В.Ж. Келле. Фрагмент интервью о военных годах.

ИНТЕРВЬЮ

С ВЛАДИСЛАВОМ ЖАНОВИЧЕМ КЕЛЛЕ

Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. № 2, 2002. С. 3–14.

В этом году будет отмечаться 60 лет со дня воссоздания философского факультета МГУ. В связи с этой юбилейной датой готовится ряд интересных мероприятий, в том числе подборка статей для «Вестника Московского университета», а также интер­вью с философами — свидетелями многих исторических событий, связанных с деятельностью факультета. Беседу с В.Ж. Келле провели В.Г. Борзенков и В.Г. Кузнецов. В тексте беседы ее участники обозначены инициалами: В.К., В.Б. и В.К.

В.Б. — Вы, Владислав Жанович, — один из крупнейших ученых-философов 50–90-х гг., начало пути которого совпало с периодом создания факультета. Для нас интересен и предшест­вующий период Вашей жизни, и это переходное для факультета время, тем более что оно совпало с таким трагическим событием, как война. Для нас будет интересно все, что непосредственно связано с факультетом в годы после его воссоздания. Поэтому просим Вас поделиться своими воспоминаниями.

В.К. — Философский факультет Московского университета возник на базе философского факультета Московского Института истории, философии и литературы (МИФЛИ). Был такой велико­лепный институт, который влился в МГУ в 1941 г. Свидетелем того, как все это происходило, я не был, так как в это время находился в армии, поэтому излагаю по рассказам других людей, в основном моих сокурсников.

В октябре 1941 г. немцы, прорвав наши оборонительные линии, стали продвигаться к Москве. Над столицей нависла вра­жеская угроза, и часть заводов, учреждений, вузов было решено эвакуировать. МГУ и МИФЛИ должны были выезжать вместе. Но тогдашний ректор МГУ Бутягин, поддавшись панике, сбежал со своей семьей, а университет бросил на произвол судьбы. Вся тяжесть эвакуации обоих вузов легла на плечи проректора МИФЛИ, специалиста по новой истории, профессора Ильи Сав­вича Галкина.

Пунктом назначения, как мне известно, был Ашхабад. Туда приехали, конечно, далеко не все преподаватели и студенты. Многие ушли на фронт, кто-то не захотел эвакуироваться. Поскольку значительно уменьшилась численность и профессуры, и студентов, содержание двух таких учебных заведений, близких по гуманитарной части, оказалось нерентабельным во время войны. В итоге было решено слить МИФЛИ с Московским университетом. При этом экономический, исторический и фило­логический факультеты МИФЛИ объединялись с аналогичными факультетами МГУ, а философский факультет МИФЛИ стал философским факультетом МГУ. Студенты МИФЛИ, вернувшие­ся на философский факультет во время и после войны, стали студентами МГУ. Ректором Московского университета был на­значен профессор И.С. Галкин.

В.Б. — А в каком году Вы закончили философский факультет МГУ?

В.К. — До войны я закончил 3 курса МИФЛИ. 26 июня 1941 г. сдал последний экзамен — это была история русской философии. Потом армия. В Москве я вновь появился после госпиталя в апреле 1944 г. и сразу пришел на факультет.

В.Б. — А в 1945 г. его окончили?

В.К. — Нет, я закончил университет экстерном в конце 1944 г. Дело в том, что существовала большая разница в учебных планах двух учебных заведений, и значительная часть предметов, которые тогда изучались на 4—5-м курсах, у меня уже была сдана. Таким же путем пошел и П.В. Копнин. Тогда мы с ним вместе сдавали экзамены экстерном. А в 1945 г. я поступил в аспиранту­ру по кафедре диалектического и исторического материализма.

В.Б. — Какие еще кафедры были в это время?

В.К. — Конечно, историко-философские, кафедры логики, психологии. Такого дробного деления кафедр, как сейчас, тогда не было.

В.Б. — Кого из профессоров и преподавателей того времени Вы помните?

В.К. — Это сложный вопрос. Помню я многих, но в идейном отношении время было трудное и люди в этих условиях «выжива­ли» по-разному. Отсюда неоднозначное, хотя и необязательно черно-белое отношение к преподавателям той поры, не всех из них хочется вспоминать. Назову лишь некоторых из преподавате­лей, у кого учился уже в МГУ. Я слушал лекции В.Ф. Асмуса и О.В. Трахтенберга по истории философии, осталось в памяти общение с П.С. Поповым и А.Н. Леонтьевым. Помню, конечно, колоритные фигуры Д.А. Кутасова и А.П. Гагарина — деканов философского факультета. А.П. Гагарин был деканом восстанов­ленного в 1938 г. философского факультета МИФЛИ. Он принимал меня на факультет, а Д.А. Кутасов подписывал мой диплом после его окончания.

Из более молодых тогда, хотел бы упомянуть М.Ф. Овсянни­кова и Т.И. Ойзермана (его я помню еще по МИФЛИ, он проводил политзанятия в нашей группе). В аспирантуре я работал в семинаре М.Т. Иовчука по истории русской философии. Особо следует выделить З.Я. Белецкого. Я благодарен ему за то, что в эпоху безмыслия он учил думать критически и самостоятельно, хотя по некоторым теоретическим позициям не был с ним согласен.

В.Б. — На философском факультете сохранился приказ по Московскому государственному институту истории, философии и литературы за № 91 от 23 августа 1938 г., согласно которому на первый курс был зачислен 91 человек, в том числе и Вы. Меня поразило, когда я познакомился с этим списком, большое число ярких фигур, не просто известных, а легендарных в философском мире. И другое также поразило меня: хотя я являюсь представи­телем совсем другого поколения, «ровесником» факультета с момента его воссоздания в начале 40-х гг., однако с каким большим числом людей с Вашего курса мне еще посчастливилось работать по самым разным линиям бок о бок! Например, с М.Н. Алексеевым и В.В. Соколовым мы были коллегами-препо­давателями на философском факультете, с В.П. Колацким и Е.А. Куражковской — коллегами-преподавателями на межфакуль­тетских кафедрах философии МГУ, с П.М. Егидесом приходилось встречаться, когда я работал зав. отделом науки и образования журнала «Коммунист», с О.О. Яхотом мы были заняты в одном семинаре по философским проблемам вероятностно-статистичес­ких методов в современной науке. Очень интересная перекличка имен и времен получается. Не хотите ли сейчас пройтись по списку и повспоминать?

В.К. — По списку это очень долго. Выборочно? Сначала скажу о курсе и нашей группе в целом. Курс делился на четыре группы по языковому принципу: две немецких, одна английская, одна французская. Первая немецкая группа была наша. Язык вела Шарлотта Германовна Гамбургер, немка по национальности. Она была уже пожилая, имела огромный опыт, учила она нас хорошо, и мы все ее обожали. Когда началась война, ее отправили в Казахстан, там она и умерла. Группа была очень сильной, почти все были отличниками. На втором курсе, после отлично сданной зимней сессии группу наградили экскурсией в Ленинград, где мы провели зимние каникулы.

О большинстве наших преподавателей можно говорить толь­ко в превосходной степени. Историю античной философии читал Н.А. Кун (автор известной книги о древнегреческой мифологии), историю нового времени — Б.С. Чернышев — всеобщий люби­мец, историю современной философии — Д.Ю. Квитко. Увлека­тельными были лекции по первобытному обществу В.К. Николь­ского. Из историков следует упомянуть также Бокщанина и чеха Зутиса. По политэкономии капитализма мы слушали лекции И. Дворкина. Очень хорошо был поставлен цикл естественнона­учных дисциплин. Запоминающимися были лекции В. Фридмана по высшей математике и физике. Биологию преподавал Борис Михайлович Завадовский, брат известного генетика М.М. Завадовского. Он дал настолько основательные знания по генетике, что нам стала доступна специальная литература по этой дисцип­лине.

Кроме того, мы слушали некоторые лекции на других факульте­тах. Институт был маленький, располагался в одном здании, каж­дый этаж — факультет, все было рядом, близко. Мы постоянно могли общаться с филологами, историками, у нас было много друзей на других факультетах. Между факультетами не было резких перегородок. В институте была очень интересная духовная жизнь, шли различные дискуссии, обсуждения, в которых участвовали такие, например, известные философы, как Д. Лукач и М.А. Лифшиц. Поэтому я хорошо вспоминаю студенческие годы.

Конечно, сталинские репрессии и угроза войны создавали в стране напряженную обстановку. Но они не исчерпывали всего. Молодежь поглощала знания, спорила, творила, развлекалась, любила — это была ее жизнь, жизнь предвоенного поколения.

Усилиями некоторых современных деятелей до сих пор на­саждается представление, что люди той поры — все под одну гребенку оболваненные «совки». Конечно, мы все принадлежали своему времени, но народ был ищущий и очень разный. Вот Вы упомянули М.Н. Алексеева. Он был не намного старше нас, по­ступивших в институт сразу после школы. Мы его считали мудре­цом. На семинарах по политэкономии он мог ответить на вопро­сы   преподавателя,   когда   изучали   первую   главу   «Капитала» К. Маркса, в которой мы ничего не понимали. И когда он высту­пал, мы смотрели ему в рот. Так что мы к нему даже с некоторым пиететом относились. И вот другой Алексеев — Юра. Это была удивительная личность — поэт, влюбленный в античность. Он прекрасно знал античную литературу и писал стихи в духе Гомера и других античных поэтов. Нараспев читал стихи людям, которые были ему приятны. Он был немного не от мира сего, смотрел в небо, а не на землю. Над ним по-дружески подшучивали, но относились к нему тепло. Он погиб нелепо: при переходе улицы в центре Москвы его сбила машина. Другим факультетским поэ­том был Лева Безыменский, он сочинял шуточные поэмы, но на современные темы.  Во время войны он был переводчиком в штабе маршала Жукова, а затем занялся журналистикой. Другого типа человек — Армен Арзаканьян. Эрудит, все свое время про­водивший в библиотеке. Он добровольцем ушел на фронт, попал в плен, после войны вернулся на факультет. Еще будучи студен­том, читал на нескольких европейских языках. До пенсии работал в журнале «Вопросы философии». Яркой личностью на факульте­те был Аркадий Вербин. Мы жили вместе в общежитии на Стро­мынке и были друзьями. Это был интересный, думающий, прин­ципиальный и весьма прямолинейный человек. Про себя он гово­рил: «Прямой как дудка». Родных в Москве у него не было, и когда он уходил в армию, свой чемоданчик с незамысловатым скарбом поставил около общежития, обосновывая это тем, что война приведет к мировой революции, затем будет коммунизм и личные вещи не понадобятся. После войны он стал преподавате­лем, работал в МГУ, в Историко-архивном институте, где был секретарем партийной организации, пользовался большим уваже­нием.

Девушек на курсе было мало, всего 9 или 10 человек: Галя Гордиевич и Кира Гусакова погибли на фронте, Маша Злотина и Анна Серцова были ранены. После войны обе они закончили факультет, аспирантуру, стали кандидатами, а затем докторами философских наук.