Богословие нравственное – христианское учение о нравственности, особенность которого заключается в том, что нравственность рассматривается в свете истин Божественного откровения – догматов грехопадения, боговоплощения, искупления, спасения и др. Предмет Б.н. во многом определяется пониманием взаимосвязи догматики и нравственности, иерархичности соотношения догматических и нравственных истин. В богословской литературе принято выделять четыре подхода к пониманию предмета и путей систематизации нравственно-богословских знаний: 1) с т. зр. учения о добродетели и её противоположности – грехе (архиеп. Феофан (Прокопович), архим. Платон (Левшин), прот. Н. Фаворов и др.); 2) с т.зр. идеи Царства Божия (М.А. Олесницкий, прот. П.Я. Светлов, Н.Н. Глубоковский и др.); 3) с т.зр. учения о спасении (преосвящ. Феофан Затворник (Говоров), прот. И.Л. Янышев, архиеп. Стефан (Н.П. Архангельский), митр. Сергий (Старгородский) и др.; 4) с т. зр. требований нравственного закона Божия и вытекающих из него нравственных обязанностей (прот. П.Ф. Солярский, Н.С. Стеллецкий, П.В. Левитов и др.) Б.н. рассматривает свой предмет в единстве двух начал: естественного нравственного закона, коренящегося в разумной природе человека, и сверхъестественной Божественной воли. Это определяет три рода нравственных норм, которыми должен руководствоваться человек в исполнении нравственных обязанностей на пути к спасению: 1) нормы, совпадающие с естественным законом разума (напр., почитания родителей, запреты убийства, воровства и т.п.), 2) нормы, не противоречащие закону разума, но целиком к нему не сводящиеся (напр., заповедь любви к врагам или непротивления злу насилием, которыми невозможно руководствоваться только на основе разума и здравого смысла), 3) нормы, не постижимые разумом (напр., вытекающие из таинства благодати Божией как условия спасения). Допуская в целом "этическое единство между размом и откровением" (Н.С. Стеллецкий), Б.н. отвергает абсолютное тождество между ними вследствие "повреждения разума грехом". В связи с этим в вопросе о соотношении естественных и откровенных нравственных истин Б.н. избегает крайностей как супранатурализма (Филон, монтанисты, протестантские богословы XVII - XVIII вв.), исключающего из этики всё естественно-разумное, так и рационализма (деисты, Кант, Фихте, Лессинг и др.), отрицающего богооткровенную нравственность и считающего её плодом только естественного разума. В целом Б.н. исходит из той предпосылки, что христианские нравственные идеи относятся к идеям естественного учения о нравственности, как положительные идеи к абстрактным понятиям (Стеллецкий). Истоки Б.н. восходят к Священному Писанию и прежде всего к Декалогу, Нагорной проповеди, Посланиям ап. Павла, а также нравственно-экзегетическим творениям отцов и учителей церкви, агиографическим, гомилетическим и аскетическим памятникам христианской мысли, закладывающим основы христианской этики. Основными темами Б.н. становятся при этом установление нравственных обязанностей человека по отношению к Богу и ближнему (см. Заповедь любви); феноменология и аналитика страстей, добродетелей и пороков (грехов); обоснование естественного нравственного закона и его нормативных функций в единстве со сверхъестественным Божественным откровением. В православной традиции христианское нравоучение вплоть до XVIII в. ограничивалось аскетическими и агиографическими материалами, заимствованными из сочинений подвижников, отцов и учителей церкви и переложенными в сборники для нравственно-назидательного чтения (см. "Добротолюбие"). Становление Б.н. в качестве самостоятельной дисциплины относится к XVIII в., когда Феофан Прокопович создает курс "Б.н.", вошедший в программу Киевской и Московской академий и Троицкой семинарии. Оформление предмета Б.н. происходит под влиянием протестантской этики и католической моральной теологии. Так, семинарская программа по Б.н. при Уставе 1867 г. была составлена применительно к "системе" Хр. Пальмера и "Богословской этике" Р. Роте. В Московской академии придерживались христианской этики Зайлера. В Казанской академии Филарет Филаретов читал Б.н. по Де-Ветте. Учебник Б.н. Платона Фивейского был составлен преимущественно по католической системе Штапфа. Изданный в 60-х гг. курс Б.н. прот. П.Ф.Солярского был также скомпилирован по протестантским и католическим пособиям. Это во многом обусловило основное противоречие в развитии Б.н. и богословия в целом, особенно отчетливо проявившееся к концу XIX в. – противоречие между морализмом и духовностью, нравственным опытом и духовным созерцанием как истоком и основой богословствования. Для морализма было характерно в целом сведение христианской нравственности к "естественной морали", обмирщение аскетики, возведение догматов к нравственному опыту и в конечном счете – растворение всего богословия в Б.н., "обращение всего богословия в нравственный монизм" (Антоний Храповицкий). В наиболее явной форме морализм выразился в переоценке традиционного святоотеческого соотношения нравственности и догматики. В традиционном варианте это соотношение выступает в виде "нравственного приложения догмата". Моралистический подход предполагает "нравственное раскрытие догмата", оправдание его нравственным сознанием. С особой силой эта тенденция выразилась в учениях митр. Антония, митр. Сергия и М.М.Тареева. Так, Антоний рассматривает догмат триединства как "метафизическое обоснование нравственного долга любви", а учение о загробном воздаянии как "обоснование добродетели терпения". В свою очередь митр. Сергий усматривает сущность таинства "в укреплении ревности человека к добру" . С еще более радикальных моралистических позиций выступает Тареев, пытающийся поставить на место догматического метода в богословии метод "этико-мистического изучения христианства", свести "объективное" постижение догматов к "субъективному" опыту нравственно-мистических переживаний. Богословствование Тареева может быть определено в целом как "христианская философия сердца". Принцип духовности, напротив, предполагал изначальную ценность духовного созерцания по отношению к нравственному опыту. Вся парадоксальность данного подхода состоит в том, что "метафизический реализм" преобладает здесь над "нравственным мистицизмом", "духовная трезвость" над "моралистическим упоением". Особенно ярко это выразилось в опыте духовного созерцания русских подвижников (серафима Саровского, Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, оптинских старцев, Иоанна Кронштадского). Цель христианской жизни усматривается здесь в стяжании Святого Духа; добродетель же выступает как средство такого стяжания. Нравственные обязанности вытекают из самой цели христианской жизни. Так, Б.н. Феофана Затворника исходит из понимания христианства как "домостроительства спасения" . Так как человеку невозможно спастись без Бога, а Богу нельзя спасти человека без него самого, то христианская вера учит с одной стороны тому, что Бог содеял для спасения человека, а с другой – что должен сделать сам человек, чтобы приблизить свое спасение. Последнее и составляет предмет христианского нравоучения в его органическом единстве с догматическим богословием. Б.н. выступает при этом как обоснование пути к спасению, как оправдание подвижнической жизни, ведущей к снисканию благодати. Стяжание духовной жизни и опыт переживания таинств становятся главными принципами построения "системы" Б.н. При этом сама "система" утрачивает четкие категориально-этические контуры, однако наполняется живым опытом Богопознания и психологической достоверностью переживания нравственных истин. Наряду с проблемой соотношения нравственного и догматического богословия важнейшей проблемой является также соотношение Б.н. и философской этики. В католической моральной теологии острота этой проблемы оказалась во многом сглажена благодаря религиозно-философскому синтезу Фомы Аквинского, вписавшему этические идеи Аристотеля в контекст Христианской этики. В протестантской этике эта проблема во многом оказалась снятой благодаря кантовскому переводу богословско-метафизической догматики на нравственно-философский язык (С.А.Соллертинский). В православном же Б.н. философско-этическая традиция оказалась за рамками собственно богословской мысли, что привело к резкому размежеванию русской религиозной этики ХХ в. и христианского учения о нравственности. Это обстоятельство существенно отразилось на концептуальности и систематичности Б.н. Целостная же систематизация предмета Б.н. во многом означает поворот к философской этике. Так, один из самых систематических курсов Б.н. – "Православное учение о нравственности" прот. И.Л.Янышева дает теоретическую конструкцию нравственной системы посредством углубленного анализа самой идеи нравственности и лишь отсюда подходит к христианству. Не случайно, этот труд характеризуется как "рациональная пропедевтика к собственно христианскому нравоучению" (Н.Н.Глубоковский). Все это делает актуальным поиск "философско-богословского синтеза" в области систематизации нравственных знаний в духе русской религиозно-философской традиции ХХ в., предпринявшей попытку создания философской православно-христианской этики. В.Н. Назаров
Литература:
Интернет-ресурсы:
|
|||||
|