Политико-деловой журнал № 3-4(27-28), март-апрель 2010
Запуск модернизации: критерии старта
Насколько глубоким должно быть обновление: сводится ли оно к технологиям и экономике или должно затрагивать также управление и государственность, идеологию и политику? Какую модель модернизации выбрать, есть ли аналоги, которые можно было бы взять за образец? Кому модернизация в России нужна, а кому нет; каковы ее движущие силы и активные субъекты, есть ли они в стране на данный момент и в перспективе? Сколько времени осталось (и осталось ли вообще) до момента, когда технико-экономическое отставание России станет историческим, то есть необратимым? Осуществима ли в принципе модернизация в сложившихся политэкономических условиях — или это предмет разговора, который ничем не кончится? Наконец, почти ни одна дискуссия не обходится без сакраментального вопрошания: а что такое модернизация в принципе, по определению, как таковая; что мы имеем в виду, употребляя этот общепринятый, но не общепонятный термин? Однако есть один вопрос, который, кажется, до сих пор специально не обсуждался. А как именно мы представляем себе реальный старт модернизации в России — здесь и сейчас? Что должно случиться, чтобы страна вдруг сказала: вот, модернизация началась — пробуксовка кончилась, процесс пошел? Какие сдвиги должны произойти, чтобы в обществе, у экспертов и населения сложился хотя бы относительный консенсус по поводу наконец-то состоявшегося запуска модернизационного процесса? С одной стороны, это вопрос в лоб — простой, прямой и житейский. С другой — он, в случае внятного ответа, может прояснить ряд сложных моментов, обсуждаемых пока умозрительно, подвести к разрешению коллизий, уже ставших для модернизации центральными. Если на этот вопрос хотя бы в первом приближении ответить, возможно, станет более понятным, что делать и с чего начинать.
Модернизация-XXI: во что мы встроены?Неверно обсуждать нынешние условия запуска модернизации в России вне общего контекста (точнее двух контекстов): мирового модернизационного процесса и общего тренда модернизации в российской истории. Если говорить о мировом контексте, то вялотекущая модернизация в нашей стране постоянно идет — примерно так же, как она идет во всем мире, в той или иной мере втянутом в орбиту глобальной всепроникающей модернизации. Современная техника, прежде всего коммуникационная, меняет жизнь независимо от того, хотят ли этого страны-участницы, понимают ли они это и предпринимают ли для этого специальные усилия. Независимо от изменений в нашей политике, экономике и технологиях страна на глазах становится другой — просто потому, что в ней появляются ксероксы и мобильная телефония, Интернет и нетбуки, цифровое телевидение и т.п. С поездками и контактами, с «железом» и «оболочками» меняются сознание и отношения. Пробуксовка в запуске очередного этапа модернизации в России тормозит, но не блокирует этот магистральный процесс. Вместе с тем она подводит к острому конфликту между той институциональной средой, которая никак не может начать модернизироваться — и страной, которая будет и дальше обновляться, меняя сознание через контакты, электронику и сети. А уже на это наслаивается вопрос о том, будем ли мы проживать новый век в охвостье общего процесса глобальной модернизации — или же сможем приблизиться к лидерам и начнем модернизацию делать, а не только потреблять. Это принципиально, поскольку лидерство в глобальной модернизации дает власть над будущим (а значит, и над теми, кто в это будущее послушно идет за другими).
Такой взгляд на проблему корректирует формат задачи. Для власти задача не просто в том, чтобы стартовать «с места», а в том, чтобы хоть как-то успеть запрыгнуть на проносящуюся мимо платформу, на которой движутся в будущее и лидеры развития, и увлекаемые ими другие общества, в том числе российское. Тем самым проблема догоняющей модернизации удваивается: власти надо еще догонять свою же страну. Появляется внутриполитический мотив. Для режима это мотив выживания — если не допускать доминирования в нем временщиков. Это к вопросу о заинтересованных субъектах. Далее, важно понять, что мы сейчас не столько даем старт модернизации в России, сколько пытаемся прервать вдруг (хотя и по понятным причинам) возникшую паузу. Реформы 90-х, обновление второй половины 80-х, оттепель и десталинизация… Все это — этапы одного большого пути, который в ретроспективе может быть продолжен едва ли не до александровских реформ или екатерининских и петровских преобразований. В этом же ряду индустриализация и урбанизация… Такой взгляд на процесс приведения к современности полезен уже тем, что выявляет в нынешних задачах дефекты и недоделки всех прежних российских модернизаций. Если и сейчас не освободиться от традиционных укладов в социальной сфере и элементов феодализма в политике, то модернизация в России XXI века заведомо обречена, даже если Чубайс что-то запустит в нанотехнологиях, а сбитые в сколковскую кучу мозги вдруг и в самом деле начнут генерировать идеи. Кстати, об идеях. Самим началом разговора о модернизации — в экспертной среде, а затем и на высшем политическом уровне — мы обеспечили как минимум символический старт обновления. Это не так мало. На глазах меняются оценки положения и перспектив. В результате страна уже на грани разворота в идеологии и политике. Это совершенно необходимо для «физического» старта модернизации. Но недостаточно.
От модернизации экономики и технологий — к модернизации властиИ все же: как можно представить себе состоявшийся старт модернизации в России начала XXI века? Допустим, что вдруг мы становимся свидетелями пусть даже довольно интенсивного наращивания мер по диверсификации экономики, импортозамещению, поддержке инноваций? Это можно было бы всячески приветствовать, но совершенно очевидно, что даже это стартом модернизации не назовут — в лучшем случае разминкой. И это правильно: интуитивно понятно, что вопрос этот явно не количественный. Необходимо новое качество — а в чем оно?
Начало модернизации не может быть зафиксировано даже такими хорошими показателями, как снижение доли сырьевых продаж в ВВП или бюджете (при всей важности этих показателей как критериев «смены вектора развития»). Модернизация — это прежде всего действие. А раз мы ищем начало действия, нельзя ориентироваться на промежуточные результаты, подобные, например, возврату к доле экспорта сырья «как в 90-е». Эти упражнения можно продолжить, но и так достаточно ясно, что в рамках только экономики старт модернизации вообще представить себе весьма трудно. Вместе с тем можно предположить, что все тут же признали бы началом модернизации активные действия власти в отношении… самой себя. И это было бы правильно. Эта интуиция лишь подтвердила бы, что такие сильные процессы начинаются не с экономики и технологий, а с институциональной среды. Сейчас модернизация в России — это в первую очередь модернизация государства. Глобализация вообще делает упор на конкуренцию институтов (а уже потом — товаров и технологий, мозгов и знаний). Мы в эту гонку втянуты, но имеем на то и свой особый резон: этому государству модернизацию крайне трудно (если вообще возможно) даже начать, не то что провести. Несогласные с этим выводом должны понимать: если проблема пробуксовки не в системе, значит, она в личностях. Что вряд ли устроит и защитников системы, и сами личности. Модернизация государства скоро станет трюизмом, но пока в отношении институтов нет ни действий, ни программы. Осталось одно из пяти «И» полузабытого лозунга. «Стратегия-2020» (министерская тень «плана Путина») предусматривает формирование корпуса дипломированных медсестер и строительство плавсредств для Арктики, а про административные барьеры сообщает, что их надо… снижать. В таком формате раздел об экономике можно было ограничить поручением «развивать», об инновациях — «поддерживать»… При всех спорадических заходах нельзя не признать: развернутый и скоординированный план институциональных преобразований с ясной идеологией, концепцией и «дорожными картами» пока отсутствует. «Аналитический» эскорт с прикормленными «экспертами» и вовсе упорствует: чем меньше трогать власть и политику, тем больше будет сделано в экономике. Но подвисают вопросы: 1) когда, наконец; 2) с чего бы вдруг? Такого рода иллюзии питает даже якобы радикальная оппозиция.
От «модернизации института» к модернизации средыВместе с тем нельзя не признать, что идеи старта модернизации именно через институциональную реформу весьма популярны. Однако своеобразны. Вопрос в том, что именно просматривается в ожиданиях от власти, в том числе от ее самореформирования. Десятки проектов обновления страны, генерируемых инициативно и направляемых в вышестоящие инстанции, требуют создания спецорганов, министерств модернизации — под президентом, премьером, тандемом, но всегда с чрезвычайными полномочиями. И с понятным кадровым составом, почти поименно. И не в ущерб авторам записок. Эти идеи параллельны проектам создания выделенных зон и исключительных условий для генерирования и запуска инноваций. Модернизационный процесс замыкается в резервации, в особо комфортной «шарашке». Если к выделенной линии управления модернизацией добавить выделенные зоны ее воплощения в инновациях, то надо быть последовательными и создавать для этой системы свою, выделенную систему внедрения, реализации, коммерциализации и т.д., вплоть до потребления и утилизации. Так внутри большой России, может быть, и возникнет маленькая слегка модернизированная страна — примерно в формате ВДНХ. В таких проектах не спасает даже идея введения персонализированной ответственности за модернизацию: за это предприятие по рангу отвечает дуумвират, и тиражировать субъектов отпущения нет смысла.
Все это нужно, но, строго говоря, проблему снижает. Институциональная среда в таком подходе затрагивается лишь с определенного уровня («не выше…»). Из модернизации выпадают институты, от которых сама эта инновационная система зависит. Но если все знают, что создавать, но не создают, значит, метаинституты надо не учить, что делать, а тоже реформировать. И, возможно — в первую очередь. Вопрос не в том, как инновационную систему создать, а в том, как изменить институты, которые ее должны создавать, но пока делают это плохо, если вообще делают. Кроме того, при таком подходе сама инновационная система всегда именно создается — искусственно, едва ли не через колено. Вопрос о том, почему она не возникает как нечто достаточно естественное для существующего потенциала и интересов экономики, толком даже не ставится. Если среда инновации отторгает, надо начинать со среды, а не с инноваций. Тогда прежде всего надо понять, почему отсутствует или куда девается естественный напор креатива. Это вопрос позиции. Инновациями и модернизацией в целом можно управлять, как автомобилем, сидя на водительском месте. А можно это не заводящееся авто толкать сзади, руками. Но тогда и руль болтается, и скорости никакой.
Мотор и тормозаВ разговорах о роли государства в модернизационных процессах слишком часто все сводится к упованиям: что государство должно сделать и дать. Но не хватает, возможно, главного — чего государство не должно делать, чего оно не должно отнимать, чтобы инновации появились, а модернизация началась. Бизнес, не ориентированный на освоение госбюджета, взывает к государству об одном: не мешать! Но стоит эту идею поднять до принципа, вас тут же обвинят в догматическом либерализме, снабдив импортными иллюстрациями возрастания роли государства в инновациях и вообще. Но если где-то людям стало чуть зябко от свободы и они что-то легкое накинули, это точно не про российский институциональный климат. Мы выходим на забег мировой конкуренции в ватниках и валенках, в административных веригах. До спортивной формы нам еще разоблачаться целыми слоями. В данном случае дело не в «количестве» регулирования, а в сути коллапса: не в том, что это государство слабо двигает модернизацию, а в том, что оно и есть главный тормоз. Сплошь и рядом государственное регулирующее и контролирующее «участие» губит инновации, которым господдержка и вовсе не нужна. Дело не в том, что низовая и средняя власть инновации плохо раскручивает. Она их блокирует — избыточным регулированием, государственным рэкетом, откатами, всеядными монополиями, сговорами на тендерах, в которых заранее «выигрывают» противогазы времен Зелинского и покоренья Крыма. Инновации невозможны даже там, где они есть; убыточны даже там, где потенциально выгодны. Система душит живое, прилагая титанические усилия по оживлению полумертвого.
Если же вопрос ставится о том, чтобы создать экономику, генерирующую инновации, а не генерировать их «вручную», тогда старт модернизации совпадает прежде всего с демонтажем систем сдерживания. Пока инновации надо будет «насаждать», страна так и не уйдет от показательных проектов и рекламы гуталина на основе нанотехнологий. Инновации — естественное состояние человека и бизнеса. Если же бизнес это естество сам реализовать не может, значит, искусственно взращенные инновации придется встраивать в экономику тоже вручную. Значит, в реальную жизнь они войдут с тем же горбом и плоскостопием, что исключают конкурентоспособность и правильную рентабельность. Отдельные результаты могут даже впечатлить, но только это будет не реальный старт модернизации, а скорее симптом ее провала. Имитация расслабляет, а потому хуже отсутствия результата.
Хронический старт как вечный финишОднако даже если мы сориентируемся на вышеозначенные параметры старта модернизации: обновление власти, институциональная среда и метаинституты, демонтаж систем сдерживания — все равно останется проблема реального запуска обновления. Дело в том, что и это все не особенно ново. Такого рода реформы периодически запускались и запускаются. Что, строго говоря, только усложняет положение. Все было бы проще, если бы это направление модернизации поднималось нами впервые. Однако прежние провалы усугубляют дело. Силы торможения набирают опыт, уверенность, связи и ресурсы. Энтузиасты поддержки власти в этих ее правильных начинаниях, наоборот, отодвигаются от центров принятия решений, утрачивают не только позиции, но интерес и веру, что много хуже. В глазах реальных сторонников модернизации власть теряет репутацию и доверие — главный потенциал «модернизации всерьез». Все спрашивают: есть ли социальные субъекты, готовые поддержать модернизацию? Не менее важен вопрос, чего не должна, не имеет права делать власть, своими провальными начинаниями деморализующая и демобилизующая даже тех, кто по жизни или по совести сторонниками модернизации являются. С другой стороны, прежние провалы могли бы дать ценный опыт и для самих реформаторских институций. В политике, как в науке: отрицательный результат — тоже результат. Однако этот опыт должен быть собран, систематизирован, осмыслен и учтен. Так, в последнее время наметились явные подвижки в сторону снижения административного прессинга. Как точечные меры и политические сигналы это можно только приветствовать. Но вместе с тем новые меры страдают теми же пороками, что сначала обрекли, а потом и вовсе свернули стратегию дерегулирования в начале нулевых. Нынешние новые шаги верные, но делаются они «одной ногой». Так, например, еще в 2001 г. было ясно, что облегчение процедур контроля неэффективно без расчистки его содержания, без наведения порядка в ведомственных нормах, без ликвидации ведомственного нормотворчества. Теперь опять все начинается с процедур, причем в выборочном и достаточно случайном порядке. Ручное управление экономикой распространяется и на ручной метод управления институциональными реформами. С этой точки зрения даже 134-ФЗ (О защите юридических лиц и индивидуальных предпринимателей…») и то был более системным — или хотя бы с претензией на системность. Если же нынешние правильные шаги соотнести с путем, который предстоит пройти, пространство и время модернизации придется измерять столетиями, если не световыми летами. Возможно, сейчас главная проблема в том, что элементы институциональных реформ (административная, техрегулирования и т.п.) перезапускаются с нуля, без уяснения причин предыдущих провалов. А ведь ровно такие же начинания уже технично сливали, и совсем недавно. На фоне распадающихся систем управления реформами возникают и укрепляются теневые системы управления контрреформами — организованности, специально заточенные на имитацию, затем и на свертывание, а в итоге — на реверс. Там свои стратегии и политические линии, штабы, бюджеты, купленные СМИ, представители прикормленного бизнеса и «общественные» организации… Если все это не учитывать, если заново начинать те же реформы теми же силами и по тем же методикам, в график такой «модернизации» будут заложены хронические возвращения на старт. Иными словами — вечный финиш. Лучше сразу признать, что преобразования в привычном режиме обречены. Необходима метареформа — реформа самой системы реформирования. Об этом уже говорилось, и не раз. Однако сдвиги пока не просматриваются — ни в деле, ни даже в проекте. Хотя именно начало изменения самих основ и институтов модернизации как раз и могло бы быть воспринято обществом как реальный старт приведения России к современности. Текст: Александр Рубцов
Источник: http://www.politekonomika.ru/000015/zapusk-modernizacii-kriterii-starta |
ПолитЭкономика 
Перспектива модернизации России обсуждается в самых разных аспектах. Почему модернизация сейчас так необходима и каковы возможные последствия ее провала?
Кроме того, положение лидеров позволяет снимать многопольную ренту. Все это открывает для них возможности картельного сговора, который, в отличие от обычных ситуаций, не смогут предотвратить никакие поощрения конкуренции и антимонопольные меры. Каждый выбирает здесь свое место по возможностям и по вкусу.
Тем более не станут таким стартом новые вливания в инкубаторы инновационных «распилов» или эскалация поддержки отечественной халтуры устранением внешних конкурентов. Скорее это назовут контрмодернизацией.
Казалось бы, более технологичны проекты национальной инновационной системы: кредитования, льгот, инвестиций, сети технопарков, технико-внедренческих зон и венчурных фондов, инструментов передачи и защиты прав, коммерциализации результатов, координации фундаментальной и прикладной науки, НИОКР и образования… Знающие источники добавляют: вариативное прогнозирование и долгосрочное стратегическое планирование; вхождение в мировое научно-техническое пространство и рынок хай-тека в своей нише; участие в глобальном перераспределении ренты от монополии на знание и ноу-хау; господдержка человеческого капитала; активная экономическая дипломатия…
В этих условиях власть весьма осмотрительна в сдерживании инновационных усилий государства. Полномасштабное стимулирование инноваций не имеет смысла, пока экономика сама инновации отторгает, а вливания странно рассасываются. Тут финансовым властям с их героическим скряжничеством скорее не хватает влияния для ограничения растрат. В инновационный процесс можно вкладываться деньгами и организацией, только если инновации и сами возникают, когда институциональная среда это хотя бы допускает. Тогда живое идет в рост. Но к мертвому столбу новые ветки прививают только для имитации опыта. Такой ботаникой занимаются в основном для поправки личных дел. Это проблема не РАН, а Степашина.