Институт Философии
Российской Академии Наук




  Философский журнал. 2018. Т. 11. № 1.
Главная страница » Периодические издания » Журналы » Философский журнал » Философский журнал. 2018. Т. 11. № 1.

Философский журнал. 2018. Т. 11. № 1.


Философский журнал. 2018. Т. 11. № 1


 Весь номер в формате PDF

 

В НОМЕРЕ

ЛОГИКА И ФИЛОСОФИЯ


А.В. Смирнов. О формализации умозаключения в процессуальной логике. Часть II

Во второй части статьи завершено изложение основных положений науки об основах фикха, касающихся «соизмерения» (кийас), и разработана гипотеза об эпистемной природе различия греческого силлогизма и фикхового кийаса. Критически разобраны ключевые положения ал‑Джабири об «учреждающем» (мукаввин) и «учрежденном» (мукавван) разуме, восходящие к представлениям А.Лаланда и утверждающие единство первого при вариативности второго. Выдвинуто альтернативное положение о вариативности «учреждающего» разума, без которого невозможно объяснить вариативность эпистем, или «учрежденного» разума, в различных культурах. Категория «учреждающего» разума более точно истолкована как коллективное когнитивное бессознательное (ККБ). Показаны варианты ККБ как интуиции пространственного соположения и интуиции протекания, выдвинута гипотеза о том, что они обосновы вают субстанциальную и процессуальную логику соответственно. Даны альтернативные формализации фикхового кийаса («соизмерения») в субстанциальной и процессуальной логиках. Показано, что формализация «соизмерения» в системе допущений субстанциальной логики дает суждение по аналогии, а в системе допущений процессуальной логики – строгое доказательство с несомненным выводом.

Ключевые слова: коллективное когнитивное бессознательное, кийас (кияс), процессуальная логика

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-5-27



МОРАЛЬ, ПОЛИТИКА, ОБЩЕСТВО


И.И. Мюрберг. К проблеме самообоснования политической философии (социально-эпистемологический подход)

Одной из черт интеллектуальной атмосферы наших дней является проблематизация понятия «политическая философия». В статье излагается точка зрения, согласно ко¬торой главным вызовом для данной дисциплины было появление в Европе середины ХХ в. социально-политической философии неклассического типа и позже – становление социально-эпистемологического способа философского вопрошания о политическом измерении Lebenswelt. Политико-философский ответ на ситуацию заключался в (1) отходе от традиционной для Модерна парадигмы «философии политики», в рамках которой политическая мысль де-факто была частью истории философии, (2) необходимости ответить на вопрос о том, чтó из теоретико-методологических традиций Просвещения необходимо оставить в прошлом в связи с появлением аналитической философии. Реакцией на эти затруднения стало опубликование в первой трети ХХ в. концепции автономии «политического» К. Шмитта. Настаивая на автономном характере политического мышления, Шмитт подчеркивал дисциплинарную обособленность современного политического философствования, несводимость его к историко-философскому теоретико-методологическому инструментарию и одновременно отделял «политическое» от «политики» (последний термин обозначает в данном контексте предмет изучения той совокупности научных дисциплин, которую теперь называют «политологией»). Указанные дистинкции рассматриваются в статье на примере дискурса, развернувшегося вокруг категориальной оппозиции: structure vs agency; утверждается, что анализируемое столкновение мнений обусловлено критическим отношением к «аналитике» как методу и тяготением к неклассической эпистемологии в проблемном поле политической мысли. Политическая философия, принимающая введенный социальной эпистемологией тезис о первичности Lebenswelt по отношению к научной установке, делает социальную эпистемологию сферой собственного приоритетного интереса. Это позволяет ей показать величину эпистемического разрыва между ипостасями политической теории, вынуждающего политическую науку и политическую философию «говорить на разных языках». Статья завершается перечислением тех проблемных полей, развитие которых возможно исключительно в политико-философском ключе.

Ключевые слова: политическая философия, политическая наука, социальная эпистемология, «естественная установка», автономия «политического»

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-28-44

 

Rossella Fabbrichesi. The social structure of language and consciousness in George Herbert Mead

В центре внимания автора настоящей статьи книга Джорджа Мида «Разум, Я и общество» (1934). В этом новаторском сочинении Мид создает дисциплину социальной психологии в ее отличии от чистого бихевиоризма. Как и бихевиористы, Мид исследует наблюдаемую деятельность, жест, поступок, однако он не отрицает внутреннего опыта индивида, тем самым обозначая свою дистанцию от бихевиоризма. Более того, рост значения внутреннего опыта в рамках целостного процесса составляет для него предмет первоочередного интереса. Процесс формирования сознания развивается извне и вовнутрь. Сознание надлежит объяснять, а не просто удостоверять его наличие; в объяснении нуждается его развитие, его функции и полезная роль. Мид, как и его современник Л.С. Выготский, полагал, что истоки сознания коренятся в обществе; вместе с Дарвином он придерживался той точки зрения, что сознание представляет собой исход процесса коммуникации, а не его начало. Этот процесс начинается с «беседы жестов», продолжается в виде того, что Мид называет «взятием на себя роли другого», и находит свое завершение в создании социальной архитектуры значимых символов. «Я» впервые возникает как «общественное Я», как «обобщенный другой», что становится возможно в первую очередь благодаря такой особой форме жеста, какой является голосовой жест. В качестве особенно значимой автор выделяет особую форму «генеалогии сознания», намеченную Мидом; ее новаторский характер раскрывается в соотнесении с метафизической и психологической традициями. Глядящий внутрь себя интроверт, по-видимому, лишается возможности увидеть свое «Я», ибо истина этого «Я» лежит в направленных вовне динамичных отношениях с другими.

Ключевые слова: Мид, Выготский, сознание, жест, символы, язык, коммуникация

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-45-61



ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ


Г.Б. Шамилли. Конгломерат или структурность? К проблеме методологии исторического знания

Объектом исследования является структурная единица исторического нарратива, определяемая в источниках  IX–XV вв. на арабском и персидском языках термином ẖabar. Центральный вопрос: является ли тип субъект-предикатного конструирования, или глубинная логическая структура предикации, протекающая по формуле S (процесс) P, основанием для построения структуры-ẖabar. Результат анализа различных текстов показал, что сообщение-ẖabar имеет единую структуру, не зависящую от грамматики языка, и реализуется в разных литературных жанрах на основе гештальта «опирания» как целостного образа, который материализуется как в вербальных, так и в невербальных текстах. Обоснована взаимозависимость методологии исторического знания и силовых линий смыслополагания изучаемой культуры.

Ключевые слова: субъект-предикатное конструирование, пропозиция, рациональность, мышление, методология, история, структура-ẖabar, музыка

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-62-80

 


Л.Э. Крыштоп. Учение пиетизма: а было ли религиозное Просвещение в Германии?

В статье рассматривается религиозное движение пиетизма, сформировавшееся в середине XVII в. в Германии и игравшее немаловажную роль на протяжении всего Просвещения. Нередко это движение ассоциируется с крайне реакционно настроенными силами, противоборствовавшими распространению идей Просвещения. Не последнюю роль в формировании такой оценки сыграло печально прославившееся на всю Европу изгнание Вольфа из Галле, инициатором которого выступил пиетист И. Ланге. В то же время сегодня у исследователей имеется немало оснований подвергать сомнению оправданность обвинений Ланге в академической несостоятельности его критики Вольфовой метафизики, а соответственно, и оправданность характеристики движения пиетизма как реакционного. Безусловно, движение пиетизма, являясь исконно религиозным и лютеранским, демонстрирует во многих аспектах своего учения большое сходство с основными принципами учения Лютера. Однако вместе с тем ряд положений лютеранства подвергается у пиетистов существенному переосмыслению, что приводит к формированию в рамках данного движения позиции, по ряду вопросов сходной со взглядами философов раннего Просвещения. К таким вопросам прежде всего следует отнести взгляды на природу человеческого разума и возможную пользу от его использования, а также ориентацию на борьбу с предрассудками и заблуждениями, в том числе в морали и религии. В силу этого представляется допустимым говорить о движении пиетизма как о феномене религиозного Просвещения в Германии, хотя такая характеристика и требует некоторых оговорок, так как несмотря на сходство в целях, методы реализации их у пиетистов нередко оказывались прямо противоположными методам просветителей-философов. Оба движения в равной степени стремились к просветлению разума. Однако для просветителей это было связано с эмансипацией разума, тогда как для пиетистов – с обретением света божественной благодати.

Ключевые слова: пиетизм, Шпенер, Лютер, христианство, папизм, разум, вера, sola fide, Просвещение, религия, мораль

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-81-98

 

 

ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ

 

Катрин Малабу. Можем ли мы отказаться от трансцендентального? (перевод с английского Максима Мирошниченко)

Действительно ли современная континентальная европейская философия близка к разрыву с Кантом? На наших глазах разворачивается наступление на структуры знания, доселе считавшиеся неразрушимыми: конечность субъекта, феноменальная данность, априорный синтез. «Отказ от трансцендентальности»: именно таким предстает главнейший проект посткритической мысли начала XXI столетия в книге Квентина Мейясу. Знакомые вопросы звучат в ней с новой силой: в самом ли деле Канту удалось дедуктивно вывести категории, а не произвольно назначить их; смог ли он доказать необходимость природы, обосновать различие между «априорным» и «присущим»? Не должны ли мы, напротив того, признать, что «Юмова проблема» – наличие неустранимого элемента случайности в мире – так и не была решена посредством трансцендентальной дедукции? Такого рода заявления предполагают, что у нас на вооружении имеется достаточно убедительная концепция неравномерности законов природы и возможности существования мира, совершенно отличного от известного нам. Действительно ли книга «После конечности» посвящена выработке таких концепций?

Ключевые слова: трансцендентальность, случайность, посткритицизм, природа, математика, Юм, Кант, Мейясу

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-99-110


А.М. Гагинский. Скрытые предпосылки рациональной теологии

В статье предпринята попытка осветить некоторые предпосылки рациональной теологии, которые, как правило, представляются само собой разумеющимися и потому принимаются по умолчанию. В частности, важнейшей предпосылкой для научной рациональности является допущение бытия исследуемого предмета. Однако в случае теологии, как показывает автор, такое допущение является проблематичным, поскольку оно ставит Бога в зависимость от бытия, вследствие чего божественное оказывается вторичным по отношению к бытийному. А именно, если доказывается бытие Бога, значит, допускается, хотя бы на уровне теоретической возможности, что Бога может и не быть. После того как такой способ мышления становится логически приемлемым, открывается возможность и для психологического сомнения в бытии Бога. В качестве альтернативы представители теологии постмодерна предлагают говорить о свободе Бога от бытия, однако такой дискурс является проблематичным ввиду того, что он принимает в качестве аксиомы тезис об отсутствии Бога. В заключение автор намечает возможный выход из сложившейся ситуации, предлагая с помощью учения о божественных энергиях пройти между Сциллой аналитической теологии и Харибдой теологии постмодерна.

Ключевые слова: Бог, бытие, доказательство, рациональность, философская теология

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-111-124

 

 

АНАТОМИЯ ФИЛОСОФИИ: КАК РАБОТАЕТ ТЕКСТ

 

Цикл «Реплики» Дневник. Письмо. Личное свидетельство: Лев Шестов – С.Н. Булгаков (К.В. Ворожихина, А.П. Козырев, Ю.В. Синеокая)

Участники беседы обсудили вопрос, что может дать текст дневника, письма или личного свидетельства для понимания философского сочинения, как связаны личные переживания и философские искания. Шестов и Булгаков при всех их различиях (проблемных и стилистических) имеют точки соприкосновения: библейское предание, сомнение во всесилии разума, экзистенциальные истоки творчества и др. Несмотря на то, что Шестов практически никогда не говорит от своего лица, его философия представляет собой самообнажение и самоанализ, а его работы оказываются непрямой исповедью. Булгаков переносит многое из дневников в свои философские работы, причем при использовании одного и того же текста дневника он может изменять его смысл. Так, на основе анализа этой правки можно проследить, как эволюционирует мировоззрение Булгакова. В дискуссии были задействованы неопубликованные материалы: письма Шестова и Булгакова, книга Булгакова «София, Премудрость Божья» и др.

Ключевые слова: религиозная философия, дневники, С.Н. Булгаков, переписка, со¬фиология, философия трагедии, Лев Шестов, воспоминания

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-125-142


Демифологизация как философская задача. Судьба Николая Чернышевского (В.К. Кантор, Е.В. Бессчетнова)

Публикуемая беседа, состоявшаяся в библиотеке им. Ф.М. Достоевского в рамках цикла «Реплики», была посвящена обсуждению книги В.К. Кантора «“Срубленное древо жизни”. Судьба Николая Чернышевского». В этой книге впервые предпринята попытка демифологизации жизни и идей одного из крупнейших мыслителей России, пожалуй, с самой трагичной судьбой. Власть подарила ему двадцать лет Сибири вдали не только от книг и интеллектуальной жизни, но вдали от просто развитых и образованных людей. Из реформатора и постепеновца, блистательного мыслителя, сына протоиерея, человека, вернувшего России идеи христианства в обличье современного ему позитивизма, литератора, вызвавшего к жизни в России, по мысли Бахтина, идеологический роман, миф сотворил революционера. В его идее разумного эгоизма видели злобный утилитаризм, хотя это была перефразировка знаменитой формулы Христа: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Это поразительная история человека, ни разу не унизившегося до просьб о помиловании, русского Сократа, с невероятным чувством личного достоинства, из которого власть создала фантом революционера, что способствовало развитию тех сил, против которых выступал Чернышевский. В итоге место реформатора заняли крайние радикалы.

Ключевые слова: Чернышевский, христианство, реформатор, разумный эгоизм, золотое правило христианской этики, эстетика жизни, новые люди, христианский социализм

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-143-159

 

 

ДИСКУССИИ

 

А.Л. Никифоров. Не все то золото, что блестит («Логико-философский трактат» Л. Витгенштейна)

В статье обосновывается мысль о том, что философское содержание «Логико-философского трактата» Л. Витгенштейна является крайне бедным. Опираясь на язык пропозициональной логики, Витгенштейн строит чрезвычайно упрощенную модель мира, языка и познания. Его понимание познавательного образа как зеркального отображения реальности кажется наивным и не имеющим отношения к реальному научному знанию. Отсюда сделан вывод о том, что вклад Витгенштейна в философию ХХ в. часто преувеличивается. «Трактат» может быть интересен только представителям аналитической философии, но за рамками этого направления на него не обращают внимания.

Ключевые слова: онтология, метафизика, образ, предложение, логика, отражение, предмет, философия

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-160-172


З.А. Сокулер. Мал золотник, да дорог (особенности онтологии, теории познания и философии науки в «Логико-философском трактате» Л. Витгенштейна)

В статье рассматривается ряд понятий «Логико-философского трактата» Витгенштейна. Показывается, что значение понятия «мир», которым открывается «Логико-философский трактат», полностью раскрывается только тогда, когда речь заходит о лежащем за границей мира. Доказывается, что ни пропозициональная логика, ни классическая первопорядковая логика вообще не имеют никакого привилегированного положения в представлении «логического пространства», в котором находятся и мир, и язык. Обосновывается, что «Логико-философский трактат» не содержит ни онтологии, ни теории познания в обычном смысле. Анализируются возможные мотивы конвенционализма и инструментализма, демонстрируемых Витгенштейном в трактовке научных теорий. Автор статьи показывает, что понимание философии у Витгенштейна принципиально отличается от позитивистского.

Ключевые слова: Витгенштейн, «Логико-философский трактат», логический атомизм, философия, язык, логическое пространство, логика, теория научная, причинность, индукция, теория познания, онтология

DOI: 10.21146/2072-0726-2018-11-1-173-187