10.11.1999

Александр Рубцов

Неототалитаризм

Российской демократии без малого десятилетие, и кажется, что она уже почти устоялась. Выборы парламента и президента должны это окончательно подтвердить. Однако не исключено, что именно после президентских выборов 2000 года политическую систему России ждут решающие испытания. Все может произойти не сейчас, а «через такт». Это резко меняет взгляд на реальное содержание нынешних избирательных кампаний.

Экзамены

Мы – политически цивилизованная страна, прошедшая на этот счет ряд проверок. Вектор новой России – все более развитая и надежная демократия. Процесс необратим.

Скоро все это может оказаться иллюзией.

У демократии есть только один настоящий экзамен – тест на возможность легальной смены верховной власти. В нашей ситуации это исключительно вопрос о смене президента.

У Горбачева власть была изъята в режиме «революционной легитимности». Попытки реванша мы преодолели… как смогли.

Выборы президента в 1996-ом для такого экзамена были «слишком альтернативными». Тогда свежая демократия в смертельной схватке побеждала застарелый коммунизм. И только потому, что она побеждала, выборы прошли прилично. А если бы социология на финише давала другой прогноз? Надо плохо думать о команде Ельцина, полагая, что она легко дала бы воцариться зюгановщине на основе «всеобщего и равного избирательного права». 

И нынешние выборы – еще не окончательный экзамен. Если они состоятся и даже будут почти честными, это еще не иммунитет от диктатуры. Опыт наших сострадальцев по СНГ показывает, что первые и даже вторые выборы ничего на будущее не гарантируют. Всматриваясь в нынешних претендентов, я уже почти не думаю о том, чем новый хозяин Кремля займется сразу после инаугурации. Я думаю о том, как он подготовит свои «перевыборы» (или их отмену) через четыре года. И впадаю в тоску.

Выбирая сегодня президента как хорошего управленца, мы свободно можем выбрать будущего узурпатора на завтра. Выбирая сейчас парламент, мы, по сути, выбираем правительство, которое будет «выбирать» президента. Голосуя за депутатов и партии, мы решаем судьбу не конституционного, а реального разделения властей.  А это требует уже совершенно другого отношения к процедуре и кандидатам.

Зеркало СНГ

Вероятное будущее России, как в страшном сне, разыгрывается по соседству. Будто для предупреждения.

В СССР все мы («советский народ») казались более одинаковыми, чем это было на самом деле. Распад империи разрушил иллюзию. Наследственный уровень политической цивилизованности, более или менее средний по

Союзу, не удержался. Мы получили целый спектр режимов: от «почти демократий» до модернизированных восточных деспотий.

Теперь, наоборот, мы рискуем оказаться более одинаковыми, чем кажется. На просторах бывшего СССР все сильнее проступает нечто генетически общее, постсоветское – то, что искажает физиономии новых «демократий» до неузнаваемости.

В России это вряд ли будут крайние варианты: почти НАТОвского европеизма или открытой азиатчины. Хотя нечто среднее нам вполне уготовано. Это «среднее» крайне опасно именно тем, что узурпация власти здесь прикрыта демократической риторикой и имитационными процедурами. И это заразно. Мы обнимаемся со своим «подбрюшьем», поддерживаем его морально и политически, тогда как на периферии Содружества уже проступают возможные перспективы политических метаморфоз самой России.

В природе этих режимов важно разобраться всерьез. Тем более, что во многих российских регионах это «будущее» уже наступило: на местах у нас уже есть свои казахстаны и белоруссии, если не хуже.

Помни имя свое

К режимам, формирующимся на территории бывшего СССР, обычно относятся как к очень несовершенным, но все же демократиям. Это порой бессовестные пародии на образец, но оцениваются они (и нами и на Западе) все же «от образца», по его меркам и критериям.

Что неправильно. На постсоветском пространстве формируется своя, особая политическая реальность. Это самостоятельные типологические новообразования.

Здесь может быть полный набор демократических аксессуаров, кроме одного – возможности реальной смены власти на уровне правящих группировок и ключевых персонажей. Это уже не проблема количества: больше демократии – лучше, меньше – хуже. Когда речь идет о возможности смены президента и правящего клана, это только вопрос качества: «да» или «нет»? А здесь при всеобщей избирательной эйфории всегда будет обеспечен такой «минимум» отклонений, который гарантирует несменяемость высших эшелонов. Это как новое ведро, со сверкающей эмалью и полированной ручкой, но с таким «небольшим» отверстием в дне, что вы никогда не донесете воду от колодца до крыльца.

Называть это демократией, пусть даже очень несовершенной, - значит уходить от самой сути дела и плодить крайне опасные иллюзии. Это значит фактически (хотя и невольно) потворствовать процессам, которые могут привести к катастрофе, вполне сравнимой с той, что мы пережили в начале века. Только теперь, если караул устанет, в ход пойдут уже не штыки.

Постсоветская политическая реальность должна получить свое название, имя собственное. Смена имени – не академическая процедура: пудель-людоед уже вовсе не пудель. Назвать вещи своими именами – значит понять их и научиться с ними работать.

Логическая перспектива реставрационных процессов, набирающих силу на постсоветском пространстве, имеет одно адекватное название – неототалитаризм.

Звучит страшно, поэтому требует объяснений.

Воодушевление и единство

Мы убаюкиваем себя разговорами об «авторитарных тенденциях», «авторитаризме». Авторитарный стиль при гарантированной сменяемости – вовсе не страшно.

Тоталитаризм – это единство власти и «прихваченных» элит с большей частью не в меру воодушевленного и единого народа. Причем воодушевленного и объединенного через оболванивание и изничтожение инакомыслящих. Это трагедия, украшенная массовым энтузиазмом и коллективной любовью. Такие экземпляры «всенародной поддержки» в бывших республиках СССР мы уже наблюдаем в достаточном приближении. Лукашенко играет на «батьковщине». Назарбаев сыграл на суверенитете, теперь начинает играть на казахском национализме.

В России это скорее всего может быть угар преследования и восторг расправы. Парламентское большинство со «своим» правительством и президентом (неважно, паханом или марионеткой) даст новое качество консолидации и «легитимности» власти. После чего под рукоплескания масс начнется жесточайшая борьба с коррупцией, но очень избирательная и политически выверенная.

Пока банк-формирования и политические банды борются между собой, мы еще можем жить своей жизнью. Когда же одна банда подавит остальные, она возьмется за граждан. И тогда недовольных и излишне говорливых начнут отлавливать уже во всей толще народонаселения.

В федеральном центре, где насмерть грызутся целые отряды желающих, в это пока трудно поверить. Но на местах это уже часто даже не прогноз. А в бывших республиках и вовсе процветает.

Приставка «нео» в данном случае тоже имеет важную смысловую нагрузку. Новому тоталитаризму вовсе необязательно быть тотальным. Он приходит в одеждах демократии с «переходными» или «национальными» особенностями. Поэтому для алиби ему, наоборот, крайне важно сохранять вторичные признаки демократизма: несколько альтернативных, но карманных кандидатов, пару воинствующих, но загнанных в угол оппозиционеров, одну огрызающуюся, но безнадежно малотиражную газету. Как у классического антисемита, который всегда сошлется на еврея, с которым он «несмотря ни на что» приятельствует.

Будут и выборы с красивой борьбой – и стопроцентно предсказуемым результатом.

И под всем этим будет лежать идеология «национальных особенностей» с акцентом на социально-политическом единстве нации и необходимости повышенной «преемственности» власти.

Прообраз

Именно такую идеологию нам не так давно в лучшем виде представил в «Итогах» Никита Михалков. Здесь важно, что это вовсе не идеологический монстр и обслуживает он отнюдь не одиозные политические блоки. Просто наш деятель культуры на фоне большинства политических ассов несколько простодушен и излишне открыт, а потому вслух проговаривает то заветное, что у других на уме.

Причем проговаривает «под себя». При вопросе о его возможном президентстве выдающийся актер тут же растерял школу и не смог сдержать мощного выброса адреналина в эфир (в театре это называется «наигрывать»). Он так отказывался! Решение вопроса о своем будущем президентстве (читай, основании династии) глубоко верующий режиссер предоставил Богу. Не объяснив, однако, каким в принципе могло бы быть такого рода Знамение.

Далее, как по нотам. Четыре года президентства в России – ничтожно мало, поскольку новый президент будет два года «мочить» предшественника, потом год думать, что делать со страной, а там год готовиться к новым выборам. Поэтому лучше семь лет. А по большому счету России и вовсе нужна монархия.

В этой «логике» ничто не додумано, все не вяжется, цепочки обрываются. Какая-то пианическая механина. Семь лет нужны, чтобы новый благодетель, после двух лет «мочиловки» и года раздумий, смог хотя бы пару лет потратить на восстановление страны, а там за год и вовсе воцариться. Если у нас все претенденты такие, то менять их нужно через неделю, пока не найдем нормального. А если нормальные бывают, то почему из их не выбирать сразу?

Главная же беда таких рассуждений в странном соотношении «размеров и весов» – народа и государства, страны и власти. Приход спасителя (не исключено, что свой) начальник СК РФ видит так: «страна упадет ему на руки». Метафоры разоблачительны. Чтобы такое говорить, что надо думать, во-первых, о стране, а во-вторых, о своих руках? Опять страна видится беспомощной, а люди ничтожными, опять хочется титана. Значит, опять будет великая битва титанов с кипятильниками. История не раз показывала, что подлинный расцвет – расцвет жизни, а не надрывной оборонки – случается именно тогда, когда власть отпускает страну, когда государство хоть ненадолго отстает от народа.

Но о затяжном, хроническом президентстве, перетекающем в монархию, говорит идеолог нового блока, по идее как раз и противопоставляемого назревающей диктатуре. Медвежья услуга!

И еще одна живая картина. Здоровый деятель культуры бьет ногами незрелого хулигана, которого держат охранники. Если это внутреннеполитическая метафора просвещенной авторитарности, это и есть неототалитаризм.

Запланированная катастрофа

Второй акт интриги – в том, что полномасштабный неототалитаризм в России сейчас невозможен. Что ничуть не отменяет критичности ситуации: ужасной по последствиям будет сама попытка его установить.

Государство – это конструкция, которая передает сверху вниз только определенное давление и при перегрузке рушится.

После развала советской системы конструкции нашей новой государственности еще слишком вибрируют. Они еще не научились работать без партии и моноидеологии. Нужна новая метафизика власти, а она отсутствует. Государство это служба, а кодекса служения нет. Нет даже элементарного уважения к власти – в переполненном метро люди относятся друг к другу куда корректнее.

Нет безусловного монолита в географическом, территориальном отношении. Страна в разломах. Федерализм очень неравномерен, а потому нестабилен. Централизм сплошь и рядом на местах почти бессилен.

Чтобы перегрузить такую конструкцию, уже почти ничего не надо добавлять. Режим Ельцина пробалансировал буквально на грани. Зато новый лидер будет весь в соблазнах. И сейчас в первую очередь надо считать, кто от них удержится. Это вопрос предотвращения нового этапа дезинтеграции страны и даже локальных гражданских войн.

Но и без этого региональный, «пористый» неототалитаризм опасен и отвратителен. Или мы согласны на демократию на федеральном уровне при полном произволе в удельных княжествах?

Циклы

История ничему не учит. В частности, она не учит тому, что за революциями следуют этапы реставрации.

Мы этого этапа еще не прошли. Хотя на периферии бывшего СССР эти циклы уже работают как часы.

Минует ли нас чаша сия?

На уровне тенденций и попыток – безусловно нет. На уровне полномасштабного срыва – неочевидно. Вопрос в готовности общества к отражению этой угрозы. Или хотя бы к ее минимизации.

Выйти из коммунизма в демократию «в один прием» – исторически нереально. Потребуется еще один цикл, с откатом и возвращением. Каким он будет, во многом зависит от нас, от нашего понимания происходящего.

Тоталитаризм приходит громко, но незаметно. Тем более неототалитаризм. Начинается с больших праздников (у нас так стосковались по коллективной радости). Покоренные СМИ начинают добросовестно вылизывать имидж лидеру. Ряд показательных процессов добавляет остроты ощущениям. Попутно начинают убирать тех, кто омрачает общее веселье. Потом берутся за тех, кто радуется недостаточно (в том числе и по поводу взятия просто невеселых).

Все это сейчас в России кажется почти нереальным. Истинные лица кандидатов скрыты. Но почва постепенно удобряется. А бдительность теряется хотя бы потому, что угроза собственно коммунистического реванша, кажется, уже окончательно сдулась.

Тоталитаризм не дает опомниться. Это не линейный процесс, а скорее что-то вроде квантового скачка. Еще сегодня все кажется нормальным, а потом оказывается, что уже вчера мы своими же руками ввергли себя в большую беду.

Ситуация перед выборами – и парламентскими и президентскими – сейчас слишком интересна. Она настолько интересна, что мы рискуем начисто проглядеть главные опасности.