назад
Проблема моральной способности – одна из важнейших в этике Нового времени. Теоретический интерес к проблеме моральной способности во многом определялся потребностями философов этого периода в осмыслении морали как таковой – в ее целостности и своеобразии.
В нововременной докантовской этике проблема моральной способности в связи с осмыслением ключевых особенностей морали обсуждалась прежде всего в британской моральной философии – в произведениях кембриджских платоников, сентименталистов и интеллектуалистов.
Моральная способность (moral capacity, moral faculty, moral power) в рассуждениях кембриджских платоников, сентименталистов и интеллектуалистов представлена как благообразная способность (boniform faculty), совесть (conscience), моральное чувство (moral sense), симпатия (sympathy), разум (reason, intellect), понимание (understanding) и др. Она рассматривалась в качестве непременной свойственной человеческому существу особенности. Главное назначение моральной способности – восприятие и различение добра и зла, добродетели и порока, правильного и неправильного в собственных поступках и в поступках других людей. Кроме того, предполагалось, что, опираясь на моральную способность, человек принимает решения и совершает выбор в конкретных обстоятельствах. Обсуждение проблемы моральной способности разворачивалось в ходе острых дискуссий о природе и сущности морали, поэтому само несло печать полемики. Проблема моральной способности ставилась именно как проблема начала морали в человеке. Ключевым в обсуждении был вопрос о природе моральной способности – о том, укоренена ли она в разуме или в особом чувстве, и о том, какими соответствующими своей природе особенностями обладает.
Представление о моральной способности в кембриджском платонизме было обусловлено определенным пониманием морали, в котором выделялись прежде всего такие ее черты, как абсолютность и автономность. Однако своеобразие морали кембриджские платоники видели не только в том, что моральные различия не выводимы из правовых, социальных, политических установлений и сами являются критерием их оправданности, но и в том, что восприятие моральных различий эмоционально окрашено, а особенность моральных побуждений состоит в том, что их источником является непрерывное стремление и любовь к благу самому по себе, или, как можно было бы сказать по-другому, самоопределенность человека в отношении к добру, последовательно и неизменно детерминирующая все его поступки.
Сентименталисты и интеллектуалисты во многом унаследовали представление кембриджских платоников о морали. Вопрос о моральной способности для них был по существу вопросом о том, каковы условия приобщения человека к абсолютной и автономной морали и его манифестации в качестве морального субъекта. В отношении моральной способности сентименталисты и интеллектуалисты изначально занимали однозначную позицию: моральная способность во всех своих проявлениях должна быть или чувством (moral sense) или разумом (intellect, reason, understanding).
В целом полемика вокруг разума и чувства как основания морали и главной моральной способности в значительной мере была следствием предубежденности полемизирующих сторон. Представления о назначении и функциях моральной способности в сентиментализме и интеллектуализме фактически совпадали. Не совпадали представления о том, какое именно начало в человеке – разум или моральное чувство – может отвечать такому назначению и выполнять такие функции.
Вместе с тем неправильно было бы утверждать, что противостояние сентиментализма и интеллектуализма по проблеме моральной способности было чистым недоразумением. Действительно, и сентименталисты, и интеллектуалисты были едины в стремлении продемонстрировать независимость моральной способности от внешних указаний и установлений, тем самым – независимость, или автономность, самого морального субъекта и морали. Однако сентименталисты и интеллектуалисты по-разному понимали своеобразие морали, и это понимание обусловило различие взглядов на природу моральной способности. Сентименталисты своеобразие морали видели в том, что мораль не трансцендентна человеку, а укоренена в его природе и отвечает его фундаментальным потребностям. Интеллектуалисты в своем стремлении подчеркнуть своеобразие морали, предельно расширили ее понимание, связав с природой вещей, как будто не доверяя человеку в полной мере. Однако источник моральной принудительности они усматривали все же не в природе вещей, а в осознании и принятии моральным субъектом своего долга. И сентименталистская, и интеллектуалистская позиции состояли в том, что начало морали заключено в самом моральном субъекте.
Обсуждение начала морали через обсуждение проблемы моральной способности объясняется в значительной мере прямым и косвенным противостоянием кембриджских платоников, сентименталистов и интеллектуалистов позиции Гоббса, а именно представлению Гоббса о том, что основа морали заключена в естественных и гражданских законах. В теории Гоббса мораль рассматривалась как общественный институт, представляющий собой нечто вроде узды, налагаемой на людей извне, «моральная способность» служила концептуальной альтернативой «институту».
Полагая начало морали в моральной способности, нововременные британские философы задали особый образ морали. В ходе обсуждения проблемы моральной способности он теоретически прояснялся и обретал все более определенные черты. Это образ, своеобразие которого выражено в центральности идеи морального субъекта – независимого, никому и ничему не подотчетного, самостоятельного и в своей свободе способного во всех поступках последовательно и неуклонно ориентироваться на благо или поступать, исходя из «сознания морали и отношения к ней как к своему правилу и цели» |
|||||
|
 |
|
    |
|
