09.08.2013 Александр Рубцов Ищем сценарии исхода

Сегодняшний обыватель еще помнит, что перемены к хорошему не ведут. Это тот долгий брежневский застой породил едва ли не всеобщий запрос: мы ждем перемен! Фото: ИТАР-ТАСС

Сжатие электоральной базы режима, по ряду свидетельств, «нащупало дно» (явно временное) и чуть ли не отыгрывает видимую коррекцию. Вместе с тем в этом «стабилизирующемся» количестве происходят качественные сдвиги, которые в будущем могут все решить. Здесь все меньше убежденных, заинтересованных, активных сторонников и все больше пассивной лояльности — вынужденного согласия с гнилой реальностью по схеме «некуда деваться» и «не было бы хуже». Люди голосуют не «за», а именно «против» — не за эту политику, а против пугающего своей неопределенностью будущего. Непроработанность сценариев выхода из тупика гальванизирует уже, казалось бы, кончающийся режим: отвращение к данности побеждается страхом перед неизвестным.

Блуждающие субъекты

В этом тумане плутают все участники процесса: электоральная масса, оппозиция, сама власть. Обыватель помнит (в том числе близкой исторической памятью), что перемены вообще к хорошему не ведут. Это тот долгий брежневский застой породил едва ли не всеобщий запрос: мы ждем перемен! Но как только «процесс пошел», а потом и стремительно покатился, сработала обычная психологическая схема: все хорошее новое было принято как само собой разумеющееся и выпало из поля зрения, зато все плохое стало символом изменений. Быстро сложился миф о советском прошлом: все, как сейчас, а колбаса по два двадцать. Плюс промывание мозгов, конвертировавшее нефтяную ренту в образ стабильности, якобы сменившей «лихие девяностые» как эпоху всенародных страданий. И наоборот: сейчас даже те, кто предчувствует беду, часто не ждут от перемен в политике ничего хорошего по жизни. Популярнейшая сентенция, почти слоган времени: не дай бог жить в эпоху перемен. Но во многом это и следствие того, что сторонники изменений ничего толком не пытаются сообщить населению ни о самом этом будущем, ни о моделях перехода к нему. Навальный предлагает свою личную голову в качестве тарана, чтобы «пробить эту стену», но в этом гипотетическом проломе массы трудящихся не видят ничего, кроме мрака неизвестности. Власть это пугает еще больше.

Дефицит проектов, программ и даже конкретных сценариев исхода по-своему понятен в нынешнем положении. Почти все, разве кроме пижонов от р-р-революции, понимают, что сейчас время собирать фронду, а не разбрасываться друг другом за внутреннее инакомыслие. Проекты обычно сталкивают людей, их объединяют скорее системы запретов, а на этом месте пока выполняет свою интегративную миссию общий враг. Но проблема не столько в самом по себе дефиците программ и сценариев, сколько в неспособности обеспечить их мирное сосуществование в едином оппозиционном поле. Как только появляется намек на конструктив или формулу исхода, так на выскочку тут же набрасываются соседи по баррикаде и начинают мочить коллегу полемикой на поражение, вообще забывая, против кого только что договаривались дружить.

Отсутствие внятных моделей будущего и перехода к нему переклинивает и позицию власти. Чернота в проломе в грядущее для ее основных фигурантов много хуже даже жидких страхов обывателя перед неопределенностью. Кто захочет продолжить список только что свергнутых и все еще свергаемых диктаторов в районе твоего же подбрюшья и стать даже не Пиночетом в период последних песен, а чуть ли не российским Чаушеску? Маргинальность таких сценариев может быть понятна аналитикам и даже «почти всем», но вряд ли эти сцены не снятся по ночам самим вождям и потенциальным субъектам отпущения. Радикальная оппозиция и протестующая толпа если и не выглядят слишком кровожадно, то наверняка именно так и воспринимаются по ту сторону политических фортификаций. Активное строительство стилобатов, заборов и укрепленных въездов — зримое воплощение этих страхов, архитектурная материализация неврозов. Можно огородить комплекс администрации — следующее поколение будет думать, что так и было. Но забор на тротуаре у Думы уже никогда не войдет в живую ткань города — просто потому, что «так не бывает».

И после этого мы удивляемся, что не весь народ бросился в протест, что оппозиция не выдвигает моделей перехода, но при этом раздираема этими потенциально конкурирующими моделями, что власть не видит для себя других вариантов, кроме как цепляться до конца и в авральном порядке городить плотину, лишь поднимающую отметку и напор недовольства.

А ведь еще недавно, перед «рокировкой», ничего этого в таких масштабах даже близко не было!

Повестка на завтра: работа с будущим

Прежде всего надо разобраться с тезисом о тупике, обреченности режима и курса. Я бы начал с историософии (русские вообще историософская нация), с анализа большого исторического тренда, который при всех постмодернистских атаках на кумулятивный прогресс и при всех локально-исторических виляниях, откатах и даже срывах все же демонстрирует рост свободы как прерывистую, но результирующую. Для себя мы можем философствовать о «стрелах времени», о мифологии развития, о смене парадигмы времени на парадигму пространства в постмодерне, но не надо усугублять недостатки идеологической работы, у которой много других гитик, нежели в науке. Вставить нынешний курс в историческую шкалу «вперед — назад» — значит автоматом приговорить его к скорой смерти, а там и к вечному горению в аду исторической памяти народа, всего прогрессивного человечества.

Далее надо бы определиться с хронополитикой: как долго и когда примерно ждать, с какой скоростью будет разворачиваться судно (в хорошем смысле этого слова), если уж оно во что-то упрется, какие ускорения при этом оптимальны или, наоборот, слишком опасны, как синхронизировать скорости. Естественно, нет иллюзий, что все договорятся, но сценарии надо прорабатывать как спектр вариантов, чтобы участники процесса и группы влияния могли ориентироваться в хронополитических моделях исхода, выбирать для себя приемлемые, начинали переговариваться, торговаться, создавать коалиции. Пока таких моделей нет на руках, говорить друг с другом просто не о чем. Вот и не говорят.

Принципиальный момент в моделях исхода — глубина вспашки. Вкупе со скоростью изменений это и есть то, что отличает революцию от щадящих изменений, в том числе и от ре-эволюций (революционных по сути, но эволюционных по формату изменений). В том числе и в сугубо политической (в самом тесном смысле этого слова) сфере — в прямом выяснении отношений между врагами. Исходу из сложившегося весьма острого и опасного положения во многом мешает также полная неясность для общества, кто кого и на каких фонарях будет вешать и будет ли вообще, кто кого каким судом будет судить и будет ли, до какого офшора будут раскулачивать, каким подвергать люстрациям… Вот меня лично очень занимает сопоставление вариантов с аккуратной, компромиссной и по-своему беспринципной ротацией, например, на Кудрина с пробиванием стены головой Навального и с нехорошей неопределенностью, что именно, опережая всех, в этот пролом устремится. Может быть, это сейчас даже главное.

Игра в бисер на большие ставки

Не следует ожидать, что из всего этого будут сразу выбраны оптимальные варианты, что победит разум, а противники обнимутся хотя бы ради непролития крови. Но общее говорение на некоторые темы бывает полезным само по себе, порой даже безотносительно к результату. Важно выложить расклады и спокойно просчитать их плюсы и минусы, баланс приобретений и потерь. А то на этом поле пока звучат все больше однозначные колокольчики.

Например, установка на сравнительно мягкий исход может (гипотетически) сделать его более вероятным и близким. На это по делу скажут, что все, что мы сейчас имеем, — прямое следствие не проведенного в свое время суда над КПСС и его приводными ремнями, прежде всего с Лубянки. И т. д., и т. п. В итоге возникнет расчетная формула, позволяющая хоть как-то выбирать между беспринципными договоренностями ради спасения остатков исторического времени и записыванием системных либералов в общую обойму с силовиками и политическими киллерами в ожидании, когда наконец рванет от души, но зато чтобы уж никогда впредь. В итоге мы, может быть, даже сойдемся на том, что оттягивают исход и тем самым готовят взрыв в одинаковой мере и заполошные радикалы, и не в меру пугливые обыватели: часто именно премудрые пингвины вскармливают альбатросов революции.

Еще раз: здесь не может быть рецептов, но есть поле для анализа и предложения людям хоть как-то проработанных сценариев. В биомедицине это называют информированным согласием.

Автор — руководитель Центра исследований идеологических процессов Института философии РАН

Публикация основана на статье «Метафизика власти: Наше положение и сценарии исхода» из газеты «Ведомости» от 09.08.2013, №143 (3405).

Источник: http://www.vedomosti.ru/opinion/news/15057761/nashe-polozhenie-i-scenarii-ishoda