Понятие меньшего зла: содержание, критерии, условия применения

Прокофьев А.В.

Грант Президента России, 2008–2009, проект МД – 1557.2008.6

Итоги первого года проекта (развернутая характеристика)

В качестве первого шага исследования были разработаны самые общие формулировки, характеризующие логику меньшего зла в ее противостоянии с деонтологией фундаментальных запретов и с абсолютистской этикой прав человека. В первом случае: «При определенных условиях морально санкционированными (то есть допустимыми и даже обязательными к соверше­нию) могут быть те действия, которые противоречат тем или иным нравст­венным запретам, однако, совершение которых в конкретной ситуации по­зволяет предотвратить значительно более масштабное нарушение тех же (или иных) нравственных запретов». Во втором случае: «При определенных условиях морально санкционированными (то есть допустимыми и даже обязательными к совершению) могут быть те действия, которые нарушают право одного или нескольких человек ради значительного сокращения количества нарушений того же самого права или иных прав либо ради предотвращения существенного роста подобных нарушений».  Эти формулировки в целом соответствуют тому явлению, которое в современной этике обозначается как «утилитаризм исполнения запретов» или «утилитаризм прав» (термин введен критикующим эту позицию Р.Нозиком). Однако дальнейший анализ логики меньшего зла показал, что за этим понятием стоит гораздо более сложный и нюансированный тип рассуждения (см. четвертый шаг исследования).

        Вторым шагом исследования стало прояснение типичных ситуаций, предполагающих использование логики меньшего зла. Они могут быть классифицированы по критерию вынужденно нарушаемого запрета. В связи с запретом на применение силы, ограничивающее свободу другого человека и причиняющее ему ущерб, такими ситуациями являются: 1) самооборона и защита других от продолжающейся агрессии; 2) наказание агрессора после того, как агрессия, или иное виновное причинение ущерба, уже завершились; 3) причинение ущерба третьим лицам ради предотвращения более значительного ущерба об­ществу в целом или отдельным его представителям. Самыми трудными для этической мысли являются третья ситуация, предполагающая потери невиновных людей, и такой вариант первой ситуации, который сопряжен с причинением агрессору особых видов ущерба: тех которые унижают человеческое достоинство (например, применение мер физического давления как способ получения информации о бомбе с часовым механизмом). В связи с запретом на сознательный обман другого человека можно выделить: 1) случаи лжи лицам, которые создают угрозу причинения значительного ущерба самому вынужденному лгать индивиду или другим людям, 2) случаи лжи, которая предохраняет вводимого в заблуждение человека от психологических и физических потерь, связанных с предъявлением истины.                  

          Третий шаг исследования был связан с построением системы обоснования логики меньшего зла, исходящего из аксиоматики гуманистической морали. Вопрос о моральном санкционировании институционализированного принуждения и индивидуального превентивного или ответного применения силы уже рассматривался автором проекта в некоторых предыдущих работах, преимущественно в монографии «Мораль индивидуального совершенствования и общественная мораль» (2006). Поэтому исследования текущего года сосредоточились на обосновании ситуативной допустимости лжи.  Проблема лжи как меньшего зла является тем более интересной для этического анализа, что в философской мысли есть концепции, которые рассматривают вопрос о «лжи во спасение» и вопрос о «насилии во благо» как симметричные или же, напротив, как ассиметричные в отношении связанных с ними нормативных выводов. При этом доказательство смысловой симметрии двух вопросов может вести к констатации одинаковой недопустимости либо одинаковой ситуативной допустимости этих двух действий. Так как философы, настаивающие на их одинаковой недопустимости, например, А.А.Гусейнов, часто используют кантианские фигуры мысли, то вполне логичным в свете целей и задач проекта стало обращение к развернутому анализу некоторых аспектов моральной философии Канта. Одновременно, исследование проблемы лжи у Канта дало автору проекта возможность представить свою концепцию «меньшего зла» в развернувшейся в2008 г. в российском этическом сообществе полемике по поводу «дилеммы домохозяина» из кантовской работы «О мнимом праве лгать из человеколюбия» (результатом этой полемики стала серия публикаций в журнале «Человек» и выход специального номера философского журнала «Логос»).

          Итак, основной тезис, обоснованный в данной части исследования состоит в том, что кантовское отношение ко лжи как к действию, которое недопустимо даже в тех ситуациях, где с помощью предъявления заведомо ложной информации можно предотвратить значительный ущерб третьим лицам,  противоречит его же собственным рассуждениям о допустимости «препятствовать препятствиям свободы» с помощью применения силы. В ходе осуществления проекта подробно реконструировано кантовское обоснование таких случаев правомерного ограничения свободы другого человека как самооборона, справедливая война, применение силы в ходе текущего поддержания общественного порядка и уголовное наказание. Для соотнесения этого обоснования с кантовским решением «дилеммы домохозяина» введен концепт «оборонительной лжи». «Оборонительная ложь» была проверена на допустимость в свете кантовских критериев универсализации максим и уважения к личности. И в первом, и во втором случае ложь домохозяина о местонахождении скрывающегося друга выступает не только как допустимое, но и как обязательное действие. Более того, ни одна из замещающих ее линий поведения, например, силовое противодействие злодею или молчание, вопреки мнению Б.Г.Капустина и Э.Ю.Соловьева, не является универсальной альтернативой обмана в этой ситуации. Для более полного раскрытия данной мысли «оборонительная ложь» была также рассмотрена в свете кантовской классификации обязанностей, то есть в свете  правовых обязанностей перед другими, нравственных обязанностей перед другими и нравственных обязанностей перед самим собой. Продемонстрировано, что ни один из этих видов обязанностей, вопреки мнению А.К.Судакова, не блокирует ее ситуативной допустимости. Установлено, что «оборонительная ложь» становится нравственно необходимой  в целом ряде трагических для морального субъекта ситуаций, порождающих конфликт между обязанностями, и представляет собой единственно возможный выход из этого конфликта. Попытку Канта показать, что такого рода конфликты не являются неизбежными, следует считать недостаточно убедительной, поскольку она опирается на однозначное отождествление «совершенных» обязанностей с запретами, а «несовершенных» с позитивными предписаниями. Однако дело в том, что в случаях возможности предотвратить значительный ущерб другому человеку (или в ситуациях возможного спасения другого) позитивное предписание помощи становится столь же строгим и категорическим, как и фундаментальные моральные запреты. Именно в таких ситуациях оказывается возможен конфликт совершенных обязанностей, разрешаемый по принципу выбора меньшего из зол. При этом остается непонятным, почему логика «меньшего зла», имплицитно представленная в кантовском учении о праве и прямо сформулированная им в казуистических вопросах, относящихся к обязанностям перед самим собой, не была им развернута по отношению к вынужденной, реактивной лжи.                    

      Четвертый шаг исследования предполагал уточнение логики меньшего зла на примере вопроса о спасении большинства за счет принесения в жертву меньшинства. В качестве основы его анализа использовался набор примеров, связанных с широко известным в англоамериканской этике мысленным экспериментом «Трамвай» (Trolley). Этот мысленный эксперимент был задуман Дж.Томсон как средство выявления интуитивно очевидных границ морально допустимого. Он предполагает соотнесение между собой трех воображаемых ситуаций: ситуации спасения большинства при невозможности оказать помощь одновременно большинству и меньшинству (А), ситуации спасения большинства, результатом которого является гибель меньшинства (Б), ситуации спасения большинства за счет гибели или с помощью прямого уничтожения меньшинства (В). Социологические исследования «морального чувства» показывают, что преобладающим способом разграничения допустимого и недопустимого является позиция АБ/В. В рамках современной нормативной этики встречаются обоснования всех возможных вариантов разграничения: 0/АБВ, А/БВ, АБ/В, АБВ/0. В ходе исследования предпринята попытка показать, что при условии существенных оговорок верным является последний вариант, при котором все три случая оказываются в области морально допустимого. Этические дискуссии о пределах морально допустимого в ходе реализации нравственно оправданных целей разворачиваются в двух методологических перспективах: перспективе жертвы, сосредоточенной на масштабе потерь страдающего меньшинства, и перспективе деятеля, сосредоточенной на возможности квалифицировать то или иное действие спасителя как нарушение запрета на убийство. Поэтому доказательство основного тезиса исследования требует обсуждения позиций  0/АБВ, А/БВ, АБ/В, АБВ/0 в одной и в другой перспективе.

           В перспективе жертвы действия спасителя ни в коем случае не должны выражать неуважения к вовлеченным в ситуацию людям, а как следствие – не нарушать их прав и порождать возможность согласия на такое обращение. Выбор в пользу позиции  0/АБВ связан с тем, что предпочтение спасения большинства всегда предполагает суммирование интересов разных людей, которое может восприниматься как заведомо аморальное. Тогда спасение одной из двух групп вне зависимости от их размера должен определять жребий. Против этого вывода свидетельствует тот факт, что использование жребия является пренебрежением интересами каждого дополнительного члена большинства, полным невниманием к его существованию. Отсюда следует, что даже члены меньшинства должны одобрить спасение большинства в ситуации А. Однако и в ситуациях Б и В каждый их участник мог бы согласиться если не с конкретным решением, то с общим правилом спасения большинства.  Во всяком случае, до того, как кто-то из них узнал бы, что он принадлежит к меньшинству, обреченному по этому правилу на смерть. Таким образом, возможность несогласия членов меньшинства с решением спасти большинство в конкретной ситуации, или ex post, сохраняет за действиями спасителя статус зла и делает неизбежным последующее переживание им собственной вины. Однако общее согласие на применение правила до распределения ролей, или ex ante, делает такие действия меньшим злом и, значит, морально обязательными. Дополнительным обстоятельством, проясняющим логику меньшего зла, является то, что нарушение права на жизнь меньшинства в ситуациях Б и В будет оправдано лишь тогда, когда предотвращенный ущерб выходит за определенные, довольно высокие пороги. Тем самым, логика меньшего зла больше соответствует «пороговой деонтологии» Т.Нагеля и Л.Элекзендера, чем тривиальному утилитаризму прав.           

          В перспективе деятеля позиция А/БВ может обосновываться тем, что в ситуациях Б и В спаситель причиняет ущерб непосредственно, то есть нарушает фундаментальный запрет и становится убийцей. Однако, отказавшись от действий, прямо причиняющих ущерб меньшинству, он не просто дает погубить большинство каким-либо внешним обстоятельствам, он сам является косвенной причиной его гибели. И даже если косвенно причиненный ущерб имеет меньший вес, чем ущерб, причиненный прямо, то при значительном количестве людей, затронутых косвенным ущербом, именно предотвращение последнего должно стать целью поступков нравственного субъекта. Прямой ущерб значительно меньшему количеству лиц при этом превращается в меньшее зло. Как видим, данная линия рассуждения также ведет к признанию пороговой деонтологии. Наконец, позиция  АБ/В в перспективе деятеля обосновывается с помощью доктрины «двойного эффекта», разработанной в католической моральной теологии. В ее рамках ущерб меньшинству является морально оправданным в качестве побочного следствия спасения большинства, но не в качестве его непосредственной причины. В последнем случае спаситель большинства становится настоящим убийцей. Однако у доктрины двойного эффекта есть свои абсурдные следствия, показывающие ее неприемлемость. Например, в случае, когда меньшинство изначально находится под угрозой вместе с большинством, нежелание спасителя стать убийцей ведет к смерти всех затронутых лиц. Если же мы попытаемся избежать такого хода событий, то неизбежно распространим логику меньшего зла на случай В.  

Итоги второго года проекта (развернутая характеристика)

 В течение2009 г. были продолжены  исследования по уточнению нормативной логики меньшего зла на примере вопроса о спасении большинства за счет принесения в жертву жизненно важных интересов меньшего количества людей. В качестве основы анализа этого вопроса использовался набор примеров, связанных с широко известным мысленным экспериментом «Трамвай» (Trolley).  Этот мысленный эксперимент был задуман Ф.Фут и Дж.Томсон как средство выявления интуитивно очевидных границ морально допустимого при реализации нравственно позитивных целей, или выявления границ применения логики меньшего зла. Он предполагает соотнесение между собой трех основных воображаемых ситуаций: ситуации спасения большинства при невозможности оказать помощь одновременно большинству и меньшинству (А), ситуации спасения большинства, результатом которого является гибель меньшинства (Б), ситуации спасения большинства за счет гибели или с помощью прямого лишения жизни меньшинства (В). Психологические исследования «морального чувства» показывают, что преобладающим способом разграничения допустимого и недопустимого является позиция АБ/В. В рамках современной нормативной этики встречаются обоснования всех возможных вариантов разграничения: 0/АБВ, А/БВ, АБ/В, АБВ/0. В ходе осуществления проекта была предпринята попытка показать, что при условии существенных оговорок верным является последний вариант, при котором все три случая оказываются в области морально допустимого.

 Если на первом году осуществления проекта критическому анализу подвергались все варианты понимания моральных ограничения использования количественных расчетов при определении нравственно обоснованной линии поведения, то в 2009 г. фокусом исследования стали те концепции, которые в наибольшей степени соответствуют результатам исследований «морального чувства». Таковыми являются доктрины двойного и тройного эффекта. Доктрина двойного эффекта, возникшая в моральной теологии католицизма, предполагает возможность вывести некоторые из совершающихся ради блага большинства и причиняющих ущерб меньшинству поступков за пределы действия соответствующих нравственных запретов. С точки зрения доктрины двойного эффекта, нарушение запрета на причинение смерти или вреда физической целостности и здоровью другого человека имеет место только там, где такой вред был подлинной целью действующего субъекта, а не побочным следствием его деятельности. Критерий, позволяющий выявить включенность негативных последствий в сам замысел деяния, состоит в следующем: негативные последствия не входят в намерение действующего лица в том случае, если ущерб, выступающий в качестве меньшего зла, является следствием достижения, а не причиной возникновения большего блага, или если причиненный вред находится в причинно-следственной цепи ниже, а не выше, чем момент предотвращения более масштабных потерь. Достоверность этого разграничения проверяется с помощью так называемого «теста неудачи» Финниса-Даффа. Он требует установить, в каком из случаев отсутствие негативных последствий, возникшее в результате действия случайных обстоятельств, не будет восприниматься как неудача плана спасения большинства. Другими словами, если действующий субъект нуждался в ущербе для того, чтобы осуществить спасение, он действительно хотел наступления негативных последствий, если же он лишь допускал возможность ущерба, то такого желания у него не было. Доктрина тройного эффекта, разработанная современным этиком Ф.Кэмм, предполагает, что некоторые ситуации, выступающие как ситуации намеренного причинения ущерба в свете доктрины двойного эффекта, на самом деле таковыми не являются, поскольку в них ущерб причиняется не «для» достижения благой цели, а «из-за» предпринятых для ее достижения мер.

 В ходе реализации плана исследования была проверена нормативная обоснованность ряда аргументов против абсолютистского понимания доктрин двойного и тройного эффекта. Первый контраргумент демонстрирует слабости «теста неудачи» и предполагает, что во всех случаях причинения ущерба ради достижения благой цели можно обоснованно утверждать, что ущерб как таковой не является абсолютно необходимым для ее достижения. Для достижения цели всегда необходимы какие-то, не совпадающие полностью с самим ущербом причины его возникновения. Тогда любую из ситуаций с трамваем, в том числе, ситуацию В, можно описать как случай, в котором гибель меньшинства не предшествует спасению, а причинно следует за событием, которое его обеспечило. Значит, доктрина двойного эффекта не дает категорических, качественных разграничений между допустимым и недопустимым.

 Второй контраргумент связан с тем, что доктрины двойного и тройного эффекта требуют воздерживаться от предотвращения ущерба даже тогда, когда и те, кого спасают, и те, чьи потери необходимы для спасения, находятся под явной и неотвратимой угрозой. Иными словами они запрещают причинять ущерб тому, кто понес бы ущерб независимо от внешнего вмешательства, что представляет собой абсурдный вывод.

 Третьим контраргументом является недостаточная методологическая обоснованность психологического анализа «морального чувства», результаты которого используются для подтверждения концепций двойного и тройного эффекта. Недостатки методик, использующихся в эмпирической психологии морали, были исследованы на примере анкет, разработанных группой психологов Гарвардского университета под руководством М.Хаузера и адаптированных для русскоязычных респондентов специалистами из Института психологии РАН. Прежде всего, эти анкеты спроектированы, на основе предположения о том, что безусловные деонтологические ограничения существуют. Ситуации распределяются в них по рубрикам «недопустимо», «допустимо», «обязательно», а не ранжируются по принципу «лучше» – «хуже». Тем самым анкета подталкивает респондента к обязательному выявлению абсолютных границ использования логики меньшего зла. Кроме того, ситуации, предложенные в анкетах, предполагают фиксированный масштаб потерь и  приобретений при спасении большинства (1:5). Таким образом, исследуются не границы морально допустимого как таковые, а границы допустимого для определенных соотношений ущерба или определенных его порогов. Увеличение количества спасенных в предлагаемых испытуемым заданиях вполне может перевести определенные ситуации из разряда ситуативно недопустимых в разряд ситуативно допустимых и даже обязательных.

 Вторая часть проделанной в2009 г. работы связана уже не с проблемой нормативной обоснованности, а с проблемой практической приемлемости логики выбора меньшего из зол. Наличие убедительных нормативно-теоретических аргументов в пользу логики меньшего зла не решает автоматически вопрос о возможности ее использования в качестве руководства к действию. Если вдруг окажется, что следовать этому принципу можно только в искусственно сконструированных идеальных ситуациях, а в мире, как он есть, его применение ведет к избыточным и неконтролируемым эксцессам, то моральное обоснование логики меньшего зла превращается в интересный прецедент теоретического моделирования, не имеющий никаких практических последствий. За обобщенным утверждением о практической несостоятельности рассматриваемого принципа стоят два взаимосвязанных аргумента. Аргумент первый: логика меньшего зла дает в руки инициативных, а не вынужденных, злодеев слишком мощное средство для самооправдания. Аргумент второй: неопределенность критериев меньшего зла заставляет даже добросовестно действующих лиц совершать поступки, которые ведут не к убыванию, а к возрастанию  количества невиновного страдания, нарушений прав или нравственных запретов.

 В рамках осуществления проекта были проанализированы два основных подхода к отклонению этих контраргументов. Первый связан с незамеченными критиками  свойствами самой логики меньшего зла, которые ограничивают негативные следствия ее применения, второй – с дополнительными условиями, которые должны соблюдаться теми, кто прибегает к этому способу обоснования принимаемых решений. В первом случае имеется в виду, что логика меньшего зла представляет собой лишь часть критериев нравственного поведения, которая применима исключительно в экстремальных ситуациях и которая связана с предотвращением ущерба. Ее нельзя смешивать с логикой наибольшего блага, то есть логикой  совершенствования мира, общества и человека. В этих вопросах оправданно иное, гораздо более строгое отношение к вынужденному причинению ущерба. Кроме того, логика меньшего зла не является логикой простых арифметических неравенств – предотвращение большего ущерба далеко не всегда оправдывает допущение или причинение меньшего. С понятием меньшего зла связано принятие лишь тех решений, которые предотвращают катастрофический ущерб, ущерб превышающий те пороги, за которыми приостанавливается действие таких ограничений, как нравственные запреты или моральные права. Иными словами, пороговая деонтология, отстаиваемая в современной этике Т.Нагелем и М.Муром и служащая подлинным теоретическим основанием выбора меньшего из зол, гораздо менее уязвима для критических аргументов, связанных с практической приемлемостью, чем утилитаризм, с которым часто и неправомерно отождествляют логику меньшего зла.                     

 Дополнительные условия, ограничивающие эксцессы применения логики меньшего зла, частью касаются уточненных способов применения ее критериев, частью – индивидуально-психологического и коммуникативного контекста принятия решений. Для уточнения критериев необходимо разрешить следующие проблемы: 1) проблему неопределенности шкалы измерения ущерба и несоизмеримости его типов, 2) проблему неопределенности пороговых величин ущерба, 3) проблему неточности знания о реальности угроз и об относительной эффективности средств, которые позволяют их устранить, 4) проблему неопределенности оптимальной временной и ситуационной рамки конкретного решения. Все эти четыре проблемы были подвергнуты анализу в ходе реализации плана исследования. Часть ответов на них возникает на основе прояснения и критики интуитивных моральных суждений. Например, на этой основе сделан вывод о том, что при соотнесении большего и меньшего ущерба необходимо придерживаться следующего вспомогательного правила: незначительный ущерб даже очень большому количеству людей не может рассматриваться в качестве потенциальной катастрофы, оправдывающий причинение кому-то смерти или увечья. В некоторых других случаях конкретизация критериев меньшего зла вынуждена полагаться на установление конвенциональных, но от этого не менее необходимых количественных параметров, характеризующих значимость и степень вероятности тех или иных опасностей.

 Под оптимальным индивидуально-психологическим и коммуникативным контекстом принятия решений по принципу выбора меньшего из зол понимаются, во-первых, сохранение действующим лицом осознания того, что совершаемое им есть зло, хотя и меньшее, во-вторых, возможность предварительного или следующего за совершением поступка широкое обсуждение его моральной оправданности. Оба условия предложены в начале 2000-х гг. американским политическим философом М.Игнатьеффым. Признаком осознания совершаемого зла  может считаться либо отвращение к собственному вынужденному поступку, сопровождающемуся повышенным состраданием к его жертвам, либо переживание собственной виновности за вынужденно причиненный вред. Последний вариант получил в политической этике название эффекта «грязных рук». Результатом проведенного в2009 г. исследования стала система доводов в пользу того, что только способность к переживанию виновности в ситуациях принятия решения по принципу выбора меньшего из зол может предотвратить легкость и необдуманность совершения таких действий. Способность субъекта к переживаниям, составляющим эффект «грязных рук», формируется особой системой психологической подготовки профессионалов, этосом профессионального сообщества, а также специальным устройством институтов, отвечающих за распределение ответственности. Институциональная составляющая этого процесса была исследована на примере изменения израильских норм, регулирующих применение жестких мер воздействия на подозреваемых для получения информации о деятельности террористических организаций. В связи с вопросом об оптимальных  формах обсуждения случаев совершения меньшего зла были проанализированы затруднения, касающиеся обсуждения ex ante и ex post. Предварительное обсуждение решений в экстремальных ситуациях является чрезвычайно ограниченным по своим возможностям и кругу потенциальных участников. Обсуждение уже совершенного действия, не сталкивается с такими препятствиями, но оказывается неспособным предотвратить ошибку или преступление. Поэтому необходима продуманная комбинация двух типов обсуждения, закрепленная в устройстве специальных институтов.    

Публикации по итогам проекта

Прокофьев А.В. Кант, обман, применение силы…// Логос. №. 5. 2008. С. 60–90  (2 п.л.) 

Прокофьев А.В. Выбор в пользу меньшего зла и проблема границ морально допустимого // Этическая мысль: ежегодник. Вып: 9. М., 2009. С. 122–145 (1,25 п.л). 

Прокофьев А.В. Этика чрезвычайных ситуаций через призму доктрин двойного и тройного эффекта //  Облики современной морали. В связи  с творчеством академика РАН А.А.Гусейнова. Материалы международной научной конференции МГУ имени М.В.Ломоносова, 16 – 19 марта2009 г. / под. ред. А.В.Разина, А.А.Скворцова, А.В.Прокофьева. М., 2009. – С. 155–158;

Прокофьев А.В.Меньшее зло и проблема «грязных рук» Берестень: философско-культурологический альманах. – Вып. 1(3). – Великий Новгород, 2009. – С.73–78;

Прокофьев А.В. Логика меньшего зла (к вопросу о характеристиках общественной морали) // Соціальна етика: теоретичні і прикладні проблеми: матеріали Міжнар. наук.-практ.конф. (Київ, 28 травня 2009 року). К., 2010. С. 99–113. (0,75 п.л.).

Прокофьев А.В. О практической приемлемости логики меньшего зла // Этическая мысль: ежегодник. – Выпуск 10. – М., 2010. С. 88–102. (1,25 п.л.)