назад
Исследования национальных типов философствования можно выделить в особый жанр историко-философской работы, методологически и функционально близкий тому, что Р. Рорти в статье «Историография философии: четыре жанра» отнес к разряду Geistesgeschichte. В отличие от актуализирующей или имманентной критики здесь исследования движутся не на уровне отдельных решений или авторских позиций, а на уровне универсальных проблем, демонстрирующих важность философского вопрошания как такового. Значение такого рода исследований видится не только в функции идеологического присвоения мыслителей или систематизации материала, но также в формировании новых историко-философских канонов, то есть той общей разметки исторического материала, согласно которой определяется список значимых проблем и авторов, достойных внимания современных историков. При этом, как правило, мы имеем дело с разработкой идеальной философской типологии, представляющей в лице национальной философии универсальный тип философствования, более или менее полно воплощающийся в отдельных учениях. Удачным примером для анализа современных методов конструирования понятия национальной философии, его потенциала и имманентных проблем представляется понятие «австрийской философии». Данное понятие является свежим историко-философским концептом, дискуссия по которому развернулась в зарубежной литературе в 80-90-ые гг. прошлого века. Эта полемика наглядно продемонстрировала современные способы обоснования и критики понятия «национальной философии». Указанное понятие в современный научный оборот ввел австрийский историк философии Рудольф Халлер. Он признает неизбежной недостаточную точность сущностных (универсальных) характеристик национальной философии. Тем не менее, но считает построение такого рода универсальных моделей потенциально продуктивным для объяснения практики институционализации философских проектов. Халлер различает внутри немецкоязычной философии две линии развития: немецкую и австрийскую. При этом он доказывает самостоятельность и однородность австрийской философской традиции, которая, как он полагает, берет начало у Больцано, в полной мере оформилась в брентановской школе и имела высшим пиком своего развития логический эмпиризм Венского кружка. Ее характерными чертами Халлер считает: 1) антикантианство и антиидеализм; 2) сциентизм и натурализм, то есть ориентацию в построении научной философии на естественнонаучные образцы исследования; 3) эмпиризм как общую теоретико-познавательную и методологическую программу; 4) установку на аналитико-критическое исследование языка, использование логического анализа языка в качестве метода решения философских проблем. Не трудно заметить, что мы имеем здесь дело с телеологической исторической моделью, в которой логический эмпиризм выступает как зрелое воплощение «австрийского» типа философствования. Цель данной концепции заключалась в том, чтобы дать генетическое объяснение возникновению в Вене логического эмпиризма. Халлер возражает против того, чтобы рассматривать появление Венского кружка как результат чудесной констелляции событий или в виде маргинального явления внутри университетской среды. Он пытается представить логический эмпиризм как продолжение оригинальной австрийской научной традиции 19 века. При этом он отождествляет «австрийскую философию» с определенной, по сути, позитивистской моделью научного философствования. Концепция Халлера вызвала широкий резонанс и оживленную дискуссию в 80-90-ые гг. прошлого века в среде австрийских и англо-американских исследователей. В фокусе критики оказались все ключевые характеристики «австрийской философии»: отмечался неопределенный характер типологических характеристик (как антикантианство); отвергался тезис о ее однородности; утверждалась несоизмеримость понятий научности, эмпиризма, критики языка в брентановской школе и в Венском кружке; указывалось на неполноту представленной картины. В ответ на критику Халлер допускает диахроническое измерение в понятии австрийской философии, то есть разные проекты могут рассматриваться, по его мнению, как этапы реализации общей модели научного философствования. Кроме того, он допускает фигуру «исключения». Признавая наличие в Австрии исследователей и даже групп ученых, оппозиционных отмеченной модели научного философствования, он подчеркивает, что им не удалось основать собственную влиятельную в Австрии традицию. Конститутивным для формирования национальной традиции Халлер считает возникновение национальной философской школы. С его точки зрения, философские традиции в Германии и Австрии отличаются не спектром идей или направлений как таковым, а опытом их институционализации, выражающимся в возникновении оригинальных философских школ и объединений (философские кружки, философские общества), обеспечивающих резонансную среду для определенного круга проектов. Последний тезис Халлера также встречал возражения, но, несмотря на это, он представляется перспективным, поскольку он может быть подкреплен эмпирическими исследованиями институциональной истории австрийского и немецкого университета. Вместе с тем, критика концепции Халлера выявила проблематичность используемой им модели традиции как однородной, линейной последовательности родственных проектов. Австрийская философская традиция в отмеченный период может быть представлена иначе, а именно как оригинальное поле разногласий, то есть в виде устойчивых и оригинальных оппозиций (Больцано и гербартианцев, брентановской школы и позитивистов и т. д.). В этом случае снимались бы трудноразрешимые проблемы с обоснованием однородности и генетической преемственности внутри традиции, и намечалась бы оригинальная карта развития австрийской философской мысли. Это подразумевает также отказ от монопарадигматической, телеологической модели историко-философского описания, когда философское развитие рассматривается в перспективе одного единственного философского проекта, в данном случае логического эмпиризма Венского кружка. |
|||||
|
 |
|
    |
|
