назад
Лекции по античной и средневековой философии в рамках курса "История философии" 2018 год 24 акад. часа, 12 лекций
ЛЕКЦИИ 1 и 2 16.10.2018 Ранняя греческая философия. Хронологические границы. Периодизация. Основные представители и школы. Значение слова "философия" и ранние контексты его употребления. Термины "доксография", "досократики". Античная история философии, доксографы и биографы. Первые философские учения, проблемы и тексты.
Литература: Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс, 2008. Фрагменты ранних греческих философов / Издание подготовил А.В. Лебедев. М.: Наука, 1989.
Ссылки на статьи из энциклопедического словаря "Античная философия": Античная философия. Введение ; Семь мудрецов; Милетская школа ; Фалес ; Анаксимандр ; Апейрон ; Анаксимен ; Пифагор ; Алкмеон ; Филолай; Гераклит ; Элейская школа ; Парменид ; Зенон Элейский ; Эмпедокл ; Анаксагор ; Демокрит ; Атомизм ; Элементы
Ссылки на главы из «Фрагментов ранних греческих философов»: Пифагор ; Алкмеон ; Гераклит ; Парменид; Эмпедокл ; Анаксагор .
Избранные цитаты: Надпись на колонне храма Аполлона в Дельфах «Познай самого себя» С о л о н «Седмицы человеческой жизни» Маленький мальчик, еще неразумный и слабый, теряет, С е м ь м у д р е ц о в «Ничего слишком» (Солон) «Мера – наилучшее» (Клеобул) «Что возмущает тебя в ближнем – того не делай сам» (Питтак) «Наслаждения смертны, добродетели бессмертны» (Периандр) Рассказывают, что некие ионийские отроки [заранее] купили у милетских рыбаков улов с одной закидки невода. Когда же был вытащен треножник, то возник спор, покуда милетцы не послали в Дельфы, и бог ответил так: Потомок Милета, ты спрашиваешь Феба о треножнике? Посему дают Фалесу, Фалес — другому [из семи мудрецов], тот — третьему и т. д. вплоть до Солона, а Солон сказал, что первый в мудрости — бог, и отослал [треножник] в Дельфы (Диоген Лаэртский, О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Кн. 1) Ф а л е с А н а к с и м а н д р К с е н о ф а н Г е р а к л и т П а р м е н и д З е н о н Э л е й с к и й А н а к с а г о р «О рождении и гибели эллины думают неправильно: на самом деле ничто не рождается и не гибнет, но соединяется из вещей, которые есть, и разделяется» (Анаксагор, fr. B 17 DK). «Чего в каждой вещи больше всего содержится, тем она с наибольшей ясноразличимостью была и есть» (Анаксагор, fr. B 12) «Явления – видимое обнаружение невидимого» (Анаксагор, fr. B 21a). Ум-Нус безграничен, самодержавен, ни с чем не смешан, и в то время как прочие вещи участвуют во всеобщей смеси, он один пребывает сам по себе; он есть нечто «самое тонкое и чистое»; знает все обо всем; обладает «великою силой»; властвует во всех одушевленных существах; Ум – причина всеобщего природного круговращения; ему известно и что находится в смеси, и что выделилось из нее; Ум все упорядочил, все бывшее, ныне сущее и будущее; он тот же во всех вещах, как великих, так и малых (описание Анаксагорова Ума согласно Симпликию, Simpl. In Phys. 164, 24– 165, 4 = fr. B 12). «Всякое ощущение сопровождается болью» (Анаксагор, fr. B 32) Падающие звезды Анаксагор сравнивал с искрами, которые сыплются с неба от движения небосвода (Анаксагор, fr. A 42). Г и п п о к р а т (род. 460) «Жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай скороприходящ, опыт обманчив, суждение трудно» (Гиппократ. Афоризмы, 1) «Для врача самое лучшее – позаботиться о способности предвидения. В самом деле, когда он будет предузнавать и предсказывать у больных и настоящее, и прошедшее, и будущее, и все то, что больные опускают при своем рассказе, то, конечно, ему будут верить, что он больше знает дела больных, так что с большею доверчивостью люди будут решаться вручать себя врачу. А задача лечения наилучше будет совершаться, если он из настоящих страданий предузнает будущие. Да и в самом деле, сделать всех здоровыми невозможно; конечно, это последнее далеко было бы превосходнее, чем предузнавать последствия будущего. Но так как люди умирают одни прежде, чем пригласят врача, по причине силы болезни, а другие вскоре после приглашения – одни прожив один день, другие несколько дольше, – прежде чем врач благодаря своему искусству мог бы воспротивиться каждой болезни, то должно врачу узнавать природу таких страданий, именно насколько они преодолевают телесные силы (а вместе с тем, если есть что в болезнях божественного), и научаться предвидению этого. Этим именно способом он по заслуге приобретет себе уважение и будет хорошим врачом, ибо тех больных, которые могут побороть болезнь, он, конечно, сможет уберечь гораздо лучше, задолго предусматривая каждый отдельный случай, а, предузнавая и предсказывая, кто из больных умрет, кто останется в живых, поставит себя вне всякого нарекания». Д е м о к р и т (род. 460)
ЛЕКЦИИ 3 и 4 23.10.2018 3. Софисты. 4. Сократ. - Платон как ученик Сократа. - Другие ученики Сократа и их произведения.
Избранное:
П р о т а г о р (род. 480) «Человек есть мера всех вещей: существующих – что они есть, несуществующих, что их нет. Каковым мне представляется нечто, таково оно для меня. Каковым оно представляется тебе, таково для тебя» (Протагор, = Платон. Теэтет, 152a, ср. более кратко: Кратил, 385ef; ср.: A 14).
Г о р г и й (род. 470)
"Д в о я к и е р е ч и" 1. О добре и зле
С о к р а т (469-399)
И с о к р а т (род. 436) «Против софистов» (390 г.)
К с е н о ф о н т (род. ок. 430 г.) Воспоминания о Сократе, книга 1, глава 1 глава 2 Книга 4, глава 2
ЛЕКЦИИ 5-6 30.10.2018 5. ПЛАТОН (428/7—347). Биография Платона. Платон и Сократ. Период странствий Платона после казни Сократа. 1-я Сицилийская поездка. — Основание Академии. — Корпус Платоновских сочинений: общая характеристика. — Как цитировать сочинения Платона; издание Анри Этьена (Стефана). — Особенности жанра сократического диалога у Платона. Пересказанные и прямые диалоги, с литературной рамкой и без рамки. — Периодизация творчества. — Доказательства бессмертия души у Платона («Федон», «Федр»). Знание и мнение. Учение об идеях. Бог, космос и человек («Тимей»). Социально-политические взгляды Платона («Государство»).
К вопросу об античных изданиях сочинений Платона.
Аристофан Александрийский. Издание по трилогиям.
Фрасилл. Издание по тетралогиям
1. Какова должна быть жизнь философа: "Евтифрон, или О благочестии", "Апология", "Критон", "Федон, или О душе".
Многие принимают за начало «Апологию Сократа».
Некоторые начинают с «Государства», некоторые – с «Алкивиада», некоторые – с «Феага», иные – с «Евтифрона», иные – с «Клитофонта», иные – с «Тимея»…
(Диоген Лаэртский, «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, книга 3)
К вопросу о жанровой особенности диалогов Платона: 1. «Лисид»: «Я направился из Академии прямо в Ликей дорогой, которая окаймляет городскую стену снаружи и тесно к ней примыкает. Когда я оказался у небольшого входа – того, что расположен у Панопова источника, – я встретил там Гиппотала, сына Гиеронима, Ктесиппа из Пэании и других толпившихся вокруг них молодых людей»
«Хармид»: «Вернулся я вчера вечером из лагеря под Потидеей, и так как я долго отсутствовал, то с радостью пошел к привычным местам бесед. Зашел я также в палестру Посейдона Таврия, что напротив царского храма, и застал там много народу – некоторые из них были мне незнакомы, большинство же известны»
«Государство»: «Вчера я ходил в Пирей вместе с Главконом, сыном Аристона, помолиться богине, а кроме того, мне хотелось посмотреть, каким образом справят там ее праздник, – ведь делается это теперь впервые. Прекрасно было, по-моему, торжественное шествие местных жителей, однако не хуже оказалось и шествие фракийцев. Мы помолились, насмотрелись и пошли обратно в город». 2.
«Горгий»: К а л л и к л. На войну и на битву, как уверяют, долгие сборы, Сократ! С о к р а т. А что, разве мы, так сказать, опоздали к празднику? К а л л и к л. Да еще к какому изысканному празднику! Только что Горгий так блеснул перед нами своим искусством!
Тимей С о к р а т. Один, два, три – а где же четвертый из тех, что вчера были нашими гостями, любезный Тимей, а сегодня взялись нам устраивать трапезу? Т и м е й. С ним приключилась, Сократ, какая-то хворь, уж по доброй воле он ни за что не отказался бы от нашей беседы. С о к р а т. Если так, не на тебя ли и вот на них ложится долг восполнить и его долю? Т и м е й. О, разумеется, и мы сделаем все, что в наших силах! После того как вчера ты как подобает исполнил по отношению к нам долг гостеприимства, с нашей стороны было бы просто нечестно не приложить усердия, чтобы отплатить тебе тем же.
3. «ПИР» (Аполлодор и его друг) «К вашим расспросам я, по-моему, достаточно подготовлен. На днях, когда я шел в город из дому, из Фалера, один мой знакомый увидел меня и сзади шутливо откликнул издали. - Эй, крикнул он, Аполлодор, фалерский житель, погоди-ка! Я остановился и подождал. - Аполлодор, - сказал он, - а ведь я как раз искал тебя, чтобы расспросить о том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад и другие, и узнать, что же это за речи там велись о любви. Один человек рассказывал мне о них со слов Феникса, сына Филиппа, и сказал, что ты тоже все это знаешь. Но сам он ничего толком не мог сообщить, а потому расскажи-ка мне обо всем этом ты – ведь тебе больше всех пристало передавать речи твоего друга. Но сначала скажи мне, присутствовал ли ты сам при этой беседе или нет?
«ПАРМЕНИД» Кефал. Когда мы прибыли в Афины из нашего родного города Клазомены, мы встретились на площади с Адимантом и Главконом. Адимант, взяв меня за руку, сказал: — Здравствуй, Кефал! Если тебе здесь что-нибудь нужно, скажи, и мы сделаем, что в наших силах. — Затем-то я и прибыл, — ответил я, — чтобы обратиться к вам с просьбой. — Скажи же, что тебе нужно, — сказал он. Тогда я спросил: — Как было имя вашего единоутробного брата? Сам я не помню: он был еще ребенком, когда я прежде приезжал сюда из Клазомен. С той поры, однако, прошло много времени. Отца его звали, кажется, Пирилампом. — Совершенно верно. — А его самого? — Антифонтом. Но к чему, собственно, ты об этом спрашиваешь? — Вот эти мои сограждане, — объяснил я, — большие почитатели мудрости; они слышали, что этот вот самый Антифонт часто встречался с приятелем Зенона, неким Пифодором, и знает на память ту беседу, которую вели однажды Сократ, Зенон и Парменид, так как часто слышал от Пифодора ее пересказ.
«ФЕДОН» 105 d-e – Что должно появиться в теле, чтобы оно было живым? – Душа, – сказал Кебет.
– Значит, чем бы душа ни овладела, она всегда привносит в это жизнь? – Да, верно. – А есть ли что-нибудь противоположное жизни или нет? – Есть. – Что же это? – Смерть. – Но – в этом мы уже согласились – душа никогда не примет противоположного тому, что всегда привносит сама? – Без всякого сомнения! – отвечал Кебет. – Что же выходит? Как мы сейчас назвали то, что не принимает идеи четного? – Нечетным. – А не принимающее справедливости и то, что никогда не примет искусности? – Одно – неискусным, другое – несправедливым. – Прекрасно. А то, что не примет смерти, как мы назовем? – Бессмертным. – Но ведь душа не принимает смерти? – Нет. – Значит, душа бессмертна? – Бессмертна, – сказал Кебет.
107 d «Если душа бессмертна, она требует заботы (epimeleia) не только на нынешнее время, которое мы называем своей жизнью, но на все времена, и, если кто не заботится о своей душе, впредь мы будем считать это грозной опасностью. Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для дурных людей: скончавшись, они разом избавлялись бы и от тела, и – вместе с душой – от собственной порочности. Но на самом-то деле, раз выяснилось, что душа бессмертна, для нее нет, видно, иного прибежища и спасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее. Ведь душа не уносит с собою в Аид ничего, кроме воспитания (paideia) и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала его пути в загробный мир». «ФЕДР» 245 с-d-е «Всякая душа бессмертна. Ведь вечнодвижущееся бессмертно. А у того, что сообщает движение другому и приводится в движение другим, это движение прерывается, а значит, прерывается и жизнь. Только то, что движет само себя, раз оно не убывает, никогда не перестает и двигаться, и служить источником и началом движения для всего остального, что движется. Начало же не имеет возникновения. Из начала необходимо возникает все возникающее, а само оно ни из чего не возникает. Если бы начало возникло из чего-либо, оно уже не было бы началом. Так как оно не имеет возникновения, то, конечно, оно и неуничтожимо. Если бы погибло начало, оно никогда не могло бы возникнуть из чего-либо, да и другое из него, так как все должно возникать из начала. Значит, начало движения - это то, что движет само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть, иначе бы все небо и вся Земля, обрушившись, остановились и уже неоткуда было бы взяться тому, что, придав им движение, привело бы к их новому возникновению. Раз выяснилось, что бессмертно все движимое самим собою, всякий без колебания скажет то же самое о сущности и понятии души. Ведь каждое тело, движимое извне, - неодушевлено, а движимое изнутри, из самого себя, - одушевлено, потому что такова природа души. Если это так и то, что движет само себя, есть не что иное, как душа, из этого необходимо следует, что душа непорождаема и бессмертна». 246 a-b «Уподобим душу соединенной силе крылатой парной упряжки и возничего. У богов и кони и возничие все благородные и происходят из благородных, а у остальных они смешанного происхождения. Во-первых, это наш повелитель правит упряжкой, а затем, и кони-то у него - один прекрасен, благороден и рожден от таких же коней, а другой конь - его противоположность и предки его - иные. Неизбежно, что править нами - дело тяжкое и докучное». 247 с «Занебесную область не воспел никто из здешних поэтов, да никогда и не воспоет по достоинству. Она же вот какова (ведь надо наконец осмелиться сказать истину, особенно когда говоришь об истине): эту область занимает бесцветная, без очертаний, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души - уму; на нее-то и направлен истинный род знания». 248 c-d-e «Но ради чего так стараются узреть поле истины, увидеть, где оно? Да ведь как раз там, на лугах, пастбище для лучшей стороны души, а природа крыла, поднимающего душу, этим и питается. Закон же Адрастеи таков: душа, ставшая спутницей бога и увидевшая хоть частицу истины, будет благополучна вплоть до следующего кругооборота, и, если она в состоянии совершать это всегда, она всегда будет невредимой. Когда же она не будет в силах сопутствовать и видеть, но, постигнутая какой-нибудь случайностью, исполнится забвения и зла и отяжелеет, а отяжелев, утратит крылья и падет на землю, тогда есть закон, чтобы при первом рождении не вселялась она ни в какое животное. Душа, видевшая всего больше, попадает в плод будущего поклонника мудрости и красоты или человека, преданного Музам и любви; вторая за ней – в плод царя, соблюдающего законы, в человека воинственного или способного управлять; третья – в плод государственного деятеля, хозяина, добытчика; четвертая – в плод человека, усердно занимающегося упражнением или врачеванием тела; пятая по порядку будет вести жизнь прорицателя или человека, причастного к таинствам; шестой пристанет подвизаться в поэзии или другой какой-либо области подражания; седьмой – быть ремесленником или земледельцем; восьмая будет софистом или демагогом; девятая – тираном. Во всех этих призваниях тот, кто проживет, соблюдая справедливость, получит лучшую долю, а кто ее нарушит – худшую.
Но туда, откуда она пришла, никакая душа не возвращается в продолжение десяти тысяч лет – ведь она не окрылится раньше этого срока, за исключением души человека, искренне возлюбившего мудрость или сочетавшего любовь к ней с влюбленностью в юношей: эти души окрыляются за три тысячелетних круговорота, если три раза подряд изберут для себя такой образ жизни, и на трехтысячный год отходят». «ГОСУДАРСТВО» Книга седьмая, 514b-517b ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию... посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. bЛюди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная – глянь-ка – невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол. – Это я себе представляю. – Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, 515 и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат. – Странный ты рисуешь образ и странных узников! – Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры? b – Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно? – А предметы, которые проносят там, за стеной; Не то же ли самое происходит и с ними? – То есть? – Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят? – Непременно так. – Далее. Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени? – Клянусь Зевсом, я этого не думаю. c – Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов. – Это совершенно неизбежно. – Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное. Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше.d И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь? – Конечно, он так подумает. e – А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают? – Да, это так. – Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием?516 А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят. – Да, так сразу он этого бы не смог. – Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем – на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом – на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и, его свет. b – Несомненно. – И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах. – Конечно, ему это станет доступно. – И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере. c – Ясно, что он придет к такому выводу после тех наблюдений. – Так как же? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей? – И даже очень. – А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, d что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен? Или он испытывал бы то, о чем говорит Гомер, то есть сильнейшим образом желал бы как поденщик, работая в поле, и скорее терпеть что угодно, только бы не разделять представлений узников и не жить так, как они? e – Я-то думаю, он предпочтет вытерпеть все что угодно, чем жить так. – Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца? – Конечно. – А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут – а на это потребовалось бы немалое время, – разве не казался бы он смешон?517 О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки? – Непременно убили бы. – Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. b Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, – это подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль – коль скоро ты стремишься ее узнать, – а уж богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага – это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она – причина всего правильного и прекрасного. c В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама – владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни. «ТИМЕЙ» 29e-31b Т и м е й . Рассмотрим же, по какой причине устроил возникновение и эту Вселенную тот, кто их устроил. Он был благ, а тот, кто благ, никогда и ни в каком деле не испытывает зависти. e Будучи чужд зависти, он пожелал, чтобы все вещи стали как можно более подобны ему самому. Усмотреть в этом вслед за разумными мужами подлинное и наиглавнейшее начало рождения и космоса было бы, пожалуй, вернее всего. Итак, пожелавши, чтобы все было хорошо и чтобы ничто по возможности не было дурно, бог позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении; он привел их из беспорядка в порядок, полагая, что второе, безусловно, лучше первого. Невозможно ныне и было невозможно издревле, чтобы тот, кто есть высшее благо, произвел нечто, что не было бы прекраснейшим; между тем размышление явило ему, что из всех вещей, по природе своей видимых, ни одно творение, лишенное ума, не может быть прекраснее такого, которое наделено умом, если сравнивать то и другое как целое; а ум отдельно от души ни в ком обитать не может. Руководясь этим рассуждением, он устроил ум в душе, а душу в теле и таким образом построил Вселенную, имея в виду создать творение прекраснейшее и по природе своей наилучшее. Итак, согласно правдоподобному рассуждению, следует признать, что наш космос есть живое существо, наделенное душой и умом, и родился он поистине с помощью божественного провидения.
Коль скоро это так, мы сейчас же должны поставить другой вопрос: что же это за живое существо, по образцу которого устроитель устроил космос? Мы не должны унижать космос, полагая, что дело идет о существе некоего частного вида, ибо подражание неполному никоим образом не может быть прекрасным. Но предположим, что было такое [живое существо], которое объемлет все остальное живое по особям и родам как свои части, и что оно было тем образцом, которому более всего уподобляется космос, ведь как оно вмещает в себе все умопостигаемые живые существа, так космос дает в себе место нам и всем прочим видимым существам. Ведь бог, пожелавши возможно более уподобить мир прекраснейшему и вполне совершенному среди мыслимых предметов, устроил его как единое видимое живое существо, содержащее все сродные ему по природе живые существа в себе самом.
Однако правы ли мы, говоря об одном небе, или вернее было бы говорить о многих, пожалуй, даже неисчислимо многих? Нет, оно одно, коль скоро оно создано в соответствии с первообразом. Ведь то, что объемлет все умопостигаемые живые существа, не допускает рядом с собою иного; в противном случае потребовалось бы еще одно существо, которое охватывало бы эти два и частями которого бы они оказались, и уже не их, но его, их вместившего, вернее было бы считать образцом для космоса. Итак, дабы произведение было подобно всесовершенному живому существу в его единственности, творящий не сотворил ни двух, ни бесчисленного множества космосов, лишь одно это единородное небо, возникши, пребывает и будет пребывать. СЕДЬМОЕ ПИСЬМО Таким людям надо показать, что из себя представляет философия в целом, какие сложности она с собой несет и какой требует затраты труда. И такой человек, если он подлинно философ, достойный этого имени и одаренный от бога, услыхав это, считает, что слышит об удивительной открывающейся перед ним дороге и что теперь ему нужно напрячь все силы, а если он не будет так делать, то не к чему и жить. После этого, сам собравшись с силами, он побуждает и того, кто его ведет, и не отпускает до тех пор, пока либо во всем не дойдет до конца, либо не получит способность один, без вожатого нащупать правильный путь. таким образом и с такими мыслями живет такой человек. Какими бы делами он ни занимался, он продолжает их делать, но вместе с тем твердо держится философии. 6. АРИСТОТЕЛЬ (384—322). Биография Аристотеля. Аристотель и Платон. Академические сочинения Аристотеля. Годы странствий Аристотеля после смерти Платона. Воспитание Александра Македонского. Основание философской школы в Афинах.
Лекции 7-8 06.11.2018 7. Аристотель. Корпус Аристотелевских сочинений (общая характеристика). Сочинения эзотерические и экзотерические. Аристотель о разделении наук на теретические и практические. Логика. Физика. Метафизика. Этика. Политика. Логика: ее новизна как философской дисциплины. Категории. Силлогизмы Физика: Учение об элементах (сравнение с предшественниками), квинтээсенция (пятый элемент, эфир). Учение о четырех причинах. Природа и искусство как движущие причины. Перводвигатель. Учение о душе. Три части души. Душа как энтелехия. Бессмертный божественный ум. Метафизика (первая философия): Учение о сущности. Бог = ум, мыслящий сам себя. Этика. Учение о добродетелях. Сравнение с Платоном (три части души – четыре основные добродетели). Два вида добродетелей. Учение о добродетели как середине между избытком и недостатком (пороками). Счастье. Сравнение этики Платона и Аристотеля. Политика. Человек – животное политическое (толкование). Типы государственных устройств (принцип классификации).
8. Эллинистическая философия (общая характеристика). Скептицизм.
Избранное
«Приобретение мудрости доставляет удовольствие. Все люди чувствуют себя дома в философии и стремятся проводить свою жизнь в изучении ее, оставив все другие заботы. Философам не нужно ни орудий, ни оборудованного места для работы: где бы ни размышлял во всем свете кто-нибудь, повсюду он окружен присутствием истины» (Аристотель. Протрептик, фр. 5)
«Надо ли философствовать? Чтобы решить, надо или не надо, надо философствовать, следовательно, в любом случае надо» (Аристотель. Протрептик).
«Если бы существовали бы люди, которые всегда жили бы под землей в хороших пышных покоях, украшенных изваяниями и картинами, и снабженных всем тем, что находится в изобилии у людей, почитаемых счастливыми, но которые никогда бы не выходили на земную поверхность, они только понаслышке знали бы о существовании божества и божественной силы. Если бы затем когда нибудь разверзлись земные недра и они могли вырваться и выйти из своих потаенных жилищ в те места, которые мы населяем, и внезапно увидели землю, моря и небо, постигли величину облаков и силу ветров, узрели и постигли солнце, его величину, красоту и действие, узнав, что оно порождает день, разливая свет по всему небу, а когда ночь омрачает землю, они созерцали бы небо, целиком усеянное и украшенное звездами, и переменчивость света луны, то возрастающей, то убывающей, и восход и закат всех светил, и вовеки размеренный неизменный бег их, если бы все это они увидели, то, конечно, признали бы, что существуют боги и что эти столь великие творения – дело богов”» (Аристотель. «О философии», fr. 37 = Цицерон. О природе богов, кн. II).
Лекции 9-10 13.11.2018 9. Эллинистическая философия (продолжение). Платонизм. 10. Неоплатонизм. Патристика.
Лекции 11-12 20.11.2018 11. Схоластика. 12. Философия Возрождения.
Зачет по итогам курса: 27.11.2018 |
|||||
|
 |
|
    |
|
