А.В. Прокофьев

Грант РГНФ, 2004. Проект № 04-03-00155а.

Итоги проекта (краткое резюме)

В течение 2004 г. была исследована идея коллективной нравственной ответственности, связанная с допущением, что негативные санкции внутреннего или внешнего типа могут прямо или косвенно налагаться на человека, который непосредственно не был задействован в акции, приведшей к морально предосудительному результату. Выявлен тот факт, что эта оценка этой идеи в моральной философии тесно связана с некоторыми неизбежными, крайне негативными историческими ассоциациями. Среди наиболее часто упоминаемых исторических контекстов, в которых применялся и применяется принцип коллективной ответственности можно выделить следующие: племенная мораль (tribalism), представления о наследственной вине, оперирование концепцией коллективного вменения в идеологиях реакционного традиционализма, террористического революционаризма, тоталитаризма.

В исследовании была предпринята попытка показать, что перечисленные негативные контексты не должны предопределять нашего отношения к коллективной нравственной ответственности как таковой, поскольку большой исторический нарратив, принимающий абсолютную индивидуализацию субъекта ответственности за основной процесс в прогрессивном становлении правовых и нравственных систем, не отвечает в точности ни истории нравственного сознания, ни современному живому опыту моральной оценки. В последнем случае речь идет о таких явлениях, как наказание корпораций, компенсация жертвам Холокоста со стороны тех поколений немцев, которые никак не могли быть лично виновны в преступлениях нацизма, система «позитивных действий» (affirmative actions), направленных на ликвидацию отдаленных последствий расовой и половой дискриминации, публичное покаяние католической церкви за злодеяния, совершенные во имя веры и т.п.. Они не воспринимаются как возрождение архаических форм ответственности и возвращением варварства.  

Для того, что реабилитировать идею коллективной нравственной ответственности и разобраться с ее пределами и ограничениями были проведены типологизация ее форм и анализ общих оснований каждой из них. Последнее касается двух основных проявлений коллективной ответственности: «совокупной» (corporate) и «заместительной» (vicarious). Первая относится к некоторым видам организованных коллективов (прежде всего, корпорациям и государствам), вторая – распространяется на индивидов, принадлежащих к определенной группе. Наличие первой задается  «коллективной интенциональностью», формирующей специфический субъект нравственного вменения, наличие второй предполагает особый характер группы и особый тип связи индивидов с ней.  При этом заместительная нравственная ответственность, в отличие от совокупной, никогда не выражается в морально оправданном наказании и лишь в некоторых случаях может выразиться в форме внешнего порицания (например, в ситуации непрямого коллективного пособничества и разделения опасных убеждений). В целом же она является вопросом оправданных негативных переживаний самого индивида, таких как чувство вины, стыд, моральные сожаления.

Моральные ограничения применения идеи коллективной ответственности состоят в следующем.  Во-первых,  она не может вменяться без наличия весомых поводов, то есть морально недопустимых результатов коллективной деятельности или злодеяний, совершенных исходя из интересов или ценностей группы. Во-вторых, механизмы и основания двух типов ответственности не должны смешиваться: если субъектом, как в случае ответственности заместительной, являются отдельные индивиды, то к ним не могут применяться реальные санкции, характерные для случаев ответственности совокупной.

Итоги проекта (развернутое изложение)

Основным предметом анализа в данной работе является идея коллективной нравственной ответственности, связанная с допущением, что негативные санкции внутреннего или внешнего типа могут прямо или косвенно налагаться на человека, который непосредственно не был задействован в акции, приведшей к морально предосудительному результату. Основанием применения санкций является в данном случае простой факт принадлежности индивида к определенной социальной общности, которая (как целое или в лице отдельных своих представителей) продуцировала неприемлемые последствия, то есть несправедливо причиненный ущерб.

Подобный вид ответственности довольно часто воспринимается как нечестная система нравственного вменения, поскольку она явно противоречит правилу, по которому нравственный долг существует лишь там, где имеется индивидуальная возможность совершать (или воздерживаться от совершения) определенных действий (знаменитый принцип «ought implies can» (См. подробнее [Прокофьев, 2003]). Одновременно он вступает в конфликт с такой ведущей посылкой социальной этики либерализма как необходимость соблюдать «различие между личностями» [Ролз, 1995. С. 34-37.]. Кроме того, для исследователя, обращенного к историческому аспекту воплощения нравственных ценностей в социальной практике, идея коллективной ответственности  связана с некоторыми неизбежными, крайне негативными ассоциациями, что делает ее  основательно запятнанной идеей.

Но именно последнее обстоятельство заставляет постоянно иметь в виду возможность искажения исследовательской перспективы стандартными ассоциативными рядами, которые могут являться не более чем продуктом привычных клише или идиосинкразий. Среди наиболее часто упоминаемых негативных контекстов, в которых встречается идея коллективной нравственной ответственности необходимо выделить следующие:  племенная мораль и представления о наследственной вине, а также оперирование концепцией коллективного вменения в идеологиях реакционного традиционализма, террористического революционаризма, тоталитаризма.

Соотношение индивидуальной и коллективной ответственности (проблема целостного исторического нарратива)

Упомянутые выше негативные контексты идеи коллективной ответственности настолько ярки и привычны, что их ряд легко преобразуется в очень прозрачную историческую схему – своеобразный большой наррратив, касающийся развития представлений об этическом и правовом вменении в истории человечества. Из разрозненных фрагментов, как в калейдоскопе, складывается   диахроническая картина, принимающая абсолютную индивидуализацию субъекта ответственности за основной процесс в прогрессивном становлении правовых и нравственных систем. Если эта картина носит достоверный характер, то отрицание идеи коллективной  ответственности опирается не только на отдельные,  дискредитирующие ее случаи применения, а на  научные данные, касающиеся глобальной эволюции человеческой культуры. Кстати, в охарактеризованный выше исторический нарратив очень легко вписываются и те случаи использования идеи коллективной ответственности, которые связаны с современностью. Традиционализм, террористический революционаризм и тоталитаризм могут рассматриваться как своеобразные регрессии на пути поступательного развития человеческой культуры вообще и морально-правового сознания в частности [Поппер, 1992; Хайек, 1992].

Признание непротиворечивости данной исторической картины неизбежно подталкивает философов к тому, чтобы безоговорочно принять позицию, получившую в литературе права название «методологического индивидуализма». В соответствии с ней все социальные процессы и явления должны получать объяснения через сведение к принципам, управляющим поведением индивидов, и к описаниям их ситуаций. Отсюда вытекает принципиальная возможность в любом исследуемом случае коллективной деятельности произвести редукцию ответственности социального целого к ответственности входящих в него индивидов. Такая редукция неизбежно освобождает некоторых членов группы от  всяких моральных претензий, вменив другим всю полноту ответственности.

Однако привилегированная позиция методологического индивидуализма, гарантируемая рассмотренным выше историческим нарративом, является достаточно шаткой, поскольку сам этот нарратив, несмотря на общую распространенность,  вполне уязвим для критики.  С одной стороны, в нем не совсем корректно трактуется исходная стадия эволюции представлений о моральной и правовой ответственности, с другой, - игнорируются некоторые современные результаты этого эволюционного процесса. 

Что касается исходной стадии, то есть племенной морали, то исследования антропологов показывают, что упоминавшиеся выше традиционное мнение о ней является несколько поверхностным. С их точки зрения, коллективную ответственность нельзя считать однозначно преобладающим явлением в рамках родоплеменного общества. Так,  уже Б. Малиновский среди важнейших задач антропологии видел разрушение «преувеличенного мифа коллективности» по отношению к первобытной культуре. Посвятившая проблеме локализации ответственности в примитивных обществах специальную работу С. Мур на множестве примеров показывает насколько сложен и многогранен процесс вменения и компенсации ущерба у африканских и австралийских племен. Он включает элементы безусловной коллективной ответственности, свободно избираемой коллективной ответственности, индивидуальной ответственности и т.д. [Moore, 1972. P. 87].

Что же касается современности, то вряд ли можно утверждать, что идея коллективной ответственности встречается в ней только в рамках антилиберальных и  антигуманных политических течений. Такие практики как наказание корпораций, компенсация жертвам Холокоста со стороны тех поколений немцев, которые никак не могли быть лично виновны в преступлениях нацизма, система «позитивных действий» (affirmative actions), направленных на ликвидацию отдаленных последствий расовой и половой дискриминации, публичное покаяние католической церкви за злодеяния, совершенные во имя веры, совсем не кажутся нам возрождением архаических форм ответственности и возвращением варварства. Более того, теоретическая критика методологического индивидуализма, как утверждает Х. Макгери, на настоящий момент вырастает именно на основе требований тех групп, которые претерпели дискриминацию и стремятся в рамках законных процедур реинтегрироваться в либеральное морально-политическое сообщество [McGary, 1986. P. 157].

Таким образом, ни отдельные негативные ассоциации, ни общепринятая, но довольно сомнительная  картина исторического развития нравственного и правового вменения не решают проблемы обоснованности принципа коллективной ответственности. Они лишь могут заострить вопрос о ее формах и необходимых пределах. Поэтому в дальнейшем оба принципа (принцип коллективной и принцип индивидуальной ответственности) будут рассматриваться как имеющие равное право на существование в той мере, в какой они отвечают общим основаниям нравственного вменения.

Совокупная моральная ответственность

Первым проявлением коллективной ответственности, которое должно пройти подобный тест, является совокупная ответственность определенного сообщества как единого целого. Главным основанием такой формы ответственности является наличие так называемой «коллективной интенциональности», позволяющей авторам, признающим реальность этого явления, вести речь об определенных  видах групп как об особых личностных образованиях (то есть более или менее самостоятельных субъектах вменения).

Именно этот подход попытался реализовать П. Френч в нескольких фундаментальных работах об этическом статусе корпораций, опубликованных начиная с конца 1970-х  до середины 1990-х гг [French 1979, 1984, 1992, 1995]. Условием  успеха подобного исследования, с его точки зрения, является  предварительный отказ от «антропологического предубеждения», связанного с понятием личность. Под личностью П. Френч понимает такой действующий субъект, который обладает следующими свойствами:  1) способность к намеренной деятельности, нацеленной на определенный результат, 2) способность к корректировке поведения на основе прошлого опыта, в особенности, на основе учета совершенных ранее ненамеренных, но причинивших ущерб действий, 3) способность принимать в расчет планы и интересы других личностей [French, 1984, P. 132-134, 155-160;].

П. Френч абсолютно уверен, что некоторые коллективы вполне отвечают условиям, предъявляемым к моральным личностям. Это касается, прежде всего, бизнес-корпораций, которые имеют отчетливо выраженный корпоративный интерес, обладают структурами, способными к коллективной рефлексии по его поводу и к принятию решений в соответствии с ним. В определенном смысле модель П. Френча можно перенести и на государства.  Так, в этических исследованиях, касающихся интернациональной справедливости, государства обсуждаются именно как субъекты, представляющие собой носителей прав и подлежащие моральной оценке по аналогии с индивидами [Walzer, 1980. P. 290-329]. Поэтому справедливая война часто трактуется как морально обоснованное наказание за причиненную несправедливость (будь то агрессия или геноцид). Когда речь заходит о том, что в области межгосударственных отношений «подвергшиеся несправедливости приобретают юрисдикцию в отношении виновников  несправедливости», государство несомненно рассматривается как коллективный носитель моральной ответственности [Нравственные ограничения войны. 2002. С. 48]. 

Наряду с моделью П.Френча [Corlett , 1998, 92; Rescher, 1998] в современной этической теории присутствует модель  Корлетта-Решера, предполагающая, что нравственно ответственным может быть только такой коллективный субъект, который строит свою деятельность на основе демократических процедур принятия решений. Однако, на наш взгляд, модель наталкивается в этом случае на неизбежный парадокс: например, ответственность без редукции к роли каждого конкретного индивида может применяться только к государствам с демократическим устройством и оказывается неприложимой к тираниям, тоталитарным режимам и т.д.  Более того, субъектом коллективной ответственности в этом случае может быть лишь государство эффективной партисипаторной демократии. Однако, имея в виду тот факт, что ответственность связана со справедливым воздаянием и честной компенсацией причиненного ущерба, легко заметить, что в этом случае возникает странная селекция жертв несправедливости, причиненной государствами (так же как и бизнес корпорациями). Пострадавшие от действий демократического государства имеют моральное  право на возмещение со стороны государственных структур как единого целого, тогда как пострадавшие от действий антидемократического режима отчего-то такого права лишены.

Модель П. Френча снимает эти затруднения, поскольку наличие внутренних структур, ответственных за принятие решений, является характеристикой любого государства, как и любой корпорации. В таком случае мы можем получить не только внятное обоснование некоторых элементов международной справедливости, но и одно из объяснений необходимости «позитивных  действий».

Заместительная моральная ответственность.

Понятие коллективной ответственности охватывает, наряду с ответственностью коллективных субъектов, ответственность индивидов за те действия, которые были совершены другими лицами, связанными с ними общей принадлежностью к этнокультурной традиции, профессии, конфессии, организации,  институту. Этот тип ответственности традиционно именуется «заместительным» (vicarious).  

Главным условием существования заместительной нравственной ответственности является принадлежность индивида к определенной группе.  При этом, понятие группы оказывается заметно расширенным. Это может быть как организация или построенное на личном общении объединение, так и неорганизованная совокупность не знающих друг друга людей, задействованных в функционировании одного и того же института, разделяющих определенные убеждения, наконец, принадлежащих к определенной нации или культурной традиции. Однако следует иметь в виду, что  заместительная ответственность не может возникнуть там, где присутствует отдельное аморальное  действие члена группы, определяющееся исключительно его индивидуальными особенностями. Ее предметом могут быть только такие действия, которые в той или иной мере причинно связаны с особенностями группового мировоззрения или культуры и имеют тенденцию к превращению в устойчивые практики. Так, простое убийство соплеменником представителя другой этнической группы может стать предметом возмущения, а не чувства стыда или вины, в то время как массовая резня на основе межнациональной розни, режим расового неравноправия или насильственное подавление активности политических оппонентов являются вполне оправданными предметами коллективного покаяния.  

Большинство исследователей связывают заместительную нравственную ответственность с двумя основаниями. Первым является нахождение индивидов, принадлежащих к группе, в непрямом причинном контексте злодеяния, под которым подразумевается создание соответствующей психологической атмосферы и попустительство. Это рассуждение нашло широкое распространение в экзистенциалистской мысли XX в. К. Ясперс применяет его для оценки ситуации в нацистской Германии [Jaspers, 1947. P. 65-69], Ж.П. Сартр - для характеристики ситуации в колониалистской Франции (см. подробный обзор в работе Т. Флинна [Flynn, 1984]).

Вторым основанием заместительной нравственной ответственности является наличие у индивида таких взглядов и убеждений, которые превращают его личное неучастие в несправедливых действиях членов группы всего лишь в дело случая. Представим себе убежденного расиста, заброшенного на необитаемый остров и узнающего о расовых притеснениях из средств массовой информации. В этом случае, по мнению Л. Мея, для возникновения заместительной моральной ответственности достаточно того факта, что данный индивид является убежденным расистом. Ведь то, что он не находился среди совершающих преступления на расовой почве было результатом случайности. Таким образом, сохранение расистских взглядов  представляет по  Л. Мею род неосторожного поведения, которое в любой момент может оказаться чреватым несправедливостью или насилием [May, 1992. P. 49; схожая позиция: Kekes, 1997. P. 74.].

Гораздо более острую дискуссию порождает вопрос о том, мыслима ли заместительная нравственная ответственность вне всех этих двух обстоятельств. Так,  Дж. Кекес утверждает, что современные белые американцы, не разделяющие в своей массе расистских воззрений, не могут быть коллективно ответственны за существовавшую ранее систему рабства и дискриминации афроамериканцев. На этой основе он обвиняет американских либералов в культивировании неоправданной атмосферы вины [Kekes, 1997. P. 86].

Однако такой подход противоречит сложившейся практике моральной оценки. Достаточно проанализировать примеры обоснованной коллективной ответственности,  приводимые самим Дж. Кекесом, чтобы увидеть, что они разрушают его собственную позицию. Современные жители России вряд ли санкционировали бы уничтожение польских военнослужащих под Катынью, да и современные турки, несмотря на отсутствие публичных извинений со стороны правительства, не обязательно могли бы пойти на повторение резни 1915 года. Поэтому ряд оснований заместительной моральной ответственности, можно продолжить.

Мне кажется, что вполне оправданными могут также считаться такие основания как:

1. получение индивидом благ и преимуществ от институционализированной несправедливости или ее исторических последствий (blood money theory в терминологии Л. Радцик [Radzik, 2001. P.  459]).

2. глубокая личная идентификация индивида с определенной группой и ее историей.

Правда, в последнем случае не годится традиционный пример с членством индивида в расистской (или иной экстремистской) организации, поскольку деятельное  отрицание расизма заведомо разрушает всякую идентификацию с такой группой. А вот примеры с национальными, конфессиональными или профессиональными группами оказываются вполне уместными. Ведь в каждом из этих случаев идентификацию порождает приверженность к позитивным проявлениям коллектива, к его положительным ценностям, а не к тем, которые породили насилие или несправедливость. Стремление принадлежать к группе в таких случаях перевешивает желание отмежеваться от нее. Тем более, что членство в ней  может иметь и высокую моральную ценность в силу того, что смысл существования таких групп связан с обеспечением какого-то из аспектов общего блага.

Если я ценю свою принадлежность к определенной культуре (нации, профессии или конфессии), если я горжусь ее достижениями, то все темные страницы ее истории, как неотъемлемая часть моральной характеристики коллективного целого, также являются предметом вины, стыда или моральных сожалений. Эмоционально окрашенная принадлежность к культурному, политическому, профессиональному или конфессиональному сообществу, конституирующая в какой-то мере характер личности человека, лишает его позиции беспристрастного созерцателя событий, продуцированных этим сообществом.

Правомерные формы воплощения и ограничения коллективной ответственности

Пристальное внимание уделенное мною такому общепризнанно сомнительному явлению как коллективная ответственность было связано с тем, что этот феномен представляет собой один из неотъемлемых элементов двух важнейших аспектов функционирования  морали. С одной стороны, он обеспечивает проникновение  морального регулирования в те сферы жизни общества, которые недоступны для оценочных практик, порожденных системой морали, ориентированной на отдельного индивида. Речь идет о сфере организованных групп, которые в современном мире являются одним из основных источников социального блага и зла.

С другой стороны, он служит важнейшим фактором в формировании  минимальных, убывающих величин моральной ответственности. В числе последних, кроме заместительного вменения на основе идентификации с группой, присутствуют описанные Б. Уильямсом сожаления деятеля (agent regret) [Williams, 1982. Р. 20-39.], а также далеко не бессмысленная идея метафизической вины, которая может интерпретироваться как результат неспособности каждого человека реализовать в поступках солидарность со всеми представителями человечества [Jaspers, 1947. P. 71-72] или как  результат невозможности удостовериться в том, что даже нравственно одобряемые действия совершаются именно на основе нравственных мотивов [Morris, 1978, P. 117-128].

 Как это ни парадоксально, но именно эти, едва заметные  величины ответственности  очень важны для морального сознания. Ведь именно они  поддерживают функционирование совестных механизмов регулирования поведения, заставляя каждого индивида особенно пристально относиться к моральной стороне любого события, происходящего с ним. Без осознания минимальных величин ответственности  член определенного сообщества не будет способен чутко отзываться на вопросы, связанные с моральным статусом его группы и благом ее членов. Без них человек, как представитель человеческого рода, не будет способен тонко реагировать на нужду, боль и страдание другого человека. Таким образом, идея коллективной ответственности служит одним из обстоятельств, которые не позволяют нашей совести превратиться в ту самую «чистую совесть», которая, если верить А. Швейцеру, является изобретением дьявола. 

Отвечая же на вопрос: откуда берется негативный шлейф оценок и ассоциаций, сопровождающих исследуемую идею,  хотелось бы заметить, что многие примеры, подтверждающие ее нечестный и даже варварский и бесчеловечный характер, связаны с наиболее шокирующими нарушениями тех нравственных ограничений, которые задают приемлемые границы функционирования коллективной ответственности. Эти нарушения порождают столь мощное эмоциональное неприятие, что оно невольно распространяется на само явление.    

Какие же ограничения имеются в виду?  Первое ограничение состоит в том, что совокупная ответственность, которая  может выражаться в публичном осуждении и наказании группы, непосредственно ложится исключительно на корпоративные структуры, а не на отдельных индивидов. При этом индивидуальная ответственность за те же морально неприемлемые результаты коллективной деятельности  должна строго отделяться от совокупной. Как это может быть реализовано, подробно описывает П. Френч, обсуждая систему наказания бизнес корпораций [French, 1984. P. 107-111]. В теории и практике международного права такое разграничение также подразумевается: международные санкции или морально обоснованные военные действия не исключают судебного преследования индивидов, совершивших военные преступления, и не отождествляются с ним. 

В отличие от совокупной, заместительная нравственная  ответственность, несмотря на различия в степени, зависящие от многих привходящих обстоятельств, обращена на каждого индивидуального члена группы. Но при этом она никогда не выражается в морально оправданном наказании и лишь в некоторых случаях может выразиться в форме внешнего порицания (упомянутые выше ситуации непрямого коллективного пособничества и разделения опасных убеждений). В целом же заместительная ответственность является вопросом оправданных негативных переживаний самого индивида, таких как чувство вины, стыд, моральные сожаления. Сферой ее реализации служит внутреннее психическое пространство личности, а не суждение Другого о ней, не говоря уже о применении силы со стороны Другого.

В рамках же революционных, тоталитарных, террористических политических течений и практик коллективная ответственность, во-первых,  вменяется без наличия весомых поводов, то есть морально недопустимых результатов коллективной деятельности или злодеяний, совершенных исходя из интересов или ценностей группы. Во-вторых, что не менее важно, хотя и не так заметно, заместительная и совокупная моральная ответственность оказываются здесь смешаны в крайне опасных пропорциях. Как в случае заместительной ответственности, в качестве субъекта вменения выступает любой человек, характеризуемый принадлежностью к группе, а в качестве основания ответственности – исключительно сама эта принадлежность. Но при этом, как и в случае ответственности совокупной, допускается возможность наказания и возмездия там, где по праву могут иметь место только очень личные негативные моральные переживания. Такое смешение без сомнения является варварским и бесчеловечным.

Литература.

Нравственные ограничения войны: Проблемы и примеры / ред. Б. Коппитерс, Н. Фоушин, Р. Апресян. М.: Гардарика. 2002.

Поппер К.Р. Открытое общество и его враги. Т. 1-2. М.: Феникс, 1992

Прокофьев А.В. Долженствование и возможность // Вопросы философии. 2003. №2.

Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1995.

Хайек Ф.А. Пагубная самонадеянность: ошибки социализма. М.: Изд-во “Новости”, 1992.

Corlett A. Corporate Punishment and Responsibility // Journal of Social Philosophy. Vol. 28. 1997.  № 3.

Flynn Th.R. Sartre and Marxist Existentialism: The Test Case of Collective Responsibility. Chicago-L.:University ofChicago Press, 1984.

French P.  The Corporation as a Moral Person // American Philosophical Quarterly. Vol. 16.

French P. Collective and Corporate Responsibility.New York:ColumbiaUniversity Press. 1984

French P. Responsibility Matters.Lawrence: University Press ofKansas, 1992

French P. Corporate Ethics.New York:HarcourtBraceCollege, 1995.

Jaspers K. The Question of German Guilt.New York: The Dual Press, 1947.

Kekes J. Against Liberalism.Ithaca – L.:CornellUniversity Press. 1997.

May L. Sharing Responsibility.Chicago:University ofChicago Press, 1992. 

McGary, H.  Morality and Collective Liability // Journal of Value Inquiry. 1986. Vol. 20. N 2.

Moore S.F. Legal Liability and Evolutionary Interpretation: Some Aspects of Strict Liability, Self-help and Collective Responsibility // The Allocation of Responsibility / ed. by M. Gluckman.Manchester:ManchesterUniversity Press, 1972.

Morris H. Shared Guilt // Morris H. On Guilt and Innocence: Essays in Legal Philosophy and Moral Psychology.Berkeley:University ofCalifornia Press. 1978.

Radzik L. Collective Responsibility and Duties to Respond // Social Theory and Practice. Vоl. 27. № 3. 2001.

Rescher N. Collective Responsibility // Journal of Social Philosophy. Vol. 29. № 3. 1998. 

Smith P. Individualism and Social Responsibility: Reflections on Recent Work by French and May // Social Theory and Practice. Vol. 20. № 3. 1994. 

Schaap A. Guilty subjects and political responsibility : Arendt, Jaspers and the resonance of the “German question” in politics of reconciliation // Political studies. 2001. Vol. 49, N 4.

Walzer M. The Moral Standing of States // Philosophy and Public Affairs. Vol. 9. 1980.

Williams B.O. Moral Luck // Williams B.O. Moral Luck.Cambridge:CambridgeUniversity Press, 1982.

Краткая аннотация на английском языке.

The project’s main goal is the analysis of the phenomenon of collective moral responsibility. This idea extends the legitimate incidence of negative moral sanctions beyond the scope of immediate participants of wrongdoings. The idea of collective responsibility is often interpreted as something barbarous and morally inadmissible and owes its tainted reputation to several historical cases of its misusing. Among them are tribalism, ancient concept of heritable guilt and dangerous ideologies of reactionary traditionalism, revolutionary terrorism and totalitarianism.

Despite these obvious facts many scholars suppose that collective responsibility does not present something incompatible with fundamentals of moral consciousness. The historical inquiry in the development of liability systems and the analysis of such current phenomena as collective repentance for political crimes, affirmative actions, punishment of business corporations thoroughly confirm this conclusion. It is important that collective responsibility proves to be the heterogeneous notion. It includes two forms differing in their scopes, reasons and realizations: corporate responsibility and vicarious responsibility. The former pertains to organized collective subjects such as corporations and nations and can be realized even in the form of punishment. The latter applies to particular individuals belonging to the group which caused some harm and connected with only so called «ideal sanctions» (pricks of conscious, denunciations etc). One of the main roots of the collective responsibility’s notoriety is gross and impermissible mixing of their scopes, reasons and realizations which constantly occurs within dangerous political ideologies.  

Публикации по проекту

Прокофьев А.В. О возможностях реабилитации идеи коллективной ответственности // Вопросы философии. 2004. № 7. С. 73–85 (1,2 п.л.)