться об удовлетворении своих потребностей" . Эта точка зрения основывается на том, что общество создает такие правовые условия деятельности человека, чтобы, преследуя собственные интересы, он не мог ущемлять ни интересов другого человека, ни того локального (местного) сообщества, в котором он живет или работает, ни общества в целом. Иными словами, должна быть создана система ограничений (выраженных в разного рода обязанностях, запретах, полномочиях), обеспечивающих общественную дисциплину и, следовательно, определенный минимальный уровень социальной гармонии. К этому-то и оказалась не готовой раскрепостившаяся душа пост-советского человека, осознавшего отсутствие коллективно-репрессивной общественной дисциплины и с готовностью отбросившего те внутренние контрольные механизмы, которые ей соответствовали.
С точки зрения социальной регуляции поведения, переход от тоталитаризма к демократии можно представить как смену репрессивных (то есть подавляющих) форм контроля за человеком рестриктивными (то есть ограничивающими). Для "традиционного советского" человека этот переход представляет серьезное испытание. Ослабление давления воспринимается как безличное допущение автономии человека и признание за ним права на свободный выбор - безотносительно к общественным установлениям и законодательству. В то же время, ослабление давления на человека, имеющего только опыт жизни в тоталитарном обществе, как правило осознается им как снятие с него извне накладываемых обязательств, а значит обязательств вообще, и, стало быть, освобождение от ответственности. Усиливающееся же на этой почве падение социальной дисциплины, местами переходящее в беспорядок, и сопутствующее этому прогрессирующее бесправие простого человека консервативное сознание напрямую увязывает именно с социальными изменениями, происшедшими под лозунгом демократизации, а не с тем, какие действительные социально-политические образцы в ней воплотились и как эти социальные изменения были проведены. Растущей угрозе анархии консервативное сознание противопоставляет порядок, но порядок - как отрицание так получившейся демократии, а заодно и демократии как принципа политической и общественной жизни.
Неприятие демократии как формы социально-политического устройства накладывается на общераспространенное в пост-советском российском общественном мнении представление о том, что западные демократические ценности в целом несовместимы с российскими традициями. Более того, влияние этого представления в общественном мнении имеет тенденцию к усилению. Не важно при этом, как понимается демократия и не предполагается ли в ответах, что России нужна демократия в "российских цветах". Противопоставляемый осуществившейся "демократии" порядок, как правило увязывается на словах с "законностью", однако это - законность сильной власти, но не сила власти закона. Такое желание порядка (любой ценой и может быть даже знакомого по прошлому порядка) экспрессивнее и активнее гражданского сознания необходимости демократически обустроенной общественной дисциплины и правопорядка как правоупорядоченности. Гражданский правопорядок как социальный институт, как власть закона действительно ограничивает частные права граждан. Однако при условии, что это ограничение носит безличный и формально одинаковый для всех характер, правопорядок как бы выступает в форме "социального договора" и выражается в системе взаимно взятых обязательств - как со стороны граждан, так и со стороны власти. Каждый согласен на ограничение собственного права, в то время, как любой другой как гражданин (как согражданин) согласен на ограничение своего права. Серьезная нравственно-психологическая проблема, которая в связи с этим встает, заключается в том, что в силу имеющегося у россиян советского и пост-советского опыта социальной, экономической, политической жизни идея прав человека, так же как и место прав человека в общественном правопорядке и возможные (то есть законодательно допустимые) формы отстаивания этих прав фактически остаются не проясненными людьми и никак не выраженными в общественном мнении. Право как закон устойчиво ассоциируется массовым сознанием с ограничением и отрицанием личной свободы (как воли).
Многократно проговоренная в старой и новой литературе слабость российского народного правосознания выражается и в том, что закон в России всегда воспринимается как чуждая, внешняя и сверху давящая сила (из-под которой простому человеку надо уметь увертываться), но никогда не как государством и обществом гарантированное право самого гражданина. Это объясняется тем, что закон в России и до советской власти, и во время советской власти был государственно ориентированным и государство защищающим законом. Впрочем, таким же ограничивающе-бюрократическим он остался и после советской власти: как таковой он во многом воспроизводится и в новом российском законодательстве, а главное в новой законодательной практике .
Перемене подобного отношения к закону могут способствовать такие гражданские инициативы, которые направлены на изменение и развитие существующего законодательства. Успешность гражданских законодательных инициатив, в особенности в условиях современного российского общества, демократические институты которого неразвиты и недейственны, а власть как на федеральном, так и на региональном уровне тяготеет к восстановлению себя как авторитарной власти (пусть и в усеченных по сравнению с советским временем формах) во многом зависит от того, насколько профессионально они подготовлены и осуществлены, насколько соответствующие группы гражданской инициативы готовы и способны взаимодействовать в своей законотворческой деятельности с органами законодательной власти.
Таким образом, хотя гражданское общество и определяют как сферу негосударственных отношений, оно является важным фактором политических, властных отношений. Это оказывается возможным благодаря воздействию граждан на политические процессы в обществе. Сам факт такой возможности и полноправие граждан являются двумя сторонами одной медали. Гражданское участие - это не событие и не процедура. Это - один из принципов гражданского общества, во всяком случае такого, которое построено на началах конституционной демократии.
Смысл этого принципа заключается в том, что все граждане имеют равное право воздействовать на законотворческие и политические процессы в своей стране. В самой простой и непосредственно доступной каждому форме, имеющей отдельные, законом определенные ограничения, принцип участия отражен в праве голоса. Но если проследить далее, каким образом граждане могут активно (а не только посредством выборов) участвовать в политическом процессе, то есть оказывать влияние на принятие решений, то станет очевидным, что участие опосредовано конституционно зафиксированной и гарантированной правовыми институтами общества возможностью высказывать публично свою позицию, объединяться с единомышленниками для обмена мнениями, для пропаганды своих взглядов и для оказания организованного влияния на органы управления и власти, пытаться стать кандидатом на выборные властные должности и быть выбранным. Для полноты осуществления гражданами этой возможности они имеют право на получение информации относительно состояния дел по тем общественным проблемам, которые представляют для них обоснованный интерес. Иными словами право граждан на информацию является одной из существенных компонент принципа участия.
На практике в любом обществе конституционное обеспечение полноты гражданских прав и политических свобод обесценивается в силу того, что финансовые, должностные, корпоративные или клановые возможности отдельных людей позволяют им оказывать большее влияние на законодательный и политический процесс с целью лучшего обеспечения собственных частных интересов. В развитых демократических обществах для ослабления таких возможностей вырабатываются меры по компенсации фактического политического неравенства между людьми, обусловленного различиями в материальном положении и социальном статусе. В демократически неразвитых и тем более экономически слабых обществах способность законодательной власти обеспечить такие меры оказывается по многим причинам весьма ограниченной; не говоря уже о том, что насущность такого рода мер далеко не всегда осознается законодателями, а их глухота к требованиям граждан положить конец коррупции и непотизму свидетельствует и об их незаинтересованности в выработке таких мер.
Действенным противовесом авторитарным, корпоративным, клановым и своекорыстным тенденциям в обществе в условиях конституционной демократии и могут стать инициативные группы и движения, посредством которых люди реализуют свое право на гражданское участие в общественных процессах.
Некоторым из этих (и сопряженным с ними) проблем посвящен настоящий сборник. Он явился результатом заключительной работы по итогам годичного российско-американского проекта "Гражданская ответственность - осознанный выбор", осуществленного Научно-просветительским центром "Этика Ненасилия" (Россия) и Международным центром демократии Гавайского университета (США) при финансовой поддержке американского фондового объединения "Rule of Law Consortium ARD/Checchi Joint Venture". Редакторы и авторы сборника не претендовали на концептуальную и тем более монографическую цельность настоящего издания. Главным для них было обозначить направления политологически-прикладных исследований гражданского участия как существенного фактора демократизации, а также его принципиальных правовых предпосылок и наименее известных форм (таких, например, как законодательные инициативы).
Вернуться к оглавлению