Автономия и гетерономия. В этике Канта – два противоположных и в нравственном отношении решающих качества определения воли к хотению и поступку. Автономной является воля, поскольку она сама дает закон своего действия или может мыслиться как сама для себя законодательная (греч. autonomia <auto – сам и nomos – закон; самозаконие). Гетерономна же она, если заимствует норму своего воления и поведения не из своего разума, но из иного (< греч. heteros – иной). Идея автономии родилась как своего рода кантианская гипертрофия закона бескорыстия: Канту важно было подчеркнуть, что нравственная воля отвлекается от всякого частного интереса и руководится лишь принципом разума, как всеобщего практического законодателя, и что, с другой стороны, этот разум есть общечеловеческое достояние. Правомерное притязание всякого человека на моральную разумность обосновывает допущение, что нравственным может быть признан только тот закон, к-рый может быть дан собственным нашим разумом или к-рый может быть представлен таким образом данным; законно поступающая воля в таком случае не должна искать ни в себе, ни в объекте ничего, кроме интереса собственного всеобщего законодательства. Идея автономии каждой воли разумного существа подает философу мысль сформулировать сам верховный принцип нравственности в духе автономии воли: всякий принцип воли должен иметь возможность представить собою принцип возможного всеобщего нравственного законодательства: поступай так, чтобы твоя воля во всех своих актах могла быть автономна. А. предстает с этой т.з. как подлинный и даже единственный закон морали. Поскольку, из автономии воли "следует" вся моральность, то оказывается возможным построить некую систематическую этику автономии. Однако эта линия мысли стоит у Канта в противоречии с убеждением в А. всякой разумной воли без различия, и в том, что эта А. составляет метафизическое основание достоинства человека и вообще разумной природы. Эта метафизика автономии составляет важную предпосылку кантианской философии рационального естественного права. Однако в метафизике А. не могут иметь смысла категорические императивы этики А.; напротив, категорическая этика А. предполагает радикальную Г. воли всех даже гипотетических ее субъектов. Во имя сохранения категорического характера нравственно-обязывающей силы норм этики А. хотя бы одна воля должна все же представляться в ней действительно автономной; в отличие от метафизики А., этика А. существенно религиозна по своим предпосылкам. Всякий иной определяющий волю закон, если он не выражает собою собственного законодательства воли, характеризуется Кантом как имеющий своим следствием Г. воли. Г. есть "неподлинный" принцип нравственности, подчиняющий волю всеобщему же закону, однако источником этого закона является здесь нечто нетождественное нравственной самости воли. Известное свойство объекта воли, а не она сама, определяет практическую норму. По Канту, в таком случае всякая норма неизбежно имеет условно-гипотетическую силу; желание нравственно ценного обусловлено желанием объективного содержания воли. Категорическое веление здесь невозможно. Гетерономная воля не свободна; напротив, свобода воли синонимична А. Идея А. воли стала ключевой в нравственной философии И.Г.Фихте (см. "Система учения о нравах"). Свобода и самостоятельность практического разума в каждом личном духе становится у Фихте центральным содержанием нравственного долга; усматривая в природе личного духа "влечение к абсолютной самостоятельности" и признавая в то же время практическую свободу за несомненный метафизический факт, Фихте не может, однако, обойти ключевого противоречия автономной этики. Однако терминология "влечения" к свободе ориентирует на этическую идею, означающую отказ от метафизики личной А. Фихте требует, чтобы акт самоопределения личного духа мог быть хотя бы мыслим как стоящий в ряду, завершение к-рого придаст Я совершенную свободу и независимость. Этот поворот темы А. делает ее основой для философии нравственной истории духа, как истории прогрессирующей свободы. А. есть уже идея прямо подводящая к этике и философии истории типа гегелевской. Но это означает также признание фактически неустранимой зависимости реальной воли, на фоне к-рой тезис абсолютной свободы самосознания и самоопределения выводит нас вновь в религиозно-онтологическое измерение. Нравственной истории как культуре нравственной свободы противостоит замкнутая в себе жизнь реально свободного абсолютного Я. В этом отношении развитие системы Фихте к абсолютному идеализму было в немалой мере предопределено дилеммами автономной этики. В дальнейшем проект автономной этики практически не нашел развития в европейской мысли. Характерно, что как формы, в к-рых воспринимали идею А. относившиеся к ней с одобрением (ранний В.С. Соловьев), так и формы, в к-рых ее отвергали ее критики, находились в русле все той же альтернативы метафизики и этики А., и речь шла либо о неприятии радикально-конструктивистских выводов метафизической теории А. (самозаконодательства воли, действительно едва ли совместимого со свободой от всякого интереса), либо ограничении смысла А. автономным принятием закона в максиму, автономным подчинением воли объективному или абсолютному добру. Такое ограничение вполне гармонирует с желанием кантианского разума остаться в своем качестве морального законодателя сугубо формальным, т.е. ограничиться только способом самоопределения воли к добру, не вдаваясь в содержание последнего и подозревая во всякой содержательной этике гетерономию; но если вполне последовательно провести эту мысль о формальном характере автономного воления и напротив, о гетерономном характере всякого содержания воли, навязанного ей как закон, окажется, что и этика метафизического автономизма должна быть в решающем отношении признана гетерономной. Постигающие это критики (Ф.К.Баадер, в известном смысле Н.А.Бердяев) находят поэтому порок автономизма именно в его метафизической претензии: самозаконном творчестве особого Я именем всеобщего. Благосклонные к автономизму авторы также часто старались показать совместимость его с признанием абсолютной ценности в морали, с надличным законом совести: своеобразной попыткой примирения этики положительно-личной свободы с теономно-христианским миросозерцанием могут считаться философские проекты И.А.Ильина и Н.О. Лосского. А.К. Судаков Литература:
|
|||||
|
 |
|