2004-2010 гг.

2009 год

В ряде публикаций было показано, что в начале нового столетия сложилось множество новых подходов к философскому осмыслению человека. Интенсивно разрабатываются радикально нетрадиционные версии происхождения человека, его бытия и  человеческой природы (постантропология, гуманология, симметричная онтология, пост-трансмодернизм) (Гуревич П.С. Феномен деантропологизации человека // Вопросы философии. – 2009. – № 3. – С. 19-31; Егорова И.В. Истолкование человеческой природы в философии Э. Фромма // Человек. Наука. Гуманизм. – М.: ИФ РАН, 2009. – С. 173-179). В результате критического анализа этих направлений, идеи сращивания жизни и конструкции, концепции Всесожжения вот-бытия, Dasein, демонтажа человека, технологизации жизненного цикла человека и других дискурсов раскрыт антибытийный смысл постмодернистских и иных сюжетов философского постижения человека. Проанализирован феномен утраты человеческой идентичности. Предложена парадигма консервативного мышления в виде феноменологического реализма (Гуревич П.С. Расколотость человеческого бытия: монография. – М.: ИФ РАН, 2009).

По результатам продолжающейся работы над реконструкцией и развитием антропологических и языковых идей русской философии ХХ века обоснованы следующие положения:

1) Рецепция феноменологии носила в русской философии характер ее «оязыковления» и осуществлялась двойным темпом. Сначала языковому переосмыслению подверглась ноэматическая составляющая гуссерлевой концепции, что имело целью доказательство способности языка быть  особым и самостоятельным источником первичной презентативной данности предмета (это коррелировало с характерной для того времени идеологемой о «слове, ставшем плотью»). На втором этапе помимо внешних языковых форм в центр внимания выдвинулись вопросы внутренних форм и смыслов, поэтому к оязыковлению была привлечена и ноэтическая составляющая феноменологии, т. е. теория разнообразных форм синтактики актов сознания. Если Гуссерлем язык – в его естественной текучести и спонтанности – понимался как непродуктивный и только репрезентирующий слой выражения (более того: как способный привести и на деле часто приводящий к тому, что сознание тонет в языке, захлестываемое его семантическими волнами и – часто – чужими словами и смыслами, теряя тем самым всякую реальную связь с вещами), то в русской философии разрабатывались разные варианты идеи о том, что познание предмета предпочтительней вести через язык – свои и чужие слова или, по образному выражению Шпета, что «надо наблюдать, как читают, а не читать, как наблюдают». Эти общие установки имели своим следствием многочисленные конкретные лингвистические и философские новации (Гоготишвили Л.А. Ранний Шпет: мотивация и цели поворота феноменологии к «языковому сознанию» // Творческое наследие Густава Густавовича Шпета в контексте современного гуманитарного знания: Г.Г. Шпет / Comprehensio. Пятые Шпетовские чтения / отв. ред. О.Г. Мазаева. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2009; Внутренняя форма Шпета как языковой алгоритм // Приглашенный доклад на конференции «Забытая Академия» (ГАХН), Берлин, 5 декабря 2009; Шпет и Бахтин: ожидаемые расхождения и неожиданные сходства // Slavica Occitania. Numéros 26 et 27. Gustav Chpet et son héritage. Aux sources russes du structuralisme et de la sémiotique. Toulouse. 2008. СС. 66-84).

2) Одним из следствий оязыковления проблем сознания стал интерес к проблеме внутренней речи. По ходу анализа этой темы обоснован тезис, что внешние формы речи принципиально негомогенны формам внутренней речи. И в случаях максимальной генетической зависимости от внутренней речи внешние формы предполагают существенное преобразование ее органичных структурных свойств. В том числе и в «высших формах» использования языка (логика, поэзия) между внутренней и внешней речью, между имманентным диалогизмом самосознания и «сделанным» по тем или иным лекалам диалогизмом внешней речи всегда налична непреодолимая (схожая с рампой) граница; переходы с одной стороны на другую серьезно изменяют словесную плоть мысли и самую мысль. (Гоготишвили Л.А. Автор и его ролевые инверсии // Владимир Соломонович Библер. Серия «Философия России второй половины ХХ века». ИФ РАН. РОССПЕН. ISBN: 978-5-8243-1125-9. 2009. – С. 181-241).

3) Рассмотрена широко распространенная в русской филологии идея наличия взаимных проекций между языковыми приемами и изобразительными приемами в живописи. На основе анализа форм взаимопроекций между приемами обратной перспективы в живописи и их языковыми аналогами сформулирован вывод, что если живописные приемы обратной перспективы непосредственно наглядны и специально чувственно акцентированы, то их языковые проекции – принципиально нет (они осуществимы и ощутимы в словесном изложении, но уходят во внутренние подразумеваемые пласты смысла без внешнего языкового облачения). Вместе с тем все нечувственные языковые проекции обратной перспективы, как и другие семантически и синтаксически невидимые фигуры смысла (в частности, тропы и т.д.), остаются – принципиальный момент – именно языковыми феноменами, хотя для их схватывания нужны другие, не чувственные щипцы (Гоготишвили Л.А. Перспективность «не-перспективности»: теория П. Флоренского о взаимокорреляции живописных и языковых приемов. Доклад на конференции «Флоренский и Европа». Франция, Бордо, 12 ноября 2009 г.).

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

2008 год

В ряде публикаций было показано, что в современной философской антропологии радикально изменилось представление о человеческой природе. В отличие от классических версий, в которых человеческая природа считалась относительно стойкой, тема перекодировки человека неожиданно стала весьма  значимой (см. доклад П.С. Гуревича на Фроловских чтениях и его монографию «Философская антропология» (М., 2008)). Критически осмыслены проблемы демонтажа вещно-телесной данности, феномен неантропологизации, дебиологизации, дешифровки человека. Изучена проблема новой антропологической данности. Проанализирована тема расколотости человеческого бытия. Показано, что оно проступает в системе различных контроверз, между полюсами тех или иных конкретных (бытие-небытие, имманентное-трансцендентное, целостное и раздробленное, индивидуальное и социальное, идентичное и безликое, творческое и разрушительное) противостояний.

На основе многовекторного со- и противопоставления Бахтина, Лосева, Шпета и Библера показано, что в русской философии вычленим комплекс сквозных для начала, середины и конца ХХ века проблем; среди них – принимающий все новые и новые формы кризис языка, расшатывающий позиции автора, адресата и предмета речи, и, соответственно, продолжающееся размытие (или перекомпоновка) границ между традиционными сферами культуры (в том числе между философским и художественным дискурсами. Обосновано, что Лосев, Шпет, Бахтин и Библер предложили цельные доктрины, принципиально по-разному осмысляющие происходящие языковые процессы, но что вместе с тем выявленные различия этих доктрин аналогичны объективным типологическим межам в современной культурной речевой практике (обнажают объективные разломы в становящейся новой культурной архитектонике), отсюда – гипотеза, что совмещение этих разных концептуальных ракурсов потенциально способно к созданию более цельной картины происходящего. Эта «разноукомплектованная» конфигурация единых компонентов свидетельствует, по предлагаемому толкованию, что в фундаменте «кризиса языка» и всех трансформаций в современных дискурсах, построенных на инверсии ролевых позиций участников общения, лежат имплицитные архитектонические сдвиги в понимании «предмета речи» (Гоготишвили Л.А. Библер, Бахтин и проблема автора // Вопросы философии, 2008, № 9; Гоготишвили Л.А. Эйдетический язык, говорящая вещь и многослойность смысла // Алексей Федорович Лосев. Русская философия второй половины ХХ века. М.: РОССПЕН. 2008; Гоготишвили Л.А. G. Chpet et M. Bakhtine: divergences attendues et rapprochements inattendus // Slavica Occitania. Numéros 26 et 27. Gustav Chpet et son héritage. Aux sources russes du structuralisme et de la sémiotique. Toulouse. 2008).

 ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

2007 год

Расшифрованы и проанализированы новые версии толкования человеческой природы. Отмечено различие между классическим пониманием данного феномена как онтологически стойкого, стабильного и наделенного конкретными признаками, и неоклассическими трактовками, внутри которых «человеческая природа» утрачивает оформленность. В новейших концепциях «трансгуманистов»  человеческая природы оказывается  эфемерным, транзитным, не стойким образованием. В предельном варианте вообще отсутствует как таковая. Возникает интенция «превозмочь человека». Показано, что постчеловек – это потомок человека, модифицированный до такой степени, что он уже не является человеком (Гуревич П.С. Доклад «Новые версии человеческой природы» на конференции ИФ РАН, посвященной памяти акад. И.Т. Фролова), ряд публикаций в научных реферируемых журналах «Личность, культура, общество» и «Знание, понимание, умение».

В рамках продолжающейся работы над феноменологией языка на основе сопоставления концепций Г.Г. Шпета, В.С. Библера, Л.С. Выготского, А.Ф. Лосева, М.М. Бахтина и других установлены точки сходства и различия между «внутренней речью», «внутренними формами языка», «внутренней диалогичностью слова»; выявлена разница понимания в рамках этих концептов степени близости \  дистанцированности и изоморфности \ неизоморфности языка и смысла; установлены параллели этих концептов с современными аналитико-лингвистическими понятиями (пресуппозиция \ ассерция, тема \ рема, локуция \ иллокуция и др. (Гоготишвили Л.А. Непрямое говорение. М., 2006), доклад на конференции в г. Бордо (Франция) на тему: «Ожидаемые различия и неожиданные сходства концепций Г. Шпета и М. Бахтина, 20 ноября 2004 года).

Социально-философскими средствами исследована гипотеза о психологическом сломе «потерянных» послевоенных поколений из-за инфантилизма психики вследствие акселерации (Клягин Н.В. Современная научная картина мира: М., 2007).

В теоретическом плане раскрыты горизонты современной философской антропологии. Показано, что в  конце прошлого века произошло немало событий, которые радикально изменили не только саму антропологическую тему, но и отношение к ней. Парадоксальность новой ситуации состояла в том, что антропологическому буму в качестве контроверзы выступила идея «смерти человека». Многие философы этой ориентации подчеркивали, что стремление европейских мыслителей рассматривать онтологические и гносеологические проблемы через призму человека обернулось непозволительным искажением теоретического сознания. Попытка представить антропологическую тему как вездесущую и державную, отмечал, в частности, М. Фуко оказалась чреватой огромными просчетами. Отмечено, что этот концепт явил собой наиболее показательный пример перехода от философского и художественного модернизма к культуре постмодернистского типа. В истории философии предумышленное отвержение той или иной темы нередко парадоксальным образом стимулировало более обостренное понимание самой проблемы. Именно поэтому постмодернистский дискурс, декларируя «смерть человека» объективно содействовал расширению спектра антропологической рефлексии. В пространство философской антропологии вошли новые сюжеты. Возникло, в частности, повышенное внимание к пестроте и обыденности человеческой жизни. Это относится к таким темам, как безумие и неразумие, история сексуальности, глубины бессознательного, фантазмы и языковые игры, жизненный мир и смыслоутрата (Гуревич П.С. Философская антропология. М., 2007)

Подверглась научной рефлексии проблема онтологической расколотости человеческого бытия. Расколотость человеческого бытия осмыслена через бинарные оппозиции бытия и небытия, целостного и раздробленного, телесного и духовного, имманентного и трансцендентного, индивидуального и социального, идентичного и безликого, творческого и разрушительного (Коллективная монография «Спектр философских учений», выпуск 2).

 ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

2006 год

Значительно расширен спектр философско-антропологических знаний за счет включения в тематику сектора вопросов, касающихся образа человека в современных философских направления. Отвечая на вопрос, возможен ли единый дискурс о человеке, сектор показал, что можно реконструировать образ человека по отдельным его модальностям, заново «переоткрыть» человека, а значит, расстаться с абстрактной рационалистической концепцией человека, отказаться от схематизма, идеализации человека как homo sapiens, создать его современную модель, которая вбирала бы в себя сферу телесно-физиологическую, сознательного и бессознательного, вскрывала бы их обусловленность языковыми детерминантами - см. книги Р.М. Алейник. «Человек в философском модернизме» (М., 2006), «Спектр антропологических учений» (под ред. П.С. Гуревича).

Представлена версия «феноменологии непрямого говорения»,  в  основу которой положено исследование форм  неизоморфной корреляции смысловых и языковых структур сознания и соответствующего им феномена непрямого выражения смысла в языке.Сопоставлены различных толкования этих явлений в русском символизме, феноменологии, когнитивной лингвистике, семантике, аналитической философии, структурализме, теориях референции, тропологии, нарралогии, деконструктивизме и др. Выявлены и проанализированы разнообразные конкретные способы непрямого выражения смысла: расщепленная, отсроченная, непрямая референция, двуголосие, полифония, антиномические конструкции, расшатывание акта именования, символ и метафора, интенциональные и аттенциональные сцепления, модальные и  тональные сдвиги, смещения и наслоения фокусов внимания, расщепление «Я» говорящего на частные «голоса», их попеременные смены, чередования и наложения,  саморедукция авторского голоса и ее степени, стадия  инсценированной «смерти автора». В рамках предложенной версии «феноменологии непрямого говорения» разработаны и применены критерии для общей типологии этих и других  форм непрямой передачи смысла в едином концептуальном пространстве.              

В рамках продолжающейся работы по реконструкции, развитию и интерпретации в современном философском контексте лингвофилософских и антропологических идей русской философии начала ХХ века разработана гипотеза о фундирующем русском  символизме, радикальном концепте априорного «эйдетического языка» символов - в его принципиальном различии и частных сходствах с естественным языком. Гипотеза разработана на основе философии  А.Ф. Лосева с привлечением других версий символизма. Выявлены точки соприкосновения и расхождения концепта «эйдетический язык» с более поздними влиятельным и течениями гуманитарной мысли. Показано, что, будучи порожден в точке скрещения символизма, прежде всего с феноменологией Э. Гуссерля, а также с неокантианством и неоплатонически переосмысленным имяславием, концепт «эйдетического языка» выполнял в символизме функции, аналогичные тем, которые вскоре стали придаваться бинарным мифологическим структурам, сфере бессознательного, безличным языковым архетипам, «матрицам» интерсубъективных, коммуникативных и социальных практик и т.д.

Вместе с тем обосновано, что теоретические потенции концепта «эйдетический язык» оказались нацеленными в ином направлении, нежели то, по которому пошла с начала 60-х годов постгуссерлова феноменология, в частности по линии Хайдеггер-Деррида. В  отличие от традиции, сближающей эйдетику с естественным языком, концепция эйдетического языка не только тоже феноменологически демонстрирует при своем развитии возможности порождения системы аргументов в поддержку тезиса о наличии неязыковых форм смысла. Это предполагает смещение акцентов в преимущественно экзистенциальной и одновременно лингвоцентрической картине современной антропологии (в ее феноменологической ветви) в пользу рационально-референциальных, когитологических, нарратологических  и частично прямо аналитических аспектов. Отражено в: Гоготишвили Л.А. Эйдетичекий язык (Реконструкция и интерпретация в радикальной философской новации А.Ф. Лосева, 13 п.л.)

Показано, что современная философия культуры в значительной степени отличается от классической философии культуры. Речь идет не только о новых темах, ставших  объектом философской рефлексии, о преображении основных тем этой области философского знания  (что такое культура, как она соотносится с природой и цивилизацией, почему существует  многообразие культур и т.д.). В работах сектора отмечено, что философия культуры изменила свой социальный статус: она сегодня претендует на  освещение всех социальных проблем, в том числе и тех¸ которые традиционно закреплялись за философией истории. Современная философия культуры рассматривает конфликт между рационализированным, проектируемом уровнем культуры и преобладанием традиционных нормативных форм, жизненных миров  и мировоззрений. Внимание сектора было сосредоточено на спонтанно складывающихся формах жизни, политической и правовой практики (например, практики изоляции людей, отклоняющихся от общественных порядков) как более глубоких основаниях целевой рациональности и ее структур. В сущности речь  идет о деконструкции социокультурных систем, особенно позднего модерна, которые обнаруживают неспособность  управлять своими элементами и испытывают дефицит в новом, более широком концептуальном и  практическом обосновании. (Эти идеи выражены в книге П.С. Гуревича «Культурология» (М., 2006)).

 ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

2005 год

Многие исследователи пишут сегодня о том, что человека нужно понимать как целостность. Однако ни один объект нельзя оценивать как целостный или как фрагментарный. На самом деле существуют отдельные целостности, которые можно рассматривать как фрагмент иной, более развернутой целостности. Мыслимое целое – это только схема некоей идеи, которой мы оперируем.  Почему человек как целое не становится для нас объектом исследования? Всякая попытка создать целостную схему человека обречена на неудачу. В той мере, в какой схема  соответствует истине, она непременно проявляет свой частный, не всеобъемлющий характер и указывает на очередной способ расчленения «человеческого». Целостность человека – это не данность, а некий идеал, движущий мотив прорыва к бытию. Человек принципиально нецелостен, его бытие разорвано, полно коллизий. Однако у человека есть общая возможность обрести  полноту собственного существования. Целостность оказывается для человека проблемой, вечным устремлением, частным достижением гармонии. Человек может оставаться фрагментарным, одномерным, принципиально разорванным. Но он же способен раскрыть безграничный потенциал человеческого бытия. Целостность – не граница, а горизонт.

Эти выводы были представлены в таких публикациях, как: Гуревич П.С. Философия. М., 2005; Гуревич П.С. Философия человека. Лекция 1 // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный научно-практический ж-л социальных и гуманитарных наук. Вып. 1 (25). М., 2005, с. 262-294; Гуревич П.С. Философия человека. Лекция 2 // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный научно-практический ж-л социальных и гуманитарных наук. Вып. 3 (27). М., 2005, с. 189-216.

___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

2004 год

Многие обнаружения человеческой природы свидетельствуют о том, что человек – предельно эксцентричное создание. Дело не в том, что ему присущи разные черты, противоречащие друг другу характеристики. Речь идет о сложностях человеческой натуры в целом. Необычность человека как творения обусловлена тем, что он во многом выключен из органики природного мира, хотя и укоренен в ней. Человеческие свойства парадоксальны, рождают представление об исключительном существе. Человек – природное создание, но в то же время он иноприроден. Он – творение природы, но в то же время выпадает из ее лона. Человек рождается в природе,  но живет в обществе. У него есть инстинкты, но есть и иная программа ориентации – социальная, культурная. Сознание и бессознательное также создают радикально иные формы восприятия. В человеке одновременно работают различные программы, которые точно демоны, растаскивают человека в разные стороны: инстинкты и социальность, сознание и бессознательное, влечение и совесть. Очень похоже на то, что человек принципиально нецелостен.