Институт Философии
Российской Академии Наук




Расширенный поиск »
  Электронная библиотека

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  К  
Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  Ф  Х  
Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я
A–Z

Издания ИФ РАН

Русская философия


Главная страница » Книги » Электронная библиотека »

Электронная библиотека


–  117  –

 

В.А.Кругликов

5. Очевидность Другого: редукция априорных форм сознания человека

Развертывая воображаемую реальность человека в его первичных ожиданиях и нулевых точках присутствия, художественное сознание спонтанно развертывает человека на его временную – Личность, – и пространственную – Индивидуальность, – плоскости. Уместно поставить вопрос: каков характер событий в этом субъективном пространстве-времени человека?

Человеческое время

Всякий человек в той или иной степени знает, что было до него, в той или иной степени знает прошлое, тем или иным способом воображает или хотя бы думает о будущем, но о своем настоящем времени знания у него нет. Ибо в настоящем он живет, всякий раз осуществляясь как человек. Человек не знает своей Личности в ее настоящем, он знает о ней лишь в прошлых ее деяниях, поступках, мыслях, но даже собственные чувства и ощущения в настоящем индивид склонен забывать. Человек не знает и своего пространства, своей Индивидуальности. Он знает, что он единичен, уникален, но не знает, как его Индивидуальность выглядит, как она вне-полагается, как она выстраивается и как она разворачивается. Человек биологически стремится к полаганию себя в мире и тем самым стремится к увеличению своего объема, в первую очередь за счет своих пространственно-временных свойств. Поскольку есть стремление заполнить собою – своим миром (идеального) – остальной мир, стремление не остаться в одиночестве движет индивидуальное сознание в развоплощение и протяжение себя.

Личность и Индивидуальность в человеке не могут пребывать друг без друга, они – условия для бытия друг друга. При развертке Я человека-индивида во времени у него не может не быть времени и самое главное – это-то в индивидууме и есть отношение человеческого Я к этому времени. Это же отношение ко времени объектно-историческому – есть отношение трансформации истории в субъективное время. Действительно, превращая иное, вне меня лежащее

 

 

–  118  –

 

время в свое собственное, в котором оказывается возможным разместить все памятные события моих впечатлений, ощущений, чувств и рациоидных поступков, человек становится в позицию и ситуацию отношения себя ко времени объектному. Поскольку у человека есть потребность помнить и потребность забывать, то благодаря этому он способен срастаться с содержанием истории. В этом он фактически обозначает собою в мире других людей Личность.

Существуют отношения между объектным временем и субъектным, но эти отношения существуют, как отношения человеческого Я. С этой точки зрения можно сказать, что основное содержание отношения Я со временем заключается в том, что в объектное время Личность (этот временной сгусток индивидуальных событий) помещает свою Индивидуальность. Личность в этом смысле может быть обозначена в виде волевого времени человека-индивида, как время, «напряженное» сознанием и деяниями индивида. И тогда то, что ограничивает в человеке Индивидуальность, и составляет поле времени человека.

Поскольку, по мысли Г.Маргвелашвили, «время – горизонт понимания бытия»1, то подлинность Личности заключается в том, насколько способен и способен ли вообще человек обозреть все поле времени2. Но даже если принять это во внимание, то оказывается, что основанием для проявления подлинности человека и подлинности личности служат ее способности обозревать бытие собственной Индивидуальности в поле объективного времени. Разумеется, одним из величайших свойств человека является его способность обозревать, осматривать объектное время. Но при этом следует иметь в виду, что человеческая память и умственный взгляд на время может проводиться сверху, снизу, с различных сторон, позиций, места и пространства. Местом, с которого Личность обозревает объектное время, в котором и заключено все содержание историчности культуры, вот этим местом и является Индивидуальность человеческого Я. Но обозревает время – Личность, это она подвергает время обозримостности.

В сложных отношениях человека с объектным временем Личность, куммулируя субъектное время, накапливает его и, обозревая объектное время, образует, составляет капитал времени. Поэтому Личность полна сюжетами, в то время как Индивидуальность практически бессюжетна – у нее один сюжет – становление до ставшести. Замечательно, что в человеке именно Личность способна к обозрению времени, но именно и она же обозрима. Индивидуальность – не прозрачна, человек не может обозреть свою

 

 

–  119  –

 

Индивидуальность, он может ее узнать, так сказать, вычислить, он может ее постигнуть в интуитивном постижении подобно тому, как чуют приближение землетрясения животные. Однако в силу того, что Личности не дано увидеть, осмотреть, обозреть Индивидуальность, в человеке можно наблюдать постоянную тоску, постоянную и неизбывную жажду увидеть Я-индивидуальность. Это желание подогревается еще и тем обстоятельством, что Индивидуальность другого человека видна явственно, отчетливо, она практически наблюдаема. То есть не в психологическом, а именно в антропологическом отношении человек оказывается внутренне не-обозримым для самого себя, как раз именно в связи с тем, что полная и не требующая доказательств обозримостность, прозрачность Личности свидетельствует о закрытости для внутреннего взгляда Индивидуальности.

Все это говорит о том, что Личность как текучесть человека-индивида, как память и хранилище чувств, идей, поступков не идентично «Я». Личность меньше «Я» прежде всего тем, что Личность – это только время, хотя и содержательное время; Личность меньше «Я» не в плане самоощущения, а в отношении наличного бытия, наличного содержания. Ведь в «Я», которое есть человек-индивид, присутствует еще и Индивидуальность. Она также меньше «Я», поскольку она – только внутреннее пространство человека.

Несливаемость Личности и Индивидуальности в человеке, хотя и трагедизирует его, тем не менее сама по себе предоставляет Личности в человеке возможность если не обозреть собственную Индивидуальность, то во всяком случае прикоснуться к ней. Человеческое «Я», устремленное к себе (не сосредоточенное на себе, а именно устремленное к себе), может, приникнув к пленке непрозрачности между Личностью и Индивидуальностью, услышать свой голос, «услышать самого себя» без внешних приспособлений (аудио-визуа-и-прочее!). «Приникнув» – это значит развернув собственное воображение по отношению к самому себе и вообразив, сфантазировав самого себя отделенного, дистанцированного от Меня, в реальных поступках, деяниях, словах, мыслях, чувствах.

Личность в человеке составляет сюжет. Он может быть практически не явным, состоявшимся, но сюжет потенциален, как сгусток неразвернувшихся событий. «Не-развертанность» их именно «так-а-не-иначе» придает стержневость и непреложность Индивидуальности, которая непреложна в силу своей уникальности. Личность как потенциальный сюжет стремится к развертыванию событий, к трате себя в проживании, но Индивидуальность ограничивает Личность в возможности наступления событий, а тем более в

 

 

–  120  –

 

возможности их воспроизводства. Поэтому очень часто в Личности события не воплощаются, но реализуются идеально, то есть так, как если бы они произошли. Но на самом деле не происходят, их и не было. Кроме того, коль скоро Индивидуальность ограничивает Личность в возможности построения событий, человек может лишь развернуть события собственного бытия, но не может (ему на дано!) вернуть их назад, в свое время. Личность и есть сюжет и в том смысле, что сюжет невозможно повторить, сюжет не повторяется по своей природе. Каждый повторяющийся сюжет, в отличие от литературных «бродячих сюжетов», – это в своей воплощенности, – даже как вариация, – всегда новый сюжет, новая Личность3.

Как сюжет личность может совпадать со временем своего существования, а может не совпадать. Это совпадение или несовпадение – в принципе безоценочно. При совпадении – человек всю жизнь живет как во сне – если своим рождением он угадал свою предназначенность и призванность, то его жизнь исполняется событиями и тогда время его существования полностью обозримо (измеримо) его сюжетным временем, обозримо личностно. Примеры этого можно наблюдать у тех «счастливых» творцов, которые не знают сомнения в своей предназначенности, не знают сомнения в своей одаренности и соответственно не знают сомнения в пути по осуществлению одаренности. При несовпадении Личности со временем своего бытия вся витальная протяженность этого бытия так часто и с прямо-непосредственной силой трагичности, если можно так выразиться, «выставляет» перед Личностью требующие постоянного преодоления препятствия. И в том и другом случае могут быть взлеты и падения, так как Личности, «совпадающей» со временем бытия, неведомы постижения, открывающиеся в трагичности, а у Личности «несовпадающей» может недостать эпического отношения к жизни, к иному, к инобытию, к творчеству и т.д.

Явление совпадения Личности со временем существования только подтверждает, что оно не решает вопроса о степени подлинности бытия человека. Действительно, если неподлинность есть растворение человека в настоящем, в то время как подлинность – распределение внимания на поле времени назад, в середину, вперед, то степень подлинности бытия человек устанавливает только сам. Самые неподлинные, сверхпревращенные формы человеческого бытия, зафетишированные и более чем отчужденные как в социальном, так и в чисто культурном плане, могут быть для вот этого данного человека-индивида предельно подлинными, могут в предельности выражать и составлять его истинное бытие, наполняя

 

 

–  121  –

 

всю его жизнь «вечными» моментами. Точно так же как для другого самые высокие формы духовно-душевной предметности могут стать совершенно «превращенными формами» бытия4.

Поэтому для одного монотонность бытия может быть «этапом неподлинности», а для другого – он этап подлинности, тогда как «звездные часы» предстают и выступают даже в своей содержательности как «затмение». Более того, оказывается, для того, чтобы пришел «звездный час» подлинности, необходима монотонность бытия: здесь происходят, скапливаются, сгущаются накопления энергийно-содержательной предметности, которая в этом состоянии сгущенности становился готовой к выплеску, к тому, чтобы состояться. Без накоплений «экзистенция такого человека осталась неразвернутой»5. То есть Личность, чтобы сказаться как «подлинное», должна накопить в себе свое субъективное время, время своего существования, спрессовать его с тем, чтобы в нем родилось и явилось содержание. Собственно в культуротворческом отношении в этом смысл и предназначенность Личности в человеке.

Самопознающее и самосознающее я в человеке, в самом себе наталкивается (встречает) следующее препятствие. Я-личность («Я» во временной развертке) прозрачно и обозримо, то есть мое сюжетное поле, я как сюжет – открыт для Другого6, для его обозрения Меня. Трагическая неприятность заключена в том, что «Я» (как время) открыто Я-сознанию для понимания и оно же непрозрачно для Я-пространства, то есть для Индивидуальности, которая в свою очередь открыта для Я-сознания, но закрыта и непрозрачна для Я-представления. И в этом человек может только уповать на то, что в нем Я-время недаром составляет Личность, исполненную энергийностью и волевыми интенциями, которая и может в волевом акте в мгновении не обозреть, но «вслушавшись, услышать» и тем самым в воображении уяснить и усвоить принципиальную «сложенность», устроенность своей Индивидуальности.

Согласно экзистенциалистской трактовке человека Личность живет в речи, в языке7. Вне его Личность человека невозможна. В целом это положение достаточно аксиоматично, поскольку даже генетически Личность начинается тогда, когда у человека возникает потребность в выразимости. Но это, так сказать, лишь один момент, обеспечивающий человеку-индивиду существование как Человека культуры. Следует иметь в виду, что когда у человека возникает потребность в выразительности, он может выражать себя во внутрь Я, и именно эта внутренняя речь, обращенная к самому себе, характеризует Личность, закрепляет личностные связки

 

 

–  122  –

 

и узлы в человеке-индивиде, фиксирует их. Речь человека, обращенная к самому себе, увеличивает объем личности в осознанных или бессознательных, абсурдных до абракадабрости единицах (словах) и даже в междометиях, так сказать, «становит» Личность в человеке и делает ее способной к человечеству, сопровождая все действия-деяния человека-индивида. Речь человека побуждает его к свершению действий и закрепляет совершённое в результате деяния в значения и словесные представления; речь оформляет эти события, выражая во внутреннем словесном узоре сюжетное время собственной сущности. И в этом смысле можно сказать, что Личность в человеке – это его язык, его речь, в то время как Индивидуальность – есть немота человека, немота его «живой жизни», которая всей своей природой желает высказаться, и не просто высказаться, а жаждет совершение определенным, одним-единственным способом высказаться вовне. Поэтому собственно Индивидуальности присуще существование-вне-себя. Или, вернее, как бы вне-себя, так как она о себе никогда не может узнать в обозримостности. Но это потому, что Индивидуальность как Я-пространство не нуждается во времени из-себя. Время для индивидуальности приходит в человека извне, от Личности.

Личность открыта и обозрима для себя потому, что внутри ее совершается речь, то есть происходит говорение. Человек постоянно говорит сам с собой и вопреки принятому обыденному представлению это делает человек не сумасшедший, а тот, кто действительно не потерял Рассудок и чей Разум способен быть не только спонтанным, стихийно сопровождающей действия менталитетностью, но также и способен мыслить прошлое и будущее своих деяний. Поэтому в Личности и возникает потребность в выразимости, которая оформляется речью, говорением.

Любая Личность характерна существующим в человеке различием между говорением для себя и говорением для других. И это не просто различие, а то, что в художественной прозе было продемонстрировано как различие содержания глубинной установки внутренней речи человека на себя и отдельно – на других, на другого. То есть между речью для себя и речью для другого всегда сложные взамоотношения и очень часто «дистанция огромного размера».

Может быть, Личность во всей своей полноте обозрима лишь Индивидуальности. Косвенный тому пример – мир литературных героев многих произведений русской литературы. И вполне вероятно, что все сюжетное время (в прошлых, настоящих и будущих, потенциальных событиях), скажем, Личности Гоголя или Личности

 

 

–  123  –

 

Чехова, было «увидано» их Индивидуальностями и выражено в своей предельности в их произведениях.

Заметно также и то, что язык, когда он воплощается во внутренней речи, с самим собой, в говорении освещает сюжетное время человека-индивида, Личность, и открывает панораму, горизонт его существования, его бытия. Это очень хорошо видно в автобиографиях и мемуарах, где человек-автор довольно часто «индивидуальностно» выдает, проговаривая и не замечая той или иной собственной личностной недостаточности: то демонстрирует мелочность или грубость, наивность или хитрость и т.д. При этом, разумеется, выдается не только личностная недостаточность, но говорение проговаривает эту недостаточность нечаянно, в характеристике позитивных черт автопортрета. Язык – вещь объектная и объективная, он не может скрыть недостаточность Я, несмотря на волевой произвол и субъективность Я-времени, т.е. Личности.

Взаимоотношения Личности и Индивидуальности в человеке не оказались объектом рассмотрения в экзистенциализме. Собственно потому, скажем, хайдеггеровская теория личности «не рассматривает в достаточной мере вопроса о сюжетном времени, о его высоко зримостном качестве, о его многозначительной роли в экзистенции как прозрачной по времени структуре, и она тем более не занимается вопросами о возможном противоречии в зримостной основе человека, об осложнениях, вызванных отсутствием сюжетной прозрачности в этой основе»8.

Человеческое пространство

Индивидуальность человека – это его пространственность. Она не видна индивиду и не может быть наглядно воспринята, не может быть воспринята без внешнего мира, без предметов и другого человека, в котором «Я» отражаюсь именно пространственно, как физическое тело, имеющее определенный топос. При этом замечательно и трагично то, что человек знает (хотя бы по ощущениям) о своей пространственности, но увидеть себя в этом отношении может только лишь при помощи зеркала, т.е. предмета или другого индивида. Поэтому для того, чтобы человеку-индивиду увидеть собственную Индивидуальность, Индивидуальность своего «Я», ему необходимо зеркало.

В качестве такового может выступать объектно-предметный мир, призванный и способный отражать. Известно, что именно в

 

 

–  124  –

 

продуктах преобразующей деятельности, то есть в произведениях духа и души, ума и чувства наиболее адекватно отражается реальная действительность, окружающая человека-творца. И прежде всего произведения личного творчества лучше всего отражают и выражают внутренний мир человека-творца. Более того, если мы далеко не всегда можем узнать по произведению (будь то скульптура, картина, музыкальная пьеса, поэма, роман и проч.) Личность автора, то о содержании Индивидуальности его, очертаниях ее, рисунке, характерности, колоритности, характере ее живописности, о специфике звучание Индивидуальности, ее стилистике и поэтике – об Индивидуальности в целом и в частностях, – мы можем узнать и узнаем прежде всего вглядевшись в произведения творца, которые сохранили и запечатлели не только на поверхности, но и в зазеркальи, все содержание своеобразия человека-автора. И кроме реальности, которая во многом отображается в данном произведении, кроме запечатленной действительности, за фигурами созданных людей и их отношений, за предметами воображенных мест, за воображенными цветами и звуками всегда можно рассмотреть, разглядеть специфичность человека-творца, и этого творца в его пространственной определенности, в очертаниях его Индивидуальности. Порой, конечно, там мелькает и личность. Но здесь рождается и другая мысль – следовательно, человек стремится увидеть свою Индивидуальность...

В Индивидуальности человека тем не менее происходят, совершаются определенные действия, но содержание этих действий не выражает изменение человека, как действия Личности, которые выражают изменения и перемещения Личности – ведь известно, что человеческая Личность может быть иной, кардинально другой по отношению к самой себе в разных ситуациях, разных обстоятельствах. Индивидуальность в принципе есть неизменное. Конечно, не абсолютное неизменное, так как в Индивидуальности происходят отдачи и накопления. Разумеется, может случиться, и довольно часто так и происходит, что содержание Индивидуальности не развоплощается. Однако, как говорится, об этом никогда нельзя сказать с уверенностью и наверняка, так как во внутреннем мире человека происходит то, что М.М.Бахтин назвал «действия созерцания»9, которые, на мой взгляд, как раз и характерны для содержания Индивидуальности, так как именно в них и при помощи их происходит накопление и отдача.

Кроме собственных произведений и других людей, в которые смотрится человек-индивид, он и самостоятельно может

 

 

–  125  –

 

обнаружить знаки устройства, знаки специфичности своей Индивидуальности, при помощи собственной Личности многократно воспроизводя собственные ординарные и экстраординарные движения души. В волевых усилиях, а они всегда были и есть прерогативами Личности, человек-индивид оказывается способным выявить специфичность «Я», которая накапливается в монотонности бытия и затем прослеживается в предельных и запредельных поступках, актах, деяниях.

Индивидуальность человека понятийно не выводима, но представима в воображении при помощи метафоры, образа или символа, представима образно. Здесь происходит следующее – когда я встречаю незнакомца, то его Личность мне сразу еще не видна, она сразу еще не раскрывается, но Индивидуальность его внешности, физического облика предстает передо мной наглядно во всей своей пластике, скульптурности и динамике. Разумеется, по этой индивидуальности внешней я пытаюсь разглядеть Личность данного человека, точно так же, как, узнав его Личность, я по ней пытаюсь уяснить характерные черты его Индивидуальности. О трудности уяснения собственной Индивидуальности свидетельствовал М.М.Бахтин, говоря о сложностях эстетической передачи индивидуальных особенностей изображения: «Дело идет именно о том, чтобы перевести себя с внутреннего языка на язык внешней выраженности и вплести себя всего без остатка в единую живописно-пластическую ткань жизни как человека среди других людей, как героя среди других героев; эту задачу легко подменить другой, совершенно инородной задачей, задачей мысли: мышление очень легко справляется с тем, чтобы поместить меня самого в единый план со всеми другими людьми, ибо в мышлении прежде всего отвлекаюсь от того единственного места, которое я – единственный человек – занимаю в бытии, а следовательно, и от конкретно-наглядной единственности мира; поэтому мысль не знает этических и эстетических трудностей самообъективации»10.

Характерно, что если Личность в общем-то не четко ограничена – в ней есть обрывы и вдруг – возникновения, как фонтанирование, – то Индивидуальность обладает четкими границами11. Индивидуальность строго конечна, хотя в ней и выражены экспансионистские тенденции и усматривается некий душевный авторитаризм. В силу последнего Индивидуальность не знает о своей конечности, не хочет знать о своих границах. Однако человек узнает о ней при помощи Личности, узнает и о внешних границах ее и постепенно о внутренних специфических узлах ее устройства в себе и

 

 

–  126  –

 

о смысле содержания своей Индивидуальности: «…другой весь простерт и исчерпан во внешнем для меня мире как вещь среди других вещей»12.

В связи с этим можно заметить, что в ежедневном эмпирическом акте понимания и осмысления нами Другого мы в первую очередь понимаем именно его специфичность и уникальность, то есть непосредственно Индивидуальность в ее границах, на которые мы сразу натыкаемся, ее конечность, которая моей Индивидуальностью также сразу ощущается, когда происходит встреча-диалог, тогда «я-моя-индивидуальность» сразу же видит стилистику выражения и передачи этого другого вовне, даже если это не предназначено только мне, а происходит в звучании здесь же происходящей полифонической беседы пересекающихся голосов. Конечность Индивидуальности может быть неизведанной, но она не может быть в отличие от Личности неожиданной. Личность может развернуться или проявиться совершенно невиданным и внезапным образом, а Индивидуальность как раз и постигается в хорошо изведанных тропах другой человеческой души.

Преодоление собственных границ Индивидуальности принципиально возможно, но эта возможность не есть конкретно физическая. Преодолеть конечность Индивидуальности невозможно. Это, так сказать, может представиться божеской заповедью для человека-индивида, записанной на скрижалях. Однако человек-индивид преодолевает ее в творчестве, когда выделяет из себя произведение, в которое он буквально извел себя, в котором он и запечатлел свою Индивидуальность, а может быть, и личность. Запечатлел и передал тем самым в мир объектный. Другое дело, что в этом объектном мире Индивидуальность творца может не сохраниться, произведение его человеческой уникальности может быть сожжено, но «рукописи не горят», и важно, чтобы они были не только потенциально, то есть те, которых как бы и еще нет, но чтобы они состоялись хотя бы однажды. Именно тем, что Индивидуальность как человеческая субъективность, выражающая пространственный смысл человеческого «Я» в его цельности, переместилась в мир субъектный, отделилась от человека-индивида, именно этим оказывается, что Индивидуальность человеческая, конечная в своей непосредственно-жизненной явленности, может быть бесконечной, когда она развоплощена в объектное. Естественным образом все это совершается при помощи Личности. Благодаря Личности Индивидуальность может быть сосредоточена так, чтобы оказалось возможным переместить ее в другой культурный хронотоп.

 

 

–  127  –

 

Если формирование, становление Личности – процесс видимый, наблюдаемый, несмотря на всю неожиданность Личности, то формирование Индивидуальности – процесс невидимый. Человек-индивид становится Индивидуальностью, разумеется, в процессе становления Личности, но этот процесс настолько скрытый, латентный, настолько не замечаемый самим человеком, настолько не представляется ему важным и стоящим внимания, что человек до конца жизни может пребывать в спокойном неведении о существовании этого пространственного места в собственной душе во всяком случае, как говорится, сплошь да рядом мы можем наблюдать, когда существуют люди, и даже творческие, и даже рефлексивные, совершенно не осознающие наличие в себе Индивидуальности как таковой. (В творческом плане может быть это и хорошо, вопрос спорный!13). Разумеется, мы также часто встречаемся с уже сложившимися людьми, чья Личность и Индивидуальность давно уже стали ставшими, но таких, в которых Личность и Индивидуальность не встретились друг с другом.

И все же, видимо, чтобы творческое деяние могло состояться, чтобы акт творения произошел, у человека с необходимостью должна состояться встреча Личности с Индивидуальностыо; с необходимостью человек должен пережить (как прожить) свою Индивидуальность и в этом переживании пусть, если не осознать, то во всяком случае ощутить и переощутить содержание и качественность ее. Для того же, чтобы пережить Индивидуальность, человеку приходится Личностью ухватить специфичность ее уникальности.

Казалось бы, если она уникальна, то каким же образом человек может произвести схватывание ее специфичности, узловых точек? Мне представляется, что уникальность Индивидуальности человеческого «Я» уникальна для мира объектного, то есть для. Другого, но не уникальна дня самого субъекта, для вот этой временной субъективности, что присутствует и пребывает в этом мире. Другими словами, «Я» не уникален для самого себя, а расширение и сужение душевного пространства (помните! – «Широк человек, я бы сузил!» – говорил Митя Карамазов) – процессы многократно происходящие и тем самым характеризующие Индивидуальность человека, его уникальность, единичность и единственность. И в этой многократности наблюдается монотонность душевных движений. Благодаря повторению, монотонным движениям души Личность и может произвести схватывание специфики Индивидуальности, зафиксировать теперь знание этой специфики для себя – Личности – и передать это в «склад сознания», то есть в память.

 

 

–  128  –

 

Но и Индивидуальность человека в этой встрече-диалоге с Личностью собственного «Я» не пассивна. Да, Индивидуальность, конечно же, во многом находится в распоряжении личности и личность вольна со своей Индивидуальностью делать все что угодно. Однако при неверном (неадекватном содержании и устройству Индивидуальности) волевом импульсе Личности человеческое «Я» обрушивается в пучину страданий, в которых ущемляется, унижается и даже разрушается прежде всего Личность. Поэтому во встрече-диалоге Личности и Индивидуальности если перед первой стоит задача схватить, ухватить содержание второй, чтобы понять свое «Я», то перед Индивидуальностью сюит задача выяснить содержание потенциальности Личности, то, на что способна, что может, насколько объемна Личность (как время) и хватит ли этого времени на исход, выход, свершение Индивидуальности Человека-индивида. В такой ситуации Индивидуальность не может не быть напряженной; Индивидуальность как пространство души в этой встрече-диалоге энергийно напряжена по отношению к личности, налита и сгущена витальными силами Человека-индивида.

Индивидуальность в принципе не поддается ценностному осмыслению. Если Бахтин, говоря о пространственности человека, замечал, что «Я» по отношению к себе самому глубоко холоден, даже в самосохранении», и чуть далее пояснял, что «Воплощен для меня ценностно-эстетически только другой человек»14, то он в этом был глубоко прач. В данном же случае эти слова можно было бы совершенно отнести к Индивидуальности, отмстив, что Индивидуальность сама по себе по отношению к «Я» не «холодна» и даже не безразлична, не индифферентна, а просто существует внеценностно по отношению к собственной Личности, которая и есть сгусток ценностных отношений. Собственную Индивидуальность можно любить или ненавидеть, она может быть безобразна, отвратительна или прекрасна, сама же она ненавидеть или любить не может. Индивидуальность как всякая пространственная протяженность есть данность. Но поскольку Индивидуальность есть не только и не столько биологическая данность, но прежде всего историческая данность в человеке, то ей также свойственно самоусовершенствование, которое и происходит в процессе интериоризации, когда Человек-индивид усвояет, созидая самого себя, всю наличную историчность, усвояет путем обогащения и присвоения культурно-духовного содержания, запечатленного либо в продуктах исторического творчества, либо в конкретных других людях, ибо в «контексте жизни единственного человека, ...отношение ««я к

 

 

–  129  –

 

другой» абсолютно необратимо и дано раз и навсегда»15. И только в результате усвоения этой наличной историчности, как, например, в деревне Палех, может образоваться, сформироваться и стать сонмище первоклассных художников-миниатюристов, а в рядом лежащей деревеньке Тютькино их и в помине нет. К тому же эти палехские художники каждый имеет свою творческую Индивидуальность, а не только Личность, потому что в результате обретения живой до-меня-бывшей историчности, в результате моего личностного сращения с ней я могу узнать свою Индивидуальность. Тогда человек может представить себя «помысленным» и, говоря по-бахтински, «чистое отношение к себе самому... – становится единственным творческим принципом ценностного переживания и оправдания человека и мира»16.

Как всякое пространство Индивидуальность есть часть пространства, и коль скоро она – есть конечное в человеке, обладающее границами, то соответственно Индивидуальность в человеке обладает формой. Однако форма в данном случае дает только первое, грубо-приблизительное представление-узнавание, где расположено пространство конкретного человека-индивида и как происходила индивидуация вот этой Личности. Форма Индивидуальности – только грубая веха, указывающая путь обнаружения ее самой. В самом деле, если посмотреть на творческую субъективность, скажем, Бунина, то его Индивидуальность художника обладает особенностью того, что Бунин не был романистом, хотя в основном писал прозу. Но это явная форма Индивидуальности Бунина говорит лишь о том, что в этом он отличен от Толстого, но идентичен Чехову, форма Индивидуальности которого была подобной бунинской. Если же обратиться к живописи, то здесь это прослеживается еще ярче. Есть пейзажисты и портретисты, монументалисты и станковисты. Но ведь это только обозначения инди-видуации, ее знаки, под которую подпадает не конкретный человек-индивидум, а тип творца. Все это лишь показывает, что с формальной позиции подходить к пониманию Индивидуальность бесполезно, бессмысленно.

Для того, чтобы мне узнать иную, другую Индивидуальность, мне необходимо пережить ее. Но пережить другую, не свою Индивидуальность можно только в скрупулезном, педантично-последовательном, а в идеале – абсолютном со-переживании, когда я прохожу все события творческого свершения или все события индивидуальной формы деятельности вот этого конкретного человека-индивида. Такое почти абсолютно-идеальное сопереживание

 

 

–  130  –

 

чужой Индивидуальности можно наблюдать в процессе имитации. В прошлой – эстетике достаточно много писалось о роли подражания в искусстве, о содержании и характере подражания. Практика же искусства выявила, что подражание в чистом виде есть фактическое уподобление. Имитация действительного произведения искусства есть имитация настоящего, реального, и то, что само уже является подделкой под что-то, под нечто, теряет свою художественную и культурную значительность и значимость. Вот здесь и проявляется смысл формы Индивидуальности, которая ей присуща, поскольку, как очень тонко заметил Бахтин, «форма не нисходит на предмет, но исходит из предмета как его выражение, в пределе как его самоопределение». Рядом же: «Форма должна привести нас к одному – к внутреннему переживанию предмета»17. То есть чистейшее сопереживание ведет к имитации, которая выявляет форму Индивидуальности «в чистоте», тем самым обедняя ее, опустошая ее. Особенно наглядно это видно в той имитации, когда происходит имитирование без отношения, когда пародия, например, вырождается в безотносительность имитатора к объекту имитации, теряет иронию, в связи с чем и выпадает то содержание, что несет с собой обратная порока иронии, а в результате пародия обращается в зубоскальство, анекдот сомнительного свойства.

Однако сопереживание другой Индивидуальности, если оно имеет цель со-чувствия и со-понимания, а не изображения этого другого, именно и дает возможность в подражании, мимесисе, как в полном повторении и прохождении душевных движений другого, понять другого, узнать душевный топос другого, то есть именно Индивидуальность другого, узнать, как складывается, вырастает и образуется манера другого, его стилистика и внешней выраженности, и стилистика умопостигаемого топоса во внутреннем, идеациональном мире данного конкретного человека-индивида.

При сопереживании человек в воплощенности себя в Личность и Индивидуальность особенно наглядно предстает при «симпатическом сопереживании». Поскольку сопереживание процесс прохождения моего «Я» во внутреннем мире Другого, то и сопереживать можно Другому и как целостному, цельному человеку, и отдельно взятым его Личности, либо Индивидуальности. Все зависит от направления меня и, следовательно, моих предпочтений и симпатий. При этом характерно, что при симпатическом сопереживании Другому, как целостному существу, охват его, Другого, его обозримостность в моем сознании не столь фиксируется, так как в денном случае отсутствует расстояние между мной и другим и есть,

 

 

–  131  –

 

наличествует мое участие в жизни Другого, есть со-участие. Однако в ситуации коммуникации с Другим может проявляться и то, что в силу личностных качеств данного человека коммуникация с ним возможна, в то время как Индивидуальность представляет интерес, притягательна, исполнена содержания, значимого и в культурном отношении. Эта ситуация хорошо наблюдаема с творческими типами человека. Скажем, человек может быть интересным художником, писателем, музыкантом, и совершенно неудобоварим, не контактным в личностном плане. Точно так же как человек может быть совершенно не интересующим Другого художником, писателем, музыкантом, но с уникальным устройством совокупности личностных свойств. И в том и другом случае может происходить и происходит симпатическое переживание, но либо Индивидуальности писателя, художника, музыканта, либо его личности. В таком случае происходит не соучастие моего «Я», вообще меня в жизни Другого, но частичное со-участие и даже такое, о котором Человек-индивид может и не подозревать. Но если предоставил всем, и в их числе мне продукт своей деятельности, то выразил-то он в первую очередь свою индивидуальную картину мира, свое индивидуальное понимание, истолкование и объяснение бытия, свою Индивидуальность и далеко не всегда выразил и зафиксировал свою Личность. Более того, достаточно часто самовыражение как выражение собственной Личности, которая также имеет внутреннюю и внешнюю сферу существования, ведет к эстетическому нарциссизму, теряя свою культурную значимость.

Индивидуальность человека в определенном отношении можно уподобить балтийскому понятию «кругозора» в человеке. Бахтин указывал, что «возможно двоякое сочетание мира с человеком: изнутри его – как его кругозор, и извне – как его окружение». И чуть далее: «Противостояние предмета, пространственное и временное, таков принцип кругозора...» (подч. Бахтиным – В.К.). Если иметь в виду, что Бахтин это относил к понятию и ощущению физического пространства человека как эстетического объекта, то для нашего случая существенно обратить внимание на то, что «пространственное и временное противостояние предмета мне» развертывает человека, призывает к воплощению и реализации его Личность и его Индивидуальность. Это и совершается при помощи поступка, который (здесь Бахтин совершенно удачно раскрывает его сущность) развертывает человека в связи с тем, что «изнутри моего причастного бытию сознания мир есть предмет поступка,

 

 

–  132  –

 

поступка-мысли, поступка-чувства, поступка-слова, поступка-дела; центр тяжести его лежит в будущем, желанном, должном...»18.

Проблема индивидуальности не может быть рассмотрена в отрыве от проблемы Личности в человеке, поскольку оторвать их друг от друга в человеке невозможно. Как физическое, чисто физическое пространство не может, не способно существовать без времени, вне времени, так как оно не будет пре-бывать, точно также и Индивидуальность, как пространственная развертка человеческого «Я», как развертка его души, не может быть, пре-бывать вне временной развертки человека. Человеческая душа в мире других людей существует пространственно-временно, хронотопически она проходит жизненный путь, как внутренний мир человека, имеющий свой объем пространства.

Содержание личности и индивидуальности человека

Человек в своих изменениях не может быть разделен. Он – неделимый атом в изменениях и если начинает разделяться внутри себя, то это ведет к разрушению, смерти через болезнь. Критическая масса человека – срок, отпущенный ему природой, ограничена временем. И поэтому Личность является остановкой, точкой и даже может быть пределом изменений.

Личность познаваема. Но для конкретного Другого познающего сознания в ней всегда есть непознание до конца. И для других, и для самой себя Личность обладает глубинностью. Личность известная (другим и самой себе) – скучна. Это хорошо продемонстрировал А.Чехов. Очень часто человек, узнавая всю наготу своей личностной определенности, т.е. выявляя все подспудные черты и очертания собственной личности, – теряет ее. Личность с потерей, утратой глубинности часто пропадает, но ее глубинность возрастает, если Личность выступает маятником между крайностями, между пределами человека, между его границами. И тогда Личность сама себя означивает и является границей человека в его движении во времени.

Осознание в себе собственной души, как способности к переживанию сознания и к проживанию сознания себя входит в ядро Личности. Но «Я»не идентично Личности. Понятие Личности не обнимает смысл и содержание самости, т.е. «Я» в его уникальности и единичности.

 

 

–  133  –

 

Именно уникальность, единственность, которые и обнажают индивидуированное содержание человека, в языке выражаемое как Индивидуальность, говорит и указует человеческому сознанию, что ему возможно преодолеть действительность и в пространственном отношении, внедрив свое пространство – Индивидуальность, среди тесно связанных друг с другом человеческих Индивидуальностей. Когда умирает известный человек, творец, то характерно, что с ним умирает и его Личность. То есть не то, чтобы умирает, но застывает в памяти других, «оскульптуривается». Как выражался Маяковский, «бронзовеет». А Индивидуальность остается в своей живой полнокровной сущности и когда я закрываю книгу, вглядываюсь в картину – передо мной, читателем-зрителем, раскрывается неуничтожимое пространство автора в полнокровности своего расцвета. В философском отношении Индивидуальность идентична самости человека, самой определенности человеческого протяжения. Идентична до синонимичности. Но различие есть именно в том, что самость только указует на наличие уникальности, единичности, но не о содержании вот этой неповторимой единичности. Индивидуальность – протяженность человека, которая обрамлена Личностью, которая находится в рамках Личности; Индивидуальность – распространенность, объемность, неточечность человеческой сущности, взятая в единственном числе. И если Личность есть начало человека, то оно в этом гуманитарном смысле есть начало Индивидуальности. Личность – это толчок, первопричина Индивидуальности, как и Индивидуальность – толчок, первопричина Личности.

Человек как существо целостное, цельное и целокупное, именно существо не раздвоенное, не разорванное, когда он не «несчастное сознание», но сознание, полностью устремленное, интенциональное, вот тогда он разрывает мир, точнее, проходит и преодолевает его тем, что останавливает его на себе, обращает его на себя. В этом смысл пастернаковского «привлечь к себе любовь пространства, услышать будущего зов», в этом мудрость и сила, и могущество Льва Николаевича Толстого как человека – слабого старца, запутавшегося в отношениях с миром, в отношениях с собственной семьей, в отношениях с собственней жизнью, пытавшегося честно и беззаветно следовать увиденным им максимам, которые только и породили его отчаянный крик полного незнания и предсмертия на заснеженной станции Астапово.

Человек – любой! – стремится сосредоточить мир на себе, сгустить его собою и в себе. Но это далеко не всем удается. Но порой

 

 

–  134  –

 

он прорывает мир, действительность. Однако понятие «разрыва» как «прорыва» возможно употреблять по отношению положения человека в мире, только имея в виду его контекстуальную связь с природой. И тогда можно сказать, что человек – это выплеск природы в сферу духовного. Все здесь зависит от заряженности, энергийности индивидуального содержания. И как прорыв природы в сферу идеального, человек – есть помещение природы в точку предельной сгущенности пространства-времени.

Отношения человека, как целостной совокупности Личности и Индивидуальности, в принципе еще не прояснены. Здесь только могу сказать, что в человеке Личность направлена в бесконечность. Но поскольку она сама и есть развертка человеческого «Я» во времени, то она может только стремиться в бесконечность. То есть бесконечность для Личности – всегда перспектива видения и движения, всегда точка направления. Бесконечность для Личности – всегда только стремление, интенция, т.е. особый потенциал, который никогда не может обрести экзистенциально-наличную протяженность. Однако во временном плане изначально и по определению свойством бесконечности обладает пространство. И если я встречаю в «Ономастикоке» С.Б.Веселовского, к примеру: «Полуханов Константин Гаврилович, подьячий, писец, 1562 г., Дмитровский уезд»19, то мне ясно, что человеческая Индивидуальность, неизвестная мне, как и вообще, до прочтения этого данного человека, тем не менее, означает, что индивид Полуханов К.Г. и т.д. случился («сподобился») жить, быть, существовать на земле, хотя и в 1562 г., но навсегда. Его Индивидуальность, поскольку она произошла и пребывала на земле уже навсегда, изначально являет собой миру неуничтожимость и бесконечность человека как такового, как сугубо антропосного существа. В то же время человек-Сократ, как личность, или человек-Гомер, как Личность, ныне мне, нам, человеческому сообществу неведомы, но их Индивидуальности остались, поскольку они были перенесены, запечатлены, трансформированы личностью Сократа и личностью Гомера в произведения их духа – философию и поэзию. Это говорит о том, что универсум, универсальное в человеке есть выплеск особенного, уникального во всеобщее, объективное.

И это же свидетельствует, что не Личность, но именно Индивидуальность неизменна. Она переживает века. Индивидуальность неуничтожима и потому бесконечна. Она не столько развивается, сколько проявляется, выявляется. Личность же в человеке способна, может изменяться. Она поддается изменению, ибо она сама есть

 

 

–  135  –

 

текучее, есть постоянно текучее и текущее время. Индивидуальность способна развиваться, она расположена к развитию. Но в результате развития она не изменяется. Индивидуальность развивается проявлениями, обнаружениями, воплощениями, в том, что можно, условно говоря, назвать «объективированной ставшестью». Вероятно, это составляет путь индивидуальности, который она проходит в процессе развития. Это особенно хорошо видно в художественном творчестве. Так говорят о раннем и позднем периодах творчества. Ранний Толстой, поздний Толстой.

Есть расстояние, дистанция и, следовательно, путь от Индивидуальности природной к Индивидуальности благоприобретенной Единственным, в которой суммировался общеисторический и общечеловеческий опыт культурных событий, опыт духовных деяний вот этого данного человека, повторяющегося, монотонного характера и опыт постижений Личности вот этого единственного и уникального.

В этом смысле к Индивидуальности можно отнести мысль Гегеля: «мы имели сначала бытие, а его истиной оказалось становление...»20. Индивидуальность благоприобретенная – приобретена в результате сгущения опыта духовности прошлых поколений и выявления опыта собственных постижений, откровений. Ведь человек своей Личностью должен суметь найти, обнаружить и узнать свою Индивидуальность.

Но жизненная практика и жизненная судьба показывает, что это-то человек не может сделать всегда, он не всегда способен «найти», обнаружить, узнать свою Индивидуальность. Различные индивидуальные формы бытия отдельных, конкретных индивидуумов как раз и свидетельствуют о том, что люди не сбываются, что они очень часто не обнаруживают, не находят и не узнают, что же они на самом деле в действительности такое. Очень часто оказывается, что человек не почувствовал, и даже если почувствовал, то не пережил призвание, не узнал себя, не понял единственную качественность своего собственного неуничтожимого пространства. Здесь возникает вопрос: а не является ли индивидуальная форма бытия и в целом все бытие разрушающей стихией человека? Ведь эта запутанность в жизни отдельного индивидуума, его непонимаемость своей предназначенности демонстрирует разрушающее действие бытия на человека, его жизненную витальность так, что именно бытие своей объектно-данной извне, из реальности уничтожает отдельного человеческого индивида. Удивительно то, насколько живуч этот «мыслящий тростник», который в этой

 

 

–  136  –

 

абсолютно покорной позиции судьбе – ведь он про нее ничего не знает, не ведает, – все-таки сопротивляется своему уничтожению. Так от него может остаться лишь имя, как запечатлено в «Ономастиконе» Веселовского, может исчезнуть, изничтожиться даже и имя, но индивидуальность остается. Как, в чем же она, каким образом? – Да в том, что они были, т.е. их уникальное пространство какое-то время находилось в мире. И еще одно – их Индивидудальность неуничтожима; так же как неуничтожима, скажем, Индивидуальность гоголевского Петрушки, гончаровских Обломова и Захара, так же как неуничтожима Индивидуальность царя Хаммурапи, запечатленная в его знаменитых «законах», так же как неуничтожима Индивидуальность Наташи Ростовой, Родиона Раскольникова и старухи процентщицы, Свидригайлова и Ставрогина, Дона Карлоса и комиссара Мегрэ. Просто литературным героям и их создателям повезло: у первых Индивидуальность произвели и запечатлели, как бы «запечатали» их создатели, у вторых – их Индивидуальность отпечаталась в их произведениях, в их творчестве, их искусстве, а у многих когда-то живших, живущих, бывших Индивидуальность не отпечаталась, не запечатлелась, не отразилась в чем-то объектном и потому не стала общезначимой. Это хорошо понимал Винцент Ван-Гог, который как-то заметил, что из многих этюдов с натуры может получиться «тип, выкристаллизовавшийся из многих индивидуальностей (выдел. Ван-Гогом). Это наивысшее достижение искусства, и тут оно иногда поднимается над натурой: так, например, в «Сеятеле» Милле больше души, чем в обыкновенном сеятеле на поле...»21. Само по себе бытие не агрессивно, не обладает ни отрицательным, ни положительным зарядом. И это очень хорошо подтверждает бытие животных, которое по смыслу своему и содержанию безотносительно, не направлено, индифферентно, безразлично, не исполнено ни добра, ни зла.

Однако бытие разрушительно по отношению к тому самому единственному, поскольку он – человек! после своего рождения – и это – является единственным и конкретным автором своего собственного бытия. Природа в лице родителей, так сказать, при помощи их порождает уникальность, неповторимость. Но далее этот индивид, обладающий своей единичностью, сам устраивает свое бытие, являясь его организатором, устроителем и творцом. И он сам выбирает, устраивает и творит свою собственную форму индивидуального бытия. Если его бытие не совпадает с его Индивидуальностью, если Личность его не находит, не обнаруживает, не узнает своей Индивидуальности в процессе протяжения времени, в

 

 

–  137  –

 

период когда «Я-пространство» его пребывает вот-здесь-и-сейчас в мире, бытие своим безразличием, своей индифферентностью разрушает, изничтожает вот эту Индивидуальность. Бытие во всяком случае невероятно стремится к этому, так как своей объективацией и перевернутой воплощенностью навязывает вот этому «Я-пространству» совершенно иное пребывание. Ведь ему – бытию – все равно, но ему важно состояться, важно быть.

Разрушающее воздействие бытия проявляется и в том случае, когда бытие человека не совпадает с его Личностью, когда в бытии человека больше объектных моментов и оно в силу этого не совпадает с субъективностью данного конкретного индивида. В таком случае человек личностно начинает пребывать в двух или нескольких временных пластах, у него обнаруживается две или несколько возможностей для развертки Себя во времени и Личность как Я-Время объективируется в раздробленные и порой даже отчужденные друг от друга ипостаси. В этом случае возможно видеть: (а) как течет жизненное бытие человека в проживании различной событийности, деяниях и (б) как существует в данном человеке иной временной пласт, расположенный параллельно его индивидуальности. В этом случае, получая свою автономию на бытие, Индивидуальность оказывается некоей областью человека, куда воплощается («помещается») бытие (со всеми событиями!) этого данного человека в единственной, уникальной, раз и навсегда избранной форме. Такое неудобное бытие человека приводит индивида чаще всего к болезням Рассудка, так как при исключительно здоровой Индивидуальности Разум может функционировать вполне успешно и выполнять поставленные перед ним Личностью задачи. Важно только, чтобы рассудок личностно не был раздроблен.

 

 



1 Маргвелашвили Г.Т. Сюжетное время и время экзистенции. Тбилиси. 1976. С. 6.

2 Там же. С. 7.

3 Там же. С. 10.

4 Там же. С. 14.

5 Там же. С. 17.

6 Там же. С. 18.

7 Там же. С. 19, 21.

8 Там же. С. 27–28.

9 См.: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. Μ., 1979. С. 24.

10 Там же. С. 30.

11 Тем же. С. 34–35.

12 Там же. С. 34.

13 Ведь «поражения от победы ты сам не должен отличать!» (Пастернак).

14 Бахтин М.М. Указ. соч. С. 47.

15 Там же. С. 48.

16 Там же. С. 50.

17  Там же. С. 61–62.

18 Там же. С. 87.

19 Веселовский С.Б. Ономастикон. М., 1974. С. 253.

20 Гегель Г.Ф. Энциклопедия философских наук. М., 1974. Т. I. С. 241.

21 Ван-Гог В. Письма. М.–Л., 1966. С. 140.